Колдунья

      Хотару искала его специально. Она прятала на груди под темной майкой амулет и пыталась найти Ятена. К сожалению, сила ведьмы не являлась помощником в таких вещах, позволяя в некотором роде ощущать только других ведьм, но Хотару всё же не оставляла попыток.       Ятен был на пляже. Он держался в шагах четырех от воды, сидел, согнув ноги в коленях, и задумчиво смотрел куда-то вдаль, на крошечный серп пугающе-белой Луны (что хорошего может нести им белый цвет, если святые символы причиняют боль? Хотару не переживала из-за этого, но теперь понимала тягу и к темного цвета вещам. От этого слова Мистресс про чистоту казались ещё более странными), на россыпь звезд, где она легко отличала множество созвездий. Воздух был звеняще-прекрасным для летней ночи. Несмотря на то, что недалеко отсюда сгорел дом Рей, совсем не пахло пепелищем.       Песок не шуршал. Хотару жалела, что ноги в тяжелых кроссовках, которые она надела, предчувствуя долгую дорогу, утопают во множестве песчинок, что так тихо. Она волновалась отчего-то, но всё равно шла к Ятену, потому что считала необходимым встречу с ним и разговор. В конце концов, от этого парня её же возраста зависит... её собственная судьба. Ничего более, но быть жертвой Хотару не хотела, раз уж Мистресс объявила ей какую-то особенную войну.       Он всё-таки услышал, когда она села рядом с ним, принимая такую же позу.       - Томоэ?       В темноте его зеленые глаза блестели. Хотару вдруг понадеялась на то, что её собственные глаза всё ещё фиолетовые и из-за ночи совсем немного жутковатые.       - Коу. Спасибо, что узнал.       - Что ты тут делаешь?       - Пришла на пляж, - лениво ответила Хотару. Ей было неудобно сидеть в той же позе, что и Ятен, поэтому она растянулась на песке. К её удивлению, Ятен поступил таким же образом. – Смотрю – ты сидишь. Зачем нам сидеть со своими проблемами по разные стороны пляжа? Лучше вдвоем.       Хотару опять стало жутко. Она не то чтобы чувствовала ненависть Ятена кожей, но прекрасно понимала, что он никогда её не любил (да и не знал особенно, чтобы проникаться глубокими чувствами), она – тоже, а расслабленные тела, не свернутые, демонстрирующие какую-то открытость души, подталкивали к откровениям. Вкупе к этому была ночь, и ещё много каких-то мелочных условий. Хотару толком не знала, чего хочет добиться от Ятена, не представляла, что делать сейчас.       - Какие у тебя могут быть проблемы? – даже как-то бессердечно поинтересовался Ятен.       - Я маму свою люблю, - ответила Хотару, - но её вот уже двенадцать лет как нет в живых. И всё, что мне есть от неё – горстка пепла на кладбище. Я её почти не помню.       - Тогда как можешь любить и страдать? – возможно, показалось, но Ятен усмехнулся. – Эти чувства доступны только к тому, кого хорошо знал. Ты не можешь скучать по человеку, которого не помнишь.       - Но она моя мама.       Эти спокойно сказанные слова, кажется, несколько осадили Ятена.       - Разве только это...       - Твоя мама тоже мертва?       - Будто бы не знаешь, - заново ожесточился Ятен, возвращаясь к, возможно, привычному себе, и Хотару поежилась: было глупо, она обязана была подумать о такой реакции. Может быть, она могущественная колдунья, рожденная под природной звездой, но психолог из неё никакой. – Весь город говорит, вечно! Сначала о том, как моя мама умерла от чего-то и её тело лежало внутри какой-то пентаграммы, потом о Сейе, который заразился СПИДом от девки одной своей и умер скоропостижно, несмотря на какие-то усилия врачей. А Тайки?..       - Я никогда не вслушивалась в то, что говорят остальные: обо мне тоже много говорят. Как он умер? Ятен быстро сел, обхватывая голову руками, и Хотару внимательно посмотрела на его спину. Возможно, это оказались какие-то чары, которые ей не удалось взять под контроль, но Ятен успокоился и лег на песок, подложив руки под голову. Ей померещилась какая-то заторможенность в его поведении, апатичность. Она?..       - Тайки любил морские прогулки на своей лодке, вечно с дружком своим – Умино этим тормознутым. Во время одной из таких на них напала акула, неясно откуда взявшаяся, перемолола их, как в мясорубке, и выплюнула. Лодку еще на берег вынесло, вместе с кусками тел вокруг, и нам с отцом потом пришлось опознавать все это: точно рука Тайки, а не Умино? Его нога?.. Знаешь, каково все это?!       - Нет, - призналась Хотару. – Я была маленькой, когда мама умерла. Я не была на её похоронах, не видела... всего, что там происходило. Я помню только, как стало пусто в доме, как горевал папа.       Ятен усмехнулся:       - Горевал. Мне было десять, когда умерла мама. Я помню её тело, какое-то мягкое, когда мы нашли его утром с папой. Я нашел. Будто бы внутри не было костей... и глаза у мамы были страшные: пустые, как две темные дыры.       Хотару это кое-что напомнило. Глаза Мистресс были такими же.       Она не могла понять, что побудило Ятена на такие откровения, если он рассказывал и щетинился, как какой-то зверь, не скрывая своей неприязни к ней. Единственным логичным предположением была только её собственная сила, и Хотару смутно представляла, как может, даже не желая этого, управлять людьми. Такая странная власть... и не нужно ни зелий, ни магических наговоров. Сейчас всё делает обыкновенный страх внутри неё перед тем, кого она считала едва ли не врагом раньше?       - Моя мама разбилась на машине, - как открыв себя, прошептала Хотару. Чары это или нет, если она пытается добиться какого-то расположения от Ятена, вызывая его на откровения, то и сама должна открываться. Наверное, иначе это не работает. Она не была искусна в таких вещах. – Что сейчас с твоим отцом?       - А это от остальных?       Хотару промолчала. Что тут сказать? Напомнить лишний раз о приступе бешенства у нормального человека – так Ятен вряд ли это оценит. Сказать, что услышала, значит дать противоречие собственным словам. Хотару до этого никогда не вела такие разговоры, не пыталась чего-то добиться от людей, и из-за всей этой новизны она едва не терялась. Конечно, было бы глупо совсем уж провалить всё. Не из-за Ятена. Из-за себя самой.       - Сложно сказать.       - Папа умирает, - в голосе Ятена прозвучала боль, единственная человеческая, живая эмоция, которую Хотару увидела в нем. До этого тем более не приходилось, ибо в те редкие моменты, когда они пересекались ещё детьми, Ятен вовсе не обращал на неё внимания. – Он задыхается, то и дело у него снова случаются такие... приступы. Я боюсь, что долго он не протянет.       Хотару ощутила острое желание перевернуться на бок и прижать колени к животу. Говорить в пахнущий солью песок, а не в небо. Ей было бы гораздо проще, если бы они лежали спинами друг к другу и что-то открывали, рассказывали. Говори она в песок, чувствовала бы себя менее незащищенной и более спокойной. А так... слишком откровенно и даже страшно. А ещё это был Ятен.       - Агрх! – практически зарычал Ятен, садясь и зарываясь пальцами в свои светлые волосы. – Это ведьмы виноваты в несчастьях моей семьи! Чертовы отродья!       - Ведьма, - поправила Хотару. – Только одна.       Ятен повернулся, удивленно посмотрев на неё сверху вниз. От его блестящих теперь как у пьяного глаз Хотару почувствовала себя совершенно открытой и поспешила принять ту же позу, что и он. Это сегодняшней ночью становилось каким-то правилом: куда она – туда и он, наоборот.       - Откуда ты знаешь?       Хотару вздохнула: что ж, говорить, так всю правду. Или хотя бы что-то. Куда уж тут играть на лжи? Наверное, она рассчитывала именно как-то рассказать Ятену о том, что творится, уберечь его от магии Мистресс, которая могла атаковать в спину в любой момент.       - Истории наших родов тесно переплетены, так уж вышло. А в моей семье традиция: знать всех предков после ведьминого колена и истории их жизней. Мне кажется, ведьма Кавендиш – известная тебе личность, хотя бы по слухам. Предки до неё, в принципе, тоже не забыты. Мы помним наш род.       - Тогда ты и сама ведьма, так? – холодно поинтересовался Ятен. – Или всё же нет?       - Пусть даже и ведьма, - в точной его манере ответила Хотару, задирая голову и то ли бросая, то ли принимая вызов на сражение взглядами: у кого страшнее, тверже, ледянее. – Потащишь на костер или посадишь на муравейник? Можешь устроить скандал на весь город и всем сообщить.       - Ты же меня убьешь, - усмехнулся Ятен. – Чик – и даже тела не найдут. Вырвешь сердце и сожрешь. Не забудь убить всех тех, кому я расскажу.       - Вырванные сердца – это китайская легенда, - констатировала Хотару, правда Ятен её уже не слушал: он, стремительно поднявшись с песка, шел туда, где пляж заканчивался, к своему дому.       Хотару посидела ещё минуту, любуясь маленькой Луной на небе, вычисляя созвездия и представляя, как далеко на самом деле все эти маленькие точки. Ей даже почудилось, что она, закрыв глаза, перенеслась в пространстве и побывала рядом с их горячим голубым светом. Кто знает, на что ещё способна её сила. Может, и на такие кульбиты.       Вставая, Хотару зарылась рукой в песок, ища опору, и тут же села вновь, рассматривая свои ладони, запачканные мелкими песчинками. Она сидела в полной тишине и думала о последних словах Ятена, задавая себе на них только один вопрос: «Как же я смогу убить всех тех, кому он расскажет?»       Это был первый раз, когда Хотару по-настоящему задумалась об убийстве.

***

      - Стой!       Казалось, что ноги до сих пор утопают в песке. Пляж кончился минут пять назад, и Хотару бежала, почему-то не ощущая прилива сил, как это было, когда она убегала от толпы свихнувшихся школьников. Её ноги словно прилипали к земле, точно её притягивало, и Хотару ничего не могла с этим сделать, но отчаянно старалась передвигать двумя конечностями, чтобы догнать Ятена до того, как он войдет в свой дом.       - Что ты хочешь, Томоэ? – без эмоций спросил Ятен, даже не повернувшись, но хотя бы прекратив шагать. Впрочем, он и до её преследования никуда не спешил, что казалось даже странным, исходя из рассказа об отце. А может и нет... каждый решает сам, как быть. Не исключено, что Ятену тяжело идти в такой дом.       - Возьми, - Хотару чуть не сорвала с собственной шеи амулет, и толстая черная нить впилась в кожу, не желая расставаться с ней. От этого ощущения внезапной боли Хотару вздрогнула, но всё же не остановилась, вместе с резким движением догнав Ятена и за плечо развернув его к себе. Похоже, он тоже был удивлен наличием такой силы у неё, внешне крайне хрупкой.       - Что это за висюлька? – брезгливо – он не скрывал этого – спросил Ятен.       - Амулет. Твоего отца уже не спасти, - отчего-то задыхаясь, принялась объяснять Хотару, - но твоя жизнь под угрозой. Этот амулет моя тетя сделала из моих собственных сил – они есть, их много. В нем достаточно энергии, чтобы ведьма Кавендиш не смогла наложить на тебя какое-то смертоносное заклятье или очарование. Мои силы конкурируют с её энергией. Амулет сможет защитить тебя, если ты будешь носить его при себе.       - Что ещё за ересь? – задал новый вопрос Ятен. – Томоэ, я ж не серьезно про ведьм-то, хоть ваша семейка и очень странная, особенно эти гулянки в лес твоей тетушки... и то, как она ошивается вокруг нашего дома!       Хотару сунула ему в руку амулет.       - Возьми. Пока он с тобой, ты...       - Я не умру, - передразнил Ятен. – Брось, Томоэ, не играй в сумасшедшую. И забери свою висюльку.       Швырнув амулет ей под ноги, Ятен сделал шаг к ней, оттолкнув, и втоптал защитное украшение в землю. Пошатнувшись, Хотару, как вмиг растеряв всю свою силу, едва не упала, но устояла, а затем посмотрела вслед спешно уходящему Ятену, выковыривая словно заевший амулет из земли и очищая его от грязи. Она сидела на корточках и сглатывала обиду, из-за чего-то чувствуя морозный свет тонкой Луны на своем затылке.       Поднявшись на ноги, Хотару задрала свою майку и развязала широкую черную ленту, которой обернула собственную талию. Осторожно сняв её, Хотару собрала спрятанные под ней пучки трав, специально оставленные ближе к телу, чтобы они успели впитать в себя немного её энергии, и поплелась к дому Ятена. Она благодарила темноту за то, что та почти полностью скрывала её силуэт, растирала травы и пыль от них рассыпала вокруг дома, формируя невидимый щит. Она шептала заученные до скрежета слова, проводя ладонями по земле, и ждала теплого слабого сияния, которое означало, что всё сделано правильно. Перед самым уходом Хотару оставила на ступеньке немного растертой между собственными ладонями травы, чтобы утром Ятен наступил на неё и всё же попал под власть её магических чар, неспособных на что-то... плохое?       Это было её первое в жизни настоящее магическое заклинание.