***
Честно говоря, домик, который любезно предоставил мне Марс, был не ахти. За чертой города, куда меня, во избежание истерики, пришлось вести с завязанными глазами, что мало помогало, а скорее мешало. Маленький, кособокий и всего две комнаты. Зато сад вокруг него чудесен. И ни одного паука в радиусе нескольких миль, сказка! Вернее, так я думал. Жестоко ошибся, надо сказать: уже через пару недель моего благоговейного уединения и панических мыслей в жанре «Как быть? Что делать? Я тут умру!», появился представитель столь ненавистного мне вида. — Эй, есть кто дома? Я от Марса, эй! Не ожидая ничего плохого, я выхожу на крыльцо, улыбаясь — обычно Марс посылает мне кое-какую снедь вместе с посыльными, и они всегда были людьми, я совершенно не ожидал от приятеля такой подставы, — и тут же, замерев на мгновение и едва сдержав рвотный позыв, рванул обратно. По коже прошлись ледяные мурашки, в висках застучало, и я с силой удержал себя в сознании. Не дай Бог это создание будет трогать меня своими отвратными липкими лапками! — Убирайся! — мой голос трудно назвать угрожающим, но я старался. Честно. — Чего? — такой печальный тон, словно я только что ужасно и неоправданно его обидел. — Чего так грубо? — стучит в дверь, и меня снова пробирают мурашки и возникает жгучее желание продезинфицировать поверхность двери. — Уходи! — на большее меня уже не хватает. Я почти не рассмотрел его, в память впали только яркие зеленые глаза и темные, идеально уложенные волосы. Ну и конечно, тошнотворные паучьи члены. — Меня прислал Марс, и я теперь тут живу, так что ты не имеешь права меня выгонять! И мне что, вот с этим вот теперь жить? — А ты вкусно пахнешь. Что он сказал? О боже. Только не это. Спасите меня!Марс или Венера?
25 сентября 2016 г. в 19:38
Арахнофобия. От 3,5 до 6,1% всего населения планеты боятся пауков и страдают арахнофобией. Даже фотография паука может вызвать у них повышенное сердцебиение, затрудненное дыхание, панику, истерику. Но на самом деле, бедные пауки имеют намного больше причин бояться и опасаться человека.
Я не хочу открывать глаза.
Совсем не хочу.
Тут тепло и приятно пахнет, какими-то травами. Словно травяным чаем и сухими листьями. Так пахло в доме моей бабушки: она была заядлой травницей и городских жителей люто презирала, предпочитая не покидать своей уединенной усадьбы.
Поэтому этот запах навевает мне приятные, успокаивающие воспоминания, и я уже почти верю, что все это было просто дурным сном.
Голову приятно дурманит туман, и я уже полностью уверен в нереальности происходящего.
— Проснулся? — веселый мужской голос раскаленным металлом вспарывает мое мягкое небытие.— Вот и славно! Давай, садись. Выпей. Слабенький ты какой-то… — он тараторит с невероятной скоростью, переходя с одной интонации на другую с завидной частотой и убедительностью.
Я неохотно открываю глаза, уже чувствуя тошноту и желание снова грохнуться в обморок, или, как минимум, сбежать. Но к моему облегчению это просто человек, невысокий щупловатый парень с взъерошенными русыми волосами, последний раз знакомыми с расческой явно не меньше недели назад, и яркими голубыми глазами, в уголках которых собрались светлые лучики смешливых морщинок.
— Ты кто? — тупо спрашиваю я, осознавая неоригинальность, но острую необходимость вопроса.
— Марс. — Он помогает мне сесть, сует в руки чашку с каким-то травяным настоем и не затыкается ни на минуту:
— Ты тут откуда? Как зовут? Ты в обморок грохнулся, знаешь? — деловито кидает на меня озабоченный взгляд, нервно перебираясь с места на место, со стула на кровать, с кровати в кресло, оттуда опять на стул. Нервный тик у него, что ли? — Я тебя сюда принес. Ну, не прямо я, — вставляет он, в ответ на мой ироничный взгляд.
— Я и Марсель. Я его позову, если хочешь познакомиться.
— А он… Ну… — мой голос нещадно хрипит, и я делаю быстрый судорожный глоток, обжигая горло, пока Марс терпеливо дожидается, когда я продолжу. — У него сколько ног? — я осознаю убогость вопроса слишком поздно и снова делаю поспешный глоток, чтобы скрыть неловкость. Вот идиот, надо же быть настолько социально неловким в такой ответственный момент!
— В каком смысле? — мой новый знакомый уже что-то деловито грызет, окидывая меня пытливым взглядом. — Ты интересуешься, не арахнид ли он? Ну так да, разумеется. Мы с ним пара уже три года, и знаешь, я…
Он трещит что-то об их совместной жизни, жалуясь на своего избранника и сетуя на свою мягкотелость, но я уже не слышу его. В голове шумит. Что за бред? Больше похоже на дурацкую шутку! Ну не может же этот странный парень всерьез утверждать, что они, люди, или по крайней мере человекоподобные существа — не знаю, что там у них под одеждой, вдруг щупальца — живут с этими… Тварями. О господи, дайте мне тазик!
Как представлю этого парнишку и отвратительное членистоногое, слившиеся в страстном поцелуе, мягкие губы и вцепившиеся в них челюсти…
Видимо Марс чутко прочел отвращение, написанное на моем лице, и быстро спросил:
— Ты что, попаданец? Прости уж, на местного ты никак не смахиваешь, — и не дав мне ответить, продолжает — У нас последний попаданец был лет семьдесят назад, — важно покивал, и затараторил дальше, — но там история получилась неприятная. Видишь ли, он как арахнидов увидел, так и побежал куда-то и со скалы упал. Вот. Тебе еще повезло. — Марс доверительно похлопал меня где-то в районе коленки. — Ты просто отключился.
У меня просто нет слов. Промычав что-то невразумительное, оглядываю комнату.
Ничего такого, больше похоже на комнату чудака из средневекового фэнтези. Плохого фэнтези.
Кровать у окна, занятая мной, на окне плотные шторы, а стены из гладкого дерева. Стол, заваленный свитками, какими-то странными колбочками и прочим хламом в таком духе. Дубовый шкаф с треснутым, пыльноватым зеркалом и уютное кресло.
— Да, я… — кашляю, отводя взгляд. — Не из этих мест. Если можно так сказать.
Парень серьезно кивает.
— Такое иногда случается, — легкомысленно пожимает плечами. — Ну, как иногда, раз в лет пятьдесят-сто.
— А где Марсель? — насущный вопрос местонахождения жуткого паукообразного не дает мне покоя.
— Да ушел. По делам.
— Видишь ли…не знаю, как получше выразиться, но…
— У тебя арахнофобия. — Марс совершенно спокойно взял у меня из рук чашку и сделал глоток.
У них что, и такой термин есть?
— И если ты задаешься вопросом, как я догадался, все очень просто. По мне не видно, но я, вообще-то, жутко умный, хотя для того, чтобы это понять, много мозгов не надо. Ты при виде арахнидов отключился, и стоит мне их в разговор вставить, так у тебя на лице такое отвращение, словно жирную гусеницу съел или кишащий вонючими червями тухлый кусок мяса. Ты аж позеленел, как я упомянул, что мой Марсель — паукообразное.
Тут не поспоришь, да.
— И что, у вас есть люди, страдающие от арахнофобии?
— Точно так. Немного, правда, всего процента три людского населения, но…
— И как они живут? — перебивать ужасно невежливо, я готов просто прибить
каждого, кто позволяет себе такое, ржавыми гвоздями, но иначе Марс не заткнется и будет говорить до второго Пришествия.
— Да нормально. Уединенно. Слушай, — оживился. — Раз ты бездомный и пауков боишься…