Паучья жизнь.

— От тебя табаком пахнет. Кури поменьше. Это вредно для здоровья. — Хорошо, брошу, когда умру. Чистая романтика. — Этот парень, — Шу, пребывающий в прекрасном расположении духа, жует бутерброд. — Какой? — мои ноги все еще ватные, а голова словно набита холодными желе. Шу посмотрел на меня красноречивым взглядом: «Не валяй дурака», и продолжил: — Если он меня увидит, то это вызовет вопросы. Как там его зовут? — Шуа, — быстро опускаю глаза от недовольного взгляда бывшего арахнида. — Дело в том, что я не желаю сидеть в квартире только оттого, что увидев меня, этот твой Шуа будет немножко шокирован.       Ревнующий Шу мне определенно не нравится, так что я быстро заверяю его, что это и не потребуется. — Может быть… Ну, не знаю… Сменить тебе имидж? Покрасить волосы, купить линзы или типо того. — Ну уж нет! Пусть он красится, если ему нужно, — парень фыркает, делая большой глоток чая, и недовольно хмурит лоб. — Тогда я просто договорюсь с ним о встрече, и попрошу оставить меня в покое. Вряд ли мы живем в одном районе и вы случайно столкнетесь.       Шу останавливает на мне пронзительный взгляд темных зеленых глаз. От них, кажется, ничего не скроешь. — Ты знаешь, что твое имя означает «сладкий картофель»? — хихикаю, смотря на его обиженно вытянувшееся лицо. Шу как ребенок, которого обвести вокруг пальца и сбить с мысли — проще простого, — это его китайское значение. А еще «добрый». В японском это «набор» или «коллекция».       Заинтересованный Шу кладет голову на мое плечо, чуть щекоча непослушными волосами мою щеку. — Мы никогда особенно не придавали значения именам, — доверительно сообщает он, кусая кончик большого пальца. Эту привычку я приметил недавно, лишь когда он прибыл на Землю. — А вот египетское значение самое интересное. «Пустой». «Бог воздуха, разделяющий небо и землю, сын солнечного бога Ра-Атума, супруг и брат богини влаги Тефнут. В загробном царстве один из судей над умершими. В мифе о возвращении из Нубии Тефнут, солнечного Ока, Шу вместе с Тотом, приняв облик павиана, пением и плясками вернул богиню в Египет, где после ее вступления в брак с Шу начался весенний расцвет природы». — Красиво… А у тебя нет книжки с египетскими мифами? — воздушный бог садится ровнее, допивая чай, — я почитаю, пока ты будешь разбираться со своим поклонником, — он насмешливо фыркает, словно бы ему нет до этого никакого дела.       Однако когда он провожает меня до двери, глаза у него темные и обеспокоенные. Как будто Шуа меня съест. В дальнейшем, идея идти в гости к Шуа оказалась провальной и крайне неудачной. Но тогда казалась вполне логичной и осмысленной.

***

      Добыв адрес по смс, я отправился в путь. Как и предполагалось, райончик, в котором жил Шуа, являлся вполне престижным. Найти дом оказалось несложно, а вот попасть туда — сложнее. Только после того как консьерж позвонил Шуа, и удостоверился, что он действительно меня ждет, меня все же пропустили. — Ой, а я тебя и не ждал… — невинно заявил Шуа, красуясь передо мной голый по пояс. — Вообще-то я тебе написал! И консьерж только что… — я не успеваю справедливо возмутиться, как меня за шкирку втаскивают внутрь. С моим незавидным ростом и комплекцией это сделать несложно.       Оглядываюсь в зеркало. Огромное старинное зеркало, висящее в коридоре.       Отражающееся в нем — не утешительно. Плечистый красавец Шуа, с длинными красивыми пальцами и изящными запястьями, ногами модели и телосложением пляжного спасателя как-то совсем не гармонирует с бледным хрупким нескладным подростком, с большими серыми глазами, взгляд которых почти обреченный и разочарованный. Нет в них тепла Шу, или обаятельности Шуа.       В квартире пахнет сигарами. Легкий запах алкоголя растворился в воздухе и чуть щекочет ноздри. Тут пусто. Пустой коридор, лишь несколько пар обуви. Кухня блестит от чистоты, но… Нигде нет никаких безделушек, указывающих на увлечения хозяина, никаких мелочей. Кухонные принадлежности, сверкающие и безликие. Словно это номер отеля, а не жилье раскованного парня. — Так что? — красавчик опирается о холодильник, и довольно улыбается, считая, что я пришел падать в ноги и признаваться в нежных чувствах. Улыбка стекает с его лица, когда я неловко сообщаю, что прошу его оставить меня в покое, так как его подкаты крайне не нравится моему парню. Шуа кривит губы, усмехаясь: — Не ложи мне вермишель на макушку.       Мне приходится отступить к стене, и я медленно понимаю, что это, в общем-то, изначально было тупой идеей. Ощущаю спиной холод обнаженной стены, по последней моде просто выкрашенной темной краской.       Шуа упирается ладонью в стену, совсем рядом с моим лицом, и склоняет голову набок. Мягкие губы — точно такие целовали меня совсем недавно — словно изгибаются в насмешке. — Оставь одежду, всяк сюда входящий, — ухмыляется Шуа, притягивая к себе за воротничок моей футболки, и снова пытаясь поцеловать. Однако я успеваю его остановить, прижав ладонь к его губам. Мягким, нежным….губам не Шу. — Я серьезно! — почему мои слова никто толком не воспринимает всерьез? Хотя моя мама права. Я не умею говорить нет. Это всегда звучит как: «Не-е-е-е …ну ладно, давай». — Так и я тоже, — парень касается губами моей кожи, и ухмыляется, обжигая горячим дыханием, отчего по коже проходит ледяная волна алмазных мурашек, — нет у тебя никакого парня. Иначе бы ты не смотрел на меня такими глазами тогда, в магазине… Или я не прав?       Конечно, я ведь думал… Что он Шу! Он ведь выглядел точь-в-точь. — Это не так! Ничего не значит! — оттолкнуть Шуа — все равно, что толкать гору, вызывает у него лишь смешки. — Да брось, — я чувствую прикосновение его губ к своему уху, — оставайся, тебе понравится…       Но…почему? Почему его привлек кто-то…вроде меня? Я ничем особенно не отличаюсь. Обыкновенный. С Шу все более-менее ясно, он… Мой соулмейт? Часть моей души? Предназначен мне судьбой? Не знаю, но он знает меня давно, а Шуа видит едва не в третий раз. Почему он так хочет этого? От меня, не слишком-то выдающегося во всех смыслах парня? — Оставайся. Мы проведем чудесную ночь… — его ладонь опускается на мой пах.       Шу.       Он особенный… Я понял это, как только увидел. В его серых глазах как будто бы видно отсвет неба, когда он задумчив. Он всегда… Словно не здесь. Хрупкий и чувственный, словно все время прятался от всего мира сам в себе. Что в его голове?       О чем он думал? Я не знал.       Но так хотелось раскрыть его, чтобы он был со мной рядом.       Завариваю кофе. Он куда лучше, чем в моем мире. Пахнет чудесно. Он часто пьет кофе по ночам. И молчит.       Он не слишком много говорит, и оттого еще более загадочен.       Никогда не принимает ванну. Только долгий душ.       Ему нравятся вкусно пахнущие крема и масла, поэтому вдыхать его запах — особенное наслаждение.       Он всегда немного неуклюж и нескладен, и словно бы виновато смущен, но от этого его хочется защитить еще больше.       Он всегда играет с едой, прежде чем съесть ее.       Он шевелит губами, когда читает, и часто кусает губы.       Он любит острую еду, и часто пересаливает блюдо, когда готовит.       Он не носит носки, и часто спотыкается.       Когда не может подобрать слов от возмущения, забавно надувает губы, хоть и сам того не замечает.       У него часто глаза на мокром месте, он так чувствителен ко многому.       Когда он смеется, то прикрывает ладонью рот, и смешливо щурит глаза, отчего в уголках век собираются добрые морщинки.       Он часто улыбается, и не умеет злиться.       Ему нравится дым и старые книги.       Он любит долго лежать в постели и ночной воздух.       Он любит, когда касаются его волос.       Он любит долгие объятья и нежные поцелуи.       Он любит просторные теплые толстовки.       Он, Он, Он.       Он — моя жизнь.