Паучья жизнь.

— Чувство вины — это все равно что мешок тяжелых кирпичей, да сбрось-ка их с плеч их долой… А для кого ты таскаешь все эти кирпичи? Для Бога? В самом деле, для Бога? Так позволь открыть тебе маленький секрет про нашего Бога. Ему нравиться наблюдать, он большой проказник: он дает человеку инстинкт, дарит этот экстраординарный подарок, а потом, ради развлечения для своего ролика космических трюков, устанавливает противоположные правила игры. Это самый жестокий розыгрыш за все минувшие века: смотри — но не смей трогать, трогай — но не пробуй на вкус, пробуй — но не смей глотать… И пока ты прыгаешь с одной ноги на другую, что делает он? — хохочет, так что его мерзкая задница вот-вот лопнет от натуги, и он — закомплексованный ханжа и садист, он просто рэкетир, и поклоняться такому Богу — никогда. — Лучше царствовать в Аду, чем служить на небесах? — А почему нет? Здесь, на земле, я погружен в ее заботы с сотворения Мира, я приветствовал каждую новинку, которую мечтал заполучить человек, я помогал ему во всем и никогда не осуждал. Более того, я никогда не отвергал его, несмотря на все его недостатки; я фанатично влюблен в человека; я гуманист, быть может, последний на Земле. Кто станет отрицать, если только он не выжил из ума, что двадцатый век был исключительно моим веком! Ведь этот век, Кевин, от альфы до омеги, мой; я достиг апогея силы; теперь мой звездный час, наш звездный час… Адвокат дьявола.       — Оставайся. Мы проведем чудесную ночь… — его ладонь опускается на мой пах.       Чувствую, как мои щеки заливает густая краска. Румянец смотрится крайне контрастно с бледной кожей, и Шуа чуть улыбается. — Оставь меня в покое! — умудряюсь вывернуться из-под его руки. Запах его обнаженной, оливковой от загара кожи щекочет нос. Пряный, острый, горький. — Я пришел просто попросить не приходить больше. Между нами…ничего быть не может.       Не могу отделаться от мысли, что это звучит как сцена из дешевой мелодрамы, но улыбка Шуа, насмешливая и уверенная, совсем не вписывается в нее. — Ты сам ко мне вернешься. Когда Шу все тебе расскажет, — парень опирается о стену, и с наслаждением смотрит на то, как вытягивается мое лицо.       В груди становится неприятно холодно, словно мою грудную клетку грубо вскрыли и набили сухим льдом, позабыв зашить обратно. — Что ты сказал? — голос хрипит, как будто горло набито песком. — Спроси у него. И…когда вернешься ко мне… Прихвати вина, ладно? Или лучше шампанского? Или это слишком дешево? Я люблю клубнику и острые кукурузные палочки. Ну знаешь, такие, на которых нарисован маленький дьяволенок, — Шуа обнимает меня за плечи, плавно подталкивая к выходу, и не переставая говорить. Я даже не успеваю вставить и одного слова. — Рад был встретиться! — передо мной дверной проем входной двери, так что я останавливаюсь, как вкопанный. — Что ты имел ввиду? — оборачиваюсь к Шуа. Откуда он может знать про Шу?       Он улыбается той самой загадочной и раздражающей улыбкой, которая напомнила мне улыбку Марса. «Я знаю кое-что, чего не знаешь ты». — Наверное, Шу не раскрыл тебе наш маленький семейный секрет? — парень вскидывает брови, и запускает пальцы в мягкие густые волосы. — Семейный? — кусаю нижнюю губу, неуверенно переступив с ноги на ногу. Что он имеет ввиду? Беспокойство за Шу неприятно скребет в горле. Во что он впутался, вообще? — Неужели ты думал, что мы вот с ним вот так вот просто похожи? — парень насмешливо хихикает, не отводя пристального взгляда, — правда я не думал, что мой любимый братик все же присоединится ко мне на Земле… Чудесный мир для таких как мы. Наше природное паучье притяжение не имеет здесь конкуренции, так что… — Ты врешь! — мое возмущение не знает границ. Конечно, все что он говорит… Звучит как правда. Но нет, нет, нет! Не может же он… Шу не стал бы мне вот так врать. — Зачем мне врать? — Шуа вскидывает брови, — или Шу тебе не сказал? Ты же один из попаданцев, правда? Так это и происходит, — он вновь приближается ко мне, — такие как ты попадают в наш мир, когда арахниды посещают ваш. Ты вернулся лишь потому, что один из нас вернулся домой. А вместо Шу…кто-то попал к нам, — он хихикает, словно это невероятно смешная шутка. — Этого не может быть… — раздражение уступает место растерянности. Мне не хочется верить ему, но все, что он говорит… чисто теоретически может быть правдой. — Почему? — искренне удивляется виновник моего смятения. — Марс! Он же сказал… — Милый Марс, — Шуа чуть вздыхает, — так и не оправился от нашего расставания… Брось, малыш, — он смеется тихим, бархатистым, властным смехом, которого я никогда не слышал от Шу, и с легкой издевкой треплет мои волосы, словно подчеркивая свое превосходство, ту пропасть, что разделяет нас, — большего выдумщика, чем Марс, не сыскать. «Ложь всегда звучит намного убедительнее, чем правда.» Ему просто хотелось немного повыпендриваться.       Голова идет кругом. Не может же быть… Что они все обвели меня вокруг пальца. Что весь тот мир, который я строил, оказался карточным домиком и распался на пустые картонные карточки, окрасившиеся в черный лживый цвет.       Это нечестно. Это жизнь? Это неправда. Это правда? — Обидно, правда? — его губы снова касаются моего уха, — оказаться в дураках. Когда обманывают, лгут тебе прямо в лицо. Шу оказался фальшивее, чем ты думал?       Молчу, упрямо сжимая губы. — Быть близнецами сложно…особенно если у вас один соулмейт на двоих. Тут уж как говориться…кто успел, того и тапки, — Шуа кисло улыбается, — с детства Шу доставалось все, что он хотел. Даже если это принадлежало мне. А я всегда отдавал ему все. Но все! Баста! Я не буду больше отдавать ему все. К тому же… Ты вполне можешь решить сам, правда? Нужна ли тебе эта фальшивая ложь и фальшивая любовь? — ОНА НЕ ФАЛЬШИВАЯ!       Я никогда не кричу. По крайней мере, стараюсь. Мне это не нравится. Но сейчас я ощутил удовольствие, от того как звенел от гнева и обиды мой голос, как он отражался от ледяных стен и зависал в воздухе.       Пауза. Тяжелая, прерываемая лишь нашим быстрым дыханием и далеким шумом улицы. — Не кричи, — его голос снова становится обманно-мягким, бархатистым и нежным, — Я просто не хочу, чтобы ты путался в паутинке лжи, как маленькая мушка, — его пальцы касаются моего подбородка, приподнимая голову, заставляя посмотреть в глаза, — мы с Шу пообещали не мешать тебе жить, раз ты один, а нас двое. Но он нарушил уговор… Как это называется? Еще и за моей спиной!       Я быстро разворачиваюсь, выбегая из квартиры. Мне становится душно и тошно. Мысли путаются, сплетаясь друг с другом, словно непослушные наушники. — Я люблю тебя!       В чем же ложь? Кто из них соврал? О чем говорил Шуа? И почему меня так волнует его близость? Это несправедливо, нечестно, неправильно!       Я доверял Шу и доверяю теперь, но если…все это… Все то, что было между нами. Что если все это лишь ложь? Просто реалистичная декорация, на обороте которой картонка и разметка?       Ноги становятся деревянными, когда я поднимаюсь по лестнице домой. Все это настолько неправдоподобно и высосано из пальца…что похоже на правду.       Разве это не так? Разве вся наша реальность не похожа на глупую шутку, неправдоподобный розыгрыш, разбавляемый роялями в кустах и неожиданными поворотами, которые, как кажется, Бог или Супермен решили добавить в последнюю секунду, от нечего делать?       Ровно тридцать три ступеньки. До знакомой квартиры.       Мне нужны объятья Шу. Его тепло, его голос. Плевать. Пусть он будет лгать снова и снова, но он нужен мне.       Любовь — есть величайшая ложь.       Правда или нет? Я не знаю. Но мне хочется, хочется, хочется чтобы это было правдой. Чтобы Шу был настоящим. Я не хочу любить его фальшивое лицо. То, что он придумал. Не хочу любить его ложь.       Я люблю его всего, пусть он и выдуман самим собой.       Его улыбку, всегда словно немного удивленную. Нежные гибкие длинные пальцы, которые всегда так приятно-заботливы. Тепло его бархатной кожи и запах волос. Его взгляд, теплеющий, когда он смотрит на меня. Как он прекрасен, когда задыхается от смеха, или когда его глаза блестят от слез.       Это было бы невыносимо, если бы я любил фальшь.       Тихо вхожу в квартиру, погруженную в тишину. Голова ноет. Хорошо бы принять холодный душ. После того, как объяснюсь с Шу.       Тишина в квартире должна была меня насторожить. Шу не умеет быть тихим. Вокруг него всегда громкий восторженный шум, он оживляет все вокруг себя.       Если бы я подумал об этом, то, возможно, окликнул бы его. И все сложилось бы по-другому.       Но я был так погружен в свои мысли, что даже не придал этому значения…       Задумавшись, вошел в кухню. И застыл, чувствуя, как сердце медленно проваливается в пятки. В груди больно и неприятно кольнуло, когда я увидел как Шу целуется с моей сестрой.