Держаться за тебя

      На Сугу все чаще и чаще накатывали приступы необъяснимой тревоги, поэтому он старался чаще находиться в движении и чем-то заниматься. Эмо-мод — роскошь, доступная лишь Бокуто Котаро. У него нет целой кучи «детей», за которыми нужно следить. Суга и так чувствовал себя виноватым за то, что как-то раз в расстройстве чувств не пришел на тренировку, и в этот же день Хината набил Кагеяме здоровую шишку. Даром что Дайчи потом успокаивал Коуши и говорил, мол, они просто игрались…       (так же, как Дайчи игрался с сердцем Суги?)       Суга только вошел в комнату, в которой можно было расположить спальные мешки, а Хината уже успел оббегать все коридоры с криками, что из трех душей работает только один, но зато в нем есть горячая вода. Коуши устало улыбнулся, а другие вообще никак на рыжий ураган не отреагировали — старая добрая классика.       — Еще есть свободные места? — Асахи, почесывая голову, заглянул в комнату. Суга как раз вытаскивал спальный мешок.       — Конечно! — Суга указал на место рядом с собой, и тогда Асахи замялся. Даже покраснел.       — Вы… — он опасливо оглянулся по сторонам — слышит ли кто? — и с непонятным волнением выпалил: — Вы с Дайчи… поссорились?..       Связующий непонимающе поднял брови.       — Просто… я думал, рядом с тобой место Дайчи… — Асахи уже не знал, куда деваться. И Суга теперь тоже не знал.       — А, ты об этом, — он невероятно заинтересованно начал пялиться на молнию спального мешка и дергать туда-сюда бегунок. — Тогда тут и вправду занято. Может, у окна?..       Асахи закивал и пошел устраиваться между Танакой и Нишиноей, в то время как Суга, тихо вздохнув, положил рюкзак рядом со спальником и поднялся на ноги. Он достал из внешнего кармана сумки два коробка со спичками, переложил их в карман спортивной кофты и вышел из комнаты.

***

      Философия Суги — держать под контролем свое сознание, свое тело, песню внутри него. И если в любви все средства хороши, то в подчинении себя же — тем более. В борьбе разума и сердца голова всегда обречена на проигрыш, и Суга чувствовал себя несчастным, глубоко несчастным.       Он прислонился к кирпичной стене за тренировочным лагерем и попытался найти слова для выражения того, что он сейчас испытывал. И нашел: сегодня он думал о Дайчи чуть больше обычного (хотя, казалось бы, куда уж больше), а потому казалось, что в него влили целый баллон горного воздуха. Больно и дышать трудно: он ведь привык к городским выхлопным газам и не понимал, какое это счастье — дышать чистым кислородом, дышать Дайчи.       Суга чиркнул спичкой по коробку и поднес огонь к глазам: достаточно близко, чтобы чувствовать его жар, но и на расстоянии, чтобы не спалить брови (кто знает, может, его брови хоть капельку нравятся Дайчи?). Он потушил спичку только тогда, когда пламя подобралось к пальцам. Ни секундой раньше, ни позже. После этого он вытащил следующую спичку и, зажмурившись, сделал глубокий вдох — пламя дернулось к его губам вслед за потоком втягиваемого воздуха. Тепло, но еще не горячо. Суга открыл рот и сделал еще один вдох: разгоряченный воздух иголками исколол его нижнюю губу. И Коуши как по голове волейбольным мячом стукнуло; он замер, размышляя, почему по всем критериям это должно совпадать с поцелуями Савамуры, и болезненно дернулся, когда огонь обжег его пальцы.       Суга в панике затушил спичку и бросил коробок в траву.       «Борись с этим! Возьми боль, сожги ее…»       То есть сжигать боль — это вышибать клин клином? Суге не хватит пальцев. Он помахал обоженной рукой в воздухе, будто это могло облегчить боль, и тихо выругался. Почему-то вспомнилось, как Дайчи обжег язык слишком горячим кофе и выплюнул его прямо на асфальт. После этого он не чувствовал вкуса печенья, которым Сугавара угощал команду, но все равно говорил, что вкуснее печенья он не ел в жизни. Тсукишима тогда еще показательно закатил глаза, а Ямагучи хихикнул в кулак.       Суга сунул покрасневший палец в рот и укусил себя за подушечку пальца, а затем поднял с земли спичечный коробок и подавил в себе желание швырнуть его далеко-далеко. Но это спички, как никак. Могут вызвать пожар, убить животных и людей, а Суга любил и тех, и других.       (но от гуманистических начал не было так больно, как от одной лишь дурацкой песни и одного конкретного человека)       Зазвонил телефон — наверно, Суга поставил на мелодию вызова песню Глории Гейнор, чтобы быть уверенным в том, что он выживет — и Коуши почувствовал укол совести. Опять его потеряли, да и Танака просил расселить Хинату и Кагеяму по разным комнатам. Может, ночью они и держатся за руки под одеялами, но при свете дня…       — Уже иду.