Мой Мир

Осень набирала обороты — дни становились короче и серее, листья пожелтели, а потом облетели, зарядили дожди. А Ване казалось, что солнце светит с неба круглые сутки и что мир — невероятно прекрасное место. Мир. Любимым предметом неожиданно стала география. — Тихий океан — самый большой океан в мире, его площадь… В мире. Мир. «Мир» — рисовал Ваня на полях тетради — по-русски, латиницей, по-английски — то Peace, то World — он никак не мог решить, что Миру подходит больше. Заодно он выучил слово «мир» еще на нескольких языках, включая латинский и японский. Рисовать иероглифами имя Мира было особенно прикольно. Он звонил Миру по двадцать раз на дню — но никогда раньше двенадцати. Мир, как в конце концов выучил Ваня, работал диджеем, соответственно, у него не было рабочих дней — только рабочие ночи. Род деятельности Мира тоже радовал. — Ты музыкант, прямо как я! — восхищенно заявил Ваня, когда узнал. Он настрочил несколько новых песен. Он больше любил сочинять на английском — хотя бы потому, что там не было этого дурацкого разделения на мужской-женский род, и можно было смело писать про Мира и не стрематься. Но, конечно, понятно было, что надо писать и по-русски, все-таки публика русская. Так что Ваня писал, но даже когда использовал женский род, все равно думал про Мира. Хотя как-то группа, вернее, Ванин в некотором роде лучший друг, фронтмен Стасик, отчаянно косивший под Брайана Молко, хотя и был он натурален как йогурт, нашел оригинал Ваниных стихов, еще не переделанный под общепринятый мальчико-девочковый стандарт. И одобрил. — Нормально, — заявил он. — Как раз срубим интерес. Девки любят гомиков. Обпищатся. Ваню это коробило, конечно, но, с другой стороны, что со Стаса взять? Да и с его фанаток, если уж на то пошло. Как раз после этих слов Ваня и подумал, что надо бы, наверное, как-то известить группу насчет своей нестандартной ориентации. Раз уж Стасик так хочет девичий интерес, думал Ваня, то вот как раз дополнительный повод. Но он абсолютно не представлял, как это сделать — правда же, не вваливаться же в гараж со словами «Ребята, вы знаете, а я гей!» Могут не так понять… Так ничего и не придумав, Ваня решил пригласить Мира на их концерт. Почему-то ему казалось, что если парни увидят и одобрят Мира, то дальше все пойдет просто. А может, они и сами все поймут. — А конфликта не возникнет? — мягко поинтересовался Мир, когда Ваня озвучил свое приглашение. — Нет, — твердо сказал Ваня. Мир больше ничего не спросил, только посмотрел ласково и улыбнулся. За прошедшее с момента их знакомства время Ваня уже понял, что Мир вообще не очень разговорчив, а когда говорит, то больше о разных конкретных вещах — когда они увидятся, куда пойдут, что будут делать, что Ваня хочет на ужин… Чем дальше, тем чаще они встречались, пока Ваня не обнаружил, что таскается к Миру едва ли не каждый день. Это было, конечно, не очень удобно. В конце концов, у Вани была школа — дебильная вторая смена! — группа и метро Беляево, от которого черт знает сколько ехать до центра. Ну не мог он мотаться на Пушкинскую каждый день. И просить Мира приезжать тоже не мог — куда, если задуматься? Ванина мама-фрилансер почти все время сидела дома. А больше Ване встречаться со своим парнем было негде. — Я приеду, — сказал Мир, когда Ваня третий день подряд не смог к нему поехать — позавчера их задержали в школе на классный час, а потом сам Мир не мог, вчера была репетиция и сегодня должна была быть она же, потому что на следующий день дурацкий Стасик сваливал с родителями в Прагу на четыре дня, а им надо было репетировать перед концертом — и позвонил сообщить об этом Миру. — Приедешь? — переспросил Ваня, не веря ушам. — Ага, — весело ответил Мир. — Я соскучился. Просто посидим где-нибудь. И приехал. И они сидели — в «Шоколаднице», на диванчике, и Мир держал его за руку, и Ваня не вырывался, хотя его и могли тут увидеть знакомые. Но Ване было наплевать. Мир приехал сам! Почему-то до этого мгновения Ваня считал, что Мир просто снисходит до него, просто позволяет ему вертеться вокруг…, но поступок Мира наводил на мысль, что и ему тоже Ваня нужен и интересен. Правда, ужасно не хватало возможности как-нибудь Мира потискать… ну, и так далее, но Ваня решил, что можно и потерпеть. В конце концов, не все же трахаться. Хотя, наверное, если бы была такая возможность, Ваня бы вообще больше ничем не занимался. Мир был в этом вопросе просто сокровище. То есть, сравнивать Ване, конечно, было не с чем, но он слышал разговоры окружающих его парней — про «не дает», про разнообразные способы, как все-таки сделать так, чтобы дала, и ему постоянно хотелось рассказать, насколько ему повезло. Мир не зажимался, не отказывал, не искал повода отменить встречу или отмазаться от секса — никогда. Кажется, он любил это дело ничуть не меньше, чем Ваня. А ведь он-то, если задуматься, в отличие от Вани, не подросток, во-первых, во-вторых, ему же хуже приходится — в их отношениях-то Мир снизу. Однажды Ваня спросил: — Слушай, а ты… ну, тебе не бывает больно? Вопрос имел под собой серьезные основания — в этот день не было репетиций и, что еще лучше, всю школу отпустили со второго урока, потому что прорвало трубу с горячей водой где-то в подвале. Ваня немедленно позвонил Миру и, получив одобрение, примчался на Тверскую. Так что ближе к вечеру, когда им надо было расставаться — Миру на работу, а Ване — домой, они трахнулись по-взрослому три раза. — Бывает иногда, — ответил Мир. Он лежал рядом с Ваней на животе, голый, гибкий, смуглый, похожий на кота — именно на кота, а не котенка. Ваня не выдержал — протянул руку, провел по Мировой спине до ягодиц, до той самой татуировки над копчиком — к тому моменту Ваня уже давно знал, что это маленькая разноцветная бабочка. Тот потянулся за рукой и замурчал — ну, точно кот. — А что делать? — спросил Ваня. — Ничего, — легко пожал плечами Мир. — Свечи от геморроя — наш лучший друг. И рассмеялся изумленному Ваниному лицу. — А у тебя другие предложения есть? — Нууу… — протянул Ваня. — Мы могли бы меняться… Мир перевернулся на бок и посмотрел на него с новым интересом в глазах. — Ты хочешь попробовать? — Ну, — снова сказал Ваня, который изрядно в этот момент струхнул. — Все же надо… испробовать. Мир тихонько рассмеялся и перекатился на спину. — Иди сюда. Ваня немедленно подполз к нему ближе — они оказались нос к носу. — Давай мы сделаем это, когда ты захочешь, а не когда решишь все попробовать, а? — серьезно спросил Мир, глядя ему в глаза. Ваня не удержал облегченного вздоха. — А если тебе совсем больно будет, что никак? — Ну, — Мир кокетливо улыбнулся. — Найдем способ. — Например? — Например… — Мир вдруг перевернулся, опрокидывая Ваню на спину, и улегся сверху. — Например, вот такой… И он как змея сполз вниз — Ваня охнул, а потом застонал, потому что Мир накрыл его член своим ртом. В первый раз, если не считать того случая, когда он надевал резинку. Но тут было не просто — взял и выпустил. Миров язык скользил по Ваниному члену — то вверх-вниз, то по спирали, он то вбирал глубоко в рот, то почти выпускал, облизывая головку. Ваня, задыхаясь, приподнялся на локтях, чтобы видеть Мирово лицо — тот смотрел на Ваню снизу вверх, и его глаза были совсем черными, что даже зрачка не было видно. Вот он выпустил Ванин член из рта, приласкал кончиком языка головку…, а потом снова забрал в рот, глубоко, до конца — в горло. Ваня застонал, запрокидывая голову. Мир рассмеялся — Ваню пронзило новым ощущением, передавшейся вибрацией, и он кончил, не успев вытащить член. — Ох… прости… Мир облизнулся. Язык у него был белым, и Ваня ощутил одновременно тошноту и возбуждение, хотя казалось бы — куда еще? — За что тебя опять прощать? — Ну, я… — начал Ваня, но Мир рассмеялся и накрыл ему рот рукой. — Это классно. Тебе понравится, когда попробуешь. Ваня и не сомневался — пробовать он собирался с Миром, а разве могло что-то в Мире или в Мировых действиях ему не понравиться? Чем дольше они встречались, тем тяжелее было расставаться — что Ваню очень удивляло, он-то думал, должно быть наоборот. Особенно тяжко ему было уходить от Мира, когда тому не надо было вечером на работу, и он оставался дома, а Ване надо было тащиться к себе домой, потому что мама же! Мир ничего ему не высказывал, ни о чем не спрашивал, но каждый раз, уходя, Ваня думал, что он видит в Мировых глазах то же сожаление, что чувствует сам. Как классно было бы никуда не уходить! Остаться… даже не трахаться, хотя и это можно, просто поваляться, слопать чего-нибудь вкусного, посмотреть телек… хотя у Мира нет телека, но можно же и на ноуте киношку какую-нибудь запырить. А потом лечь спать вместе, и вот перед сном-то уж точно трахнуться, а потом заснуть, а потом проснуться утром. Тоже — вместе. Наверное, думал Ваня, если бы он просыпался каждое утро рядом с Миром, он бы ничего тогда не имел против второй смены. Но отпрашиваться на ночь было немыслимо. Мама и так давала ему, как она выражалась, увольнительный на ночь концерта. Уговор есть уговор — так мама говорила всегда. Мама не вмешивалась в его жизнь, не мешала ему играть с группой, не спрашивала, с кем он встречается, даже дневник не проверяла, а он взамен должен был сделать так, чтобы в школе не было проблем, чтобы насчет него не звонили из полицейского участка, а также больницы, и возвращаться домой не позже одиннадцати. Ему дозволялось две «дозы» — опять же, мамино выражение, под которым подразумевалась емкость в ноль тридцать три литра в неделю, защищенный секс и никогда никаких наркотиков. Непременным условиям соглашения было также и то, что он не должен просить о дополнительных поблажках. — Почему? — спросил Ваня. — Потому что, — ответила мама, — я же соглашусь. А это сведет на нет весь смысл уговора. Ваня бы с удовольствием рассказал все это Миру, объяснил свое поведение, но какой взрослый парень мало того что живет с мамой, да еще и на каких-то там условиях? Концерт начинался в восемь, на саундчек надо было приехать к семи. Ваня спросил Мира, хочет ли тот на саундчек, или он приедет непосредственно к началу концерта — и Ваня, конечно же, встретит его у метро, — но Мир согласился на саундчек. Так что Ваня сказал парням, что поедет в клуб отдельно. Ну, правда, не знакомить же их с Миром в метро. Волновался он страшно. Так волновался, что едва не купил по привычке цветы — он теперь всегда таскался к Миру с цветами, — но потом все же сообразил, что это будет странно, если Мир в клуб с букетом придет. Они встретились в метро на станции — это был первый раз, когда Ваня вообще видел Мира в метро. Тот смотрелся ошеломляюще неуместно, настолько неуместно, что Ване стало за него страшновато. На нем были белые в обтяжку джинсы — и это поздней осенью! — и кожаная куртка, которая была розовая. Не барби-розовая, конечно, приятного цвета, но розовая! И белая кепка — не как бейсболка, а мягкая такая кепка из ткани. Наверное, мелькнуло у Вани в голове, надо было попросить его одеться попроще…, а с другой стороны, это же Мир. Почему он должен быть проще? Чтобы другим легче стало? Так это их проблемы. Ваня шагнул к нему в тот момент, когда Мир ступил из поезда на платформу, и какой-то парень, выходящий следом за ним и явно собиравшийся — Ваня был готов в этом поклясться — толкнуть Мира плечом, резко сменил направление. Ваня даже плечи как-то прям расправил. В конце концов, он уже был ростом почти метр девяносто, а мама говорила, что он еще вырастет. Мир, абсолютно ничего не заметивший, широко заулыбался при виде Вани. — Привет. Ужасно людно. — Привет, — ответил Ваня, тоже улыбаясь и пропуская Мира вперед — ему очень хотелось прикрыть Мира, спиной, руками, создать вокруг него защитную стену из себя. — Это потому что час пик. Ты, наверное, обычно в это время в метро не ездишь. — Не езжу, — подтвердил Мир. — Куда теперь? — Направо. Они вышли из метро, и Ваня повел Мира в сторону клуба. Место тут, конечно, было так себе, и идти надо было задворками, к тому же далеко. А Мир так легко одет… Ваня с раскаянием подумал, что надо было просто дать Миру адрес, чтобы тот поехал на такси. — Тут далеко идти, — сказал он. Мир глянул на него с улыбкой. — Не страшно. — Ты, наверное, вообще чаще на машине ездишь, чем в метро… — Почему? — удивился Мир. — Нет, я не очень люблю машины, особенно в Москве. Я чаще пешком хожу. Было уже темно — ну, или, во всяком случае, должно было быть темно, все-таки тут не совсем край света был, фонари горели, — в общем, Ваня решил не париться и взял Мира за руку. В конце концов, кругом были лужи и грязь. Споткнется еще. А если кто-нибудь хоть посмотрит недобро, яростно подумал Ваня, тут же без глаз останется. Они шли почти не разговаривая — Мир, Ваня уже знал, вполне может существовать молча, и это тоже было классно. Впрочем, Мир мог и трепаться — когда рассказывал про свою работу или спрашивал Ваню, как у него дела в институте. Но тут было темно и как-то мутно, так что Мир молчал — чувствовал, наверное, Ванину напряженность. Впрочем, когда Ваня смотрел на него, чтобы проверить, все ли в порядке, он видел, что лицо у Мира обычное — спокойное и улыбчивое. Только когда они уже были в пределах видимости клуба, Мир неожиданно сказал: — О, а я где-то тут рядом был. Тут где-то поблизости клуб был неплохой. — А тут кругом вообще много тусовочных мест, — подхватил Ваня — он действительно слышал от кого-то то ли из парней, то ли из администрации клуба, что где-то рядом есть гей-тусовка. — Мы тут не в первый раз играем. Мир улыбнулся и легонько пожал ему руку, и Ваня неожиданно подумал, что, наверное, Мир им гордится. Возле входа для персонала, куда Ваня подвел Мира, тусил охранник. Ваня пожал ему руку, молясь, чтобы тот ничего не спросил про Мира. Тот посмотрел, конечно, малость недоуменно, но, к счастью, ничего не спросил. Ребята тусили в зале, где еще не было людей, не считая местного персонала. — Всем привет, — позвал Ваня, когда они вошли. И когда все взгляды обратились к нему, представил: — Ребята, это Мирослав. — Можно Мир, — сказал Мир после короткой паузы. Нависло молчание. — Твой друг? — спросил наконец Стас. — Да, — сказал Ваня твердо. Снова стало тихо, и Ваня неожиданно разозлился. Ну чего все зависли, как мертвые? Неужели сложно догадаться? Он открыл рот, чтобы выпалить им — здесь и сейчас — кто такой Мир и что он для него значит, но тут прозвучал спокойный мягкий голос Мира: — Я диджей. И звукорежиссер. Мне стало интересно вас послушать. Ваня стоял, замерев на месте и не смея глянуть на Мира, чтобы не выдать свое облегчение. Стыдно ему было невыразимо — придурок, собирался защищать, а теперь выходит, что его прикрывают. Бросит его Мир и будет прав, труса! Народ между тем явно малость расслабился — надо думать, их смутил Миров внешний вид, но с такой профессией, понятно, он мог выглядеть как педик, так они, наверное, думали. Ваня снова разозлился — в равной степени на себя и на них. — Куда можно сесть? — спросил Мир, теперь улыбаясь и оглядывая всю компанию так, словно они были забавными экспонатами в каком-нибудь музее. — Я тебя провожу, — сказал Ваня. Они прошли через сцену, и, спустившись с нее первым, Ваня плюнул на всех и подал Миру руку. Тот, не колеблясь, принял, но, спустившись, сразу отпустил, и Ване от этого стало печально. Он подвел Мира к столику, специально предназначенному для «блатных», и когда Мир сел, проговорил тихо: — Прости. — Вот опять, — легонько улыбнулся Мир. — За что? — Я должен был им сказать… — Ванечка, — ласково проговорил Мир, — не надо воевать там, где можно обойтись миром. Ваня хмыкнул — ему стало полегче. Мир не злился на него — смотрел снизу вверх своими бездонными безразмерными глазищами, и Ваня видел в них нежность. И «Ванечка», конечно… Очень хотелось поцеловать его, но… — Пойду, — несчастным голосом сказал Ваня, мотнув головой в сторону сцены. — Иди, — согласился Мир. Парни на сцене что-то горячо, хотя и негромко обсуждали, но когда Ваня подошел, моментально смолкли. Ему стало жарко. — Что? — спросил он резко. — Ничего, — легко ответил Стас. — Прикольный парень, — он мотнул головой в сторону Мира. — Ну что, работаем? — Работаем, — согласился Ваня. Кажется, тут был спор, судя по общему напряжению и красным пятнам на Стасовом лице, и, кажется, Стас был на его стороне. Ваня кивнул ему с благодарностью. Невзирая на передряги, саунд-чек прошел хорошо, а после него, когда все пошли перекурить, и Мир пошел с ними, ребята вели себя нормально, ну и вообще, общий напряг, к счастью, спал. Мир весело и легко трепался, отвечал на вопросы, где работает и все такое, и знаком ли он с какими-нибудь продюсерами — Ваня на этот вопрос сказал не наглеть, потому что Мир их еще не слышал. Еще он очень боялся, что кто-нибудь спросит, где они познакомились, потому что не имел представления, что врать в ответ, но, как ни странно, никто такого вопроса не задал. Перед концертом, возвращаясь к столику, Мир незаметно пожал Ванину руку. Никогда еще в своей жизни Ваня не играл с таким воодушевлением. Теперь ему, пожалуй, стало понятно, почему Стас всегда так выделывается на сцене, когда в зале сидит его очередная подружка. Он не видел Мира со сцены, но даже знание, что Мир в зале, штырило невероятно. Ему казалось, он ощущает на себе Миров взгляд, чувствует его улыбку — и одновременно ему было до дрожи в коленях страшно, что они плохи, что они никуда не годятся как музыканты, и Мир это поймет и свалит отсюда. Когда в перерыв в зале зажгли свет, он выхватил взглядом знакомый столик, наполовину ожидая, что Мира там нет, и понимал в тот момент, что если это так — он бросит все это немедленно. Но Мир сидел там, в окружении девчонок, некоторые из которых были подружками членов группы, а другие — типа фанатки, он сидел там и улыбался — одобрительно! — глядя на Ваню. Когда концерт закончился, еще долго не расходились, сидели за столиком, Ваня пил пиво, трепался и смотрел сияющими глазами на Мира. Мир тоже трепался — он говорил, что они классные и драйвовые, технику бы им, конечно, еще подтянуть, но это вопрос решаемый, как и хорошие аранжировки. Самое главное — это драйв. И музыка со словами, конечно. — Тексты классные, — говорил Мир. — Обалденные тексты! Кто пишет вам тексты? — Я, — сказал Ваня и покраснел. Он очень надеялся, что до этого не дойдет — половина текстов была написана им относительно недавно, и все эти стихи посвящались Миру. — Ты?! — Мир повернулся к нему, и на лице у него Ваня увидел выражение, которого еще не видел — неописуемое изумление. — Ты, серьезно?! Ты мне не говорил, что сочиняешь стихи! Ваня, но это же классно! — Он всегда классные стихи сочинял, — влез Стас. — А последнее время вообще как Джон Леннон. Все поля в тетрадках исписал. — Серьезно? — повторил Мир своим ласковым, мягким голосом, от которого Ваню немедленно бросило в жар. — Нашел новый источник вдохновения? — Да, — твердо ответил Ваня. Наконец надо было уходить, и парни решили пойти в ночной клуб. Мира тоже звали, но он сказал: — Мне надо домой, ребята. — Я тебя провожу, — сказал Ваня. — Ну, не хотите — как хотите, — своим новоприобретенным легким тоном сказал Стас. — Завтра увидимся, Вань. Пока, Мир, было классно познакомиться. Остальные нестройно попрощались, и Ваня с Миром вышли из клуба. — В метро или на такси? — спросил Ваня. — Давай попробуем успеть в метро, — ответил Мир, и они пошли обратно все по той же дороге. Когда отошли от клуба на приличное расстояние, Мир сам взял Ваню за руку. А потом спросил: — Новый источник вдохновения? Ваня улыбнулся, радуясь, что в темноте не видно, как он краснеет. — Ну… оно как-то само получается. — То есть, это все были песни про меня? — уточнил Мир. — Почти, — ответил Ваня. — Кроме некоторых старых. — Это потрясающе, — голос у Мира был низкий, мягкий. — Мне еще никто никогда стихов не посвящал. Это было уже чересчур. Ваня остановился, притянул Мира к себе и поцеловал его, почти оторвав от земли. Мир ответил — это было классно, как он отвечал. В метро они, конечно, опоздали. Сложно не опоздать, когда идти толком не можешь — останавливаешься и целуешься каждые две минуты. В общем, пришлось возле метро ловить машину. В машине сидели скромно, только Ваня держал Мира за руку, а Мир гладил пальцами его ладонь. Так и зашли в подъезд, а потом в квартиру — держась за руки. И уже там, кое-как разувшись, Ваня вытряхнул Мира из одежды и отволок его в спальню. Здесь было тепло — Мир вообще любил тепло, и они залезли под одеяло, и Ваня все никак не мог перестать целовать Мира — и они целовались, и целовались, и целовались, как будто только этого было достаточно. Но Миру, конечно, не было достаточно — он перевернулся на живот и прогнулся в спине, и Ваня, хотя и любил эту позу меньше, потому что не видел Мирова лица, без слов и возражений, натянув резинку, приподнял Мира за бедра и медленно, плавно вошел. Мир тихо ахнул и подался навстречу, и Ваню вдруг пронзило такой острой, такой невыносимой нежностью, что у него едва слезы на глаза не навернулись. Это было так… это стало так привычно, так знакомо, так, словно они с Миром сто лет знали друг друга, прожили вместе целую жизнь, — и вместе с тем это было остро, горячо и классно. Он двигался, ровно, не быстро, не медленно, и вместе с ним в том же темпе двигался Мир, словно он знал, о чем думает Ваня и чего он хочет. Это было потрясающе. Ваня наклонился, практически распластавшись по Мировой спине, вжимая его в кровать, не переставая двигаться, и начал целовать ему шею, плечи, затылок, путаясь в волосах, он шептал, какой Мир классный, какой он красивый, какой он родной и любимый. Мир задышал глубоко и часто, сорвался на стон, вдруг выгнулся в Ваниных руках, так что на мгновение Ваня испугался, не сделал ли он больно, а потом толкнулся назад, вжимаясь в Ванин пах, вскинул руку, обвивая Ванину шею, запрокинул голову, целуя его… и так они и кончили, с силой прижимаясь друг к другу, как будто что-то грозило их разлучить. Потом они оба свалились на кровать и некоторое время лежали неподвижно, тяжело дыша. Потом Мир сказал: — Пошли в душ? — Ага, — пробормотал Ваня в ответ. У него ужасно слипались глаза, но спать он не собирался. Это их первый вечер, за которым последует совместная ночь, а потом — утро. И он планировал как можно более продлить это время. *** Мир сидел за столиком и тянул вторую чашку крепкого двойного эспрессо, когда в кафе вошел Андрей. — А чего это ты в курящем уселся? — спросил он, подойдя. — Потому что ты мне сигарету дашь, — улыбаясь, ответил Мир. Он чувствовал себя невыразимо счастливым, несмотря на то что с недосыпа у него кружилась голова, и все вокруг было как сквозь дымку. — Конец света, — констатировал Андрей, доставая сигареты и зажигалку. — Ты на ногах в одиннадцать и снова куришь. Говори. Мир откинулся на спинку кресла и мягко рассмеялся. Наверное, если бы он сказал, что проснулся сегодня в девять утра, Андрей бы ему не поверил. В конце концов, все Мировы знакомые знали, что для него девять утра — это как для обычных людей пять или шесть. Ночь еще, в общем. Но что поделаешь? Ване надо было рано уезжать, а не мог же Мир отпустить его без завтрака? Он вообще с трудом мог его отпустить. А потом ложиться спать было глупо, вот он и позвонил Андрею, чтобы позвать его на второй завтрак — в Андреевом случае ланч. Подошла официантка; Андрей заказал комплексный завтрак, а Мир — еще кофе и круассан — он наконец-то почувствовал себя в состоянии что-то съесть. И пока они ели, Мир рассказал Андрею о том, что произошло накануне — клуб, концерт, Ванины друзья, но самое главное… — Андрюша, — проговорил Мир, чувствуя, как снова перехватывает дыхание, — он мне стихи посвящает, понимаешь? Сочиняет про меня стихи! Андрей несколько мгновений смотрел на него, и хотя Мир и видел скепсис на лице друга, это нисколько не умалило его счастья. Он не мог бы словами объяснить никому, даже Андрею, почему это так потрясающе — но что-то было новое, невероятное, абсолютно непривычное в том, что ему, Миру, посвящают стихи, и делает это не какой-то психованный сталкер, а классный, адекватный человек, который нравится Миру не меньше, чем Мир ему. Словно некие силы наконец решили вознаградить Мира за годы бесцельного, бесплодного секса со случайными партнерами, пренебрежения со стороны тех, кто ему нравился, минуты отчаяния, когда он считал, что такой будет вся его жизнь, и, что, наверное, еще хуже — что именно так устроена жизнь. Но Андрей молчал очень долго, и наконец Мир слегка встревожился. — Что, ничего не скажешь? — А сколько ему лет? — неожиданно спросил Андрей, и Миру вдруг стало прохладно. — Ну… восемнадцать, я полагаю. Вряд ли больше… — А ты уверен, что ему есть восемнадцать? — спросил Андрей, и от его тона Мира пробрало морозцем. — Ну… да. В этот момент жуткая мысль посетила Мира — а ведь он действительно не знает, сколько Ване лет. Как-то он принял на веру, что тот совершеннолетний, и ни разу не спрашивал. С другой стороны, а кто же такое спрашивает? Ваня, предположим, тоже не знает, сколько Миру лет… — Я с ним в клубе познакомился! — нашел он наконец аргумент. — Кто бы в клуб несовершеннолетнего пустил? Андрей фыркнул. — Можно подумать, там паспорт на входе спрашивают. Если парень хоть сколько-то похож на взрослого, его пустят без вопросов. А они сейчас все… акселераты. — Нет! — воскликнул Мир. Это, в конце концов, было немыслимо. — Он нормальный, адекватный парень. Вполне здраво рассуждает, очень такой… серьезный. Совершеннолетний он, конечно! — Ну-ну, — скептически отозвался Андрей. — Стихи он сочиняет… такие вещи только в шестнадцать делают. — Ну, знаешь… — фыркнул Мир, окончательно расслабляясь. — Он музыкант. Они всю жизнь этим занимаются, знаешь ли. Элтону Джону вон шестьдесят пять. Я вчера общался со всей Ваниной компанией, уж кто-нибудь, да проболтался бы. — Конечно, сейчас, — сердито сказал на это Андрей. — Такие крутыши, и про школу, чтобы крутой диджей их на смех поднял. Он отодвинул свою опустевшую тарелку и серьезно посмотрел на Мира. — Спроси у него. Или залезь к нему в сумку, найди какие-нибудь документы. Мир, серьезно. А если его родители узнают? Посадят тебя без особых разговоров. Ты себя в тюрьме живо вообще представляешь? — Ерунду какую-то говоришь, — сердито сказал Мир. — Не стал бы Ваня меня так подставлять. Разговор с Андреем оставил ужасно неприятный осадок, и когда они расстались, Мир позвонил Ване. Он не знал толком, чего хочет — ну не спрашивать же, в самом деле: «Ваня, сколько тебе лет?» — Привет, — прозвучал в трубке серьезный голос Вани. — У тебя все в порядке? — Да, — проговорил Мир и невольно улыбнулся. — Ваня… ты занят, да? — У меня занятия, — ответил Ваня. — Но ты говори! — Нет уж, — Мир снова улыбнулся. — Не буду тебя отрывать. Просто хотел услышать твой голос. — А еще захочешь? — спросил Ваня — теперь уже он улыбался. — Всегда хочу, — ответил Мир. — Ты позвони мне, когда сможешь. — Конечно, — сказал Ваня. — Я люблю тебя. Трубка едва не выпала из внезапно ослабевших пальцев Мира. Он сжал ее сильнее, чувствуя, как нагревается пластик, он смотрел в полированную поверхность стола… и не знал, что сказать. — Мир? — прозвучал в телефоне голос Вани. — Мир, ты там? — Я тут, — отозвался Мир. — Я… — Я позвоню, — сказал Ваня. — Ага… Трубка опустела, и Мир медленно положил телефон на стол. Конечно, Ваня просто мог сказать это как часть прощания. Конечно, Мир мог бы предположить это сам — не зря же ему посвятили песни. Дело в том, что Мир уже давно не слышал этих слов, и более того — он никогда не слышал, чтобы они звучали так. Серьезно. Разумно. Как констатация очевидного факта. Днем светит солнце. Море соленое. Ваня любит Мира. Мир вдруг до пустоты в животе испугался, что Ваня, не услышав заветной фразы в ответ, обиделся и больше не позвонит. Он схватил телефон, чтобы набрать смс… и тут же положил его обратно. И что он напишет? «Я тоже тебя люблю»? Разве такие вещи пишут в смс? Внезапно ему стало хорошо, так хорошо, словно он только что, войдя с мороза, выпил горячего вина. Захотелось вскочить на ноги и начать плясать. Он, конечно, не стал. Просто сидел и улыбался, как сумасшедший. А потом схватил салфетку и написал на ней: «Ваня любит Мира». И ниже: «Мир любит Ваню». И обвел в сердечко.