Мой Мир

Было начало декабря, первый снег выпал и стаял, оставив черные грязные лужи. Небо было серым и низким, температура не опускалась ниже нуля, но из-за пронизывающего ветра все равно было очень холодно. В один из таких дней Ваня и вся его группа стояли в холле звукозаписывающей студии и ждали, когда за ними придут. Ваня тер замерзшие руки — они долго ждали как всегда опаздывающего Стаса, а одет он был легко — в свою осеннюю кожанку. Он мог бы, конечно, перелезть уже и в пуховик, но, во-первых, он ужасно не любил пуховики, а во-вторых, еще не хватало, чтобы Мир его в таком увидел. По-хорошему, дубленку бы или хотя бы куртку типа аляски, но Ваня здраво понимал, что вряд ли мама сейчас на такое разорится. Да и не заслужил он. Чуть четверть с тройками не закончил, еле выправился. Из-за этих дурацких грозящих ему троек он очень мало виделся с Миром — времени не было. Мир вроде как все понимал — в его представлении, у Вани должна была начаться зачетная сессия, — но все равно Ваня дергался. А ну как Миру это надоест? Но Миру не надоедало. Однажды — это было через пару недель после памятного концерта — он вдруг пригласил Ваню на свое шоу. — Я же был на твоем концерте, — аргументировал он это. Приглашение, конечно, было классным, но Ване было стремно. Во-первых, он снова пойдет в клуб — а ну как в этот раз у него проверят документы, и все, пиши пропало? Во-вторых, понятно было, что Мирово шоу будет ночью. А значит, надо снова отпрашиваться у мамы. Он долго мялся — как-никак, уговор, — но потом решил, что нельзя упускать такой случай. В конце концов, однажды настанет такой день, когда он вообще перестанет спрашивать у мамы разрешение, а может даже, считаться с ее мнением. По некоторым вопросам, во всяком случае. Надо было как-то это начинать. В ответ на изложенную просьбу мама посмотрела на него, прищурившись. — И я должна тебе разрешить это, потому что?.. — Потому что, — сказал Ваня — он заранее придумал ответ, — я бы мог соврать тебе, что у нас еще один концерт, и ты бы меня отпустила без разговоров. Но я этого не сделал. — Да, вместо этого ты просто просишь тебя отпустить на ночь, но не говоришь, куда, — кивнула мама. — Что за тайны, Вань? Ваня вздохнул. — Понятно, — вдруг проговорила мама, словно он ей ответил на вопрос, и, подняв голову, Ваня вдруг увидел, что она улыбается. — Понятно все с тобой. Хорошо, я тебя отпущу. Но мне нужен номер, по которому я могу позвонить, если вдруг ты мне не ответишь. Вне себя от восторга, Ваня немедленно вбил ей в телефон номер Мира. — Но звони сюда, только если я не отвечу! Мама посмотрела на него оскорбленно. — Я тебя когда-нибудь проверяла? — Нет, — ответил Ваня. — А я повода не давал. Мама рассмеялась и обняла его. — Это верно. Пошли пить чай. Это ее номер, да? — Чей? — едва не подпрыгнул Ваня. — Ее, — закатила мама глаза. — Девушки твоей. Цени — я даже не спросила тебя, как ее зовут. А могла бы. — Ценю, — сказал Ваня, потому что это была правда. Ему не хотелось врать и что-то придумывать. Это было бы подло как по отношению к маме, так и по отношению к Миру. У него даже мелькнула мысль все ей рассказать… но он тут же решил, что попозже. Надо как-то подготовить, что ли… Правда, он понятия не имел, как… Словом, несколько дней спустя он шел на свою первую взрослую вечеринку — если не считать, конечно, того вечера в клубе, когда он познакомился с Миром. Клуб был другой, и что очень удивило Ваню — это был не гей-клуб. — Ну, диджеи же везде нужны, — улыбнулся в ответ на его удивление Мир. — Я много где работаю. — Ты известный? — с уважением спросил Ваня. — В узких кругах, — ответил Мир. — Диджеи — это же не рок-звезды. — Ну, некоторые же добираются до эстрады, — возразил Ваня. — Моби, например. Мир поморщился. — Я вообще не понимаю, что диджей может делать на эстраде. Я кручу клубную танцевальную музыку — зачем надо делать это на сцене, и кто пойдет это смотреть? Ерунда полная. И удалился за свой пульт, а Ваня остался смотреть и слушать. Мир его поместил за один из столиков, явно предназначенных «для своих» — Ваня так решил, потому что люди, подсаживающиеся к нему или просто проходящие мимо, приветствовали его в режиме: «А, ты новый Миров парень?» Это «новый» Ване не нравилось, конечно, но что он мог сделать? Вскоре после того, как Мир ушел, к Ваниному столику подошел молодой мужчина, глядя на которого, Ваня почему-то сразу решил, что он гей. Мужик был не то что красивый, но какой-то очень гладкий, ухоженный, что ли. Хотя вполне себе мужик. Не такой, как Мир. Не… детка. — Ты, значит, Ваня? — безо всяких «здравствуйте» поинтересовался мужик и присел за столик. — Иван, — с некоторой холодностью ответил Ваня. Мужик ему чем-то сразу не понравился. — Приятно наконец познакомиться, — слегка улыбнулся мужик. — Меня Андрей зовут. Я друг Мира. У Мира несколько раз в речи проскальзывал этот Андрей, и насколько Ваня понял из обмолвок, он был Миру не просто друг, а лучший друг. Ваня решил, что надо быть полюбезнее. — Да, я про вас тоже слышал. Андрей сверкнул неправдоподобно белыми зубами. — Ваня, давай сделаем вид, что мы уже выпили на брудершафт. А то я прямо себя чувствую, будто мне сто лет. — Я вообще всегда с незнакомыми людьми на «вы», — ответил на это Ваня. Быть полюбезнее с Андреем оказалось сложнее, чем он думал. — Меня так мама учила. — А ты, значит, до сих пор маму слушаешь? — улыбка Андрея теперь выглядела приклеенной, а Ваня понял, что никогда они с этим мужиком не подружатся. Ох, Миру неприятно будет… — Я считаю, что маму нужно слушать всегда, — сказал он сухо. — Маменькин сынок, — совсем неприятным голосом сказал Андрей. — А мама в курсе, что ты с парнем встречаешься? Ваня вспыхнул и неизвестно, чем бы завершился этот разговор, но тут возле столика материализовался Мир. — Ой, Андрюшка, — пропел он и чмокнул Андрея в щеку. Ваня смотрел на это исподлобья. — Уже познакомился с моим Ваней? Это «мой Ваня» немного расслабило его. Ваня протянул руку, и Мир тут же взял ее, и Ваня потянул его к себе на колени. Это было, конечно, чрезмерно собственнически, но он хотел показать Андрею, кто тут Миров парень, вообще. — Познакомился, — сказал Андрей, поглядывая на них с, как Ване показалось, неприятным выражением лица. — Суров твой Ваня… — Разве? — Мир улыбнулся, заглядывая Ване в лицо. — Ну, может быть… Андрюш, мы тебя ненадолго оставим, там пришел человек, с которым я хочу Ваню познакомить. А потом я снова за пульт, а Ваня к тебе вернется. — Жду — не дождусь, — саркастично отозвался Андрей. Мир встал, и Ваня последовал за ним. — И как тебе? — спросил Мир, когда они отошли на приличное расстояние. — Ты хорошо играешь, — ответил Ваня, хотя и знал, что Мир спрашивает не о том. Мир рассмеялся. — Спасибо. А Андрей тебе как? — Мы не поладим, наверное, — честно ответил Ваня. Мир остановил его и повернулся к нему, положив руки Ване на плечи. — Вань, а с Андреем вообще мало кто ладит. Он такой человек… — У вас что-то было? — не выдержал Ваня. Он, конечно, зарекся спрашивать Мира про бывших, но уж очень это было… — Да, — ответил Мир и кивнул, словно только слов было недостаточно. — И как? — задал Ваня еще один вопрос, который задавать не следовало. Мир улыбнулся. — Это было мило. Пока не закончилось. — А почему закончилось-то? — спросил Ваня, хотя по-настоящему ему хотелось спросить: «А действительно закончилось?» Мир снова тихонько хмыкнул. — Андрей, видишь ли, — проговорил он негромко, — считает меня пресным. Он сравнил меня с овсяной кашей. Очень, сказал он, питательно и полезно, особенно на завтрак, но ужасно скучно. Ваня развернулся и пошел назад, к столику. Он даже сказать на это ничего не мог — ему просто хотелось вернуться и выбить эти ослепительно белые зубы, а заодно еще и язык вырвать. Он даже почти не почувствовал, что Мир вцепился ему в локоть, только когда осознал, что идти стало тяжелее, остановился. — Ты что? — изумленно спросил Мир. — Ты куда? — Я ему щас все зубы пересчитаю! — проговорил Ваня и не узнал свой голос — тот звучал как рык. — Как раз, блин… будет жрать только овсянку! Пожизненно! — Ваня, уймись! — проговорил Мир — он смотрел на Ваню с совершенно неописуемым выражением лица, чем-то на грани изумления и восторга. — Вань, это сто лет назад было, я уже и… простил его давно. — Зато я не простил, — буркнул Ваня, но вырываться больше не стал. Правда же, не бить же Андрея этого тут, выгонят из клуба, да и Мира заодно. Но он этому хлыщу еще покажет. — Ты… ты как… праздник! Как фейерверк! Как букет, я не знаю… Как елка на Новый Год! Он мучительно подбирал слова, не зная, как еще выразить, как определить весь тот восторг, все то ощущение праздника, которое вызывал у него Мир, словно он был Дедом Морозом, Снегурочкой, новогодней елкой, мандаринами, шоколадом, всеми подарками, которые Ваня когда-либо получал, шампанским и фейерверком одновременно. Если бы Ване сказали, что у него никогда больше не будет Нового Года, но зато будет Мир, он бы принял это с восторгом, потому что Мир был не просто праздником — он был лучше любого праздника. Но ничего сказать он не успел. Мир обхватил его лицо ладонями, привстал на цыпочки и поцеловал Ваню в губы. Не как обычно, не взасос, просто надолго приник губами к Ваниным губам, словно в кино, и Ваня обнял его и прижал к себе, опять же, как в кино. — Пойдем, — проговорил наконец Мир, отрываясь от Вани — глаза его сияли. — Нас ждут. Продюсер — или кто он там был, — которому Мир представил Ваню, оказался неожиданно молодым парнем, Ване даже показалось, что ему и двадцати-то нет. Он очень быстро и очень много говорил — из того, что он сказал, Ваня понял только, что Мир ему много рассказывал про Ванину группу, а он доверяет Мирову мнению, но надо, конечно, и самому послушать, а потому Ваня и товарищи должны прийти в студию — и вручил Ване визитку. — А кто в вашей группе главный? — неожиданно спросил он, когда Ваня, сказав «спасибо», взял визитку. — Ну, мы со Стасом все начали, — ответил он. — Так что, наверное, он и я. — Стас — это фронтмен? — уточнил парень, глядя каким-то образом одновременно на Мира и на Ваню. Ваня кивнул, а Мир добавил: — Я тебе говорил — очень хорошее лицо. Фотогеничный и секси. — Как секси? — заинтересовался парень. Мир улыбнулся и искоса глянул на Ваню — Для девочек. — А, ну это хорошо, — парень кивнул. Ваня, глядя на него, мучительно пытался вспомнить, назвал ли Мир ему его имя. — То есть, значит, вы двое неприкосновенны? — Мы там все неприкосновенны, — жестко сказал Ваня, сразу поняв, к чему парень ведет. Но тот, нимало не смутившись, сверкнул зубами, такими же белыми, как у Андрея, словно они ходили к одному стоматологу. — Пит Бест тоже так думал, — подмигнул он Ване, и хотя смысл его слов был нерадостен, все же Ваня почувствовал к нему некую симпатию — ему нравились Битлз. Потом парень неожиданно быстро смылся, и Ваня, растерянный и оглушенный, повернулся к Миру. Тот улыбнулся, мягко и ласково — у него вот, кстати, зубы были нормальные, как у всех людей, а не как с голливудского плаката. — Гена — он такой, постоянно бегает, как будто у него ужасно много дел, — пояснил он. — Но ты ему понравился. — А на самом деле у него не много дел? — спросил Ваня. — Не знаю, — пожал плечами Мир. — Никогда об этом не думал. — Ты думаешь, он действительно решит, что кого-то надо выкинуть из группы? — встревоженно спросил Ваня. Мир посмотрел на него серьезно. — Вас там пять музыкантов, а народу на сцене толклось больше, — сказал он. — Я даже не понял, что некоторые из них там делают. Сколько у вас всего человек в группе. — Восемь, — мрачно сказал Ваня. — Это многовато, — мягко сказал Мир. — Это не футбол, тут не нужны запасные игроки. В группе надо оставить только полезных людей. Полезных в вашем случае — тех, кто хорошо играет, поет, сочиняет хорошую музыку и стихи. Если вы всерьез. Вы же всерьез? — Да, — твердо сказал Ваня. — Я поговорю со Стасом. Мир погладил его по щеке. — У тебя все получится. Ваня обнял его и зарылся лицом в Мирову шею. От того восхитительно пахло какими-то сладковатыми приятными духами. Он потянул Мира к себе на колени, и тот послушно сел верхом, зарываясь пальцами в Ванины волосы. — А почему панк-имидж? — спросил он. — В вашей музыке почти ничего от панка нет. Ваня улыбнулся и пожал плечами. — Ну, мы когда начинали, решили, что будем панк играть, потому что это самая независимая музыка типа. А тебе что, волосы не нравятся? — Мне нравятся, — ответил Мир, перебирая пальцами его волосы. — Мягкие такие… Я бы посмотрел на тебя с ирокезом… Его тонкие теплые пальцы мягко массировали Ванину голову, и он устроился у Мира на плече, чувствуя, как смыкаются веки. — Фотки остались… А я, наверное, подстригусь. — Почему? — Да мыть надоело, — он протянул руку и в свою очередь погладил Мировы волосы, стянутые в высокий хвост на макушке. Они были прохладные и гладкие, как шелк. — Но ты не стриги, ладно? У тебя классные волосы… — Не подстригу, — пообещал Мир, и в голосе его Ваня услышал улыбку. Потом открылась дверь, и кто-то незнакомый сказал: — Мир, тебя на пульт просят. — Ваня, — Мир погладил его по шее. — Ты устал? Хочешь, поспи тут. Ваня хотел было воспротивиться, но потом вспомнил, что придется сидеть за одним столиком с противным Андреем, и кивнул. Мир устроил его на диванчике, накрыл пледом. Потом погас свет, и Ваня услышал, что дверь закрылась. Он успел подумать — надеюсь, Мир не узнает, что мне не нравится клубная музыка, — а потом заснул. Проснулся он от того, что кто-то забрался на него сверху — кто-то теплый, легкий, классно пахнущий, — и горячие губы прижались к его губам. Ваня немедленно ответил, ловя Мира в свои объятия. Растрепавшиеся Мировы волосы щекотали его лицо, от него пахло алкоголем и чем-то еще, и весь он был сладкий, горячий, жадный, податливый, стонал в Ваниных руках, выгибался, терся так страстно и голодно, словно у него несколько лет секса не было. Ваня сгреб его в объятия и перевернулся вместе с ним. Он не помнил, в какой момент открыл глаза — Мир предстал перед ним вдруг, с горящими щеками, блестящими глазами, такой ошеломительно красивый и желанный, что никакого терпения ни на что у Вани бы не хватило. Он подмял Мира под себя, жадно и властно, сдернул с него штаны, вскинул Мировы ноги повыше и вошел разом, не церемонясь. Мир выгнулся с громким стоном, подался навстречу, вцепился Ване руками в плечи и начал двигаться вместе с ним, так быстро и резко, что на мгновение Ваня испугался, что тот что-нибудь себе порвет. Но долго беспокоиться он не смог — слишком уж страстными и жадными были движения Мира, слишком в нем было горячо и тесно, Ване хотелось двигаться быстрее — и замереть так, хотелось, чтобы все кончилось быстрее — и чтобы продолжалось вечно, у него голова шла кругом, такой Мир был — бешеный, горячий, выгибающийся в его руках, не стесняющийся кричать, такой открытый, такой весь его… Ваня кончил, сжимая зубами мокрое Мирово плечо, чувствуя, как ногти Мира терзают ему спину; они кончили одновременно, и Ваня упал, вжимая Мира в диван — в этот момент ему до такой степени хотелось, чтобы Мир принадлежал ему, что ему стало в первый раз за все время их знакомства почти все равно, что чувствует сейчас сам Мир. — Люблю тебя, — прошептал он. — Ты мой, Мир. Ты мой Мир… Горячие губы прошлись по кромке его уха. Потом ему лизнули мочку. — Это так прикольно звучит… Что-то странное было в Мировых интонациях, непривычное, слишком уж они были протяжные… Ваня слегка отстранился и посмотрел Миру в глаза. Глаза у Мира ярко блестели, а зрачки были крошечные, хотя в комнате и было полутемно. Сердце у Вани рухнуло. — Ты под кайфом, — проговорил он. Мир улыбнулся шире, как чеширский кот, и кивнул. — Как догадался? — спросил он весело и легко, словно Ваня уличил его в краже конфет. — Видел, — пробормотал Ваня, отстранился и сел. — Был у нас в группе один… любитель. Он хотел встать на ноги, но Мир проворно сел и обнял его за плечи. — Ты куда? — очень удивленно спросил он. Ваня не ответил — у него кружилась голова, а в груди было пусто. Все было слишком хорошо. Что-то должно было пойти не так. Он должен был знать, что что-нибудь обязательно будет не так — и вот пожалуйста. Мир наркоман. — Ты наркоман? — спросил он — вопрос был глупый и безнадежный, ну кто на такое ответит «Да»? Это же не группа реабилитации… Мир приподнял бровь. Выглядел он в этот момент совсем нормальным и таким обычным собой, что у Вани защемило сердце. — Нет. — Понятно, — сказал Ваня и подумал, что сейчас самое время встать, одеться и уйти, но ничего не сделал. Несколько секунд Мир молчал, словно рассчитывал, что Ваня что-то скажет или сделает. Потом вдруг он сел Ване на колени — верхом, как до того, как ушел, и положил ему руки на щеки. Взгляд у него был сосредоточенный и серьезный. — Ваня, о чем ты думаешь? Ваня молчал. Он думал вполне определенную вещь, но вслух ее сказать боялся. Еще он думал, что если продолжит в том же духе, то Мир сейчас встанет, пошлет его, выйдет за дверь и больше никогда не вернется. Но, с другой стороны, он и сам был близок к тому, чтобы выйти за дверь и больше никогда не вернуться. В груди было так тяжело, словно его сердце залили свинцом, так тяжело, что комок пережимал горло, и Ваня понимал, что очень близок к тому, чтобы заплакать. — Скажи мне, — потребовал Мир. — О чем ты думаешь? — Что ты наркоман, — проговорил Ваня наконец. На последнем слоге его голос сорвался, и Ваня судорожно втянул воздух. Мир смотрел на него в упор и, казалось Ване, не мигал. — Ваня, — проговорил он наконец. — Я понимаю, все выглядит скверно. Я принял, это правда. Это не в первый раз. Это кокаин, если тебе интересно. Я иногда принимаю. Далеко не каждый раз, когда работаю. Но я не сижу на нем. Я не наркоман. Если тебе это неприятно, я больше никогда не приму. Хочешь, мы прямо сейчас поедем в какую-нибудь клинику, и я попрошу сделать мне детокс? Он не улыбался. Он был так убийственно серьезен в этот момент, словно был не собой. Ваня вдруг понял, что никогда еще не видел, чтобы на лице Мира не было улыбки или хотя бы намека на улыбку. — Ванечка, — произнес Мир, и на этот раз его голос дрогнул. — Не смотри на меня так… — Как? — испугался Ваня — он понятия не имел, как смотрел в этот момент на Мира. — Разочарованно, Вань… — Этот тип принимал дрянь какую-то! — заговорил Ваня, сам ощущая в своем голосе отчаяние. — Совсем дурной делался… и Стас его выгнал…, а он потом передознулся! Мир, это… ну зачем это вообще?! Его с силой поцеловали в губы, но Ваня вырвался. — Ты мне дал… ты был такой… классный! А все дело в этой… дряни! Мир, я так не хочу! Мир дернулся так, словно Ваня его ударил, и в этот момент ему стало страшно по-настоящему, потому что на лице Мира — в первый раз за все время их знакомства — появилось выражение обиды. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и Ваня вдруг понял, что сейчас скажет ему Мир — если ты не хочешь, если тебе противно, давай расстанемся… Губы Мира шевельнулись, и Ваня решился. — Прости меня, — проговорил он, и одновременно с ним Мир произнес: — Прости меня. Еще несколько мгновений глаза в глаза. Потом губы Мира дрогнули в улыбке, он притянул голову Вани к своей груди, и Ваня, едва не умирая от облегчения, уткнулся лбом ему в плечо и услышал над ухом шепот: — Прости, Ванечка, я не подумал, прости… Ты мой чистый, мой честный мальчик… Прости… В следующую секунду они уже целовались, губы Мира были мокрыми, и Ваня подумал, что Мир плачет, а потом сообразил, что это его собственные слезы. Они текли по лицу, и Мир сцеловывал их, ласково и нежно, и Ваня, хоть и умирал от стыда, одновременно ощущал, как легко ему становится. Они не расстанутся. Слава Богу, Мир останется с ним. Потом они ехали домой на такси, и Мир в его руках был сонным и тихим. В квартиру Ваня его почти внес. Они вместе приняли душ, а потом Ваня заварил чай, и они пили его из больших кружек, и Мировы пальцы на толстых керамических стенках казались особенно нежными и хрупкими. Потом они завалились в постель, но ничего не было — они просто целовались и трепались, и Мир рассказывал, что впервые он попробовал наркотики в тринадцать — мужик накачал его кокаином, а потом трахнул, и это был Миров первый раз. Ваня обнимал его за плечи, едва не сжимая кулаки, и думал, что найти бы сейчас этого мужика и выдернуть ему ноги. И хотя, говорил Мир, с тех пор он принимал кокс не раз, и траву курил, и еще много чего — только героина не пробовал, — он никогда не испытывал настоящей тяги. — Не знаю… — шептал Мир — почему-то они говорили шепотом, хотя услышать их тут было некому. — Я никогда ни на чем не завязывался. Было время, когда пил очень много… и тоже потом перестал. Курил пять лет — сначала мало, потом — по две пачки в день, и тоже бросил. Просто перестал, и все. Правда, — Ваня услышал по голосу, что он улыбается, — все равно иногда курю. Но редко. — А кокс? — спрашивал Ваня. — Совсем перестанешь? Или будешь редко? — Перестану, — отвечал Мир. — Я же обещал. Так Ваня и уснул — под его тихий шепот, в его нежных руках. Через пару дней после этой истории в клубе продюсер Геннадий позвонил Ване лично и назначил прослушивание на начало декабря, наказав репетировать. Ваня принес эту радостную весть группе, и было принято решение все свободное время посвятить репетициям. Кое-как Ване удалось отвоевать один вечер в неделю, чтобы провести его с Миром — он очень боялся, что Мир после случившегося в клубе начнет его сторониться или будет с ним холоден — в конце концов, думал Ваня, немного отойдя от шока, кто он, Ваня, такой, чтобы Миру что-то запрещать? Мир-то, в отличие от него, взрослый. Захочет принимать — будет и не спросит, имеет право. Это даже законом не запрещено. Но Ване очень не хотелось, чтобы Мир принимал, конечно. Это как-то… умаляло Мирову классность, что ли… Но Мир, его замечательный, его чудесный Мир, не охладел, не стал сторониться и даже не обиделся, что Ваня будет с ним меньше проводить времени. Хотя Ване показалось, что когда он сообщил Миру об этом, в глазах у того мелькнула тревога. — Это не из-за наркоты! — тут же сказал он. — Это… ну, репетиции… и хвосты у меня… — Я понимаю, — улыбнулся Мир. — Ты, главное, не пропадай. Ваня и не думал, конечно, пропадать. Как тут пропадешь? Тем более, Ваня никак не мог забыть мерзкого Андрея и тот факт, что Андрей был Мировым парнем когда-то. Отвернешься — тут же прилетит, стервятник. Каким-то образом наркота в Ванином сознании был теперь неразрывно связана с образом Андрея — Ваня был убежден, что кокс Миру дал именно он, хотя никаких доказательств тому не было, а когда вспоминал мужика из Мировой истории про свой первый раз, ему неизменно представлялся все тот же Андрей. К тому дню в начале декабря, когда Ваня и группа ждали в холле студии, он не виделся с Миром уже больше недели — в единственный свободный вечер ему пришлось заняться подготовкой к грядущей итоговой контрольной. Он сообщил об этом Миру — заменив, естественно, в рассказе контрольную зачетом, — и тот сказал, что, конечно, Ване нужно заниматься и он, Мир, подождет. Так что Ваня почувствовал себя на седьмом небе от счастья, когда в холл за ними спустился не кто иной, как Мир. Мир выглядел немного непривычно — менее ярко, чем обычно, одетый в обычные — ну, или почти обычные, слишком уж они были в облипочку — джинсы и свитер. Кажется, ему было холодно, и Ване немедленно захотелось его обнять. В свитере — тот был Миру слегка великоват — он выглядел еще более мелким, чем обычно. — Привет, — сказал Мир, и хотя он сказал это явно всем, смотрел он при этом на Ваню — со своей обычной ласковой, яркой улыбкой. — Вас там ждут. Пойдем? Они пошли. Ваня шел совсем рядом с Миром, касаясь рукавом его рукава, и время от времени Мир бросал на него короткие ласковые взгляды, словно гладил. Ваня улыбался в ответ краем рта. — Гена, они пришли, — сообщил Мир, когда они вошли в студию. Гена помахал им из операторской половины и спросил в микрофон: — Как настрой? Все закивали, забубнив одновременно что-то вроде: «Отлично!», «Супер!», «Готовы!» — Стройтесь тогда, — сказал Гена и откинулся в кресле, выудив из-за уха сигарету. Ребята начали расчехлять инструменты, и в этот момент Ваня увидел, что Мир выскальзывает за дверь, кивнув на него короткий многозначительный взгляд. Ни секунды не медля, Ваня быстро вышел следом — кажется, никто этого не заметил. В коридоре его схватили за рукав и — Ваня ничего даже спросить не успел — тут же втянули за собой в ближайшую приоткрытую дверь. Они оказались в тускло освещенной крошечной комнатке без окон, похожей на чулан; впрочем, оглядеться Ваня не успел, потому что ему закинули руки на шею и притянули его в поцелуй. — Ты замерз, — пробормотал Ваня, обнимая его за талию и прижимая к себе. — Какой ты… ты такой… плюшевый… Мир тихонько фыркнул. — Плюшевый? — переспросил он, покрывая щекотными поцелуями Ванину шею. — Ага, — Ваня стиснул его еще крепче, зарываясь носом в волосы. — Такой маленький в этом свитере… — А, он старый, — прошептал Мир и снова поцеловал Ваню в губы. — У меня ничего больше такого же теплого нет. — Он чуть отстранился, глядя Ване в глаза. — Ты тоже замерз, — сказал он. — Нос холодный. Я так соскучился! — Я тоже, — сказал Ваня. Ему мучительно захотелось взять Мира на руки и отнести куда-нибудь, где они будут только вдвоем — например, на кровать в Мировой квартире. — Ужасно… Мир снова потянул его к себе, и они целовались еще пару минут, не меньше, пока Мир наконец не сказал: — Тебя там щас потеряют. Иди, стройся. — Ты будешь нас слушать? — спросил Ваня. — Буду, — кивнул Мир. — Я там, с Геной сяду. Ваня нахмурился с внезапным подозрением. — А Гена часом не твой бывший? — Ну что ты?! — искренно изумился Мир. — Генка натурал! — Ни хрена себе натуралы пошли, — пробормотал Ваня — Гена, по его мнению, был гламурен до невозможности. — Тогда ладно. Мир рассмеялся. — Иди, ревнивец. Я приду попозже, чтобы не палить тебя. — Я расскажу им, — пообещал Ваня. — Обязательно, Мир! — Я знаю, — улыбнулся Мир. — А теперь иди. И Ваня вернулся к группе — никто ничего не сказал, видимо, решили, что он в туалет бегал, да и не до того им явно было, все нервничали, только Стас посмотрел долгим задумчивым взглядом, но тоже ничего не сказал. А Ваня, кстати, совсем не нервничал, и ему казалось, что причина тому — Мир. Что бы ни случилось сегодня, будут ли они молодцами или облажаются — Мир будет с ним, а это главное. Незадолго до того, как они начали играть, Мир проскользнул в операторскую и сел рядом с Геной. Они не облажались. Все прошло прекрасно. Никто не слажал, Стас не выделывался, звук был отличный, Мир улыбался, Гена одобрительно кивал… Потом он сказал: — Я вас записал. Дам послушать бигбоссам — что они скажут. Но вообще, я думаю, что все будет окей. У вас большой репертуар? — На постоянной работе песен двадцать, — ответил Ваня. — Ну, тех, что хорошо звучат. Остальные согласно закивали, и Гена тоже одобрительно кивнул. — Двадцать — это хорошо, есть из чего выбрать. Думаю, что недельки через две встретимся снова, вы мне сыграете все остальное, будет выбирать, что писать для первого сингла. Что-нибудь, — он потер руки, — такое, знаете, форматное, чтобы на радио можно было пускать. И над новыми работайте, — добавил он, наставив палец на Ваню. — Двадцать — это в лучшем случае три приличные. А нам надо будет альбом писать. — Альбом! — завопил Стас, едва только Гена скрылся за дверью студии. — Альбом! — и подпрыгнул, видимо, не находя других слов от восторга. — Это надо отметить, — улыбаясь, сказал Мир. — Это успех. Ваня посмотрел на него. Он с гораздо большим удовольствием отметил бы этот успех вдвоем с Миром — но он понимал, что группе надо держаться вместе. — А ты с нами пойдешь? — спросил он. — Если никто не против, — мягко ответил Мир. Парни загудели одобрительно — они явно не были против, а Стас сказал: — Конечно, не против, это же благодаря тебе все. И они пошли — забрели в первую попавшуюся на пути «Шоколадницу», потому что не в бар же было идти, еще начнут документы спрашивать, — и заказали там две бутылки шампанского. Мир ничего не говорил, только улыбался, по своему обыкновению, и если и думал о том, что кофейня — странный выбор для празднования, то ничего по этому поводу не сказал. После того, как поели и распили одну бутылку, Стас поднялся на ноги. — Ванька, пошли, покурим. — Не хочу, — отмахнулся Ваня — Мир в этот момент под столом гладил его лодыжку пальцами ног, и Ване, понятно, никуда идти не хотелось. — Что, здесь нельзя покурить? — На воздух хочу. А ты постоишь, подышишь. Пару слов надо сказать. Ваня, поняв, что с живого с него Стас не слезет, вздохнул и поднялся на ноги. Мир одарил его коротким мягким взглядом и вернулся к общей беседе. — Чего? — спросил Ваня, когда они со Стасом вышли на крыльцо. Он совершенно размяк — от тепла, еды, шампанского, близости Мира, что совершенно не ожидал подвоха, полагая, что Стас хочет перетереть насчет репертуара. — Ванька, ты голубой? Ване показалось, что его ударили под дых. От неожиданности он даже дышать перестал и уж тем более не мог ничего ответить, просто смотрел на Стаса, открывая и закрывая рот. С десяток ответов разом пронеслось в его мозгу, от возмущенного «Да ты что!» до дурацкой шутки в духе «Конечно, отдайся прямо тут». Но это же, в конце концов, был его друг Стас. И всякий лживый ответ был бы ложью ему, этому другу, и более того, всякий лживый ответ был предательством по отношению к Миру. Поэтому Ваня просто кивнул. Стас вздохнул — тяжело и глубоко, его плечи поднялись и опустились, потом он сказал, словно оправдываясь: — Я сразу что-то такое подумал, когда Мира увидел… просто по нему все понятно, а ты такой рядом с ним… я тебя раньше никогда таким не видел. Ну, и… — он пожал плечами. — Ты как-то никогда особо девчонками не интересовался. Ваня снова кивнул. Ему очень хотелось спросить у Стаса, как они теперь будут, но он не знал, можно ли задавать такой вопрос. Вдруг Стас обидится? — Ты ребятам-то будешь говорить? — спросил Стас. На этот раз Ване пришлось ответить вслух: — Да, надо бы. Я вообще хотел сказать… просто не знаю, как. — Надо бы скорее это сделать, — сказал Стас. — Потому что кто этих балбесов знает, вдруг кто-то решит свалить из группы? Нужно, чтобы у нас было время на замену. — Стас… — проговорил Ваня, от избытка чувств не зная, что еще сказать. Тот посмотрел на него с подозрением: — Щас обниматься полезешь, да? — Вот еще! — фыркнул Ваня, впрочем, он улыбался. — Ты вообще не в моем вкусе! — С чего это? — кажется, Стаса это всерьез задело. — Нет, правда? — Не знаю, — покачал головой Ваня. — Ты ж мой друг. И ты не гей. Ты что думаешь, геи на всех мужиков набрасываются, без разбора? — Конечно, нет! — ответил Стас таким возмущенным тоном, что сразу стало понятно — именно так он и думал. Потом, выбросив окурок, он добавил: — Вообще, это классно, что ты гол… в смысле, гей. Мы теперь с тобой будем как Пласибо! — Так Молко гей! — сказал Ваня, усмехаясь. — Не надо! — угрожающе вздел палец Стас. — Молко не гей! У него жена и ребенок. Ваня фыркнул, но ничего больше не сказал. Плечом к плечу они вернулись в кафе. Вечером, уже у Мира дома, в десять часов, когда Ване надо было уходить, он сказал: — Стас все понял. — И? — ласково спросил Мир. — Все в порядке. — Отлично! — расплылся в улыбке Мир. — Хороший у тебя друг. — У нас все будет хорошо, — сказал Ваня и обнял его. Он понял это именно в момент разговора со Стасом — если Стас все принял, значит, все будет хорошо. И остальные примут. А кто не примет — лесом. В маме же Ваня вообще ни минуты не сомневался. — У нас все будет прекрасно, — повторил он. — Все? — переспросил Мир, заглядывая ему в лицо. — Все — это что? — Все — это все, — ответил Ваня, улыбаясь до ушей. — Жизнь. — Жизнь, — повторил Мир таким тоном, словно впервые слышал это слово. Лицо его было светлым, словно освещенным солнцем. — Жизнь. Отлично. И в тот вечер Ваня покинул его с ощущением, что знает свое будущее на сотню лет вперед, и будущее это — прекрасно.