***
Антон ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Вот серьёзно, может, он просто шизофреник или сам себя накрутил до степени паранойи, но парень буквально спиной ощущал на себе чьё-то навязчивое внимание. И ему тут же захотелось сорваться с места и бежать со всех ног, так быстро, на сколько это только возможно, но вопреки внутреннему порыву он лишь сдержанно ускорил шаг, не желая привлекать к себе лишнее внимание, и как можно скорее завернул за угол одного из магазинов и стал целенаправленно двигаться к выходу. Может, именно из-за постоянных порывов оглянуться через плечо и убедиться в отсутствии «следа», он неловко зацепил плечом вдруг остановившуюся на ровном месте девушку, и следом услышан звон разбившегося стекла и нелестные крики в спину. Не останавливаясь, решив, что она сама виновата и нужно было отойти в сторону, раз уж решила остановиться посреди коридора, он продолжил свой маршрут. Антон бежал прочь от возможных неприятностей, ведь, казалось, каждый альфа, проходящий мимо, останавливался и искал глазами омегу, от которого исходил очень яркий и сильный (с чем сам Антон уже смирился) запах, но эти же альфы игнорировали парня ростом под два метра, считая, что хрупкая омега скорее прячется за его спиной, чем стоит перед ними в лице этого юноши. Он, не теряя времени, быстрым шагом направился к станции метро, мечтая поскорее вернуться в свою тихую квартирку, в которой на данный момент жил один, так как родители не слишком любили подолгу задерживаться в одном месте и предпочитали путешествовать в поисках новых ощущений и эмоций, игнорируя своего сына, которого посчитали достаточно взрослым, чтоб оставить одного. Иногда они внезапно возвращались, но всегда ненадолго. По сути они уже давно являлись друг другу чужими людьми, и Антон привык думать, что он просто временно присматривает за их квартирой и поливает цветы в горшках, чтоб окончательно не зачахли. Он не чувствовал себя дома по-настоящему комфортно, но хотя бы ощущал безопасность в четырёх стенах. Бодренько пробежав дистанцию от метро к дому, он поднялся на свой этаж и быстро отпер квартиру, прошмыгнул за порог и тут же закрылся на все замки, чувствуя, как быстро колотится в груди сердце. В последнее время он стал параноидально бояться альф, вычитав в интернете истории о том, как те поступали с омегами, у которых нет партнёра, способного их защитить. Сделав себе кофе, он нервно закурил на кухне.***
— Трудно описать, что это было. Я словно сошёл с ума на минуту от его запаха. Он был… особенным. Мир как будто сузился до одного этого запаха, пропали все звуки, голоса, был только он, — Арсений никак не мог сформулировать свою мысль, чтоб в доскональности передать своему другу, насколько головокружительным был тот самый аромат, излучаемый незнакомым ему омегой. Мужчина задумчиво помешивал ложкой кофе, хотя сахар в нём уже давно растворился. — Да понял я, — ухмыльнулся Паша, понимающе кивнув головой. Убрав руки со стола, пока официантка принялась расставлять перед мужчинами заказ, он замолчал на пару мгновений, и заговорил лишь когда она ушла. — Думаешь, у меня с Ляйсан по-другому было? Запах, — он щёлкнул в воздухе пальцами. — Я никогда не думал, что мне так нравится запах зелёного чая с мятой и тем более яблок, но вот итог — мы женаты уже семь лет, — Паша изобразил ещё один щелчок пальцами в воздухе, демонстрируя, насколько быстро произошли описанные события, словно в мгновение ока. — И я всё ещё обожаю, как она пахнет. Рядом с ней я забыл обо всех омегах, что были до. Она стоит всех вместе взятых, — прибавил с улыбкой, думая о любимой женщине. — Ты к чему-то конкретному сейчас клонишь? — с лёгкой усмешкой уточнил Арсений, зная, что друг не спроста завёл этот разговор о Лясе. Он придвинул к себе тарелку с «Цезарем», и уже был морально готов к тому, что услышал через секунду: — Обладатель этого запаха — твоя истинная пара. И теперь хоть вешайся, другого ты не захочешь, — с улыбкой сообщил собеседник, придвинув к себе порцию кофе. — Ты это понял по одному моему рассказу? А если мне просто нравятся апельсины с карамелью? — повёл бровью Арсений. — Брось, ты терпеть не можешь ни первое, ни второе, — смеётся Паша, вспоминая отношение Арсения к этим продуктам. Мужчина воротил нос от всего цитрусового, особенно терпеть не мог сок этих фруктов. — Но он — особенный. А это наталкивает на очевидные выводы, — Арсений, вздохнув, нехотя признал правоту друга. — И как я его найду теперь? Найти иголку в стоге сена проще, чем человека в Москве по одному только мне известному запаху, — поморщившись, покачал головой Попов, задумчиво ковыряя вилкой листы айсберга в тарелке. — Если бы речь шла о стоге, я предложил бы тебе его сжечь, — пожал плечами Паша. Арсений поднял на него взгляд, в котором можно было прочитать «Ты очень помог, спасибо», приправленное большим количеством иронии. — Раньше тебя не слишком волновало, есть ли у тебя истинный. Расслабься, Арс. Просто живи дальше как жил. Если это твоя судьба — встретитесь снова. Если нет, то разве что-то изменится?.. — Арсений задумчиво поджал губы и, покачав головой, сделал глоток кофе. — Раньше я хотя бы не знал, что у меня есть истинный, — вздохнул он, чувствуя раздражающее отчаяние от того, что хотел вновь ощутить этот запах апельсинов и карамели, но не мог.***
спустя месяц Антон всё чаще ощущал апатию. Одиночество. Порой нежелание жить. Усталость. Бесконечную сонливость. Он был подавлен и не имел желания выходить из дома, где считал себя в безопасности. Он стал шарахаться от незнакомых людей, боялся лишний раз выйти в магазин или в школу, всё реже пользовался общественным транспортом. Став омегой, он стал слишком уязвимым в глазах этого мира. И это здорово крошило его психику. Он жил мыслями о том, как отвратительно ему будет в следующую течку. Он боялся, что вновь впадёт в это неконтролируемое состояние. И знал, что это непременно случится. Он бы продолжил искать себе альфу, но перестал чувствовать себя в безопасности в их присутствии, и перестал верить в то, что когда-нибудь кто-то обратит на него своё внимание. Он был неправильным омегой и знал это. Он был сломанной игрушкой в мире идеальных барби и кенов. И отсюда новая эмоция: жалость к себе. Идея выпить так много снотворного, чтоб проспать всю течку, казалась всё более привлекательной.***
Антон содрогался, согнутыми пальцами царапая стену, иногда ненароком сдирая кусочки обоев, которые забивались под коротко стриженные ногти. Он плотно сжимал зубы, только бы не скулить в голос, и ощущал болезненное напряжение каждой клеточкой своего тела. Антон, сам того не желая, беспрестанно ёрзал по простыням, стараясь найти положение тела, в котором было бы не так плохо. Его бесила омежья слабость. Его бесила не приносящая удовлетворения дрочка. Его бесил до боли эрегированный член. Он ненавидел смазку, которой между ног было слишком много. Он ненавидел само существование периодов течки у омег. И свой усилившийся запах, от которого уже тошнило. Он резко подскочил с кровати, не в силах лежать так дальше, и со злобой резко припечатал кулаком в стену. Нервы стали ни к чёрту в последнее время. Бетон ожидаемо не шелохнулся, а вот кожа на костяшках тут же оголилась. Шастун с удивлением отметил, как ему полегчало после удара, стоило перевести ракурс боли с одного на другое. А спустя какое-то мгновение, совсем не думая, впав в отчаянное желание забыться, он принялся со звериной жестокостью вымещать свои эмоции, раз за разом ударяя в крепкую стену, и мыча от боли, прикусив зубами нижнюю губу, ощущая, как кожа слоями слезает с разбитых костяшек, оставляя смазанные неровные отпечатки крови на бежевом покрытии. Он колотил стену так, словно та знала и не признавалась, где ему, наконец, найти своего альфу, который мог взять его чувства под контроль своей природной власти. Он не мог остановиться, хоть и было до неконтролируемых слёз больно. Он не хотел останавливаться. Только так он не думал о том, что он в омежьем аду. Методика замещения, чтоб её. Он терпел, потому что боль была для него самоутверждением, потому что он ощущал себя настоящим самодостаточным омегой, умеющим справляться с проблемами в одиночку, вместо того, чтоб навязывать свое общество альфам, которые в этом не нуждаются. Он справится, он всегда мог справиться со своими проблемами. Он свято верил в себя, потому что больше было не в кого.***
Антон пришёл в себя не сразу. Среагировав на металлический запах крови, он поднял голову и чуть помутневшим взглядом зелёных глаз окинул комнату, в которой находился. Он не помнил, как сполз на пол по стене, но вспомнил о разбитых костяшках рук, когда ощутил острую боль. Медленно опустив голову вниз и поднеся дрожащие руки в глазам, он жалостливо закусил губу, только бы сдержать рвущийся наружу скулёж. Раны выглядели плохо и доставляли сильный дискомфорт. Ему стоило остановиться раньше, и не было бы так плохо сейчас. Однако, что сделано — то сделано, и остаётся лишь справляться с последствиями. Поднявшись на ноги, он подходит к кровати, стягивает с нее простынь, морщась от боли в пальцах при попытке сжать их, и, присев на край матраса, стал оттирать руки от крови, которая всё ещё капала на пол. К чёрту, ему эта простынь давно не нравилась, пора выкинуть её и застелить новую. — Ебать, — констатировал он, переведя взгляд на стену. Десятки кровавых отпечатков, некоторые из которых даже слились в единое бардовое пятно, были дополнены капельками крови, которые медленно стекали по стене вниз, к полу, оставляя продолговатые красные полосы. На полу так же осталась дорожка из красных капель. Комната выглядела так, словно тут снимали экшн-сцену. Антон, шипя от боли, прижал простынь к всё еще кровоточащей правой руке, игнорируя состояние левой, менее травмированной, и, прикрыв глаза, широко улыбнулся. Прислушавшись к своим ощущениям, он констатировал, что неконтролируемое возбуждение резко спало на нет, а в мыслях осталась лишь пустота. Прекрасное состояние для течки. Какое-то правильное, что ли. Шастун был не против пожертвовать этой передышке своим физическим состоянием. Он сделал бы это снова, если бы его вернули в прошлое на десять минут назад.***
Шипя и ругаясь матом, не сдерживая эмоций, Шаст нетерпеливо искал дома хотя бы подобие бинта или материала для перевязки, но в родительской аптечке нашёлся только просроченный сироп от кашля, который тут же полетел в мусорку, кусочек выпачканной чем-то ваты, активированный уголь и несколько таблеток разной формы и цвета без названий и упаковок. Раздражённо бросив сумку обратно в шкафчик, он зло пнул ногой подвернувшуюся так невовремя тумбочку, которая только жалобно скрипнула в ответ, видимо, возмущаясь и не соглашаясь с такой необоснованной жестокостью подростка. Антон максимально, насколько это вообще возможно, отмывал с пальцев кровь, ожидая, пока вся вода, приобретшая слегка красноватый оттенок, стечёт с кистей. Закончив, он внимательно рассмотрел итог: на правой руки были заметны две чёткие крупные раны на костяшках указательного и среднего пальца, была стёрта кожа на безымянном и мелкие ранки на мизинце, которому досталось меньше всего. На левой следы были куда более размытые и нечеткие, ударов на эту руку пришлось вдвое меньше. Накинув на плечи чёрную мантию с длинными рукавами и накинув на голову капюшон, Антон вышел на улицу: проветриться немного, ведь в четырёх стенах уже начинала кружиться голова от собственного запаха, и заодно зайти в аптеку за бинтом и какой-нибудь заживляющей мазью — лучше бы, чтоб к концу недели, когда он снова пойдёт в школу, раны затянулись, на сколько это возможно. И, видимо, придётся брать подавители, которые, если честно, едва ли были ему по карману. Об этом Шастун подумал, вынимая последнюю из имеющихся пластинку голубых капсул, чтоб принять сразу две дозы и тем самым обезопасить свою прогулку.***
Арсений искал взглядом ближайшую аптеку, чтоб стратегически запастить таблетками от похмелья, полисорбом и аспирином, ведь завтра их дружеская компания собирается на квартире у общего друга, Стаса, где как обычно будет огромное количество алкоголя, а мучиться всё утро от головных болей желания не было совсем. Когда тебе под тридцать — ты начинаешь готовиться к таким вечеринкам заранее. Когда Арсений становится в очередь перед пожилым мужчиной, который медлительно и методично закупается лекарствами по списку, дверь аптеки снова открывается, и в помещение заходит высокий парень, скрывший своё лицо под широким тёмным капюшоном. Арс понимал, что заметно втягивать носом воздух или делать пару шагов навстречу, чтоб распознать казавшийся смутно знакомым аромат, будет неприлично, а потому заставлял себя остаться на месте и не подавать виду, но слабые нотки чего-то родного пробивались сквозь запах лекарств, сбивающих с толку его рецепторы. Он даже зажмурился, только бы задействовать всю концентрацию внимания на обонянии, и тут же скривился от запаха свежей крови, отдающей металлом и солью. Парень, на которого он ещё раз обернулся, хмуро смотрел в ответ, и его глаза были едва заметными за тенью широкого капюшона. — Мужчина, что вам? — Арсений, осознав, что подошла его очередь, встрепенулся и вынудил себя вернуться к реальности. Продиктовав названия препаратов, он ожидал, пока соберут его заказ.***
Выйдя на улицу, Арсений бросил пакет с таблетками на переднее сидение машины и стал ждать, пока тот самый юноша выйдет на улицу. Присев на чистый капот машины, которую только утром возил на мойку, он задумчиво нахмурился. Что-то смутно-знакомое, смешанное с интуицией, заставляло его ждать, а не ехать дальше по делам. Словно он мог упустить что-то важное. Это стало казалось каким-то маньячеством даже самому Арсению, но ему так хотелось разобраться, что это была за херня, что он заставил себя ожидать. Скрип двери. Выйдя на улицу, на пороге аптеки замерз юноша, заприметив того самого незнакомца, что пялился на него в очереди. Арсений в свою очередь напряжённо замер, стоило лёгкому порыву ветра подхватить сладкий омежий запах, который он, наконец, смог идентифицировать, ведь больше его не перебивал сильный аптечный запах лекарств. Секунда на осознание. И — словно удар в голову — понимание. Арсений невольно встаёт с места и делает шаг вперёд. — Я целый месяц думал о тебе, и уже не надеялся найти, — сообщает он быстрее, чем успевает осознать смысл сказанного. — Что?.. — растерянно отзывается юноша, испуганно пятясь в сторону.