***
Антон не хочет открывать глаза даже после просонья. Он помнит, что ему снилось что-то прекрасное, такое уютное, что не хочется отпускать это призрачное ощущение, вот оно, все еще зависает на самых кончиках пальцев, разливаясь теплом по телу, только не открывай глаза… — Эй, школота! — раздается ну совсем не романтичный возглас Арсения. Парень крупно вздрагивает от неожиданности, тут же широко распахивая свои изумрудные глаза, и по ним бьет оранжевый свет: окна больше не зашторены, и закатные лучи, самые, сука, яркие, режут по глазам так, что наворачиваются слезы. Парень меняет положение тела, чтоб свет не падал на лицо, и недовольно морщится. Попов, заглянувший в дверной проем, едва подавляет в себе смех, глядя на такого растрепанного, злобного и помятого воробушка-Шастуна, у которого до подбородка пролегала высохшая ниточка слюны. — Ура, оно проснулось, — с улыбкой протянул мужчина, окончательно разрушив хрупкий мираж, выстроенный вокруг Антона. — Проснулось и готово убивать, — хриплым и низким голосом прошипел Шастун, поднимаясь на ноги и, немного пошатываясь, движется к ванной комнате. Мужчина смеется, качая головой. Мальчик с минуту оттирает дурацкий след от слюны, успевает немного покраснеть от осознания, что мужчина видел его таким, смириться, разозлиться, остыть, и даже потопать на кухню. Он больше не носит одежду с длинными рукавами при Арсении, и обещает себе завязать с такой глупостью, как причинение вреда самому себе. Ему так сильно хочется показать себя с лучшей стороны, и это немного сбивает с толку. — Тоша, — мальчик щурится, пытаясь понять, а не послышалось ли ему, но лишь кивает головой, поймав на себе взгляд Арсения. — Смотри, что покажу! — с напускным восторгом (Антон не уверен, что это была за эмоция, потому что Попов так себе актер) мужчина открывает дверцу холодильника, откуда на них задорно смотрят пачка маргарина и парочка продуктов, которые ну никак нельзя употреблять в основной прием пищи. — Это нормально, по-твоему? — Антон закатывает глаза, становится за его спиной и отворяет навесной шкафчик, откуда чуть не вываливается пачка доширака, коих тут не меньше пятнадцати. Арсений, кажется, ужасается. — И ты этим питаешься?! — Шастун делает максимально невинное лицо, встав на носочки и вытягивая что-то из недр шкафчика. — Нет, конечно, — Попов выдыхает. — Чай пью еще, — в доказательство он демонстрирует прямоугольную коробку с чайными пакетиками. — Да не смотри так на меня! — не выдерживает подросток, пихая замершего на месте Арсения в плечо. — У меня вон как много всего! — он выгребает из морозилки формочку со льдом и какой-то замороженный кусок чего-то некогда живого, и пока пытается понять, рыба это или мясо, мужчина тяжело вздыхает, выхватывая нечто, безжалостно бросает в стоящую рядом мусорку, и хлопает дверцей морозильной камеры прямо перед носом Антона. — Ты это есть не будешь, — заявляет он, порываясь загрести и доширак, но парень так яро протестует, что мужчина решает оставить его. Хотя бы, чтоб мальчик успокоился. — Это вкусно! — слышит он в ответ, когда подросток забавно прижимает к груди одну из упаковок, глядя на него большими грустными глазами. — Ну да, я снова забыл, что связался с ребенком, — бубнит себе под нос Арсений. — Че?! — явно не расслышав, но заранее злясь, выпаливает младший. — Люблю тебя, говорю! — парень тут же замялся, ощущая, как щеки начинают гореть, и сжимает доширак так сильно, что слышится треск мучного изделия. — Ладно, сегодня поешь пиццу, — вздыхает мужчина, явно не придав особого внимания предыдущей фразе, с легкостью вырывая такую вредную пищу из рук юноши. Антон всегда безумно голоден после дневного сна. Он думает, что никак не наестся четырьмя оставшимися кусочками пиццы, но все равно сидит на кухне, но не за столом, а на подоконнике, а на коленях лежит картонная коробка, из которой он вытягивает один треугольник за другим. Мальчик слышит, как Попов суетливо собирает свое шмотье, которого не так много, по дому, как бы между прочим застилая диван и вынося из комнаты весь мусор и грязную посуду в виде чашек из-под чая. — Все, завтра приеду, — отрапортовал он, подходя к мальчику, и, приподняв его за подбородок, аккуратно целует в приоткрывшиеся от удивления губы. Не так, как днем, без напора, а очень ласково и… быстро. Без покусывания или оттягивания губы, просто касание. Антон так и зависает с поднятым в воздух кусочком пиццы и потерянным взглядом. То есть… прямо вот так? Как в кино? Они прям будут встречаться со всеми этими шнягами — поцелуи, признания в любви, ласка, забота, внимание?.. Ахринеть.***
— Какого?.. — Антон думает, что ему показалось, но нет — Арсений действительно ввалился в его квартиру с двумя большими пакетами в руках и еще одним небольшим, полупрозрачным, в котором лежала уже приготовленная еда, судя по пластиковым лоткам, купленная в кафе или типа того. — Я говорил, что приеду! — доносится звонкий голос уже из кухни. — Да, ты… а не ты и куча пакетов! Что это за нахрен? — мальчик сильно хмурится, глядя, как на столе выстраивается башенка из хлеба, каких-то овощей, масла, консервов, мяса… да что тут, блять, происходит?! — Ты свой холодильник видел? Там из съестного только дохлая мышь! — Шастун выглядит так, словно ему на стол нагадили, а не принесли кучу вкусностей. — Какая нахрен мышь?.. — не понимает его парень, подхватывая с края стола мандарин, который почти оказался на полу. — Повесившаяся, Тош! — мальчик смотрит на него исподлобья, но Арсению хоть бы что. — Иди, вон, в морозилку кинь, — он подает ему что-то тяжелое и по внешнему виду напоминающее кусок говядины или свинины… или индейка, или человечину… короче, это точно было мясо. Наверное. — Так, стоп! — пока все это добро не перекочевало в его стройненький холодильник, выпаливает младший. — Вот это все — это что? — Арсений смотрит на него, как на дурачка, и лишь снисходительно улыбается. — Я хочу, чтоб мой омега хорошо питался, — почему у альф реально ненормальный заскок на эту тему?.. Ладно, Антон подумает об этом позже. Сейчас он просто злится и благодарен одновременно, помножим это на гормоны, вызванные еще не прошедшей течкой, и получим атомную бомбу. — А меня ты спросить не хочешь, что я хочу? — мрачно вопрошает подросток, бросая мясо на край стола. Нет, спасибо большое, конечно, что снова дал осознать свою никчемность, и что Антон такое себе сам никогда не сможет позволить, и все-таки… Шастун думает, что он даже за месяц не заработает столько, чтоб возместить Попову все затраты на него. — Антон, — подросток отмахивается и отходит к кухонной тумбе, показательно начав набирать воду из-под крана в стакан. Пить не хотелось, хотелось хоть как-то нарушить тишину. — Ну Шастуненок, — парня аж передергивает, когда он слышит этот ужаснейший в его жизни набор букв. — Ты обиделся? Что такое? — мужчина становится за его спиной, и совсем неожиданно кладет руки на худую талию, прижимая спиной к своей широкой груди, мягко касаясь губами загривка, отчего все тело мурашит. — Это очень дорого, да? — сиплым голосом вопрошает мальчик. Он так устроен с детства, еще родители заложили в него это — всегда думай о деньгах. Не спи ночами, размышляя, как заработать больше, зацикливайся на мысли, что тебе никто ничего не должен и ты сам отвечаешь за свою шкуру. Всегда думай о деньгах, потому что они всегда нужны. — Всерьез думаешь, что должен мне что-то? — усмехается мужчина, и его губы так близко к его голове, что на волосах чувствуется легкое дыхание, которое едва ощутимо колышет мелкие пряди. — Не делай так больше, — не отвечая, только и сипит ему мальчик, оборачиваясь к нему лицом. Голубые глаза кажутся такими чистыми, а еще очень добрыми, а руки, которым он готов доверить всего себя, сцепляются в замок за спиной. — Хорошо, — серьезно отвечает ему Попов, кивая. — Ты уже обедал? — мальчик качнул головой, закусывая губу. Да он даже не завтракал! Живот с утра крутило невероятно. — Ну и балбес, — вздыхает мужчина, оставляя легкий поцелуй на лбу юноши, который даже выдавил подобие улыбки, и подходит к навесному шкафчику с посудой, вынимая пару тарелок. — Как учеба? — подросток берет с плиты чайник, набирая воду, чтоб заварить им чай, и неоднозначно пожимает плечами. — Две тройки и четверка, — Арсений хмыкнул, вынимая из груды еды нужные ингредиенты для самого простого омлета с сыром. Вообще-то, он не умеет готовить почти ничего другого, кроме омлета, яичницы и… и все. Они общаются все время, что готовят, едят и пьют чай. Антон думает о том, что этот человек, так стремительно ворвавшийся в его жизнь, привнес в нее больше эмоций, чем он испытал за весь год без него. Арсений почему-то ловит себя на глупой мысли, что так и не купил аспирин в тот самый день, когда приехал в аптеку, чтоб запастись лекарствами и двинуться на пьянку, а встретил свою истинную пару… Антон в какой-то момент ловит себя на мысли, что Арсений все время сбегает от него. Он пытается как-то отодвинуться, отойти подальше, оставил его вчера одного в спальне, хотя засыпал мальчик на мужчине, да много всего, и это уже стало напрягать. Последний каплей стало то, что мужчина вдруг отодвинулся и пересел на другой край дивана, когда мальчик, почувствовав желание быть ближе, прижался к нему плечом. Он оборачивается на Попова, который невинно хлопает ресницами, и обиженно скрещивает руки на груди, поджимая ноги. — Все-таки, я тебе неприятен, — приходит к самому логичному выводу школьник, глянув на изменившегося в лице Арсения. — Что? — словно ему почудилось, уточняет Арсений. — Не, ну я тебя не держу, конечно, но как бы, если я такой противный, зачем приезжать ко мне? — от своих же слов он немного съежился, почувствовав колючие иголки под кожей. Ему очень искренне непонятно такое поведение Попова, и это сильно задевает его самооценку. — Дурак ты, — ой, спасибо, вот сейчас самооценка прям поднялась. Арсений качает головой, глядя на своего омегу, и многозначительно смотрит сначала на него, потом вниз, на свои ноги, и снова на него. — Тебя ничего не смущает? — парень неуверенно качает головой. — А меня вот очень сильно. Ты, — Антон, наконец, следит за взглядом, и понимает, что Попов ему вовсе не на ножки свои распрекрасные указывает, а прямехенько на натянутые джинсы в районе паха. Мальчик как-то жалостливо посмотрел в глаза мужчины, стремительно заливаясь краской. Он совсем забыл о своей течке. Нет, точнее, о ней он помнил, а о том, что Арсений запретил ему принимать подавители запаха… мамочки. — Я спать, — сдавленно пищит Антон, подрываясь на ноги, вовсе не смущаясь тому, что времени было шесть часов вечера. — Мог бы и обо мне подумать! — слышится слишком уж веселый возглас Попова. — А-а-а-а! — тупо протягивает Антон, закрывая уши ладонями. Никогда в жизни ни у кого не стоял на Антона. Никогда в жизни его не хотел мужчина. Никогда в жизни он не думал о том, что станет чьим-то омегой, желанным и любимым. Уснуть не получается. Щеки Антона пылают все тем же красным, но на этот раз не от смущения. Он тоже чувствует запах своего альфы, и сейчас он ощущал нечто терпко-сладкое, совершенно не успокаивающее, как лаванда и мята. Эта ситуация получает почетное первое место за «самый неловкий случай в жизни Антона Шастуна» от его обладателя.