***
Парень сидит на диване, вытянув вперед длинные ноги и качая ими в воздухе, при этом сложив ладошки лодочкой на коленях. Выглядит презабавно. Арсений бросает ему плед и включает отопление в доме, а после еще и отдает свой ноут, чтоб жизнь стала совсем прекрасной. — Когда я смогу вернуться домой? — спрашивает юноша, откидывая голову назад, на подлокотник, и выгибаясь в спине, чтоб увидеть сидящего чуть дальше, в кресле, Попова, залипающего в телефон. Мужчина смотрит на него, а потом щелкает по кончику носа, усмехаясь собственной выходке. — Завтра? — предполагает мужчина, глядя на парня сверху вниз. — Поцелуешь меня? — снова спрашивает Антон, почему-то заранее зная ответ. — Нет, — мужчина смеется, когда парень надувает губы и возвращается в прежнее положение, залипая в старый, но такой приятный фильм «Чарли и шоколадная фабрика», который сам Попов смотрел много-много лет назад. — И зачем надо было меня влюблять в себя тогда, — бурчит младший, прибавляя громкости. — А ты так и влюбился? — с интересом вопрошает Попов. — Нет, иди нахуй, — мужчина закатил глаза, возвращаясь к телефону. — Не ругайся, — коротко, скорее на автомате отзывается он. — Иди нахуй, — так же коротко отвечает Шастун. — Антон, не наглей, — парень хмыкнул, никак не комментируя. — Почему ты не хочешь меня целовать? — все же не выдерживает парень, перекатываясь набок и оборачиваясь через плечо. Попов медленно убирает телефон, переводит взгляд, и с подступающей к губам улыбкой отвечает: — Иди нахуй, — раздельно, отчеканивая слова, произносит он. Мальчик на это цокает языком и закатывает глаза. — Заебись поговорили, — фырчит младший. — Да тебя воспитывать и воспитывать, — качает головой Арсений, окидывая мелкого (только по возрасту) взглядом. — Любовью? — на всякий случай уточняет Шастун. — Ремнем, — тем же тоном отзывается Арсений. Во взгляде зеленых глаз буквально по буковкам можно прочитать фразу «И д и н а х у й». «Юный строптивый омега, откуда ты взялся» — почему-то проносится в голове у мужчины, когда он окидывает младшего долгим заинтересованным взглядом. В комнате уютно пахнет карамелью и апельсинами.***
Уже вечером мальчик, сидя на краю кухонной тумбы и перебирая в руках фрукты, взятые из тарелки, шмыгает носом и периодически чихает, смешно при этом морщась. Арсений тем временем нарезает кубиками колбасу и натирает сыр, решив приготовить на ужин простой омлет с добавками. — А говорил, не заболеешь, — окинув Антона коротким взглядом, качает головой мужчина, возвращаясь к готовке. Антон ответил на это прищуренным и даже немного злым взглядом, с характерным хрустом надкусывая большое сочное яблоко. — Я и не заболею, — с уверенностью, и даже чуть ли не с вызовом отвечает юноша. Попов лишь хмыкнул на это, уже начав вспоминать, как его в детстве лечила мама, чтоб не растеряться, когда омега сляжет с простудой. Он раньше никогда не заботился о другом человеке в период болезни и не уверен, получится ли так же хорошо, но надеется, что от него будет хоть какой-то толк. — Ну-ну, — только подливает масла в огонь Арсений, накрывая сковородку крышкой. — Вот только не надо строить из себя заботливую мамочку, — ворчит подросток, убирая яблоко обратно в тарелку, на что Попов закатил глаза, убирая его оттуда и перекладывая на отдельное блюдце. Аппетит у младшего резко пропал. Он, сколько себя помнит, всегда умел сам за собой поухаживать: пару дней поваляется в кровати с температурой, попьет чай, воспользуется средствами доступной народной медицины и «встанет на ноги». Он проходил это не один раз. — Тогда не строй из себя ребенка, — юноша окидывает его обиженным и озлобленным взглядом. — Опять? Реально считаешь меня ребенком? — парень встает на ноги, делая пару шагов вперед и встает напротив Арсения, который показушно скрещивает руки на груди и вздергивает бровь, воссоздавая вид крайней заинтересованности. — Я два года один живу, и не нуждаюсь в помощи альфы каждую секунду, — с явной агрессией в голосе проговаривает мальчик, в конце короткой тирады чихая и пару раз шмыгая носом. Арсений закатывает глаза. — Так хочешь казаться самостоятельным? — устало вопрошает он, глядя на такого юного парня, которого явно вышвырнули из-под родительской опеки слишком рано. Он не понимает, что еще должен сделать, чтоб Шастун, подобно ежику, перестал демонстрировать свои нескончаемые иголки. — Пожалуйста, справляйся сам, — резко отвечает Арсений, возвращаясь к готовке. Он устал потакать парню во всем и всегда. Не хочет? Не надо. — Пальцем о палец не ударю, — щелкнув пальцами, добавляет он, даже не окидывая взглядом омегу. Он высасывает из него все соки. — Спасибо, — едко и грубо бросает парень, уходя из комнаты, нарочно задевая Арсения плечом, отчего тот опасно покачнулся и чуть не положил руку на горячую стеклокерамическую поверхность, отчего разозлился еще сильнее. Почему он вообще позволяет ему так с собой обходиться? Ужинать Шастун так и не приходит.***
Шастун просыпается среди ночи от того, что горло сильно дерет, и хочется кашлять. Закрыв рот краем подушки, он старается сделать это как можно тише. Несмотря на теплое одеяло, ему холодно. Парень сначала думает о том, чтоб разбудить Арсения и попросить еще одно, но, вспоминая их дурацкую ссору и обещание справиться самостоятельно, тихо выходит в коридор, немного пошатываясь, и берет с вешалки свою куртку, чтоб, вернувшись под одеяло, накрыться ей сверху. Парень с трудом засыпает, но вообще не ощущает, что поспал еще несколько часов: по ощущениям успел лишь на секунду закрыть глаза и тут же открыл их снова. На кухне зажегся свет. Судя по шуму, Арсений собирался на работу — ходил от ванной до своей спальни, для чего требовалось пересечь зал, где и спал омега, даже не глядя на него. Он успел рассмотреть его лицо в полутьме, когда только проснулся, и решил, что выглядит Шастун вполне сносно, ночью он не слышал ни кашля, ни чиханья, значит, пацан должен быть в норме или близким к таковой. Днем Антон почти не встает с дивана, только делает пару вылазок, чтоб заварить себе чай и предпринять попытку найти градусник, что так и не увенчалось успехом. Он думает, что ссориться с Арсом было полной тупостью, и даже чуть не решается позвонить ему и извиниться, но быстро отгоняет эту идею: его, вообще-то, слова мужчины тоже задели. Сначала он его хочет, а потом заявляет, что Антон еще и ребенок, оказывается. Шастун уже просто не понимает, что от него хотят.***
Когда Арсений возвращается домой, то слышит шум чайника, а свет включен одновременно в нескольких комнатах. «Живой, значит», — с некоторым облегчением отмечает про себя Попов, снимая шарф и скидывая с плеч пальто. — Привет, — первым произносит он, проходя на кухню. Антон, до этого сидящий на подоконнике и прижавшийся виском к холодной арке, перевел на него ленивый взгляд, моргая пару раз. — Привет, — не сразу отзывается он, слабо взмахнув рукой в приветственном жесте. — Ты как? — тут же задает он интересующий его весь день вопрос. Мальчик шмыгает носом. — Хорошо, — заявляет он, довольно бодро соскакивая на пол и вынимая из навесного шкафа чашку. Последние минут тридцать ему и впрямь стало гораздо лучше, и юноша даже решил, что его, наконец, стало отпускать, потому что еще несколько часов назад чувствовал он себя скверно. — Извини, — вот так просто произносит Попов, стоя в дверном проеме со скрещенными ногами, прижавшись плечом к деревянной арке. Антон медленно кивает, наливая кипяток в чашку. — Ты меня тоже прости, — наконец, стушевавшись, выдает смущенный юноша, шмыгая носом и проводя рукой по лбу, стирая выступившие под челкой бусинки пота. — Иди сюда, — просит его Арсений, поманив рукой. Парень, недолго думая, отставляет чашку, плетясь в заданном направлении. Попов притягивает к себе обеими руками, прижимая к себе и с удовлетворением выдыхая, ощутив худые кисти рук на собственных плечах. — Ты не ребенок, — с уверенностью произносит старший, поглаживая немного влажные зернистые волосы на затылке. — И я люблю тебя, — тем же уверенным тоном добавляет Попов. — Спасибо, — слабо шепнул парень, уткнувшись носом в подставленное плечо и чувствуя, как «поплыл». Ноги стали буквально ватными, и он думает, что стоял бы так вечность, в объятиях сильного альфы, который сможет удержать его в таком положении долгие часы, потому что именно этого требовал его затуманенный организм. — Тош, — напряженно произносит Арсений, не отстраняясь и не меняя положения, но ощущая, как его хватка стала сильнее, потому что парень, кажется, вообще не держался. — Эй, малыш, — слетает обеспокоенное ласковое слово с уст Попова, когда ему приходится немного встряхнуть Шастуна, чтоб тот хотя бы посильнее ухватился за его плечи. — Ты мерил температуру? — мальчик, мотнув головой, собираясь с силами, отступает назад, хватаясь за кухонную тумбочку. — Я сам, — тут же произносит он, когда руки Арсения уже тянутся к нему. — Сам, я сам, — повторяет он, присаживаясь на край кухонной тумбочки. — Ну ты и дурак, — все же не получается промолчать, когда Попов накрывает лоб парня рукой, чувствуя довольно сильный жар. И как он только упустил это? — Ты обещал, — шмыгает носом парень, поднимая на него свои большие зеленые глаза. — Что? — напряженно и немного растеряно уточняет Попов. — Что не будешь меня лечить, — угрюмо повторяет его слова юноша, поднимаясь на ноги. — И правильно, я сам, я так привык, — он идет по коридору, держась за стенку рукой, и Арсений так сильно сбит всем с толку, что не сразу додумывается пойти следом. — Только, пожалуйста, можно аптечку? — слышит он совсем ослабший голос, когда пацан заваливается на диван, тут же прикрывая глаза. Арсений понимает, что облажался по всем пунктам.