***
— Я не пойду в школу, — это была первая фраза за сегодняшний день от Антона, когда Попов растолкал его сонного, ведь настало время приема препаратов. — Хорошо, но тогда ты должен позавтракать, — пошел на хитрость Арсений, который в любом случае не отправил бы своего омегу в школу в таком состоянии. — Ладно, — беспечно отозвался младший, все еще посапывая, когда градусник оказался подмышкой, а к губам поднесли стакан с теплой водой, которую он пил скорее по инерции, просто потому, что так надо. К обеду температура зависла на отметке в тридцать семь с половиной и никак не желала двигаться вниз, но Антона, который к этому времени оклемался, кажется, все устраивало. Он все также оставался на диване, вытянув свои длинные конечности, укрытый одеялом и накинутым сверху пледом, смотрел телик и жевал грушу, принесенную ему вместе с остальными фруктами самым заботливым в мире парнем, который попался ему каким-то чудом, не иначе. Арсений, отпросившийся с работы, закончил с приготовлением чего-то полезного и, Антон уверен, невкусного. Мужчина присел на край дивана, загораживая весь обзор на «Морских Дьяволов», которых мальчик тыщу лет не смотрел, но проигнорировал просьбу отодвинуться. Он взял в руку его запястье, поглаживая, и глядя на парня так нежно, что даже обычно не разбирающийся в таких вещах Антон смог это почувствовать. Попов медленно поднес худую кисть к лицу, и коснулся костяшек легким касанием губ, глядя в расширившиеся глаза Шастуна. Переплетя их пальцы, он подался чуть вперед. — Не целуй меня, — хрипловатым голосом предупреждает его Антон, но Арсений, качнув головой, стремительно склоняется над его губами, касаясь их своими, немного раздвигая языком и проникая глубже, покусывая легкими движениями то верхнюю, то нижнюю. — Зачем? — шепчет в поцелуй Антон, не поддаваясь на провокацию, но откровенно покрываясь мурашками от всего происходящего. Попов отстраняется, при этом имея самый довольный вид. — Ты специально? Когда я прошу — так нет… — бурчит младший, на что получает шипящее «тш-ш». — Теперь ты заболеешь, дурак, — расстроенно бубнит мальчик, совсем не желая становиться причиной его болезни. — У меня прививка, — сообщает мужчина, взяв кисть мальчика, и, ухватив его пальцы у основания, подносит их к своему плечу, так, чтоб указательный оказался ровно под маленьким круглым следом от иголки. — Видишь? Буду здоров, точно тебе говорю, — по-доброму произносит мужчина, ведя рукой дальше, прижимаясь щетинистой щекой к ладони парня. Ему нравится, насколько кожа его ладошек мягкая и еще по-детски бархатистая. — И тебе такую сделаем, — Антон улыбнулся краешком губ, начав поглаживать пальцами щеку Арсения. Короткая щетина приятно кололась, по ней было приятно водить рукой — почти как массажер, честное слово. Прекрасный антистресс.***
— И каково это вообще? — вскользь интересуется Паша, с которым Попов пересекся несколькими минутами ранее. Поскольку Арсений был на машине, он вызвался подвезти друга домой, спасая того от участи провести на остановке пятнадцать минут в ожидании автобуса. — Что именно? — с легкой улыбкой интересуется водитель, пропуская машину, притормаживая. — Встречаться с парнем? — очень тактично выпаливает Павел, внимательно наблюдая за лицом друга, не желая упустить ни единого изменения в мимике. — Не ругаемся из-за маникюра и новой шубы, — после недолгой паузы выдает Попов, усмехаясь тому, как собеседник закатил глаза. — Да обычно, Паш… он еще, конечно, не полностью мне доверяет, но вроде бы подпускает, ему даже целоваться со мной понравилось… вроде, — немного неуверенно добавляет он, вспоминая, как мальчишка выпрашивал у него поцелуи, так что, наверное, все же да — понравилось. — Вы уже и засосались… — слышится немного… обеспокоенный, что ли, голос мужчины. — Тут налево, — коротко подмечает он, наблюдая за дорогой. — Он мне нравится. Кажется, я его даже люблю. Ты это услышать хотел? — немного резко добавляет Попов, бросив короткий взгляд на Добровольского, который лишь повел плечами на это. — Вот здесь, у подъезда. Ага, да, спасибо. Пока, — скомканно прощается Павел, так ничего и не говоря в ответ на предыдущую фразу, коротко пожимая руку Попова. Не успевает Арсений и проанализировать произошедшее, как телефон, лежащий на нескользящем коврике на панели, издал первые ноты мелодии, стоящей на звонке. — Да, Тош? — как-то само-собой вырывается у него, когда мужчина успевает прочитать на экране «Антон». — Э-эм, Арс, тут такое дело… — Попов резко переключается в режим «что-ты-блять-наделал», становясь вмиг более серьезным и напряженным, сжимая одной рукой руль. — Что? — торопит он младшего, начав отбивать ритм пальцами по рулю. — Я… я градусник разбил, — слышится виноватый голос мальчика. — Только не ругайся! — тут же добавляет он в несколько раз громче. — Ты что?! — не сдержавшись, выкрикивает мужчина, тут же выпрямляясь на сидении, подавшись вперед. — Ну я же просил не ругаться! — и без того ощущая сильную вину за это, говорит Шастун, сидя в это время на диване и глядя на серебристые бусинки ртути на полу. — Ничего не трогай, я сейчас приеду! — прикрикивает на него Попов, отключаясь и резко выворачивая руль в обратном направлении. Ну за что ему этот ребенок? — Че орать сразу… — шепчет подросток в динамик, хотя его уже никто не слышит. У него немного дрожат руки от осознания, что он впервые в жизни разбил градусник, и парень начинает гуглить, что делать в таких ситуациях. Решив, что, если он ликвидирует последствия, ему от Арсения влетит немного меньше, мальчик перебирается к кухне по диванам, креслам и стульям (потому что пол — это лава!). Найдя стеклянную банку из-под кофе, он заливает в нее холодную воду и смачивает пару ватных дисков. Он пару минут скептично смотрит на капельки ртути, оценивая, на сколько лет сократится его жизнь, если он случайно коснется их, когда в двери проворачивается ключ и в квартиру вваливается Арсений с покрасневшими щеками и сбитым дыханием. — Это еще что? — мужчина тут же натыкается взглядом на банку в руках парня. — Ртуть… собирать, — поджав губы, виновато шепчет парень. Он никогда не разбивал ебаные ртутные градусники, но слышал, что это опасно. Еще начитался фейковых фактов о ртути, будто бы один градусник доводит чуть ли не до смерти, и принял за чистую монету, отчего руки затряслись сильнее. — Ты придурок, Шастун? — строгий тон никак не добавляет Антону уверенности. Арсений выглядит злым и серьезным, скорее как директор школы, узнавший, что местный хулиган испортил его машину, чем как его парень. — Я не придурок, — парень смотрит с прищуром, исподлобья, сильно сжимая емкость. — Сюда, блять, дай, — банку просто вырывают из рук, а часть ватных дисков падает на пол. Арсений задевает его плечом, и, обернувшись на секунду, еще и отталкивает рукой подальше вглубь коридора. — На кухне сиди, — рыкнул он, переобуваясь в тапки, чтоб не наступить на ртуть и стекло, и движется к окну, распахивая его наполовину. Следующие полчаса парень с обиженно-виноватым видом выслушивает маты Попова, когда ему приходится то отодвигать диван, чтоб убедиться в отсутствии наличия опасного вещества, то серебристый шарик ускользает, никак не желая прилипать к ватке. Психанув, мужчина берет скотч, с которым дело пошло быстрее. Антон все это время сидит на ставшем неуютным диванчике, в футболке и спортивных штанах, немного дрожа от холода, которым тянуло из открытых окон в соседней комнате. Вскоре звуки утихают и Попов заходит на кухню, окидывая мальчика коротким взглядом. — Где крышка? — даже голос стал звучать как-то холодно. Почему взрослые всегда так злятся из-за таких ситуаций, которые происходят случайно? Антон уж точно не сидел и не долбил градусник об пол, желая узнать, разобьется или нет. — Извини, — почему-то дается с трудом, и все же Шастун произносит это непривычное для него слово. — Крышка, — настойчиво повторяет старший, игнорируя сказанную фразу. У Антона что-то неприятно колет в животе. Короткое неприятное чувство, разливающееся по всему телу. Он молча подходит, открывает верхний шкафчик и отдает Попову крышку от банки, в которой плавают серебряные капельки вместе с мусором, попавшим на скотч и ватку. Плотно закрутив ее, Арсений выходит в прихожую, оставляя банку на подоконнике, пока сам набирает какой-то номер. — Да… ртуть… угу, какой адрес? Да, спасибо, — слышатся отрывки фраз. Антон облизывает пересохшие губы. — Меня не будет два часа. Постарайся больше ничего не разбить, — наверное, Арсений старался сказать это мягче, видя и без того подавленное состояние мальчишки, но его просто коробило от того, что Шастун реально пошел бы собирать эту гребаную ртуть и наверняка сделал бы что-то не так. Он не злится за градусник или неуклюжесть Антона. Наверное, слишком сильно переволновался… Как обычно родители волнуются за своих детей, так он переживал за юного омегу. Для начала мужчина отдаст ее в предприятие, занимающееся утилизацией подобных веществ, а уже после, немного отойдя, побеседует с парнем.***
Мальчик осторожно проходит в «свою» комнату, опасливо осматривается вокруг, но не находит ни единого намека на недавнюю катастрофу. Здесь прохладно из-за открытых окон, и он спешит укутаться в одеяло. Руки почти перестали дрожать. Он вспоминает, как еще совсем недавно его оттолкнули, а потом, пусть и не кричали, но говорили таким строгим голосом, что даже губы начинают дрожать от того, как сильно он закусил нижнюю, справляясь с волной эмоций. Первой мыслью почему-то становится уехать домой вот так, прямо сейчас, ведь квартира должна быть в порядке, но внутри тут же загорается красная лампочка: так нельзя. Ему не пять лет, и он понимает, что этим проблемы не решишь, а только приумножишь. Нужно уметь отвечать за свои поступки. Первый извиняющийся жест, который приходит в голову — убраться в квартире. Обычно так делают подростки, родители которых ушли на родительское собрание, и это даже немного забавно. Мальчик перемывает небольшое количество грязной посуды, лежащей на дне раковины, заправляет диван, выносит мусор и проводит влажную уборку, по пути расставляя вещи так, чтоб они смотрелись более аккуратно.***
Арсений возвращается, когда на улице уже темнеет. В машине играет любимая музыка и он чувствует себя довольно расслабленным, чего нельзя сказать о сидящем в квартире парне, который сидит на кухонном диване, поджав ноги и закрыв дверь в зал. Холодно и страшно. Потому что сейчас приедет Арсений. А он все еще не нашел нужных слов… Мужчина как-то слишком быстро оказывается сначала в коридоре, а теперь в дверном проеме, глядя сверху вниз на омегу, который, покусывая уже опухшую губу, смотрит на него своими большими очаровательными глазами. — Ты замерз, — обеспокоенно сообщает ему Попов первым делом, полностью сбивая с толку еще и тем, что снимает с себя пока теплую куртку, накрывая ею худые плечи. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, — облизнув губу, неуверенно произносит юноша, озадаченно глядя на Попова, который кладет на стол небольшую картонную коробку. Антон читает на ней «электронный градусник», и виновато отводит взгляд. — Извини, что был грубым утром, — вдруг произносит мужчина, включая чайник, чтоб приготовить пару чашек горячего напитка. — Просто испугался за тебя, — поясняет он, улавливая эту озадаченность младшего. Он видит его сильно искусанные губы и помятый видок, и даже чувство совести колет где-то под ребрами. — Прости, что доставляю проблемы, — не найдя ничего лучше, шмыгает носом Антон. Арсений тяжело вздыхает, подходя ближе. — Вечно фигню всякую говоришь, — приобнимая его за плечи, сетует мужчина, ощущая, как парень склоняет голову, упираясь ей в районе живота, поскольку он все еще сидит на диване. Его ласково поглаживают по волосам. — Я домой могу уехать, — совсем тихо добавляет Антон, тут же получая за это легкий подзатыльник, протягивая на него шипящее «ауч». — Домой он собрался, — ворчит Арсений, потянув парня на себя, чтоб тот приподнялся, и плюхаясь на диван, потянув Антона обратно, тем самым сажая разом покрасневшего парня к себе на колени, обхватывая за впалый живот и прижимая к себе. — Никуда тебя не отпущу, — обыденным тоном произносит Попов, немного щекоча большим пальцем выступающую тазовую косточку, приподняв краешек футболки. Куртка слетает с юношеских плеч, оказываясь зажатая где-то между телами, согревая обоих.***
Наконец-то, мужчина дает команду закрывать окна, ведь в зале уже совсем холодно, а на дворе почти ночь. Парень думает, что точно сильно замерзнет сегодня, и уже тащит в комнату свою куртку, чтоб накинуть сверху на одеяло, когда Арсений перехватывает его за руку, разворачивая к себе лицом. — Зачем ты вьешь тут гнездо, воробушек? — изогнув бровь, с прищуром вопрошает мужчина, покосившись на снова расправленный диван. — Так… спать… холодно, — не понимая, кто из них тупит больше, отзывается юноша. — Тук-тук, — мужчина легонько ударяет его дважды по виску подушечкой указательного пальца. — Кто в домике живет? — Шастун хмурится и кривит забавную моську. — Спать он тут собрался, — цокает языком мужчина, отпуская мальчика и проходя к дивану, сгребая в охапку одеяло и подушку, на всякий случай, если парень захочет спать под своим. — В комнату топай, не стой, — мужчина указывает на дверь в свою спальню. — С тобой? Спать? — тупо переспрашивает парень. — Да, Антон, со мной, — устало поясняет Арсений, проходя в комнату. Антон несмело проходит следом. С мужчинами он еще точно никогда не спал. — Ну, ляжешь ты сегодня, наконец? — одергивает его мельтешение Арсений, уже минуту как лежащий в мягкой постели-полторушке, куда вполне поместится такой дрищ, как Шастун. На фоне шумит навесная плазма средних размеров, по которой крутят «Интернов». — Ща лягу, — проходит еще полминуты. Парень все так же стоит в проеме. — Шастун, сейчас точно получишь, — мальчик скривился от такого обращения. — Детей бить нельзя, — он показывает Арсению язык, обходя кровать и принимаясь стягивать футболку, чтоб заменить на майку для сна. — А я детей не бью, — тут же доносится ответ. — Я их шлепаю, — даже в темноте можно различить, как на щеках юноши заиграл румянец.