Дела добрые, дела дурные

      Затянувшееся лето сменилось короткой осенью, а затем в Вестерос надолго пришла суровая зима. На сей раз она длилась семь лет. Многофутовый снежный покров превратил Север в белую пустыню, над которой кружил, завывая, ледяной ветер. Дорог больше не было. Ручьи, реки и озёра промёрзли насквозь, до самого дна. Только живое тепло постоянно горящего в очаге огня помогало северянам противостоять этому царству холода, - и горе тем, кто не смог заготовить на зиму достаточно дров.       В разорённых войной речных землях людей чаще убивал голод, чем холод. Кое-кто из мелких лордов, не успевших сделать запасы зерна и мяса, не дотянул до весны, а простых крестьян и фермеров перемёрло и вовсе без счёта. Когда сошёл снег, в пустых домах нередко обнаруживали не только объеденные дикими животными человеческие кости, но и обгоревшие - в очагах. Считалось, что это дело рук обезумевших от голода дезертиров, выгнанных холодом из лесов и скитавшихся стаями от деревни к деревне в поисках еды. Отчасти так оно и было, однако и сами жители прежде, чем умереть от истощения, нередко ели своих мертвецов.       В значительно меньшей степени пострадали от зимы богатые западные земли, хотя сильные морозы и обильные снегопады нередко случались и здесь. Даже расположенные на побережье Закатного моря Ланниспорт и Утёс Кастерли утопали в сугробах. Бесконечные шторма сотрясали море, и редкий корабль рисковал причалить в порту. Торговля с другими городами зимой практически прекратилась, однако это обстоятельство несильно расстраивало Тайвина - продавать ему было нечего, ибо истощившиеся рудники больше не давали золота, а покупать что-либо незачем - запасов солонины, вина и муки, хранившихся в кладовых Утёса, хватило бы на то, чтобы пережить ещё одну такую зиму.       Тайвин Ланнистер уже перешагнул 65-летний рубеж, но едва ли у кого-нибудь повернулся бы язык назвать его стариком. Прошедшие годы окончательно выбелили когда-то отливавшие золотом волосы, углубили морщины и ещё больше ожесточили линию рта, но плечи его не согнулись, и в движениях всё еще ощущалась грация хищника. Ясные зелёные глаза не утратили блеска, и только появлявшаясь в них временами усталая отрешенность говорила о том, что их обладатель живёт скорее воспоминаниями, чем надеждами и мечтами.       Двенадцать дней назад он покинул столицу. Путь его лежал в Утёс, но он ехал по Королевскому тракту, а не по Золотой дороге, потому что собирался сначала побывать в Риверране. Попутчики встречались редко. В основном людской поток двигался ему навстречу: с началом весны межевые рыцари, ремесленники и странствующие певцы устремились в сторону Королевской гавани в надежде, что в большом городе будет проще заработать себе на пропитание.       Уже почти стемнело, когда Тайвин добрался до постоялого двора на перекрестке дорог.       Гостиница мало изменилась с тех пор, как он занял её во время вторжения в Речные земли. Близлежащая деревенька, сожжённая в те времена, так и лежала в руинах, но несколько домов уже были отстроены заново.       Шагая по двору, он вспомнил, что где-то здесь стояла виселица, на которой после недолгого разбирательства вздёрнули хозяйку гостиницы. Память не сохранила её имени. А может, он его и не знал. Во время войны он не всегда интересовался именами тех, кого приказывал повесить. Лица её он тоже не помнил. Но одно было совершенно точно - она жевала кислолист. Даже когда её уже поволокли к виселице, она, вереща что-то в своё оправдание, всё ещё продолжала сплёвывать красную слюну. Кислолист... Муж Дженны, ничтожество Эммон, тоже вечно жевал эту гадость, двигая своим скошенным, как у большей части отродья лорда Уолдера, подбородком. Тайвин терпеть не мог и Эммона, и его мерзкую привычку.       Иногда самые незначительные мелочи решают судьбу человека. Кто знает - возможно, он был бы более снисходителен к хозяйке, не имей она пристрастия к этому растению... в конце концов, преступление её было не так уж велико.       Гостиница оказалась переполнена. Для Тайвина всё же нашлась комната на втором этаже колокольни, но и то лишь после того, как он расстался с золотой монетой, а вот его гвардейцам придется ночевать на конюшне.       В сопровождении одного из гвардейцев он поднялся по лестнице посмотреть свою комнату и оставить вещи. Комнату он нашёл отвратительной: крошечное душное помещение с одним окном, убогой мебелью и соломенным тюфяком на скрипучей кровати. Он мог бы заплатить в пять раз больше и поменяться с кем-нибудь из постояльцев на более приличную комнату - да вот только путешествовал Тайвин в этот раз тайно, без гербов и знамён, и не хотел привлекать к себе внимания, разбрасываясь деньгами. Ланнистеров в этих местах по-прежнему не жаловали. Его сопровождали всего лишь четверо гвардейцев – до смешного мало, учитывая, что он вёз с собой исключительно ценную вещь - меч из валирийской стали. Меч, выкованный из «Льда» Эддарда Старка, который Джоффри самонадеянно окрестил «Вдовий плач», да так и не успел срубить ни одной головы. После его смерти меч перешёл к Томмену, а когда и младшего внука не стало, Тайвин решил забрать его в Утёс. Серсее он ни к чему. Она, правда, считала иначе, но в конце концов не посмела перечить отцу.       Меч, завёрнутый в полотно, он положил под тюфяк – больше его здесь спрятать было негде – и, оставив гвардейца снаружи у дверей, спустился на первый этаж, чтобы поужинать.       В гостином зале было шумно и душно. Чадили факелы на стенах, освещая помещение и лица сидевших за столами людей неровным светом. Аппетитно пахло жареным мясом и луком.       Тайвин выбрал себе стол в углу и сел лицом к залу. До двери отсюда было далековато, но по правую руку от него, совсем рядом, находилось окно. Он тешил себя надеждой, что в случае опасности сможет воспользоваться им, как отходным путём. Правда, ему давно уже не доводилось совершать никаких резких движений, он перестал тренироваться с мечом и даже избегал носить латы, поскольку с некоторых пор они стали его... утомлять. Сейчас на нём под камзолом была надета только лёгкая кольчуга. Латы защищают в бою, но от руки наёмного убийцы ничто не спасёт. Так много людей хотели его смерти, что он просто устал бояться её. К тому же один раз он уже умер.       Тайвин велел мальчишке-слуге принести мяса и вина и дал ему серебряную монету, сказав, чтобы к нему никого не сажали. Двое его гвардейцев заняли свободный стол поблизости. Третьего он отправил на улицу следить за окном своей комнаты.       Пьяные голоса, смех, стук ложек о тарелки и другие звуки – всё сливалось в ровный гул, стоявший над столами. Народу в зале набралось предостаточно. Вольные всадники, наёмники, фермеры - все хотели этим вечером поесть, выпить, послушать песни бродячих певцов и, конечно, потискать шлюх. Тайвин давно не был с женщиной, и взгляд его невольно прошёлся по лицам и фигурам фривольно одетых девиц. Безошибочно распознав в нём человека небедного, они ловили его взгляд и призывно улыбались. Несмотря на длительное воздержание, большинство девушек показались ему непривлекательными. Лишь две-три из них выглядели достойными заведений Бейлиша, остальным место было в солдатском борделе. Подвыпившие постояльцы, однако, с удовольствием сажали девушек к себе на колени и щедро угощали элем.       Соседство с простолюдинами не смущало Тайвина, гораздо больше его беспокоило присутствие вооружённых людей, но таких в зале было пока немного.       Ему уже принесли то, что он просил, когда в зал, позвякивая доспехами и мечами, вошла группа из четырех молодых людей. Сперва они никак не привлекли его внимания, - он только отметил про себя, что все они хорошо вооружены, - но когда они заняли стол через проход по диагонали от стола Тайвина, он, имея привычку наблюдать за незнакомыми людьми, все-таки присмотрелся к своим новым соседям.       Из тех двоих, что сели к нему лицом, один оказался девушкой… седьмое пекло! Арья Старк – вот кто была эта девушка. Неудивительно, что сначала он принял ее за юношу – на ней была мужская одежда: простой, без вышивки, серый шерстяной дублет и такие же серые бриджи. На боку, - ну, разумеется! - болтался приличных размеров меч.       Она сильно изменилась за эти годы. Теперь Тайвин видел перед собой стройную молодую девушку, а не ребенка, хотя в движениях и мимике её сохранилась мальчишеская непосредственность. Больше не было этих свисающих на глаза неровных прядей, которые так раздражали Тайвина в Харренхолле – тёмные волосы длиной до плеч были частью забраны в хвост, а частью свободно рассыпались по плечам. Пожалуй, красавицей её нельзя было назвать, но это не мешало сидевшему рядом с ней молодому мужчине настойчиво оказывать ей знаки внимания. Сколько ей теперь – восемнадцать, девятнадцать…?       Последний раз Тайвин видел Арью ранним утром во дворе замка в день своего отъезда из Харренхолла. Он отдавал последние распоряжению Клигану посреди суеты строившихся в колонны латников, когда заметил девочку, стоявшую неподалёку с пустым кувшином в руках. Вид у неё был растерянный. Прикусив нижнюю губу, она смотрела на открытые ворота с поднятой решёткой – должно быть, размышляла, не пришло ли время сбежать отсюда. Тайвин перехватил её взгляд и покачал головой. Она поняла. Повернулась к нему спиной и грустно побрела в сторону Башни Плача.       Ему подвели коня. Вскочив в седло, он моментально забыл о девочке. Впереди у него была битва на Черноводной, триумфальный въезд в тронный зал и многочисленные заботы десницы короля.       Если он и вспоминал об Арье, то только когда замечал взгляды жителей Красного замка, которые те украдкой кидали на его руку, украшенную следами её зубов. Он знал, что за спиной у него шепчутся, видел любопытство в глазах окружающих, но никто, кроме Серсеи, не посмел задать ему вопрос. Тайвин не хотел себе в этом признаться, но его обидело то, что дочь гораздо больше интересовали сплетни, циркулировавшие вокруг его имени среди придворных, нежели собственно его рана. Вообще после смерти матери она очень болезненно относилась к тому, что у него могут появиться другие женщины. Приписываемый Тайвину молвой интерес к маленьким девочкам, вероятно, глубоко возмущал Серсею. «Отец, это правда, что…» - начала она и запнулась, не зная, как спросить его о таком. Он пристально смотрел на неё, пока она не отвела глаза, и только после этого сказал тоном, долженствовавшим показать дочери, что отец глубоко ею разочарован: «Неужели моя дочь верит подобным сплетням…?»       Бейлиш, кланяясь Тайвину при встрече, улыбался змеиной улыбкой, давая понять, что ему кое-что известно. Тайвин испытал облегчение, когда тот, заявив на малом совете, что ключ к долине Аррен находится у него между ног, получил разрешение жениться на вдове Джона Аррена и покинул Королевскую гавань.       Перед самой свадьбой Джоффри ворон принёс письмо. Как Тайвин и приказывал, Клиган, покидая Харренхолл, отправил девочку под охраной небольшого отряда латников в Утёс. Видимо, по дороге на них напало Братство без знамён. Латников позже нашли мёртвыми: одни были убиты в схватке, другие – повешены на деревьях вдоль дороги, а девчонка бесследно исчезла. С тех пор о ней больше никто ничего не слышал. Судьба её могла повернуться как угодно. Может быть, ей удалось добраться до Орлиного гнезда, пока была жива её тётя Лиза, и та приютила её втайне от Мизинца. Может быть, она погибла в пути от голода и холода или стала жертвой отщепенцев, которых много бродит по дорогам во время войны… Много чего плохого могло случиться с маленькой девочкой в этом жестоком мире.       Но она выжила.       И, кажется, Тайвин был рад этому обстоятельству.       Арья, встретив его взгляд, замолчала на полуслове - узнала. Собеседник удивленно посмотрел на неё, потом перевел взгляд на Тайвина. Этого человека Тайвин никогда прежде не видел.       Нельзя сказать, что на лице девушки отразилась какая-то особая радость от встречи (да и с чего бы…?), но она поприветствовала Тайвина наклоном головы. Он не кивнул в ответ, но продолжал пристально смотреть на нее. Люди обычно терялись и отводили глаза, когда он так смотрел, но только не Арья. Маленькая, она всё-таки боялась его (как, собственно, и большинство окружавших Тайвина людей), а теперь глядела очень уверенно и по-волчьи бесстрашно. И снова, как когда-то в Харренхолле, он заметил что-то странное в её холодных серых глазах. Нет, не угрозу. Просто у восемнадцатилетней дочери Эддарда Старка был слишком взрослый взгляд – как будто она прожила на свете дольше, чем сам Тайвин. «Что же такое с тобой происходило в прошедшие годы, девочка…?» - подумал он, неотрывно всматриваясь в её лицо.       Так они играли в гляделки, пока Арья что-то не сказала своим спутникам. Двое тех, что сидели спиной к Тайвину, разом обернулись. Тайвин узнал их. Блондинистая дылда Бриенна Тарт в синих доспехах и этот… бывший оруженосец Тириона, родственник сира Илина Пейна. Подрик, вот как его звали. Стеснительный, как девица, Подрик, которого, шутки ради, Тайвин дал когда-то в оруженосцы своему младшему сыну. Теперь Подрик был облачён в доспехи. Парень возмужал, и, похоже, уже был помазанным рыцарем. Он смотрел на Тайвина со свойственным ему простодушным любопытством, Бриенна же окинула его откровенно неприязненным взглядом. Он ответил ей тем же. Незнакомый спутник Арьи рассматривал Тайвина без особого интереса. С каким-то удивившим его самого ревнивым чувством Тайвин отметил, что он красив, как принц из песен бродячих менестрелей.       Арья и ее товарищи вернулись к своем разговору. Красивый сосед Арьи рассказывал ей что-то забавное, интимно наклоняясь к ней и почти касаясь губами её маленького розового уха. Девушка рассеянно улыбалась.       Перед Тайвином стояла тарелка, наполненная тушёными овощами и сочными ломтями мяса, уже начавшего покрываться плёнкой застывшего жира. Есть ему почему-то расхотелось, вино вдруг показалось кислым.       В отличие от него Арья и компания с неподдельным энтузиазмом молодости поедали бараньи отбивные на рёбрах, смачно обсасывая кости и обильно запивая вином – мальчик-слуга только успевал менять кувшины. Арья тоже подносила к губам кубок, хотя и не так часто, как остальные. Помнится, она морщилась, когда он дал ей выпить красного дорнийского в Харренхолле, но теперь, похоже, вино ей нравилось. Молодые люди громко обсуждали что-то, смеялись и дурачились, толкая друг друга локтями. Слов Тайвин из-за шума не мог разобрать. Оставалось надеяться, что смеются не над ним.       Кто-то из певцов в дальнем конце зала затянул старую, но всё ещё популярную в кабаках и борделях песню «Время моей любви». Тайвин эту мелодию терпеть не мог - её вечно насвистывал Тирион, напоминая таким образом отцу об истории своей первой женитьбы. О той скверной, отвратительной истории, которую Тайвин желал бы забыть.       Теперь уже незачем было притворяться перед самим собой. Дело было не в бедности девушки, и не в низком её происхождении. Наследие Тайвина несильно пострадало бы от женитьбы Тириона на простолюдинке – даже захудалые лорды, которым совсем не помешала бы дружба с Утёсом Кастерли, не спешили выдавать своих дочерей за карлика, так что лучше ему было взять в жёны незнатную девицу, чем шляться всю жизнь по борделям и вообще не оставить наследников. А дети Тириона от любого брака были бы Ланнистерами.       Септон, совершивший свадебный обряд после употребления большого количества крепкого эля (которым его предусмотрительно снабдил Тирион), в конце концов протрезвел и, осознав свою ужасную ошибку, приполз к лорду Утёса каяться. Даже несколько последних непропитых монет, кажется, принёс, из тех денег, которые были ему уплачены. Тайвин пожелал лично навестить молодожёнов, и там, в их скромном жилище, он увидел то, что раскалённым кинжалом поразило его в самое сердце - двух очень молодых и жизнерадостных людей, не отводящих глаз друг от друга. Малолетняя дурёха смотрела на спасшего её от разбойников героя с восхищением, а он на неё – с любовью. И они были счастливы. Счастливы. Этого Тайвин никак не мог стерпеть. Его сын не имел права на счастье. После того, как Тирион убил свою мать – он не должен был когда-нибудь стать счастливым. А девчонка тут была вообще ни при чём, но Тайвин и её решил проучить – за то, что позволила карлику думать, что его кто-то может полюбить просто так.       И всё устроилось в точности с задуманным Тайвином дъявольским планом. Джейме поартачился, но всё же подчинился воле отца и рассказал младшему брату сказку о нанятой им шлюхе. Девчонка получила достаточную плату за то, чтобы держать рот на замке. Тирион расстроился, но ни о чём не догадался, и даже, к глубокому изумлению отца, не побрезговал отыметь жену после десятка солдат. И потом вслух не выражал неудовольствия, когда брак был признан недействительным, а девица отослана прочь.       Тайвин полагал, что сделал всё правильно. И он считал так до тех пор, пока однажды ему не приснилась покойная жена. «Почему ты так жесток с нашим сыном…?» - спрашивала Джоанна с печальной укоризной. «Потому что из-за него ты оставила меня здесь одного. – сердито подумал он, проснувшись. В горле пересохло. Потянулся за стоявшей на прикроватном столике чашей с водой, сделал несколько больших глотков и откинулся на подушку, глядя в черноту ночи за окном. – Потому что рядом с тобой я был живым и счастливым, а теперь я твёрд и холоден, как Утёс… Прости». Джоанна, конечно, ничего на это не ответила.       Тайвину не удавалось полностью выкинуть из головы эту историю, как он ни старался. Но со временем подробности её поблекли, и ему даже начало казаться, что та девушка и в самом деле была шлюхой, и что он своим вмешательством чуть ли не спас сына от позора. Через пару лет он уже и имени её не мог вспомнить.       Но Тирион ничего не забыл…       Через мальчика-слугу Тайвин передал певцу серебряную монету с настоятельной просьбой заткнуться либо исполнить что-нибудь другое.       Вскоре раздалась «Медведь и прекрасная дева». Постояльцы немедленно подхватили песню пьяными нестройными голосами, стуча в такт кубками и топая ногами. Тайвин поморщился.