Дела добрые, дела дурные

      Пирог суховат.        Джоффри.

      «Убить можно любого». – сказала тогда девочка.       Не один раз пришлось Тайвину вспомнить эти её слова после того, как он вернулся из Харренхолла в Королевскую гавань.       Предчувствие его не обманывало - красная комета в небе Вестероса предвещала большие беды. Череда трагических событий началась с загадочной смерти короля Джоффри на собственной свадьбе.       Расстроила ли Тайвина гибель внука…? Не слишком. Никогда не питал он симпатии к Джоффри, а окончательно разочаровался в нём после того случая, когда в присутствии половины малого совета глупый мальчишка заявил деду, что тот боялся Эйериса и «прятался под Утёсом» в то время, как его героический отец Роберт завоёвывал корону.       Последствия казни Неда Старка ничему не научили Джоффри. Глупость и отвага – смертельное сочетание. Нет, не такой король нужен был Семи королевствам. Тем не менее убийцу следовало найти и наказать.       Безутешная мать не нашла ничего лучше, как обвинить в смерти юного короля его собственного дядю. Тайвину эта идея сперва пришлась не по вкусу. Обвинительный приговор и казнь означали бы, что львы убивают не только врагов, но и друг друга – кому-нибудь могло показаться, что можно посеять раздор между Ланнистерами.       Однако, поскольку других подозреваемых в результате расследования так и не появилось, Тайвин постепенно начал склоняться к мысли, что проведённый правильным образом судебный процесс и признание подсудимым своей вины предоставляет возможность гарантированно и без кровопролития лишить карлика прав наследования Утёса. Убийство Джоффри – в конечном счёте семейное дело Ланнистеров, и остальные члены суда не станут препятствовать тому, чтобы Тирион отправился искупать свой грех на стену.       Тайвин выжидал, наблюдая, как разворачиваются события. Разумеется, он ни одного мгновения не верил в виновность Тириона, - несмотря на наличие у того мотива и физической возможности подбросить яд в кубок Джоффри, несмотря даже на показания Пицеля на суде о краже яда из его комнаты. Боги обделили младшего сына лорда Утеса ростом, но не умом - иначе разве отправил бы его Тайвин вместо себя десницей в Королевскую гавань перед битвой на Черноводной? И разве стал бы Тирион вершить месть так поспешно и безрассудно, собственными руками делая себя главным подозреваемым...?       Ланнистеры всегда платят долги, и настоящий убийца непременно получит по заслугам, но – позже.       Расследование и суд успешно - не без помощи Серсеи - продвигались в нужном Тайвину направлении, пока Тирион не смешал все фигуры на доске, выбрав суд поединком. Обернувшийся не в пользу обвиняемого поединок Горы и Красного Змея почти к нулю свёл его шансы остаться в живых, а Тайвина поставил перед нелёгким выбором. Велико было искушение раз и навсегда избавиться от нежелательного наследника.       Но что, если на самом деле Тирион – его единственный родной сын...? В кровном родстве с близнецами Тайвин по некоторым причинам не был уверен, - но никогда не стремился узнать правду, заталкивая свои сомнения в самый дальний уголок сознания. Слишком больно было думать об этом. Вот почему он так рассердился на Дженну, когда однажды она, восхищённая умственными способностями Тириона, заявила брату, что настоящий его сын – Тирион, а не Джейме. Она всего лишь имела ввиду, что, в отличие от старшего сына, младший пошёл в отца умом и красноречием, но Тайвина это невинное замечание привело в ярость, - как если бы сестра сообщила ему, что он растит бастардов.       Надавить на Мэйса Тирелла, чтобы суд позволить Тириону надеть чёрное? Или ничего не предпринимать и таким образом отдать собственного сына в руки палача...? Тайвин откладывал трудное решение до последнего, и в конце концов карлик решил свою судьбу сам. А заодно и судьбу отца.       Накануне казни кто-то выпустил его из темницы. Варис, вероятно.       Скорее удивление, чем страх испытал Тайвин, когда из-за двери нужника показалась низкорослая фигура с заряженным арбалетом в руках – но сердце его забилось сильнее, и он машинально натянул халат на голые колени, как будто это могло его защитить.       Тирион во время разговора угрожал отцу и направлял на него оружие, но на самом деле они оба не верили, что арбалет пойдёт в ход.       Чертова Тиша. Если бы Тайвин по привычке не назвал её шлюхой, ему удалось бы уговорить Тириона вернуться в покои десницы. Там он отобрал бы у сына оружие и навешал оплеух. А потом стража бросила бы его обратно в камеру, и теперь уж Тайвину не пришлось бы сомневаться в том, как с ним следует поступить.       Но зазвенела тетива - и Тайвин вдруг узнал, что его сын, с чьим мнением он никогда не считался, - игрок, а не фигура. Это открытие поразило его едва ли не больше, чем торчащий в паху болт, вошедший в плоть по самое оперение.       «Почему он целился туда...? Яйца, что ли, мне хотел отстрелить?» - отстраненно подумал Тайвин, прижимая руку к ране. Кровь сочилась сквозь пальцы и теплыми струйками стекала на его мужское естество. «Седьмое пекло, до чего же больно».       Тирион, кажется, сам удивился тому, что сотворил. Но не испугался и не ужаснулся.       «Ты всегда учил меня предусмотрительности, отец, - спокойно, без тени волнения, сказал он, снова заряжая арбалет. Тайвин с трудом разобрал его слова сквозь усиливающийся шум крови в ушах. – А сам не закрыл дверь в отхожее место».       Слабея с каждым толчком сердца, Тайвин пытался вспомнить, почему он не закрыл дверь на засов, - и не мог. Ускользающее сознание не давало сосредоточиться. «Засов… есть ли на этой двери засов? и вообще, причём тут засов…»       Добивать отца Тирион не стал. Неразумно было бы потратить на это вторую стрелу - здесь в любой момент могла появиться стража. Первого выстрела оказалось более чем достаточно - после таких ранений не выживают.       «Надо было позволить ему тогда уехать в путешествие – может, сгинул бы в далёких землях…»       Умирая, Тайвин не чувствовал гнева - лишь горечь сожаления о двойном позоре отравляла его душу: он умирает не в бою, не от старости в собственной постели, и даже не по дороге к любовнице, как его лорд-отец – он умирает в отхожем месте от руки своего родного сына. Можно ли придумать что-то более унизительное...?       Шум крови в ушах сделался нестерпимо громким. «Пирог суховат», - почему-то подумал Тайвин, и сознание покинуло его.       Той ночью Неведомый забрал ещё одну жизнь.       Шая оказалась в постели Тайвина случайно. Исполненное гнева выступление Тириона на суде, спровоцированное её показаниями, разбудило в Тайвине обычно не свойственное ему любопытство: что же такого необыкновенного его сын находил в этой продажной девке, - пусть и смазливой, надо признать, - чтобы так близко к сердцу принять её слова…?       Всё же спать со шлюхой сына представлялось Тайвину делом достаточно сомнительным, и, скорее всего, его любопытство так и осталось бы неудовлетворённым, но накануне казни, после обильного ужина, запитого немалым количеством вина, он, переодевшись ко сну, вдруг неожиданно ощутил настоятельную потребность в женщине. Вино слегка туманило голову и горячило кровь. Его не остановила даже мысль о том, что ночной визит шлюхи в покои десницы незамеченным при дворе не останется. Он потребовал Шаю к себе. Девушка появилась так быстро, словно ожидала этого вызова. «Мой лев» - начала она чуть ли не с порога, и это прозвучало так фальшиво, что Тайвин скривился, как от кислого вина. Улыбка у неё тоже была фальшивая, а в глазах – холодная расчётливость, старательно замаскированная поддельной страстью. Обыкновенная продажная девка. «У шлюхи рот не для того, чтобы болтать. - холодно произнёс он и указал на пол перед собой. – Делай своё дело». Она понимающе улыбнулась и, быстро сбросив тунику, опустилась перед ним на колени.       Видят боги, Шая оказалась искусна в своём ремесле, более того - она очень старалась сделать Тайвину хорошо, но… сыграло ли роль постоянное напряжение последних дней суда, или виновато было несварение желудка, вызванное съеденной за ужином слишком жирной пищей, но Тайвин оказался не на высоте. Сконфуженный этим обстоятельством и помимо того ощущающий необходимость немедленно облегчиться, он направился в нужник, неосмотрительно оставив девушку одну в своих покоях. Кто же знал, что она посмеет залезть в его постель и напялить на себя цепь десницы, которой Тирион её и удавит…       О последующих событиях Тайвину впоследствии стало известно от Кивана.       Ещё не успевшее остыть тело Тайвина, обнаруженное зашедшим справить нужду гвардейцем, было перенесено в покои десницы и уложено на постель рядом с телом Шаи. Появившаяся вскоре Серсея была глубоко возмущена тем, что её отец лежит вместе с мёртвой шлюхой, и приказала унести тело девушки.       Стражники привели под руки великого мейстера Пицеля в одной ночной рубашке, поднятого средь ночи с постели по приказу Кивана. Старчески кряхтя, он осмотрел уже не кровоточащую рану, послушал сердце, прикладывая к груди Тайвина то одно, то другое ухо, пощупал пульс. И развел руками - не во власти человеческой вернуть к жизни лорда-десницу, да рассудит его Отец небесный по справедливости.       Серсея назвала великого мейстера «старым олухом» и призвала на помощь Квиберна, топтавшегося тут же, обещая ему возвращение цепи и лордство в случае успеха. Лекарь с готовностью заверил её, что предпримет все возможные усилия. Пицель протестовал против вмешательства «этого некроманта», утверждая, что чёрная магия оскорбляет величие богов, а человек, оживлённый с её помощью, будет проклят небесным Отцом. «В пекло богов!» - заявила Серсея и пригрозила Пицелю обвинением в государственной измене.       В споре Пицеля с Серсеей Киван поддержал Серсею. По примеру старшего брата он никогда не придавал особого значения мнению богов, однако отрицательное отношение духовенства к черной магии следовало учитывать – поэтому всю эту историю решено было сохранить в тайне. К счастью, Тайвина не успели ещё объявить мёртвым.       Ради цепи ли, лордства или просто ради возможности укрепить своё положение при дворе, но Квиберн выполнил то, что требовала от него Серсея. Ему удалось вырвать Тайвина из объятий Неведомого.       Врут септоны – за последней чертой нет ни семи преисподних, ни золотых чертогов Отца. Там, где пребывал Тайвин сразу после смерти, не было ничего, кроме чёрной пустоты. В какой-то момент ему показалось, что он слышит вопли страдающих грешников из преисподней, – но, как потом выяснилось, то были всего лишь крики мучительно и неохотно расстающегося с жизнью сира Григора.       Две луны Тайвин пробыл в полубессознательном состоянии, не понимая, находится ли он в мире живых или в мире мёртвых. Временами он видел над собой чьи-то обеспокоенные лица, видел шевелящиеся губы, но не узнавал этих лиц и не понимал смысла слов, которые слышал сквозь непрекращающийся звон в ушах.       Когда он первый раз по-настоящему пришёл в сознание, то увидел близко перед собой лицо Квиберна. Лекарь рассматривал его с выражением напряженного интереса.       - Прекрасно! – удовлетворённо воскликнул он, заметив осмысленное выражение в глазах своего подопытного. – С возвращением, милорд.       Попытка приподнять голову потребовала неимоверных усилий, и Тайвин бессильно откинулся на подушку. Лоб стал влажным от пота, сердце колотилось, как бешеное. Такой слабости он никогда в жизни не испытывал.       - Лежите спокойно, милорд. – сказал Квиберн, довольно непочтительно похлопав его по груди. – Иначе шов разойдётся.       «Он что, приказывает мне…?» - растерянно подумал Тайвин и снова погрузился во тьму.       Очнувшись в следующий раз, он увидел чей-то тёмный силуэт на фоне окна.       - Я пришёл попрощаться, отец. – произнёс голос Джейме. Против света Тайвин не мог видеть выражения его лица. – Я уезжаю. Серсея посылает меня навести порядок в Речных землях.       Джейме поднял правую руку и медленно помахал ею. «Квиберн пришил ему новую руку…?» - удивился Тайвин, но когда луч солнца из окна блеснул золотом на пальцах, понял, что рука у его сына ненастоящая.       «Да хранят тебя боги». - хотел сказать Тайвин, но не смог вымолвить ни слова - язык не слушался его.       Это был последний раз, когда он видел Джейме.       Тайвин лежал в чистой и светлой, с большими окнами, комнате, но это были не его покои.       - Почему я не в башне десницы? – спросил он Квиберна, когда снова обрёл способность внятно произносить слова.       Квиберн посмотрел на него со странным выражением.       - Башни Десницы больше не существует, милорд.       Лекарь рассказал, что Серсея сожгла Башню Десницы диким огнём в день бракосочетания Маргери Тирелл и Томмена. Известие об этой свадьбе Тайвина порадовало – теперь союз с Простором был прочно скреплен узами брака. Но то, что Серсея сотворила с башней, сильно озадачило и даже напугало его. Даже забавы Эйериса с диким огнём начинались более невинно.       Он намеревался серьёзно поговорить с дочерью, но когда Серсея наконец соблаговолила навестить его, разговор у них вышел странный. Сидя в кресле рядом с его постелью, она выслушала его нравоучительную речь с задумчивой полуулыбкой, как будто думала при этом о чём-то другом, и сказала, что управление государством сейчас в надёжных в руках, а ему пока не стоит забивать себе голову всякой ерундой, потому что «тебе нельзя волноваться, отец, ты ещё слишком слаб». На словах Серсея беспокоилась о его здоровье, но в глазах её не было тепла и сочувствия. Она даже за руку его не взяла, хотя ему сейчас было бы приятно проявление заботы со стороны дочери.       Серсея не очень хотела обсуждать государственные дела, но всё же сообщила о том, что Бейлон Сванн на днях отправился в Дорн. На него была возложена миссия отвезти туда череп Горы и вернуть в Королевскую гавань принцессу Мирцеллу. Первое было сделано правильно, второго Тайвин не одобрил – с Дорном сейчас не следовало обострять отношения.       Он поинтересовался составом малого совета.       - Харис Свифт – десница, Ортон Мерривезер – верховный судья, Джайлс Росби – лорд-казначей… - по мере того, как Серсея перечисляла, глаза Тайвина от удивления открывались всё шире и шире - странными людьми окружила себя его дочь, да ещё и должности назвала по-новому, не так, как было принято раньше. – Аурин Уотерс – адмирал. Пицель. Квиберн – вместо Вариса. Мерзавец-евнух исчез после твоей… смерти.       «Мерривезер – посредственность, старый лорд Джайлс смертельно болен и вот-вот выхаркнет свои лёгкие, Аурин Уотерс – кажется, это тот сопляк-бастард, который перешёл на сторону короля после Черноводной». Свет ещё не видывал столь бездарного совета.       - Тесть моего брата-то тебе зачем понадобился? – недовольно спросил Тайвин, когда она закончила перечислять. – У лорда Хариса мозгов – как у петуха, которого он носит на гербе. Почему ты не предложила должность десницы Кивану? Серсея поджала губы.       - Дядя отказался занять этот пост. – по напрягшемуся лицу дочери Тайвин понял, что здесь что-то не так.       - Что между вами произошло?       Она пропустила его вопрос мимо ушей, и вдруг спросила сама:       - Скажи, отец, что в твоей постели делала мёртвая шлюха?       Столь внезапная смена темы разговора привела Тайвина в замешательство.       Серсея ждала ответа, пристально глядя ему в глаза.       - Серсея… - глубоко вздохнув, начал он. Трудно было подобрать правильные слова. – Я ведь мужчина и…       Она подняла бровь.       - И - что, отец? Ты мужчина, и поэтому позоришь память моей леди-матери и спишь со шлюхами?       Что он мог ей ответить?       - Не перед тобой мне отчитываться и не тебе судить меня.       Он отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен.       Серсея молча поднялась с кресла и вышла. Тайвин вздохнул с облегчением – общение с дочерью утомило его.       В одном Серсея была права: её отец действительно очень слаб. Без посторонней помощи Тайвин не мог ни поесть, ни справить нужду, и такое положение дел очень его угнетало. Впервые в жизни он чувствовал себя беспомощным стариком. Хуже того – он вдруг обнаружил, что его перестали бояться. В самом деле, кому придет в голову бояться человека, который сам даже ложку в руке удержать не способен…? Служанки в его присутствии без стеснения обсуждали дворцовые сплетни, а он даже не имел сил прикрикнуть на них. В конце концов он даже начал прислушиваться к их болтовне, надеясь получить хоть какие-то сведения о происходящих в стране событиях. Полезного удалось узнать немного – о состоявшихся недавно выборах нового верховного септона да о смерти Бейлона Грейджоя. Слухи о драконах не в счёт.       Квиберн, как казалось Тайвину, подмешивал ему в пищу какую-то дрянь, от которой мутилось в голове и постоянно хотелось спать. Часто он даже не мог вспомнить, что происходило накануне. Впрочем, все дни его, проводимые в постели под неусыпным наблюдением лекаря, были похожи один на другой.       Кроме Серсеи и Пицеля его никто не навещал. Пицелю, видимо, велено было держать рот на замке – Тайвину не удалось вытянуть из него никаких новостей. Великий мейстер только нервно теребил редкие седые волосы на подбородке, растущие на месте отрезанной по приказу Тириона бороды, и постоянно оглядывался на присутствовавшего при разговоре Квиберна.       «Я хочу видеть короля» - сказал Тайвин Серсее в её очередное посещение. «Его величество занят». «Чем же? Играет с котятами?» - съязвил он. Серсея злобно сверкнула глазами: «Нет, с этой сучкой Маргери. Они целыми днями не вылезают из постели». Судя по выражению её лица, молодая королева находилась в большой опасности.       Тщетно Тайвин пытался давать дочери советы и убеждал её сделать десницей Мейса Тирелла. Тщетно внушал, что интересы страны и семьи должны стоять выше её личной неприязни к жене сына. Приказы и желания отца, похоже, для Серсеи больше ничего не значили. Следовало жёстко пресечь первые попытки неповиновения, которые она позволила себе, открыто заявив о нежелании выходить замуж за Лораса Тирелла – но тогда Тайвин счёл её поведение просто женским капризом и не предпринял никаких мер, а теперь она окончательно утратила страх перед своим лордом-отцом, и он уже не мог заставить её подчиняться.       В конце концов Тайвин вынужден был смириться с мыслью, что Серсея фактически держит его на положении пленника. Видимо, в первый момент после его смерти она испытала страх и растерянность перед свалившейся на неё ответственностью – и оттого решила оживить отца любой ценой. Но ей поневоле пришлось начать править, и, похоже, это занятие пришлось ей по нраву. Теперь отец ей мешал. Тайвин не сомневался, что, как только он поправится, она потребует, чтобы он уехал в Утёс. Дочь его не из тех, кто добровольно откажется от власти.       Она мстила ему. За то, что обещал выдать её замуж за Рейегара и не сдержал слово. За брак с Робертом. За то, что, не спрашивая её согласия, хотел выдать за Лораса. За то, наконец, что он спал со шлюхами после смерти её матери.       Может быть, и ещё за что-то, кто знает. После того, как родной сын стрелял в него, он уже ничему бы не удивился.       Будь здесь Джейме или Киван, они бы не позволили Серсее так с ним обращаться. Но Джейме она предусмотрительно отправила в Риверран, а брат был в Дарри. Пока Тайвин лежал без сознания, Киван всё время разрывался между ним и своим старшим сыном, не вполне ещё восстановившимся после ранения. В конце концов, убеждённый Квиберном, что жизни Тайвина ничего не угрожает, он повёз Ланселя в его замок. Вряд ли Киван мог предположить, что племянница поступит с собственным отцом таким образом.       В Королевской гавани сейчас не было ни одного человека, на которого Тайвин мог бы положиться. Войска Ланнистеров были давно распущены по домам. Аддам Марбранд отправился в Речные земли вместе с Джейме, золотыми плащами теперь командовал Осфрид Кеттлблэк – человек Серсеи. Пицель слишком стар и труслив, чтобы выступить против королевы-регента. А короля Серсея к нему не допускала.       Нечастые встречи отца и дочери проходили теперь в весьма напряжённой обстановке.       - По какому праву ты держишь меня здесь?? – вопрошал Тайвин. – Я должен присутствовать на малом совете!       Серсея поверх кубка с вином снисходительно наблюдала его жалкие попытки приподняться в постели. Ей как будто приятно было видеть его в таком беспомощном состоянии.       - Видишь, отец, насколько ты ещё слаб. Лорд Квиберн говорит, что тебе пока рано вставать.       - Лорд Квиберн…?       Оказывается, за заслуги перед короной Серсея сделала Квиберна лордом – правда, землями ещё не наделила.       - Твой Квиберн не будет указывать мне, что делать! – закипал Тайвин.       Серсея оставалась спокойной – возможно, потому, что в последнее время пила много вина и постоянно была слегка навеселе.       - Лучше тебе его слушаться, а не то он превратит тебя… - Серсея задумчиво поднимала глаза к потолку. – Не то он превратит тебя в лягушку! – и она пьяно хихикала над своей глупой шуткой.       Тайвин свирепел.       - Вон!       Серсея уходила, довольная, что ей удалось вывести его из себя.       Выздоровление протекало медленно. Тайвин, превозмогая головокружение и тошноту, старался как можно больше времени проводить в сидячем положении. О том, чтобы вставать с постели, речь пока даже и не шла.       Самое удивительно, что после смерти у него перестал болеть желудок. Капли Квиберна ему больше не требовались – теперь он мог есть любую пищу без каких-либо неприятных последствий. Правда, его не оставляло ощущение, что лекарь выпотрошил его и набил живот чем-то… другим. А иначе зачем ему понадобилось разрезать Тайвина от паха до пупка…? Именно такой длины шов нащупал он у себя на животе, когда впервые очнулся. Квиберн объяснил, что он просто доставал его кишки для промывания, а потом уложил их назад. «Возможно, они расположены не совсем так, как раньше, но это не страшно, милорд, вы скоро привыкнете».       Вместо заштопанного балахона из некрашеной шерсти Квиберн теперь носил представительное белое одеяние с высоким жёстким воротником, натиравшим ему шею – отчего он постоянно вертел головой. Серсея вела переговоры с Цитаделью о возвращении ему мейстерской цепи.       За время, проведенное в постели, Тайвин ослабел до такой степени, что ему пришлось заново учиться ходить. Сначала он неуверенно передвигался по комнате, поддерживаемый двумя стражниками, потом - по галерее с высокими окнами, выходившими во двор, где рыцари упражнялись с мечами - Серсея разместила его в Кухонном замке. За отсутствием Башни Десницы эти покои оказались лучшими во дворце – если не считать королевских. Видимо, Тайвин потеснил Джайлса Росби – из-за стены постоянно доносился его надсадный кашель.       Жизнь Красного замка, наблюдаемая Тайвином с галереи, текла своим чередом, и создавалось впечатление, что в Королевской гавани и в стране ничего не изменилось. На самом деле это было совсем не так, и Тайвин скоро в этом убедился.       Однажды утром, когда цирюльник стриг его сильно отросшую за время болезни бороду, в комнату, сопровождаемые Квиберном, вошли Пицель и Харис Свифт.       Тайвин, неподвижно сидевший в кресле с запрокинутой назад головой и повязанным вокруг шеи покрывалом, скосил глаза на непрошеных гостей. Лица у всех троих были какими-то перевёрнутыми.       Очевидно, произошло что-то из ряда вон выходящее. Тем не менее Тайвин позволил цирюльнику доделать свою работу, и только когда за ним закрылась дверь, почтил посетителей своим вниманием.       - Что случилось? – спросил он, переводя строгий взгляд с одного на другого. Они стояли перед ним, переминаясь с ноги на ногу, и каждый хотел, чтобы рассказывал кто-нибудь другой.       Внимание Тайвина привлекла цепь из золотых рук на груди лорда Хариса. Цепь, которой его сын задушил шлюху. Он подумал, что если когда-нибудь его снова назначат десницей, не станет её больше носить.       - Королева Маргери и… ваша дочь, милорд… - начал, наконец, Пицель дрожащим от волнения голосом. Тайвин непроизвольно впился руками в подлокотники кресла.       - Что с ними?       - Обе королевы заточены в кельях Септы Бейелора, милорд. – сказал Квиберн, из всех троих наиболее владевший собой. – И Лорас Тирелл тоже.       - Кто приказал?       - Новый верховный септон… - проблеял Пицель, теребя пальцами звенья мейстерской цепи. – Его… Воробейшество…       - Безумие какое-то… - Тайвин потёр глаза пальцами. - В чём их обвиняют?       - Королеву Маргери – в блуде, а вашу дочь… - Пицель умолк.       - Цареубийство. - подсказал Квиберн. - Богохульство, кровосмешение, государственная измена.       «Доигралась, дура». - подумал Тайвин без злости, с каким-то удивившим его самого равнодушием. Он закрыл руками лицо и некоторое время сидел так, желая отгородиться от окружающей действительности и привести мысли в порядок. Непривычно короткая щетина чуть покалывала ладони.       - Как это вышло?       Пицель начал рассказывать.       За короткий период своего правления Серсея успела совершить немало глупостей, но роковой её ошибкой стало то, что в обмен на прощение церковью долга в миллион золотых она позволила возродить ордена Сынов Воина и Честных бедняков. Королева полагала, что заключила выгодную сделку, совершенно упуская из виду тот факт, что таким образом у неё под боком, в самом сердце Королевской гавани, появляется неуправляемая орда вооруженных фанатиков. Расплата не заставила себя ждать. Вызванная материнской ревностью глупая интрига против Маргери обернулась против неё самой. Для того, чтобы освободить Серсею, теперь пришлось бы для начала порубить на куски толпу вооружённых топорами оборванцев – задача несложная для Золотых Плащей, но открытое противостояние духовенству отнюдь не способствовало бы укреплению власти короля.       Известие о заточении королевы-регента освободило два места в малом совете: Ортон Мерривезер с женой сбежал в свои земли, адмирал-бастард Аурин Уотерс отбыл в неизвестном направлении – увы, вместе с новыми кораблями.       Мейс Тирелл и Рендилл Тарли немедленно выступили со своими войсками в сторону Королевской гавани с недвусмысленным намерением защитить Маргери.       Харис Свифт с Пицелем перед тем, как придти к Тайвину, успели предпринять несколько правильных шагов – заменили командующего городской стражей Осфрида Кеттлблэка на Хамфри Уотреса и отправили письмо Кивану.       - Ну, а от меня-то вы чего хотите? – спросил Тайвин, делая вид, что не понимает, зачем они пришли.       - О, милорд! – воскликнул Харис Свифт, молитвенно прижав руки к груди. Это были его первые слова с момента появления в комнате. – Только вы можете спасти государство!       - И королеву. – вставил Квиберн.       - Король Томмен просит вас стать лордом-регентом. – лорд Харис почтительно поклонился, продемонстрировав свою обширную лысину. – И мы тоже просим вас об этом, милорд.       - Вот как…?       Тайвин отвернулся к окну. По синему небу медленно тянулась вереница лёгких облаков.       Ему придётся разгребать всё это дерьмо. Договариваться с верховным септоном о снятии неприемлемых пунктов обвинения. Объясняться с Мейсом Тиреллом, просить (да, теперь придется просить!) этого надутого индюка стать десницей. Вести переговоры с Железным банком об отсрочке выплаты долга.       На мгновение у него возникло острое желание послать всё к иным и уехать в Утёс.       Но чувство долга победило.