Дела добрые, дела дурные

      Войдя в комнату, Тайвин опустил Джесси на пол. Она сразу же кинулась к миске с кашей, принесённой служанкой во время их отсутствия.       Был полдень, солнце стояло в зените. Мягкий сумрак комнаты резко контрастировал с ослепительно ярким светом за окном. Букетик увядающих полевых цветов грустил на столе рядом с накрытым сложенной салфеткой кувшином и двумя стеклянными, в бронзовой оправе, кубками.       В груди теснило. Тайвин рывком расстегнул дублет. Желая как можно скорее остаться один, он так спешил, что взлетел по лестнице через ступеньку, одним махом. Теперь сердце и лёгкие настойчиво напоминали, что ему давно уже не двадцать лет.       Хватая воздух пересохшим ртом, Тайвин с грохотом отодвинул стул от стола.       Громкий звук испугал Джесси. Она припала к полу, спрятав свой рыжий, с белым кончиком, хвостик между задними ногами.       — Не бойся, — хрипло произнёс Тайвин. — Ешь.       Недоверчиво посмотрев на него, Джесси снова уткнулась в свою миску.       Тайвин опустился на стул. Отдышавшись, он осторожно повёл левым плечом и поморщился. У медведицы оказалась тяжёлая рука.       За время, прошедшее после смерти Болтона, Тайвин успел отвыкнуть от побоев, но сейчас вовсе не след от хлыста, хотя и довольно болезненный, причинял ему страдания.       Другая боль мучила его. Не телесная. Она родилась в груди, под сердцем, когда миновала опасность стычки с леди Мормонт и её людьми. И потом, по дороге к воротам замка, эта боль всё ширилась и разбухала, как тесто в квашне.       С некоторых пор Тайвин начал считать, что уже готов к встрече с внешним миром. Во всяком случае, когда он оказывался за стенами Дредфорта, появлялось ощущение, что здесь чудовище не властно над ним.       Он ошибался.       Ограничься Лианна только оскорблениями, Тайвин смог бы достойно ей ответить. Но она посмела поднять на него руку. Когда хлыст взметнулся над ним, мир, в котором он назывался лордом Тайвином Ланнистером, исчез, а сам он снова превратился в то безвольное, до смерти напуганное существо, которым сделал его Болтон. Он потерялся во времени и в пространстве — будто провалился в бездонное чрево чудовища, — утратил способность мыслить и управлять своим телом: ни защищаться, ни бежать, ни даже просто вздохнуть.       Тайвин едва не застонал от отвращения к себе, вспомнив охватившее его в тот момент чувство беспомощности и панического страха.       Стыд жёг кожу на щеках. Отчаянно хотелось стереть сегодняшний день из памяти, сбежать куда-нибудь от себя самого.       Только боги знают, чего ему стоило делать перед Арьей вид, что ничего страшного не случилось.       Желание Старка поговорить с ней о чём-то пришлось как нельзя кстати. Тайвин воспользовался этим поводом, чтобы отослать Арью, — в надежде, что у него будет хотя бы немного времени для того, чтобы пережить произошедшее наедине с собой.       Вино должно помочь… Если, конечно, служанка не забыла наполнить кувшин.       Сняв с горлышка салфетку, Тайвин убедился, что кувшин полон. Он потянулся к кубку и обхватил его дрожащей рукой.       Большая тень внезапно заслонила оконный проём.       — Прохлаждаешься, лорд?.. — Насмешливый, мучительно знакомый голос заставил Тайвина вздрогнуть и поднять глаза.       Перед столом возвышалась фигура Болтона.       Он выглядел точно как в последние минуты своей жизни. Бледное лицо с прилипшими ко лбу прядями волос, рубаха на груди залита кровью из зияющей влажной чернотой дыры на месте вырванного зубами Арьи куска плоти у основания шеи. Странно, что эта ужасная рана, кажется, не доставляла Болтону ни малейшего неудобства.       Тайвин перестал дышать. Ему почудилось, что он снова в том Дредфорте, а Болтон обнаружил его бездельничающим вместо того, чтобы усердно трудиться… да ещё, к тому же, собирающимся пить хозяйское вино.       И сейчас он будет наказан за это.       Возникло непреодолимое желание вскочить, вытянуться перед Болтоном, как-то оправдаться за своё поведение. Тайвин не сделал этого только потому, что ноги и язык отказывались ему повиноваться.       Болтон, однако, был настроен миролюбиво и лишь укоризненно покачал головой.       — Видишь, что твоя волчья сука сделала? — он указал перепачканным в крови пальцем на свою рану. Когда он говорил, она двигалась, меняя очертания… словно второй рот. — Зато голова больше не болит. Но всё это не имеет значения… Важно то, что ты от меня никуда не денешься. Ни в Дредфорте, ни в этом… проклятом Винтерфелле.       Болтона не может здесь быть. Он мёртв… потому и голова у него не болит, и рана не беспокоит.       Джесси никак не реагирует — значит, в комнате нет чужих.       Остатки здравомыслия боролись с подступающим тошнотворным ужасом. Пытаясь не соскользнуть в безумие, Тайвин повторял, как молитву: «Болтон мёртв. Мёртв. Мёртв».       И хотя он не произносил этого вслух, Болтон всё равно услышал.       Он ничего не сделал, лишь серые от кровопотери губы его изогнулись в понимающей снисходительной усмешке.       Рука Тайвина изо всех сил стиснула кубок. Стекло сухо хрустнуло, осколки вонзились в ладонь.       Боль отрезвила.       Призрак Болтона мгновенно растаял в воздухе, как и не было.       Окровавленные пальцы Тайвина разжались, выронив смятую бронзовую оправу со стеклянным крошевом.       Он выдохнул застрявший в лёгких воздух так, что c ромашек в вазе посыпались лепестки, и прикрыл глаза.       Казалось бы, заставив призрак исчезнуть, он одержал победу… но нет.       Болтон мог сыграть на струнах его души любую мелодию. Видимо, в его планы просто не входило, чтобы Тайвин спятил от страха прямо сейчас. Он явился просто напомнить о себе.       Не обращая внимания на кровь, сочащуюся из глубоких порезов на ладони, Тайвин взял кувшин за горлышко и поднёс ко рту.       Он опустошил содержимое примерно на треть, прежде чем решил, что для начала достаточно. Когда он вернул кувшин на стол, на его глянцевой поверхности остались смазанные кровавые следы.       Утерев рот тыльной стороной ладони, Тайвин откинулся на спинку стула.       Через несколько минут кровь перестала стучать в висках. Единственным достоинством кислого пойла, которое северяне называли дорнийским, было то, что действовать оно начинало незамедлительно.       «Быть настолько сильным, чтобы раздавить стекло, и при этом — неспособным дать отпор молодой девице», — с горечью подумал Тайвин, глядя на осколки в лужицах крови. Белые лепестки покрывали их, как снег.       Слабый, не умеющий постоять за себя, — жалок; сильный, но робкий — не просто жалок, но и смешон. Лорд Титос, несмотря на своё рыхлое телосложение, от природы наделён был недюжинной силой, позволявшей ему в свои лучшие годы гнуть кочергу на потеху гостям, — однако это не останавливало тех же гостей от того, чтобы зубоскалить над ним, ведь хозяин дома, добрейшей души человек, готов был даже посмеяться над собой вместе со всеми, лишь бы не пускать свои кулаки в ход. Мать в такие моменты сидела с каменным лицом — она бы поставила шутников на место, но публично вмешиваться в мужские дела женщине не полагалось.       Расправив салфетку, Тайвин кое-как замотал ею руку и продолжил копаться в своей душевной ране. Выпитое вино должно было сделать этот процесс менее мучительным.       И в самом деле, — уже не так давило в груди, а мысли стали отстранёнными, как будто он думал не о себе.       Ночь, когда произошло объяснение с Арьей, завершила период безуспешных попыток вырваться из круга воспоминаний о дредфортском аде, который продолжал держать Тайвина в плену и после смерти Болтона.       Началось то, что можно было назвать «нормальной жизнью». В ней нашлось место и беседам с женой, и книгам, и даже условной свободе перемещения.       Всё это стало возможным внутри тех же серых дредфортских стен, и оттого казалось настолько нереальным, что иногда закрадывалось подозрение: а не снится ли ему эта нормальная жизнь?.. Что, если на самом деле он умер тогда в каменном мешке в подземелье Дредфорта, захлебнувшись прибывающей дождевой водой?..       Впрочем, если он умер, ничего сниться ему уже не могло.       Вот из-за этой-то нормальной жизни Тайвин начал уже надеяться, что сможет прожить то, что ему осталось, не оглядываясь постоянно назад.       Хлыст леди Мормонт разбил эту надежду вдребезги.       Там, на дороге, Тайвин в первые мгновения растерялся и утратил контроль над собой. Когда опасность миновала, его охватила досада. К ней примешивалась злость: и на себя — за беспомощность, и на Арью — ведь это из-за её упрямства они не остались в замке и встретились на дороге с леди Мормонт.        Но сама Арья так сильно, почти до слёз, расстроилась из-за произошедшего, и так искренне переживала за то, что ему причинили боль, что гнев Тайвина ушёл, как вода в сухой песок.       Её вины не было в том, что он оказался неспособным защитить ни себя, ни свою жену. Она одна справилась со всем тем, с чем должен был справляться он, как глава семьи. Не поддалась на провокацию, верно оценила баланс сил, проявила сдержанность, и в конечном счёте сумела обернуть ситуацию таким образом, что Лианна Мормонт оказалась выставлена перед своими людьми не в лучшем свете.       Именно такой Тайвин хотел видеть Арью — способной обуздывать волчий старковский нрав и просчитывать результаты своих действий. Будь у неё эти качества в детстве, столкновение с Джоффри у Рубинового брода закончилось бы не столь драматично… но тут уж ничего не поделаешь.       Не желая своим видом добавить Арье переживаний, Тайвин натянул маску спокойствия, хотя внутри у него всё бушевало. Кажется, его лицо и слова были убедительными, и в конце концов ему удалось её утешить.       Вот только притворство, увы, не помогло умерить его собственную боль от пережитого позора.       Пока они дошли до ворот, он уже истерзал себя мыслями о том, насколько диким в глазах окружающих выглядело то, что женщина вынуждена была встать на его защиту.       Арья отмахивалась, когда он предсказывал возникновение подобных ситуаций. И вот сегодня его предсказание начало сбываться. Медведица уехала, но слухи разносятся быстро. Пока Арья находится среди людей своего брата, никто открыто не станет высказываться о её браке и её муже, и всё же рано или поздно она ощутит на себе тень общественного презрения. Не у всех такой длинный язык, как у леди Мормонт, но не менее ядовитыми, чем слова, бывают и взгляды.       Попытки унизить его будут продолжаться. И нет ни одной причины думать, что в следующий раз он поведёт себя более… мужественно. То плохое, что с ним случилось, всегда будет прорываться в самый неподходящий момент.       Однажды он рискует увидеть во взгляде Арьи сожаление о том, что она так опрометчиво пообещала быть с ним до самого конца.       Тайвин сейчас не находился в отчаянии. Просто анализировал ситуацию и оценивал свои перспективы.       Болтон будет и дальше являться ему в минуты слабости и душевного волнения. Чудовище навестит с наступлением темноты, если ему случится оказаться с ней один на один. Тело предаст и трусливо съёжится, как только кто-то занесёт над ним кулак, плеть или меч.       В прошлой жизни Тайвин умел побеждать врагов — тех, что были снаружи. Но как победить того, кто не отделим от тебя?.. Ты сам, твой разум, — и есть твой враг, а не мёртвый Болтон или порождённое больным воображением чудовище из дредфортского подземелья.       Не пора ли признать поражение и сдаться?..       После смерти Болтона эта мысль никогда не оставляла Тайвина, но последнее время, благодаря нормальной жизни, она болталась где-то на задворках сознания.       Уничтожь разум — не станет ни Болтона, ни чудовища. Тот, кто мёртв, неуязвим для страха, позора и стыда.       Тайвин посмотрел в дальний угол комнаты, где прямо и неподвижно, словно часовой в карауле, стоял Вдовий плач.       До чего же подходящим смертоносному оружию именем нарёк свой меч Джоффри… Это, кажется, была одна из немногих разумных мыслей, посетивших голову короля за его короткую бестолковую жизнь.       Правда, единственной жертвой Вдовьего плача до сих пор оставался голубь в свадебном пироге.       Тайвин никогда не был сторонником мистического толкования событий, однако не являлось ли присутствие в этой комнате клинка, выкованного из меча Эддарда Старка, намёком на то, что с его помощью должна свершиться некая высшая справедливость?..       Тем временем Джесси, закончив с кашей, подошла к Тайвину и села перед ним, глядя снизу вверх.       Когда он наклонился, чтобы погладить её и стереть прилипшие к шерсти на мордочке крупинки, Джесси подозрительно принюхалась к его руке и отпрянула, издав отдалённо напоминающий рычание звук. Запах крови, должно быть, ей был не знаком — сырым мясом её пока не кормили.       Тайвин невольно улыбнулся этому проявлению взрослой собаки в крошечном щенке.       Широко зевнув, Джесси извинительно вильнула хвостиком по полу и переступила передними лапками. У неё сегодня был день, полный впечатлений, ей нужно отдохнуть… им всем нужно отдохнуть.       — Иди-ка ты спать.       Джесси снова вильнула хвостиком и послушно отправилась в свою корзинку.       И пока Тайвин смотрел, как она по-щенячьи неуклюже топает по полу, ему вдруг стало жаль того, чего он лишится, если сейчас поддастся искушению обратить меч против себя: и следующего дня, который не наступит для него, и утреннего пробуждения — не одинокого, как в три прошедшие десятилетия, и целомудренного поцелуя перед сном, который однажды, как он осмеливался надеяться, превратится во что-то большее … и чего-то ещё, невыразимого словами, от чего мучительно-сладко щемило в груди.              Тайвин налил вина в уцелевший кубок, но выпить его не успел.       В коридоре послышались приближающиеся шаги Арьи, и звучали они тревожно. Скверный день, похоже, ещё не закончился.       Быстро сдвинув стеклянные осколки в кучку, Тайвин загородил её кувшином. С заляпавшими столешницу пятнами крови ничего нельзя было сделать, но на потемневшей от времени дубовой поверхности они выглядели не слишком заметно.       Перевязанную руку он спрятал под стол.       Дверь отворилась. Встав на пороге, Арья прошила его взглядом.       — Болит плечо?       — Нет, — соврал Тайвин.       Непонятно, поверила она или нет.       Арья выглядела чем-то озабоченной, и это «что-то» произошло, видимо, уже после того, как они расстались.       Молча она прошла в комнату и села на кровать, зажав ладони между колен.       Так она сидела некоторое время, ссутулившись и сосредоточенно глядя перед собой. Беспокойство Тайвина росло с каждой минутой. Когда Арья возвращалась после какой-нибудь серьёзной беседы со Старком, он готовился к тому, что Старк рассказал о нём что-то такое, что повлияет на отношения между ним и женой… например, о том, как Джейме поступил с её младшим братом. Сам он до сих пор так и не набрался решимости ей об этом рассказать.       Наконец Арья подняла голову и посмотрела на Тайвина. Темные стрелы бровей почти сошлись у переносицы.       — Это был Бейлиш?       Ах, вот оно, что… У Тайвина отлегло от сердца. Эта тема ему была не слишком приятна, но, по крайней мере, на сей раз дело не касалось Джейме.       —Да, — со вздохом произнёс он, глядя на ромашки, лишившиеся почти всех своих лепестков, отчего их жёлтые сердцевины сделались похожими на лысину мейстера. — Бейлиш.       — Он приедет в Винтерфелл на переговоры.       Рука Тайвина под столом сжалась в кулак, раны под повязкой заболели с новой силой. Мизинец — последний человек, которого он хотел бы видеть в Винтерфелле, в преисподней или где-либо ещё. Последний перед Болтоном, разумеется.       Арья ждала какой-то реакции, но он молчал. Что тут обсуждать?.. Теперь он не игрок, а лишь фигура на доске, загнанная в угол. Не в его силах изменить планы Бейлиша.       — Джон запретил мне его убивать, — Арья с досадой стукнула кулаком по колену. — Потому что у него дикий огонь, и с ним нужно заключить какую-то сделку.       — Он прав, Арья. Дозору крайне необходим дикий огонь для борьбы с… тем, что за Стеной.       — Но наш девиз — «Север помнит»!       — Не думаю, что лорд Старк позабыл его. Полагаю, он просто собирается на некоторое время отложить сведение счётов, потому что сейчас есть другие проблемы, от решения которых зависит будущее Севера… Согласись, это разумный подход.       — Не знаю, — мрачно насупилась Арья. — Почему Бейлиш так поступил с вами?       Тайвин усмехнулся.       — Скажем так, у него были серьёзные причины.       Арья вопросительно подняла брови.       — Какие?       — Разве лорд Старк не рассказал тебе?       — Он получил письмо от Бейлиша, но там ничего нет про эти… серьёзные причины.       Тайвин тронул пальцем в перчатке стебельки ромашек, и последние лепестки упали на стол.       — Всё довольно просто… Бейлиш — Рейн.       — Что-о?! — Арья была поражена услышанным, пожалуй, не меньше, чем в своё время Серсея — известием о том, что её выдадут замуж за Лораса. Да и кто бы на их месте не удивился?       — По матери. Она была племянницей Роберта Рейна. Её имя — Роанна, если память мне не изменяет.       — Пекло… — Сделав глубокий вдох, Арья обхватила себя руками за плечи. — Как же она осталась в живых?       — По какой-то причине она не спустилась со всеми в подземелье. Спряталась в одной из башен, и мои люди её не нашли. — Это было не совсем правдой. Но о том, как всё было на самом деле, Тайвин не хотел говорить — иначе пришлось бы рассказывать и о роли Кивана, а Арья вряд ли одобрит то, что он принудил его сделать. Как не одобрила и Джоанна, когда кто-то при дворе нашептал ей об этом. Это было ещё до свадьбы. В её словах прозвучал упрёк, но не в жестокости к Рейнам, что ещё можно было бы понять, а в жестокости к брату: «Если ты был уверен, что поступаешь правильно, то должен был предать Роанну мечу сам, а не заставлять Кивана. Он не такой, как ты». Тайвина не столько задели её слова, сколько удивили: разумеется, его родной брат не лишён недостатков, но разве он — не его, Тайвина, продолжение, и даже, в некоторым смысле, не он сам?..       Услышать сейчас упрёки от Арьи было выше его сил. Может быть, когда-нибудь придётся посвятить её в детали, но для того, что они обсуждали в этот момент, не имело значения, каким образом спаслась Роанна Рейн. Главное — она спаслась.       — Дальнейшее развитие событий мне неизвестно, но предположу, что отец Бейлиша в это время находился в тех краях, встретил Роанну где-то на дороге и… так или иначе, в конце концов он взял её в жёны. — Тайвину вдруг пришло в голову, что это удивительно напоминает историю женитьбы Тириона, и ему почему-то стало немного не по себе. — Бейлиш впитал ненависть к дому Ланнистеров в буквальном смысле с молоком матери. Но до поры до времени он не давал этому цветку распуститься. Нужно отдать ему должное, он скрывал свою жажду мести весьма искусно.       — Если Бейлиш вас ненавидел, то почему отдал Болтону?       «Потому что хотел, чтобы я страдал по-настоящему», — подумал Тайвин, но вслух сказал:       — Вероятно, это было требование самого Болтона. Страховка на случай того, чтобы его не выкинули из игры раньше времени. Да и Бейлиш не хотел афишировать свою причастность к моему похищению, пока страной правила Серсея… Но когда судьба Королевской Гавани стала очевидна, ему понадобилось убедиться в том, что Болтон не водит его за нос и выполняет свои обязательства.       Арья нахмурилась.       — Значит, приезжавший к Болтону человек, имени которого никто не знает — это был Мизинец?       — Да.       — Почему вы никому не говорили об этом?       Тайвин пожал плечами. Арья провела в Дредфорте недостаточно времени для того, чтобы понимать нюансы существования в царстве Болтона. Его любимые игрушки редко сохраняли здравый рассудок. Кто бы поверил словам выжившего из ума старика, которым здесь считали Тайвина (и в то время это было недалеко от истины), о том, что сюда явился лорд-протектор Долины и верховный лорд Трезубца собственной персоной?.. Возможно, мейстер и поверил бы, но Болтон явно дал Тайвину понять, что расплата за болтовню будет жестокой.       Да и зачем вообще было кому-то об этом рассказывать?.. Это дело между Бейлишем и Тайвином — и Тайвин предпочёл бы навсегда похоронить историю чудесного спасения последнего Рейна: она представляла его самого недальновидным человеком и бросала тень на Кивана. Но огласка неизбежна. Бейлиш перед Дейенерис постарается представить себя жертвой дома Ланнистеров и будет свидетельствовать против Тайвина на суде. То, что в тот злополучный день на самом деле происходило между Киваном и Роанной, Киван унёс с собой в могилу. Но Бейлиш, ссылаясь на свою мать, наверняка наплетёт такого, чего и в помине не было. Конечно, Тайвин, в свою очередь, может опровергнуть сказанное Бейлишем, ссылаясь на Кивана — кто докажет, что однажды в минуту душевной слабости тот не сознался Тайвину в своём проступке? Слово Тайвина против слова Бейлиша — но при сложившемся на текущий момент соотношении сил и интересов поверят, скорее, Бейлишу.       На суд над Тайвином в Королевской Гавани явятся, вероятно, все, кого он чем-то обидел за всю свою жизнь, начиная с подросткового возраста. Будет забавно в ином благообразном лысеющем рыцаре узнать какого-нибудь гонористого юнца, полвека назад болтавшегося при дворе Джейехериса в качестве пажа или виночерпия и однажды получившего от Тайвина в нос за то, что слишком задирал его. Никогда не знаешь, при каких обстоятельствах встретишь своё прошлое…       Забывшись, Тайвин положил перевязанную руку на стол.       Арья удивлённо уставилась на неё. Ткань местами уже пропиталась кровью насквозь и цвела тёмно-красными кляксами.       — Это ещё что?       — Так, порезался… случайно, — снова соврал Тайвин. Не рассказывать же о том, что ему являлся призрак Болтона.       Арья соскочила с кровати и подошла к столу. Теперь уже она разглядела и осколки кубка за кувшином, и подсохшие кровавые разводы на столешнице.       — Не знаю, что тут у вас без меня произошло, — покачав головой, сказала она. — но это точно повод пойти к мейстеру. И не спорьте, милорд.       Тайвин чувствовал себя душевно и телесно измотанным. Он предпочёл бы лечь в постель и поспать час-другой, но в этот раз Арья настоит на своём — об этом ясно говорил её упрямо выдвинутый вперёд подбородок.       — Может, позже?.. — спросил он без особой надежды.       — Сейчас, — твёрдо и безжалостно произнесла она. — Если бы мы с Псом не шлялись несколько часов по лесу прежде чем я смогла промыть его раны, он, глядишь, и не помер бы. Вы же не хотите, чтобы рана загноилась?       Тайвин, конечно, этого не хотел. Пришлось ему идти с ней к мейстеру.