Присядь (Пока я парю в небесах)

У Кагеямы Тобио не ладится с людьми. * В средней школе он прочёл книгу о кукушках. Кукушки откладывают яйца в чужие гнёзда, чтобы их птенцов вырастили другие птицы. Точно так же себя чувствует Кагеяма. Он — птица в чужом гнезде. Большую часть времени Кагеяма не чувствует себя человеком. Ему кажется, что существует какое-то руководство; нечто вроде «как быть правильным человеком». И эту книгу прочли все, кроме него. Окружающие смотрят одинаковые сериалы, слушают одну и ту же музыку, знают те же мелочи об идолах, кинозвёздах, ботинках, школе. Всех волнует, кто с кем встречается, кто кому нравится. Когда Кагеяма вступает в разговор, кажется, что он и собеседник говорят на разных языках. Или собеседник пользуется каким-то особым кодом, который способны расшифровать все, кроме Кагеямы: он понимает слова, но даже представить не может, что они значат. С младшей школы ничего не меняется: Кагеяма просто не может подобрать правильную комбинацию слов, которая расположит к нему людей. К средней школе он оставляет попытки. * Он думал, что если с кем-то у него и наладятся отношения, так это с волейболистами. Потому что уж волейбол-то ему понятен. Если ничего другого, то Кагеяма говорит хотя бы на языке волейбола. Он думал, что этого будет достаточно, чтобы установить контакты с людьми. Он ошибался. * В средней школе Кагеяма восхищался Ойкавой Тоору, но не завидовал ему. Ойкава — талантливый связующий, без вопросов; у него отличные отношения с людьми и с командой. Кагеяма не завидует его навыкам связующего, потому что тогда получится, что у Ойкавы есть что-то, чего нет у Кагеямы (а на тот момент он всё ещё думал, что его способности ничуть не уступают способностям Ойкавы). Но у Ойкавы есть то единственное, чему Кагеяма завидует: Ивайзуми. Ивайзуми — опытный доигровщик, который безоговорочно доверяет Ойкаве. О таком Кагеяма всегда-всегда мечтал. Более того, Ивайзуми без труда понимает Ойкаву. Кагеяма не глуп, поэтому он понимает, что есть два Ойкавы: Ойкава, которого обожают люди, и больной на всю голову Ойкава. Глядя на него, Кагеяма понимает, что ладить с людьми — это всего лишь навык. Не обязательно быть хорошим человеком; просто нужно уметь притворяться. (И Кагеяма понятия не имеет, как притвориться. Вот она, реальная разница между ним и Ойкавой). Но Ивайзуми знает настоящего Ойкаву, и всё равно хорошо относится к нему (всё равно верит ему). Кагеяма думает: наверное, всё потому что они дружат с детства, — и негодует. Если бы у него был друг детства, тогда и его бы кто-нибудь любил, и был бы невероятным верным доигровщиком. Но друг детства не появится из ниоткуда. Он либо есть, либо его нет. * А потом он встречает Хинату Шоё. * Глядя на Хинату, Кагеяма узнаёт, что некоторые личности по своей сути хорошо ладят с людьми. Потому что, в отличие от Ойкавы, Хината никогда не притворяется. Хината — всегда Хината, не важно, с кем он и что делает. Кагеяма ни разу не встречал никого подобного Хинате; он не знал, что люди вроде Хинаты существуют. Потому что Хината без труда говорит с кем угодно, и люди просто любят его. Товарищи по команде, соперники, одноклассники, третьегодки, парни, девушки, учителя, мамочки-соседки. Все любят Хинату. (И Кагеяма любит. Разумеется. Но что удивительного? Ведь все любят Хинату. И Кагеяма злится: получается, он — как все). * Поворотный момент для Кагеямы — когда Хината бьёт его за извинения. Кагеяма так расстроен из-за проигрыша в матче с Аоба Джосай, что драться — почти приятно. Приятно наорать на кого-то, выпустить все свои чувства. И только потом он понимает, насколько взбесился Хината, когда Кагеяма попытался извиниться. «Не говори так, словно не стоило вообще подавать мне!» Но он такого вообще не говорил. В средней школе во всём винили его. «Твои быстрые слишком быстрые», «Никто не попадает по твоим мячам», «Какой смысл в связующем, который не даёт доигровщику нужных мячей». Всегда винили его, и тогда он хотел просто заорать: «Почему ВЫ не можете просто попасть по мячам, которые я подаю? Почему вы не СТАРАЕТЕСЬ?» Хината не винит его. Хината всегда готов стараться. * Примерно в тот же момент, когда Кагеяма осознаёт, что Хината — нападающий, в котором он всегда нуждался, он начинает понимать, что просто нуждается в Хинате. Это ужасно; он ненавидит себя почти сразу же после того, как приходит к такому выводу. Потому что в нём нет ничего особенного. Он должен напоминать себе об этом. Может быть, Хината — первый человек, который когда-либо поладил с ним, но Кагеяма отнюдь не первый человек, поладивший с Хинатой. По факту, наверное, единственная причина, по которой Хината говорит с ним: потому что он способен говорить с кем угодно. Рядом с Хинатой Кагеяма чувствует себя человеком. Впервые в жизни он говорит с кем-то на одном языке. Рядом с Хинатой — легче всего на свете. Но всё дело в Хинате. (Он должен постоянно напоминать себе: ты не особенный для Хинаты. Хината может говорить с кем угодно. Хината может подружиться с любым. Ты для Хинаты никто). Так что он решает: ладно. Хорошо. И не надо ему быть особенным для Хинаты; ему просто нужно быть связующим Хинаты. Пока Хинате нужны его мячи (пока Хинате нужны именно его мячи), всё в порядке. * Кагеяма знает — как бы ужасно это ни было, — что где-то глубоко внутри он рад, что кроме него с Хинатой не способен работать ни один связующий. Он думал, что занервничает, когда Хината начнёт учиться отвечать на подачи других связующих, но его затапливает облегчение. Потому что нельзя точно определить потенциал Хинаты: у парня рефлексы и стремление, достаточные, чтобы быть лучшим, чёрт возьми, нападающим в Японии (гораздо лучше, чем Ивайзуми, выкуси, Ойкава); при достаточном количестве тренировок, Хината сможет играть с любым связующим. Но Кагеяма твёрдо верит, что лишь он способен полностью раскрыть Хинату. Как только Хината станет лучшим нападающим, Кагеяма станет лучшим связующим, и их никто не сможет победить. И этого достаточно. («Наверное», — думает Кагеяма. Наверное, достаточно. Он не будет просить многого от Хинаты. Он напоминает себе: в тебе всё ещё нет ничего особенного). * Когда они целуются, у Кагеямы есть одна секунда, чтобы подумать: жизнь прекрасна, невероятна, и, может быть, он осмелится попросить о большем. Может быть, он всё-таки чего-то заслужил. Но потом Хината в ужасе отталкивает его, и Кагеяма думает: «Вот чёрт, я накосячил». Он убегает, как трус. «В тебе нет ничего особенного, — орёт он сам на себя. — Он для тебя — гораздо большее, чем ты для него». И всё возвращается на круги своя, за что он благодарен. А ещё он немного раздражён; ведь, получается, на его месте мог быть кто угодно? Хината поцеловал бы любого на том холме? («Вероятно», — с горечью говорит он себе). Но если ему придётся выбирать между Хинатой-нападающим и Хинатой-бойфрендом, он выберет нападающего. Потому что нет ничего важнее, чем их отношения в волейболе. * Когда Хината прыгает, чтобы спасти Ячи, Кагеяме требуется впечатляюще огромное количество времени, чтобы понять, что это значит. Потому что, честно говоря, сначала Кагеяма подумал: «О, глянь-ка, а я и не знал, что он умеет так высоко прыгать. Круто». Наверное, где-то на задворках сознания он спрашивал себя: а с чего бы Хинате и не уметь? Хината невероятен, его потенциал безграничен. В той маленькой частичке разума Кагеямы всё было на своих местах. И только потом Танака говорит: — Э… Кто-нибудь знал, что Хината — Чудо? И таращится в небо. Кагеяма начинает понимать: «Эй, а Хината ведь летит. Странно как-то». Чудо. — Глупость какая, — возражает Нишиноя, тоже глядя в небо. — Мы же видели его родителей как-то раз. И сестру. Они все рыжие. — Да… но… — Асахи указывает туда, где Хината парит в воздухе, держа Ячи. — Кагеяма, а ты знал? — спрашивает Ямагучи. Кагеяма качает головой, не сводя глаз со светящейся оранжевым фигуры в небесах. Хината медленно опускается, и Киёко икает, сглатывая всхлип. Она первая срывается с места, когда они достигают земли, хватает Ячи и держится за неё, боясь отпустить. Остальные смотрят на Хинату. Хината склоняет голову. — Простите. Простите! И убегает. * Ни секунды не раздумывая, Кагеяма бежит за Хинатой. Он даже не особо осмысливает происходящее. Он двигается почти инстинктивно: Хината бежит; разумеется, Кагеяма побежит за ним. Потому что он крепко-накрепко связан с Хинатой. Если Хината продолжает тренировки, Кагеяма продолжает тренировки. Если Хината бежит, Кагеяма бежит. Физически невозможно ему не догнать Хинату; он так привык делать всё рядом с ним. Они достаточно долго соревновались в беге, так что Кагеяма знает, что у них почти одинаковая скорость. Иногда Хината вырывается вперёд, иногда — Кагеяма, но даже тогда они отстают друг от друга лишь на пару шагов. В этот раз Кагеяме не нужно выиграть, не нужно обогнать Хинату. Ему нужно подобраться достаточно близко, чтобы схватить Хинату. И он хватает. Снова, почти не задумываясь над своими действиями, лишь оказавшись достаточно близко к Хинате, он валит мальчишку на землю, словно они играют в американский футбол. Они оба обрушиваются вниз; Кагеяма приземляется поверх Хинаты в очень оскорбительной позе. Кагеяма всё ещё двигается на инстинктах, так что он обнимает Хинату и держится за него изо всех сил. (Потому что Хината может летать. Он может летать. Если Кагеяма отпустит его, Хината способен взмыть в воздух и улететь куда-нибудь, где Кагеяма его не догонит, и Кагеяма ни за что не позволит такому случиться). — Кретин! — орёт он прямо в ухо Хинате. — Кретин Хината! Зачем ты побежал? Хината дрожит в его руках. — Отпусти меня, Кагеяма! — Нет! Никогда! Пока не пообещаешь не убегать! Хината пихает его и пытается вырваться. — Отпусти меня! Кагеяма только усиливает хватку. — Пообещай, что не убежишь! — Чёрт возьми, Кагеяма! Я не человек! — Брехня! — кричит Кагеяма. — Ты самый человеческий человек из всех, кого я знаю! Хината застывает в его руках и сжимает рубашку Кагеямы. Он всё ещё дрожит, и Кагеяме слышатся его всхлипы. — Ты меня раздавишь, — говорит Хината; его голос глушится рубашкой Кагеямы. — Слезь. — Пообещай, что не убежишь, — приказывает Кагеяма. — Не убегу! Слезь! Хината снова пихает его, и Кагеяма двигается; он плюхается на траву рядом с Хинатой и крепко держит его запястье. Он всё ещё не до конца верит, что Хината не улетит. Хината хмурится, словно понимает, что Кагеяма всё ещё сомневается в нём, но не пытается стряхнуть его хватку. — Почему ты убежал? — спрашивает Кагеяма. Глаза Хинаты вылезают из орбит. — Не тупи, Кагеяма. — Это ты тупишь, тупица, — возвращает ему Кагеяма, словно ребёнок. Хината хмурится ещё сильнее и молчит. Кагеяма слышит отдалённые звуки сирен. Он не понимает, почему Хината так напуган, но знает: Хината не хочет, чтобы его поймали. Кагеяма встаёт, тянет Хинату за собой (не отпуская запястья). — Пойдём, кретин. Спрячемся в одной из развалин. * Позже Хината и Кагеяма узнают, что команда Карасуно тихо и единогласно решила не сообщать властям о вмешательстве Хинаты. Начала всё Ячи. Когда прибыли полиция и пожарные, получившие сообщение о девушке в горящем здании, она быстро выпалила: — Они ошиблись! Я выбралась, когда начался пожар! Затем она закашлялась, и все были настолько заняты ей, что не обратили внимания на то, как остальные выступили с репликами типа «О, да, мы ошиблись, ага, совершенно точно ошиблись, на крыше точно не было девушки, не-а». Они прикрывают Хинату, не до конца понимая, а в чём собственно секрет. Позже, гораздо-гораздо позже, когда власти отбыли, а Карасуно получили временное жильё, команда осталась наедине сама с собой. Ячи забрали в больницу на всякий случай, а на ночь Киёко нельзя оставаться одной в комнате парней, но никто не осмеливается выгнать её. Она первая подходит к Хинате: просто яростно обнимает его. Она шепчет: — Спасибо, спасибо, спасибо. Снова и снова. Хината не двигается. Когда она отстраняется, все явно крайне смущены и вообще не знают, с какой стороны подойти к проблеме. — Так, Шоё, ты всегда был Чудом? — начинает Нишиноя. — Э, — говорит Хината, потирая шею. — Да. — Но их ведь только семеро, — говорит Ямагучи, словно Хината чего-то недопонял, несмотря на то, что все видели его прыгнувшим на высоту здания. — Я всё про них читал. И. Эм. Тебя среди них нет? — Нас было больше, чем семь, — обороняясь, говорит Хината. — В Тейко. Нас было много. Я сбежал шесть лет назад. Думаю, остальные сбежали уже после меня. — Но почему ты не сказал нам? — обиженно спрашивает Суга. — Не такая уж и проблема, правда? Остальные ходят в обычные старшие школы. Наверняка ведь не было бы ничего плохого, если бы люди узнали, кто ты. Именно это волновало Кагеяму. Его не особо интересует существование детей с суперспособностями, но даже он знает, что это уже давно не сенсация. Они живут с обычными семьями, ходят в обычные старшие школы, и Кагеяма ни разу не слышал, чтобы с ними произошло что-то плохое. Так почему Хината не сказал им? («Почему Хината не сказал мне?» — вертится на уме. Но затем противненький голосок на задворках сознания, жутко похожий на голос Ойкавы, говорит: «А с чего бы ему тебе говорить? Ты ничем не отличаешься от других»). — Родители заставили пообещать, что я никому не расскажу, — бормочет Хината, ни с кем не встречаясь взглядом. — Ну, — говорит Тсукишима, привлекая всеобщее внимание. — Он не сможет играть в волейбол, если кто-то узнает, верно? — Что? — вопрошает Кагеяма. Он не один: Танака и Нишиноя тоже возражают, давая всем понять, что им и в голову не приходила такая мысль. Хината дёргается и не оспаривает дикие слова Тсукишимы, что означает: он подумал об этом. — Дурость какая! — выкрикивает Кагеяма. Ему дурно от одной мысли. Играть в волейбол без Хинаты? Да ни за что. — Разумеется, он может играть! — орёт Нишиноя на Тсукишиму. — Хочешь сказать, что не желаешь больше играть с Хинатой? — рычит Танака. Тсукишима вздыхает. — Нет, разумеется, нет. Но ему не позволят играть, ясно вам? — Чушь полнейшая, — вставляет Ямагучи. — Я слышал, что остальные Чудеса играют в баскетбол. — Им можно играть в официальных играх только против команд, в которых также есть Чудо, — объясняет Дайчи с ноткой извинения в голосе. — Баскетбол — тупой спорт, — снова бормочет Хината, словно и не ожидает, что его кто-то услышит. Кагеяма согласен. Баскетбол дурацкий. — Слушайте, я не пытаюсь сказать, что Хината не должен играть с нами, — утомлённо говорит Тсукишима, словно уже устал вправлять всем мозги. — Но вы же понимаете: если официальные органы узнают, что мы играли с Чудом в команде, они могут решить, что мы жульничали? Хината перекрикивает даже Танаку и Нишиною: — Не так-то и много у меня преимуществ! — Я знаю, — говорит Тсукишима, так, что все замолкают. — Никто из игравших с тобой или против тебя не скажет, что у тебя есть физические преимущества. Все смотрят на Хинату. В отсутствие Ячи он — буквально — меньше всех. Сложно представить, что кто-то взглянет на Хинату и решит, что у того есть какое-то физическое преимущество. — Я всего лишь говорю: могут подумать, что мы жульничали. Могут аннулировать все наши победы. Дайчи говорит: — Тсукишима прав. Нам нужно по крайней мере рассмотреть такую возможность. Все молча задумываются. — Так… — говорит Танака. — Мы просто никому не расскажем? Хината поднимает взгляд, и в его глазах сияет надежда. — Может сработать! — Нам не удержать этот секрет, — говорит Суга. — Я не говорю, что не стоит пытаться; но чтоб вы знали: я сомневаюсь, что мы справимся. — Я скрывал ото всех в течение шести лет! — возражает Хината. — И уже целую вечность не пользовался своей способностью! Очень вряд ли кто-то ещё застрянет на крыше горящего здания. — Но теперь мы все знаем, — подчёркивает Энношита. — И скоординировать секрет между несколькими людьми — гораздо сложнее. Особенно учитывая, что Танака и Нишиноя не способны молчать. — Что? Я могу! — орёт Танака. — Ты рассказал Дайчи, что мы готовили для него сюрприз через час после того, как мы начали планировать. — Потому что он спросил, и он страшный! — Я никому не рассказал! — встревает Нишиноя. — Не пойму, чего меня приплели. — Ты вообще ничего не фильтруешь, — говорит Энношита. — Помнишь, как ты рассказал нам свой номер социального страхования? Помнишь? — Или как ты проорал Раскаты Грома 3, а потом добавил: «Прям как мой пароль от почты», — присоединяется Суга. — Или как рассказал нам свой весёлый сон об Асахи, — вставляет Танака. — Погодите, что? — говорит Асахи, моргая. — Это просто значит, что я вам, ребята, верю! — заявляет Нишиноя. — Отложим излишнюю откровенность Нои-сана. Что делать с тренером и Такедой-сенсеем? — спрашивает Суга. Хината снова впадает в уныние. — Я просто хочу играть в волейбол. — Никто и не говорит, что тебе нельзя играть, — мрачно заверяет Кагеяма, оглядывая всех присутствующих. — Никто не говорит, — соглашается Дайчи. — Это мы уже решили. Мы никому ничего не расскажем. Хината обводит взглядом товарищей и расслабляется. — А теперь, чтобы закрыть этот вопрос: Кагеяма, ты не Чудо? — спрашивает Суга. — Что? — ворчит Кагеяма, испуганный, что у него вообще такое спросили. — Нет, разумеется, нет. — Хорошо, - говорит Суга. — Тогда всё в порядке. Если дело только в Хинате-куне, мы как-нибудь выкрутимся. Были бы вы оба, вот тогда начались бы проблемы. — Как удивительно. Король больше похож на результат экспериментов, вам не кажется? — ухмыляется Тсукишима. — Слышь! * — Какие у тебя есть преимущества, Хината? — позже спрашивает Ямагучи. Хината задумчиво морщится. — Не так уж и много. Думаю, скорость. И выносливость. Но, честно, я рядом не стоял с остальными по физическим параметрам. Оранжевые Тройки создавались маленькими и менее мускулистыми. Подразумевалось, что так мы будем лучше летать. Кагеяма деревенеет. Дайчи и Суга обмениваются взглядами, которые Хината, кажется, не замечает. Одно дело — объективно осознать, что Хината — Чудо. Но все выводы ещё не до конца уложились в головах. Хинату создали. В лаборатории. — К тому же, я провальный эксперимент, — продолжает Хината, не заметивший всеобщей реакции. — Провальный? — повторяет Асахи. — Что… Что это значит? Хината озадаченно хмурится. — Это значит, что провальный? Знаешь. Плохой. Неуспешный. Плохой. Провальный. У Кагеямы дёргаются пальцы; он немного в ужасе, когда понимает, что только что хотел дотронуться до Хинаты. Он не один. Глаза Суги расширяются, и Кагеяма видит, как поднимается его рука, словно он тоже готов был прикоснуться, но сдержался. Глаза Киёко смягчаются, и она выглядит так, словно хочет вновь обнять Хинату и оградить его от мира. Но Хината так беззаботен, словно не до конца понимает, что говорит. Или почему им так грустно. — Ты не провал! — говорит Кагеяма, и внутренне морщится, потому что понимает, что прозвучало гораздо сердитее, чем он планировал (как и большинство слов, которые он произносит). — Я и не говорил такого! — орёт Хината. — Я сказал, что я провальный Проект. Это другое! — Хорошо! Не тупи только! — Кагеяма понятия не имеет, зачем кричит. — Не туплю! Кретин! Кагеяма кретин! Но Хината орёт в ответ, так что Кагеяма решает, что ничего страшного. Всё в порядке. Всё так, как должно быть. * И всё улаживается. Кагеяма не знает, каков стандартный протокол действий, которому необходимо следовать, узнав, что у одного из твоих сокомандников есть суперспособности, но Карасуно воспринимают новость более или менее спокойно. Ведь Хината ни капли не изменился от того, что они что-то узнали. Он просто Хината. Громкий и энергичный, как и всегда. Меняется лишь одно: Кагеяма становится немного слишком ранимым, когда разговор заходит о Чудесах. (Он загуглил, вернувшись домой из тренировочного лагеря. Остальные Чудеса — высокие, мускулистые и страшные. Внешне они не похожи на старшеклассников, тем более — на первогодок, и невозможно представить, что Хината — один из них). Так что когда его одноклассники заводят разговор о Чудесах, он бессовестно прислушивается. — Как думаете, эти разговоры о Чудесах — правда? — Чушь. Слишком фальшивенько, не находишь? — Но ведь и смысл тоже есть? — Ужас какой! Надеюсь, что нет! Если это правда, то я ночью не усну. — Вы о чём говорите? — встревает Кагеяма. Все подпрыгивают от голоса Кагеямы. Они таращатся на него, полностью ошарашенные. До Кагеямы доходит, что он никогда не заговаривал с одноклассниками сам. Он даже имён их не помнит. — Эммм. Знаешь этот слушок о Чудесах? — отваживается одна девчонка, и выглядит она так, словно ожидает, что Кагеяма сейчас заорёт на неё. — Какой слушок? — ворчит он, изо всех сил стараясь притвориться цивилизованным. — Тот, который гласит, что Чудес создавали для наёмных убийств, — скептически говорит какой-то парень. — Что? — говорит Кагеяма. Все трое дёргаются, и он понимает, что почти прорычал. — По всему интернету разошлось, чувак, — говорит второй парень. — И по новостям. Мол, Чудес создавали наёмниками и солдатами, и они действительно убивали. Говорят, толпу народу положили. — Невероятный идиотизм, — говорит Кагеяма. — Идиотейшая вещь, которую я слышал. — Ну лан, — говорит одноклассник, разворачиваясь обратно к друзьям и исключая Кагеяму из беседы. Кагеяма качает головой. Тупее он ничего не слышал. * Кагеяма почти сразу забывает о разговоре. Потому что давайте посмотрим правде в глаза. Хината играет в волейбол, и это гораздо важнее, чем какие-то суперспособности. И ему даже не любопытно. Он знает, что Ямагучи бурлит от вопросов, как Танака с Нишиноей. (— Никто не спрашивает Хинату о Тейко, — приказал Дайчи на следующий день, отослав Хинату на склад. Суга стоял рядом с ним и осуждающе глядел на всех, давая понять, что третьегодки уже обсудили этот вопрос. — Хината не хотел, чтобы кто-то узнал, и не его вина, что теперь мы знаем. Так что, если он не хочет говорить об этом, мы не будем спрашивать, поняли?! И капитан выглядел так страшно, что никто не осмелился высказаться). Но Кагеяме… всё равно. Он понимает, что если Хината захочет рассказать, то хорошо. Но ему не обязательно знать. * Он даже не думает о другой проблеме, связанной с Хинатой, пока не говорит погодя: — Останься на ночь. И Хината замирает. Они тренировались дольше остальных, пока тренер Укай не выгнал их с воплями. Потом Такеда-сенсей напомнил, что назавтра у них тест, и если они провалятся, то придётся навёрстывать в выходные и они не смогут играть в следующем матче. У них были одинаковые выражения ужаса на лицах, и Хината оказался в доме Кагеямы, потому что они ожесточённо учились, пока не настал настолько поздний час, что его можно было официально назвать новым днём. Затем Кагеяма сказал: — Останься на ночь. Потому что Хината выглядел так, словно вот-вот вырубится, и мама Кагеямы велела сыну проследить, чтобы Хината и не пытался доехать до дома на велосипеде. Она уже всё решила с родителями Хинаты. Кагеяма не задумывался об этих приготовлениях (в основном потому что он был сконцентрирован на подготовке к тесту), пока Хината не замер. И Кагеяма вспомнил. Потому что, да. Тогда они поцеловались и больше не говорили об этом. Затем Хината просто улыбается во весь рот. — Ладушки! Я с ног валюсь. * В темноте, рядом с сопящим Хинатой, в своей комнате, когда они оба физически и умственно истощены, Кагеяма забывает о приказе Дайчи и сонно спрашивает: — Почему ты никогда не говоришь о других Чудесах? — В смысле? — спрашивает Хината так же сонно. — Ты ведь знаком с ними? — Ну и? — Ты не говоришь с ними? — Нет. Не хочу. — Они не были твоими друзьями? — Кагеяма не совсем уверен, зачем ему ответ Хинаты. Ему просто чудится что-то странное. У Хинаты полно друзей; ему нравятся все, и всем нравится он. Он всё ещё часто общается с товарищами из средней школы (Кагеяма просто сбит с толку). И вот ведь штука: у Хинаты есть суперспособности, а самое странное для Кагеямы в этом то, что Хината не восстановил общение с другими Чудесами. — Нет. Не особо. В смысле, они прикольные, наверное. Но друзьями я их не назову. Кагеяма кивает, потому смысл в его словах есть. Наверное. Он думает, что скоро уснёт, но потом Хината удивляет его: — В Тейко у меня был друг. Проект, названный Чёрный. Он был моим лучшим другом. Я сильно скучаю по нему. Если он сбежал, я отыщу его, что бы мне ни говорили. В голосе Хинаты — море грусти. Кагеяме не нравится, когда Хината грустит. Это просто неправильно. Против естественного порядка вещей. — Каким он был? — Очень похож на Кенму, — говорит Хината. — Тихий, незаметный. Но очень умный! Он наблюдал за людьми, как Кенма. Поспорить могу, он был бы шикарным связующим. Кагеяма хмурится, потому что эта идея ему совсем не нравится. — Что с ним произошло? — бурчит он. — Он был "провал", как и я, — грустно говорит Хината. — Так что он, наверное, уже давно мёртв. Кагеяма дёргается и садится. — Это ещё что значит? Хината тоже садится, смотрит на Кагеяму и моргает, стряхивая с себя сон. — Ничего, — быстро говорит он. — Слышь, — говорит Кагеяма, хватает Хинату за рубашку (непонятно зачем. Просто это так нормально — схватить Хинату, держаться за него, проследить, чтобы он не исчез, не улетел). — О чём ты го… Но Хината просто улыбается так широко, словно на него снизошло озарение. Он хватает рубашку Кагеямы, копирует его движение и втягивает его в поцелуй. И да. Кагеяма не будет давить на него, особенно когда они целуются. Хината здесь: тёплый, весь — на ощупь, переплетённый с ним; нет ничего более драгоценного. Когда они отстраняются, то лишь затем, чтобы глотнуть воздуха. Они задыхаются, задыхаются и ещё раз задыхаются. И оба всё ещё измучены. У них всё ещё тест назавтра; им всё ещё предстоит игра. Дальше, чем есть, они не пойдут; и прекрасно знают об этом. (И в любом случае, то, что казалось реальностью на травянистом холме Сайтамы, очень маловероятно в доме Кагеямы, где за стенкой спят родители). Но Кагеяма должен знать. Так что он задаёт один последний вопрос. — Всё… в порядке? Ты не против? Хината смотрит на него, как на сумасшедшего. — Ты шутишь? Это же шикарно. Целовать тебя почти так же шикарно, как играть с тобой в волейбол. Блин, Кагеяма. Прикинь, как охрененно было бы, если бы мы могли заниматься тем и другим одновременно? Кагеяма думает и кивает. Да. Было бы очень даже охрененно.