Присядь (Пока я парю в небесах)

Хината сам ещё не разобрался, встречаются они с Кагеямой или нет. Но, похоже, если раньше они не встречались, то и нынче не встречаются, потому что особо-то ничего не изменилось. Разве что иногда после тренировок они целуются. Но ему всё равно. Он понимает: что бы ни происходило, теперь они хотя бы на одной волне, а остальное не важно. * И дела идут хорошо. Очень хорошо. Они побеждают в играх; Карасуно знают, что он мутант, и им всё равно; у него есть Кагеяма. Даже оценки почему-то улучшились, хотя отродясь такого не было (теперь Ячи регулярно помогает ему с уроками). Он беспредельно доволен жизнью и всем, что в ней есть. Так что, разумеется, всё летит к чёрту. * Хината приходит домой и не замечает, что мама какая-то притихшая. Он не видит, как она бросает на него взгляды, словно чтобы убедиться, что он никуда не исчез. Отец приходит домой, они ужинают. Он много говорит, Нацу болтает, и ни один из них не замечает, что родители молчат. Он и Нацу смотрят телевизор, она рано идёт в кровать. Он жутко устал и подумывает последовать её примеру, но затем родители с похоронными лицами заходят в комнату, и папа говорит: — Шоё, нам нужно поговорить. Хината замирает. В подобных ситуациях он ещё никогда не бывал, но уверен, что, когда родители начинают разговор с такой фразы, ничем хорошим это не закончится. И, разумеется, в первый момент ему в голову приходит мысль: он так и не рассказал родителям, что Карасуно знают его секрет. Потом он думает, что случайно позабыл рассказать им о поцелуях с Кагеямой (и блин, он очень надеется, что поговорить они хотят именно об этом. Гораздо легче сказать родителям, что он гей, чем рассказать людям, что он мутант. Он уверен, что на гея отреагируют адекватнее. Им нравится Кагеяма). — Эээээ… — выдаёт он, решая пока что увиливать от ответа. — Шоё, ты в последнее время смотрел новости? — мягко спрашивает Савако. Хината моргает. Не похоже, чтобы разговор был о Кагеяме или Карасуно. — Нет? Савако прикусывает губу. Она смотрит на мужа, и с лица Косея не сходит похоронное выражение. — Шоё, в последнее время Чудеса часто обсуждаются в новостях. Их выставляют в очень… невыгодном свете. — И что это значит? — спрашивает Хината. Он напряжён, насторожен и его мутит. — Это значит… — Косей замолкает. Он не знает, как объяснить происходящее сыну: очаровательному солнышку, которое он так любит. — Люди выражают беспокойство по поводу того, что Чудеса ходят в старшие школы. Пошли разговоры о том, что Чудеса опасны. Хината ничего не говорит. Родители не спрашивали. Они знают лишь, что Тейко создали людей с суперспособностями. Они лишь знают, что Тейко пытались убить его. Они лишь знают, что учёных Тейко отправили за решётку за незаконные эксперименты над людьми. Но они не спрашивали, зачем Тейко создали его, а Хината никогда не говорил. Хината не обращал внимания на новости; он понятия не имеет, что там люди говорят о Чудесах. Но он догадывается. — Ну. Они как бы это. Опасные, — Хината смотрит на руки. Косей и Савако глядят друг на друга. Хината — их чудо, их ребёнок, отклик небес на молитвы. Когда они нашли его на обочине непроторённой тропы так много лет назад, они не спрашивали, почему; просто приняли решение судьбы. Он их сын; какое имеет значение, откуда он или как они нашли его? — Могут созвать парламент, поставят действия ВС под вопрос, — говорит Савако. — Если всё закончится плохо… их могут арестовать. Чудес. Других Чудес, она хотела сказать. — Очевидно, нас это не коснётся, — быстро говорит Косей. — Ты… Ты будешь в безопасности, Шоё. Мы просто подумали… подумали, что ты должен знать. Пообещай, что будешь особо осторожен. Теперь ещё важнее, чтобы никто не узнал. Хината дёргается и надеется, что родители ничего не заметили. — Возможно, — начинает Савако. — Возможно, тебе не стоит сейчас играть в волейбол. — Что? — восклицает Хината. — А волейбол тут причём? На Савако жалко смотреть. — Ты принёс много побед, Шоё-кун. Игры записываются. Если ты выступишь на Национальных… Тебя могут заметить. — Нет, ни за что, — говорит Хината. Не играть в волейбол? — Только на время, Шоё-кун, — умоляет Косей. — Ты ведь всего лишь первогодка. Будут и другие турниры. — Не будет! Всё это будет совсем другое! Это наш последний шанс! Он имеет в виду, что это последний раз, когда он может сыграть с третьегодками. С Дайчи, Сугой, Асахи и Киёко. Это последний раз, когда они будут этой командой, этими Карасуно. — Шоё, я знаю, сейчас тебе сложно понять это прямо сейчас, но в жизни есть вещи, более важные, чем волейбол, — говорит Косей. — Подумай о своём будущем. Хината сжимает кулаки, потому что с одной стороны, да, об этом он знает; но с другой, волейбол — его всё. Тишина длится вечность. — Как ты… — начинает Савако. Она останавливается, потрясённая значением собственного вопроса, но всё равно продолжает: — Как ты думаешь, Чудеса опасны для общества? Хината немного возмущённо пожимает плечами. Он всё ещё думает о «никакого волейбола», с какой стати ему отвечать на другие вопросы? — Шоё, — твёрдо говорит Косей. — Я не виделся с ними шесть лет, — угрюмо отвечает Хината. — Я не знаю, какими они стали. Косей вздыхает. Он хочет задать больше вопросов, но слишком трусит. Он страшится ответов. — Я не брошу волейбол, — заявляет Хината. — Просто… побудь осторожен пока что. Обдумай всё. Мы поговорим позже, — отвечает Косей. — Нет, — говорит Хината. Потому что он не передумает. Но его родители так же твёрдо намерены стоять на своём. * Хинате не спится. Нужно слишком многое обдумать. Некоторое время он провёл в интернете, выясняя, что же говорят о Чудесах, и все его худшие опасение подтвердились. Теперь, вспоминая вопрос мамы («Как думаешь, остальные опасны?»), он способен дать лишь один ответ: «Я не знаю». Потому что они опасны. Безоговорочно. Но заслуживают ли они оказаться за решёткой? Вот в чём вопрос, и ответа Хината не знает. Впервые в жизни Хината жалеет, что не знает, какими они стали. Он смотрит на них в интернете, находит дюжину интервью Жёлтого (и его модельная карьера, это ещё что за нахрен?), читает, что все они играют в баскетбол. (Баскетбол. Серьёзно. Почему баскетбол? Жалкий же спорт. И они высоченные. Что за растрата роста. Нечестно). Но понятнее не становится: кто же они теперь, и стоит ли ему волноваться об их возможном аресте? Он скучает по Чёрному. Чёрный бы знал, что делать. У Чёрного всегда был план. * Но он не может поговорить с Чёрным, поэтому звонит Кенме. Как правило, они общаются посредством сообщений, потому что Кенма не создан для телефона, и Хината всё прекрасно понимает. Но ему нужно с кем-нибудь поговорить, и лишь Кенма полностью понимает ситуацию. — Что мне делать? — стонет Хината. Предварительно он вывалил на Кенму кучу несвязанной информации: родители против волейбола; я не знаю, опасны ли они; они опасны? Нужно ли запереть их за решёткой? А меня арестуют? Волейбол, Кенма, волейбол! Но Кенма терпеливо выслушал его. — Я не… уверен, что ты можешь как-то повлиять на события… — отвечает Кенма. — Не говори так! — ноет Хината. — Ну же, Кенма, ты умнее меня! Скажи, что делать? — А что ты хочешь делать? — Играть в волейбол! — И? — И!.. — Хината замолкает. А чего он хочет? — Я просто… Я не знаю. Кенма, а ты как думаешь, они опасны? Кенма знает. Кенма знает лучше, чем он сам. Хината слушает, отчаянно ожидая ответа, тишину на том конце связи, пока Кенма думает. — Я думаю… Я думаю, что они, наверное, очень похожи на тебя, Шоё. — Да в каком месте?! — ворчит Хината, удивлённый собственной злобой. Он пытается успокоиться, но не может. — Они были Успехами. Совсем другое дело, мы рядом не стояли! Тейко убили меня. Остальные оказались избранными, благословенными. Тейко любили их. Ты не… Ты не знаешь, каково было быть провальным экспериментом. Мы с ними совсем не одно и то же. — Ну… — говорит Кенма. Хината слышит страдание в его голосе, и ему становится стыдно за вспышку. — Ты хотел покинуть Тейко. — Разумеется! — И они хотели… Хината молчит. О таком он не подумал. Они сбежали. Они сбежали, как сбежал он. Значит, несмотря на собственную успешность, они хотели освободиться так же сильно, как он. Ну разумеется. Господи, разумеется. Хината вспоминает жизнь в лаборатории, вспоминает всё, от чего пытался отстраниться последние шесть лет, всё, что хотел забыть. На секунду он теряет себя. Он больше не Хината Шоё, он ПЧ-О394. Он — Оранжевый. * Было четырнадцать Проектных Групп, по одному цвету Проекта на Поколение. Они были поколением «Чудо», тринадцатым жизнеспособным поколением. Они не друзья, не семья. Но кроме друг друга у них никого не имелось. Чудо — первое Поколение с огромным количеством Успешных Проектов: Синий, Фиолетовый, Зелёный, Жёлтый, Красный, Серый, Розовая, Золотой и Радуга. Остальные — провалы. Радуга умер первым. Тогда Оранжевый и узнал, что такое смерть. Белая умерла. Оранжевый помнит, как она слабела каждый раз, используя свои способности. Тогда он впервые почувствовал себя счастливчиком. Может, он и провал, как она, но, по крайней мере, его способности не убивали его. Серого признали устаревшим, и он исчез. Серебряный умер в Комнате 101. Затем Коричневый потерял контроль над своей способностью и спровоцировал взрыв. В том пожаре Поколение потеряло Коричневого и Золотого. Провалы пропалывали, как сорняки, пока не остались лишь Оранжевый, Чёрный и Успехи. — Нас убьют, Оранжевый, — говорил Чёрный. — А может, и не убьют, — отвечал Оранжевый. — Люди любят удивлять. Оранжевый жалел остальные Проекты, потому что они не видели того, что видел он. Лишь у него было улучшенное зрение, поэтому лишь он видел внешний мир. Он говорил, что нужно уходить, но лишь Чёрный прислушивался к его словам. — С чего ты взял, что тот мир лучше? — сказал тогда Жёлтый. — Нам там не выжить, — сказал Синий. — Там слишком опасно, — сказала Розовая. — Мы не люди, — сказал Красный, пытаясь переубедить его. — Нам не выжить в мире людей. Лишь Чёрный слушал, но даже у Чёрного не было надежды. — Ты слишком много мечтаешь, — сказал он. — Нам никогда не сбежать. * Но они сбежали. Каким-то образом эти ребята пришли в чувство. И совершенно внезапно Хинате Шоё становится невыносимо грустно. Он думает о том, что сказал Чёрному много-много лет назад. «Люди гораздо добрее, чем ты думаешь». И он был прав. Покинув Тейко, став Хинатой Шоё, он встречал лишь доброту. Его родители, друзья из средней школы, команда Карасуно, все остальные волейболисты. Он думает, как расширился его мир: Косей и Савако, Нацу, Кагеяма, Кенма, Ячи, — в его жизни так много людей, которых он любит. И так много людей, которые любят его. Это значит, что Чудеса ошибались — в мире есть место для человеческих экспериментов. И теперь Хината знает кое-что ещё. — Нельзя, чтобы их снова где-нибудь заперли. Кенма терпеливо слушал длинную тишину Хинаты, позволяя ему подумать, вспомнить. Кенму никогда не смущала тишина, поэтому он просто держал телефон у уха, позволяя Хинате прийти к выводу. — Я согласен, — говорит Кенма. — Я думаю… Я думаю, все уже достаточно страдали… Я думаю, они заслужили шанса сделать собственный выбор. Но, Шоё… ты ничего не можешь поделать. — Но!.. — И я хочу, чтобы ты был на свободе, — говорит Кенма твёрже, чем Хината когда-либо слышал от него. — Ты мой друг, Шоё, и пусть я эгоист, но меня заботишь лишь ты. Так что, пожалуйста, не делай ничего… опрометчивого. Хината хмурится, хоть Кенма и не видит его. — Твои родители правы. Если ты отправишься на Национальные, одно из Чудес может узнать тебя. И выдать. Хината сглатывает. Он закрывает глаза и обдумывает имеющиеся варианты. Похоже, от волейбола всё-таки придётся отказаться. * Утром начинается война исподтишка. — Я позвонила Такеде-сенсею и сказала, что мы не хотим, чтобы ты играл в волейбол, — заявляет мама. — Из-за здоровья. Ногти Хинаты впиваются в ладони. — Никто, кто со мной знаком, не поверит, что я заболел. Он ни разу в жизни не болел. Одно из преимуществ суперчеловека. — А и не нужно, чтобы поверили; пускай примут как данность, — решительно говорит Савако. Хината упёртый, но и мама у него упёртая. Она боится, что кто-то отберёт её сына, так что она решительно намерена держать его в безопасности, даже если он возненавидит её. Хината не знает, что такое «не слушаться». Он никогда так не делал. Отец сказал, что есть вещи, более важные, чем волейбол. Лишь позже Хината придумывает ответ и жалеет, что не догадался раньше: «Есть вещи, более важные, чем безопасность». Они ведут войну, и Нацу это чувствует, пусть и не понимает, что происходит. Она знает, что её родные чем-то обеспокоены, так что и она беспокоится. Она прижимается к Хинате, берёт его за руку, неосознанно выбирая сторону брата. Косей включает новости и чувствует себя ещё хуже. Сообщают, что парламент точно соберут. Допросят солдат ВС, которые приютили Чудес; допросят самих Чудес. Но что если всё полетит к чертям? Вся Япония будет прислушиваться к ответам. Что если обществу не понравится то, что оно услышит? Что если потребуют избавиться от Чудес? Косей смотрит на сына, сидящего рядом с дочерью. Он смотрит на жену, бледную, но решительную. Он подумывает о переезде в Шотландию. * Репортёр спрашивает случайных токийских прохожих, что они думают о Чудесах. — Я не знаю, — говорит женщина. — Их создали в лаборатории… душ ведь у них нет, верно? Они не люди… — Не мог бы ты выключить? — отрывисто говорит Савако, обращаясь к мужу. — Я хочу послушать, — упрямо говорит Хината. — Нет, не нужно тебе слушать эту чушь, — сообщает ему Савако. — Пожалуйста, принеси тарелку; тебе пора собираться в школу. Хината хмурится на остатки завтрака. Он поднимается, чтобы отдать тарелку маме, и тут репортёр переходит к опросу старшеклассников. Хината прислушивается, только потому что репортёр сказал, что это школа, в которую поступило одно из Чудес, но Хината не помнит (из всего того, что он посмотрел вчера вечером), кто из его бывших товарищей пошёл в Сейрин. — Как думаете, каковы его истинные цели в вашей школе? — спрашивает репортёр у высокого растерянного красноволосого парня. И вдруг, совершенно внезапно, появляется кто-то ещё, встаёт перед высоким парнем, ледяной и яростный. — Мы всего лишь хотели быть свободными. Хината роняет тарелку. Она мгновенно разбивается. — Шоё-кун! — упрекает мама. Хината леденеет, словно его швырнуло в северное море. Он думает, что его сердце останавливается. Он не помнит, как говорить, как двигаться, как дышать. — Шоё-кун? — спрашивает Савако с тревогой в голосе. Он оборачивается на маму, с лицом таким, словно только что увидел призрака. А он и увидел призрака. — Это был Чёрный, — говорит он. — Шоё? — спрашивает Косей, выключив телевизор и подходя к сыну. Его родители не знают, что в этом важного, потому что они не спрашивают о Тейко, а он не говорит. — Чёрный жив. Это меняет всё. * Потому что если Чёрный жив, то, что раньше казалось бессмыслицей, встаёт на свои места. Остальные никогда бы не сбежали самостоятельно. Никогда. Остальные не могли противостоять учёным Тейко (даже Оранжевый не мог. Всё-таки он не сам сбежал. У него появилась возможность, и он ей воспользовался). Остальные жили в страхе перед Комнатой 101 (и Оранжевый жил в страхе перед Комнатой 101) и, наконец, остальным бы ни за что на свете не пришло в голову искать помощи у людей. Но Чёрный… Чёрный на такое способен. Чёрного отправляли в Комнату 101 снова и снова, и он всё равно бросал вызов учёным. Чёрный умён; умнее, чем кажется; он мог создать план побега. Чёрный мог сделать что угодно. И Чёрный не опасен. В этом Хината уверен, хоть и не видел его уже шесть лет. Чёрный никому не причинит вреда. Мы всего лишь хотели быть свободными. Чёрный не помог бы сбежать остальным, если бы думал, что они причинят кому-нибудь вред. Мы всего лишь хотели быть свободными. Хината сглатывает. Это значит, что всё это время остальные были совсем как он. И даже баскетбол — может быть, они любят баскетбол так же, как он любит волейбол. Может быть, у них, как у него, есть родители; люди, которые волнуются о них. Может быть, у них есть братья и сёстры, берущие с них пример; может быть, у них есть сокомандники, которые полагаются на них. Может быть, у них есть Кагеяма — партнёр, которому наплевать на их сущность мутантов, тот, кто хочет быть рядом с ними. — Мне надо идти, — говорит Хината. — В школу. Мне надо в школу, извините. Он хватает школьную сумку и вылетает за дверь, едва слыша оклики родителей.