Горькое счастье. (Flowerfell)

       Фриск едва сумела удержаться на ногах, как только услышала имя Вики и Ника. Однако ей понадобилась всего пара секунд, чтобы прийти в себя, так что Фриск, — до того, как Кэрриз успела осведомиться о её самочувствии, — уже стояла вплотную к ней, смотря на телефон щенячьими глазками.        — Да, я их знаю, это правда мои брат и сестра, пожалуйста, дайте нам поговорить!        Кэрриз, не ожидая такой напористой реакции, машинально отдала телефон, даже не уточнив ничего в роде «Долго не говорите» или «Ты уверена, что это именно они?» Впрочем, вряд ли Фриск была бы в состоянии отвечать на эти вопросы.        — Вики, Ник, привет! — пропищала девочка, всеми силами стараясь не заплакать.        — Боже, Фриск, наконец-то мы тебя нашли! — Ник откликнулся первым. В его голосе слышалось неподдельное облегчение, от которого Фриск стало ещё сложнее сдерживать слёзы.        — Эй, включи громкую связь, — послышался на заднем фоне голос Вики, — я тоже хочу с ней поговорить! — щёлк. — Фриск, солнышко, как ты там?! Ещё немного и мы бы начали снимать асфальт и сносить дома, только бы тебя найти!        — Серьёзно? Ты это где-то услышала или сама придумала? — Ник колко усмехнулся её формулировке. Из телефона послышался звук чего-то падающего, глухой удар и наигранное оханье Ника. — Ясно, сама придумала.        — Не слушай тут всяких… разболтавшихся! — в голосе Вики не было ни ноты настоящей обиды, но Ник всё-таки выдавил из себя извинения. Впрочем, тоже не очень-то реалистичные. — Так, а теперь рассказывай всё!        Фриск уже вовсю хлюпала носом и заливала телефон Кэрриз. Так-то психолог была не против разговора Фриск со своей роднёй, но её честолюбивое сердце просто разрывалось. Женщина жестом попросила телефон, проигнорировав щенячьи глазки Фриск. Нажав кнопку громкой связи, Кэрриз предложила:        — Виктория, Ник, это снова Кэрриз. Я понимаю, что вы долго искали Фриск и, конечно же, у вас накопилось много тем для обсуждения, но не стоит забывать, что сейчас уже поздний вечер и не лучшее время для разговора. Давайте я завтра привезу её к вам, где вы остановились?        — Нет, что вы, мы сами можем приехать, где…        — А давайте на полпути встретимся, — предложила Фриск. — Или в каком-нибудь конкретном месте, а?        В итоге, на обсуждение места встречи ушло порядка десяти минут, но зато всем было удобно. В небольшой кофейне на главной площади города, Кэрриз пообещала провернуть всё без папарацци. Повесив трубку, психолог с интересом посмотрела на Фриск, по ней было видно, что спать сегодня девочка не сможет. Она была вся на нервах, постоянно ерзала на кровати, ворочалась, пересаживалась, перекатывалась с боку на бок, словно, если бы она замерла хотя бы на одну секунду, то просто взорвалась бы!        Кэрриз не знала, стоит ли оставить её наедине со своими мыслями или наоборот — остаться и поговорить с ней. Но пока психолог думала, Фриск всё уже решила сама:        — Я просто поверить не могу, что скоро увижу своих брата и сестру, это просто лучшее, что со мной случилось за всё время на Поверхности! Ой, ну, то есть, лучшее, после лечение у доктора Браува и вас, конечно же!        — Хех, можешь не стараться, я понимаю, что встреча с семьёй для тебя важнее наших сеансов, — Кэрриз подошла к кровати, на которой ерзала девушка и села рядом. — И я тоже рада, что ты наконец-то с ними встретишься, видно, что у вас очень хорошие отношения, — Фриск улыбнулась, однако профессиональный взгляд психолога заметил, что в её глазах появилась какая-то грусть. — Если не хочешь, я не буду расспрашивать.        Фриск задумалась. Всю жизнь она несла свои мысли и чувства по поводу отношений в семье глубоко внутри и никому о них не рассказывала, даже Санс не всё знал. Впрочем, она всегда видела, что он ни знать, ни понимать этого не хотел. Но теперь у неё появился человек, которому она, как ей казалось, может доверять. Ха, да почему это, только казалось? Кэрриз привела её в свой дом, организовала встречу с Викой и Ником, пообещала обойтись без репортёров и, хотя это только догадки, но если судить по вырванным из диалога с Марком репликам, Кэрриз тоже придерживается идеи мира между Поверхностью и Подземельем. Впервые за долгое время Фриск нашла такого доброго к ней человека… Даже добрее того, кому она всецело доверяла.        — Нет, я не против поговорить о семье, — «Не думай о Подземелье». — Наоборот, мне кажется, что именно сейчас мне это необходимо. Но мне не очень удобно просить об этом вас, ведь это вроде как, неоплачиваемый сеанс у психолога…        Фриск даже не успела закончить фразу, как получила по лбу от Кэрриз несильный шлепок.        — Как ты вообще можешь сейчас говорить о деньгах? Ещё раз ты предположишь, что я ищу дополнительной платы с тебя, и я положу тебя спать на кухонных табуретках, ясно?        — Ясно, — Фриск попыталась состроить раскаяние, а Кэрриз угрозу, но они обе прыснули со смеху, так что сцены воспитания не получилось. — Так вот. На самом деле, у меня и вправду хорошие отношения с братом и сестрой. Они были очень добры ко мне и никогда от меня не отворачивались. Хотя, в самый критический момент для меня их не было рядом. Кто уехал из-за дел, кто из-за проблем. Но, кхм, проблема в моих отношениях с родителями. Вот-вот, я уже узнаю этот взгляд. Как только я говорю, что у меня проблемы с родителями, все сразу представляют какой-нибудь сюжет из «Пусть поговорят»! Жестокие тираны, избиение, издевательства, — Фриск закатила глаза и демонстративно покачала головой в разные стороны, растягивая слова. — Поэтому я редко говорю о них. Меня сразу начинают успокаивать и подбадривать, не узнав в чём настоящая проблема. Как будто им и дела до этого не было, просто они хотели показаться добрее, чем они есть. Понимаете? Успокоить, просто, потому что так надо.        — Да, я понимаю, какое состояние ты пытаешься описать, — может быть, Кэрриз и не искала дополнительного заработка, но сейчас она точно была полностью поглощена ролью и мыслями своей профессии. Кажется, психолог-Кэрриз, превосходила собеседницу-Кэрриз. Но Фриск не возражала, человек-то всё равно оставался тот же. — Но ты уверена, что те люди действительно были неискренны, а не просто плохо сформулировали своё сочувствие? Если человек не умеет формулировать свои мысли, это не значит, что он не хочет тебя выслушать. Ты пробовала говорить о своих проблемах или просто запиралась в себе и ещё сильнее грустнела?        Фриск на секунду задумалась о своём прошлом. У неё было не так уж и много друзей, с которыми можно было откровенничать, а в самые тяжелый момент и Ник, и Вика уже были далеко. Так что, да, она действительно редко позволяла себе эмоции. Хотя бы потому, что ни от кого не чувствовала искренности. С другой стороны, как и предположила Кэрриз, Фриск никогда и не пыталась её почувствовать. Она искала уже готовую, открытую для неё душу. Неудивительно, что такой не находилось.        — Может вы и правы, но в свое оправдание скажу, что у меня было не так уж и много практики, — пробубнила Фриск, что ещё просматривала свои воспоминания. Когда же она вновь посмотрела на Кэрриз, то увидела слишком серьёзное лицо. Кажется, она постепенно начинала догадываться. Фриск вздохнула и продолжила: — Да. Мои родители, ну, они не тираны и не мучители… Они просто… безразличные, — первый раз в своей жизни Фриск пыталась выдавить из себя свою проблему. Каждое слово, которое она не старалась подбирать, а говорила, как чувствовала, как оно накопилось, всё отчетливее поднимали вверх по горлу горький ком. — Что бы я ни делала, они никогда не интересовались моей жизнью, всё, начиная от оценок и заканчивая тем, что ко мне могут приставать школьные хулиганы — они никогда ни к чему не проявляли настоящего интереса. А когда я пыталась обнять, поцеловать или поиграть с ними, а им приходилось отвечать, — слёзы наполнили глаза Фриск, голос начал дрожать, — то с таким же успехом, я могла обнимать ледяную статую! — говорить сквозь плач — трудно, но остановить накопившиеся горести — невозможно. — Я понятия не имею почему! Может быть, я нежеланный ребенок, может быть, я вообще подкидыш, может, я неосознанно человека убила — я не знаю, почему они никогда не любили меня!!! — Кэрриз с трудом разбирала слова сквозь это хлюпанье, но она знала, что Фриск надо закончить и не прерывала её. — Когда Вика достигла успехов, когда у Ника были проблемы, они всегда были вовлечены в это, они переживали и радовались, но не со мной. Я всегда была обеспечена, у меня была еда, одежда и всё, что надо, но только не мои родители! И когда мы приехали к подножью горы Эббот на отдых, я… я… что-то во мне взорвалось, я кричала на них, ругалась, пыталась вызвать у них хоть какие-то эмоции, хотя бы злость! А всё, что они мне сказали: «Иди проветрись, приходи когда успокоишься» Но я не этого ждала! Мне было так больно! Я закричала: «Тогда я спрыгну с Эббот, и вы больше никогда меня не увидите!». Я надеялась, что они остановят меня, что они сделают, хоть что-то! Я поднималась на гору, останавливаясь и долго смотря назад, надеясь, что увижу, как они идут ко мне… Я добралась до самой вершины, но… но никто... не пришёл. Я им прямо сказала, что собираюсь умереть, но они даже не восприняли меня всерьёз, мне было так гадко! Я даже прыгать не собиралась, я просто хотела, чтобы они волновались, чтобы они показали, что волнуются за свою дочь! Но когда я собиралась возвращаться, я поскользнулась на крутом выступе и упала в Подземелье… Я надеялась, что умру.        Фриск размазывала слёзы по лицу, а Кэрриз сочувствующе смотрела неё. «Интересно, — думала женщина, — как много раз Фриск выслушивала других и как много она выговаривала про себя?»        — Но я не умерла. В Подземелье, которым нас так часто пугали в школе, я нашла своего первого настоящего друга, Флауи. Потом ещё и ещё — каждый встреченный мной монстр вскоре становился моим другом. Они были очень злые и жестокие поначалу, но я просто не отвечала им на их языке, а оставалась собой и они постепенно ко мне привыкали и пропускали меня дальше, — Фриск задумалась, стоит ли говорить Кэрриз о Цветочном Проклятье или нет? С одной стороны, это была важная деталь её истории в Подземелье, но с другой, они сейчас не об этом говорили. Всё же, Фриск решила пока ничего не говорить. — На самом деле, они оказались совсем не злыми. Просто несчастными и замученными. Там же я встретила Ториэль Дриммур. Это был…        — Погоди, — перебила её Кэрриз, — Ториэль Дриммур, это вроде Королева Подземелья, разве нет? Или это была двойная тёзка?        — Нет, это именно она и была, — Фриск с позволила себе лёгкую улыбку, смотря, как вытягивается лицо её психолога. — В то время они с Азгором были в тяжкой ссоре, и она жила отдельно. Когда она нашла меня, то без вопросов приютила, заботилась обо мне и даже попыталась оставить жить у себя, — Фриск так же решила не рассказывать, что вышеупомянутая ссора длилась несколько лет, и полубезумная от одиночества и горя женщина едва ли не силой её кормила, укладывала, а попытки Фриск выйти из Руин превращались в смертельный бой, большая часть которого так же оканчивалась новым Проклятым цветком на теле. — Понимаете? После того, как мои родные родители практически отпустили меня на Эббот, монстр, которого я сперва боялась, была ко мне внимательней и заботливей их! Ториэль даже разрешила мне называть её Мамой. Она… считайте, и вправду ею стала. Вы когда-нибудь пробовали Улиточный пирог? Надо будет попросить маму вам приготовить.        — И всё время в Подземелье ты прожила у неё?        — Ну, не совсем. Видите ли, несмотря на отношения с родителями, я всё ещё хотела вернуться на Поверхность, к брату и сестре, к своей школе, в общем, к тому, что мне на Поверхности было дорого. Это сейчас из Подземелья построили лифт через Эббот, а тогда единственным выходом на Поверхность был Барьер во дворце Короля Азгора, на другом конце всего Подземелья. И это была моя цель, — лицо Кэрриз было трудно описать, кажется, она пыталась понять, дурит её Фриск или нет, но всё равно продолжала слушать. — Тогда Флауи сказал, что Ториэль не отпустит нас добровольно, так как остальные жители Подземелья могут быть не очень настроены на дружбу и сострадание, а так как она считает меня своей дочерью, то, скорее всего, просто запрёт нас под домашний арест. Мы предприняли несколько попыток бегства, но она каждый раз ловила нас и серьёзно наказывала, — Фриск на секунду запнулась, вспомнив несколько слишком ярких моментов её смертей.        — Она била тебя? — Кэрриз истолковала эту паузу по-своему, в голосе слышалось серьёзное беспокойство.        — Эм, ну да, но не так сильно, как вы думаете, — «Главное её успокоить, так что можно немного приврать». — У Монстров телесные наказания в порядке вещей, но они не часто к ним прибегают. Только, когда ребёнок серьёзно провинился.        «Неженка. Эй, только не смотри на меня так. Он же не избивал нас до полусмерти из-за каждого чиха.»        — Ну, а потом, — «Не думай о нём, не думай о нём, не думай о нём…» — нам всё же удалось уйти. Это было не просто, но мы справились. Даже ухватили немного пирога, хах! Дальше был Снежград, там монстры были такие серьёзные! Наверное, это было потому, что в том городе жил сам Ужасный Папирус! Один из лучших воинов Королевской гвардии, между прочим, я бегала от него по всему лесу, — «Не вспоминай о нём, не говори о нём». — Это был сложный монстр, но сила дружбы в конце-концов достигла и его сердца! Потом я перешла к Водопадью, представляете, кругом одни водопады…        — Фриск, ты в порядке?        — Э, конечно, а почему вы спрашиваете?        — Ты как-то странно начала разговаривать, тебе нехорошо?        Фриск почувствовала, как сердце наполняется болью. Она натянула на себя самую доброжелательную улыбку, которую только могла изобразить.        — Нет, что вы!        — Ну как знаешь, — Кэрриз пожала плечами. Она явно ей не поверила. — Я, конечно, не буду тебя заставлять говорить о неприятных тебе темах, но как твой психолог, я должна предупредить, что замалчивание ни к чему хорошему не приведёт. Ну как, с тобой точно всё хорошо?        — … — девочка посмотрела Кэрриз прямо в глаза, она была уверена, что снова расплачется, если заговорит. Но хватит ли у неё сил молчать об этом вечно? — Нет.        — Хорошо. Уже начало положено. А что именно тебя так мучает?        — В лесу перед Снежградом, я познакомилась с одним монстром, — «Ты что, не знаешь, как надо приветствовать нового друга?». — Он был смотрителем сторожевого поста, поэтому я встретила его первым из всех монстров той местности, — «Обернись и протяни мне руку». — Его звали Санс, без него я бы не выбралась.        «Эй, Сахарок»        — Хех, это очень трудно описать. Ну. В Подземелье я, эм, заболела очень тяжёлой болезнью, которую даже там не знали, понятия не имею, где я могла её подхватить. Она не лечится, быстро прогрессирует и ведёт к смерти. И Санс... он помогал мне держаться против всего в Подземелье: против болезни, против врагов, против всех моих страхов. Когда болезнь меня обездвижила, он буквально нёс меня на спине или на руках. Он за меня сражался, он меня укрывал, приносил еду, помогал найти подход к тому или иному монстру. Он, хех, он был таким упрямым, вы даже не представляете. Каждый раз, когда я хотела подружиться с очередным монстром, он обязательно говорил что-то вроде: «Нет, Сахарок, этого ты точно не сможешь разжалобить» или «Нет, Сахарок, он слишком жесток, он просто убьёт тебя». Каждый раз! А когда всё же получалось подружиться, он ничего не говорил, просто нёс меня дальше. Да, он называл меня «Сахарок», не улыбайтесь так, вы бы знали, как меня это удивило в первый раз! А какой он был грубый! Он постоянно огрызался, если кто-то из других монстров огрызался на меня или предлагал меня отдать, — интонация Фриск начала прыгать от сдавленного писка, до басистого смеха. — Думаете, он драчун? Да как бы не так! Он такой ленивый! Он мог унести меня от очередного боя, а потом завалиться спать, я могла всюду ковылять, рассматривать, а он валялся под цветком Эхо, и даже костью не поведёт. И так во всём, настоящий монстр, а…        — Фриск, у тебя голос срывается.        — … ещё он, наверное, самый странный собеседник, которого я видела за всю свою жизнь! Вы знаете, он постоянно коверкает слова на тему скелетов, смерти и прочего. Например, «прекрасно» он непременно произнесёт, как «прекостно», а слово «костюм», как «костьюм»! Или, например, «Ой, тут так холодно, наверное, мы умрём от холода, ой, ну то есть ты, я-то уже мёртв!», «Ты видишь меня до мозга костей!», «Мне до смерти стыдно» и всё в таком духе. Ха-ха!         — Фриск, ты дрожишь.        — Но это ещё не всё! Нет, я и половины о нём не рассказала! Он может быть забывчивым, может срывать свою злость на окружающих, и вообще…        — Фриск, хватит!        Рука Кэрриз сжимала запястье девушки несильной хваткой и женщина практически сама ощущала ту бешеную дрожь, которая её колотила. Лицо Фриск было красным, а в глазах стояли слёзы. Девушка обернулась к своему психологу и продолжила практически скуля.        — Вот видите, какой он плохой. Какой он грубый, ленивый, упрямый, нестабильный, видите? Тогда скажите мне, почему я никак не могу возненавидеть его? Почему я не могу забыть, как он нёс меня на руках, подставляя спину нашим врагам? Как он заботился обо мне и никогда не бросал, в каком бы состоянии я ни была. Почему я не могу понять, как этот Монстр стал мне ближе всех в том враждебном мире. Ведь он никогда не оставлял меня, никогда не бросал попыток меня понять и объяснить мне свой мир. Он никогда не забывал обо мне, постоянно пытался подбодрить меня своими шуточками и никогда не заставлял меня отступить от своих целей, разве что ворчал постоянно! Скажите мне, Кэрриз, почему я продолжаю возвращаться к нему в своих мыслях, даже после того, что он нарушил своё обещание и причинил мне боль? Почему я продолжаю ждать, что он придёт и извинится, хотя прекрасно знаю, какой он упрямый! Объясните мне, пожалуйста, Кэрриз, почему я продолжаю так сильно любить его?!        Больше Фриск не говорила ничего, она только плакала. Долго и горько. «Интересно, он сейчас, думает обо мне?»