***
Старая женщина чероки была безутешна. Алан сто раз пожалел, что решил сказать ей правду, но и врать тоже нет сил. Утирая слезы, она долго причитала на своем индейском языке, то и дело произнося имя своего дорогого сына. Только отец не очень скорбел о пропаже сына. Билли, что решился в этом нелегком деле помочь майору, заметил, что отец Хорхе стал угрюмым и не похоже, что он хотя бы чуток обеспокоен исчезновением своего сына. Практически в каждой семье на полках стоят фотографии родных. Здесь, в этом доме, Билли этого не обнаружил. Он невольно подумал, что Хорхе тут не любим был, но глядя на сокрушение и рыдания его матери, в своих думах усомнился. Только мать и любит своего сына, носит индейские обереги вместе с католическим распятием. Алан не знал, что сказать, чтобы хоть как-то утешить старую чероки и серьезно посмотрел на Билли. Этого одного взгляда было достаточно и он сказал на индейском языке: - Я не могу сказать это с уверенностью, но чувствую, что ваш сын жив. - Мой отец столько всего ему предсказал! Не уж то он оказался не прав и духи ошиблись? - не переставала она горевать. - Жив ли ваш отец? - Жив. Он предсказал, что не умрет до тех пор, пока у его внука не родится первенец. - Он говорил о Хорхе? - Да. Он столько всего ему предсказал! Сказал, что Хорхе ждет очень много испытаний, что встретит он какую-то деву из далекой страны и еще что-то. - В таком случае, мне и вам следует отправится к вашему отцу и попросить его снова провести обряд. Пусть он вызовет духов и спросит, что с Хорхе, где он и вернется ли. Ведь будущее имеет свойство и меняться. - Что? Вы хотите отправиться вместе со мной? - удивилась женщина, перестав рыдать. Алан не понимал, о чем они говорили, но догадывался, что Билли что-то затеял. - Билли, что ты собираешься делать? - Майор. Я должен вместе с миссис Рамирес отправиться в деревню ее отца, - ответил Билли. - Боюсь, вам туда нельзя. Местные жители могут воспринять ваше там появление как оскорбление. Алан ничего не знал про индейские обычаи и порядки, но возражать не стал: - Что ж, ладно! - Миссис Рамирес, не будем тратить время зря. Поедем! - предложил ей Билли. Женщина накинула на плечи вязанную накидку и захватила с собой сумку. - Я всегда знал, что Хорхе не место в армии!!! - услышали они, выходя из дома, гнев отца Хорхе. - Вот и доигрался!!! Пропал без вести!!! Эти слова только сильнее задели и без того безутешную мать. Всхлипывая, она вышла, закрыв за собой дверь. - Думаю, что пару дней поживу у отца, пока мой муж не успокоится, - тихо произнесла старая чероки, садясь в машину.***
Сомнения в правдивости предсказания шамана старой чероки были напрасны. Ее отец по ее просьбе провел обряд и сообщил, что Хорхе жив и что предсказания, данные им когда-то, начинают сбываться и все будет в точности так, как и было предсказано. Это немного, но утешило мать и обнадежило Алана, когда Билли сообщил ему обо всем. Говорить остальным об этом майор не стал из-за уважения к матери Рамиреса и к Билли. Но не одни они так страдали о пропаже храброго Хорхе. В другой стране, такой чуждой для штатов, об исчезновении горевали родители, брат и бабушка Ираиды. Раиса, мама Ираиды, уже который день сидит в комнате своей дорогой дочки с влажным от слез платком. Ничто, казалось, не способно было осчастливить ее, ведь рядом не было любимой дочки. Бабушка жила только на лекарствах, что ослабляли сердечные недомоганиях. Лишь иногда, когда дела не требовали отлагательств, они вдвоем брались их выполнять. Муж Владимир и сын Игорь извелись не хуже, но сделать ничего не могли, власти им было не дано. Увы, полиция в пропаже дочери тоже оказалась бессильна, объявления о просьбе сообщить любую информацию о пропавшей девушке не помогало. Ничего им не оставалось, как молиться за нее. Вопрос - как за нее молиться: за здравие или за упокой? Раиса молилась за здравие. Не могла ее дочка погибнуть, не могла. В то, что она жива верила и бабушка, и отец, и брат, и духовный наставник, но не сотрудники и знакомые. Они уже давно махнули рукой на нее. Полгода ведь прошло или даже больше. На место Ираиды взяли другую сотрудницу. Впопыхах в комнату забежала бабушка Глаша, чем-то очень обрадованная: - Рая, Рая, только что звонила Галина, знакомая моя. Она была у старца Спиридона в Грузии. Говорила с ним по поводу Ираиды. - И что он сказал? - отстранено произнесла Раиса. - Жива, Ираида, жива! Она вернется. Раиса посмотрела на свою мать несколько удивленная: - Жива? Но...но...где она? Когда вернется? - Среди людей ее нет, сказал он. Старец говорил загадками. Сказал, что ее унесло сквозь звезды и галактики. Но она вернется и...не одна. Она не одна вернется. Вернутся двое. Сказал молиться за нее непрестанно. Молитвы обязательны. Заказать о ее здравии сорокоусты в трех церквях и Псалтирь читать. Раиса не поняла, что хотел сказать старец, упомянув звезды и галактики, но одно ее утешало, что дорогая дочка жива и вернется домой. Несчастная мать подошла к иконостасу, где горело три лампадки напротив иконы Моление о Чаше, Нерушимая Стена и Архангела Михаила, зажгла три восковые свечи и стала молиться, прося лишь о том, чтобы Ираида вернулась домой живой. Бабушка, не желая мешать Раисе, тихо ушла. Оказавшись на кухне, она приняла свои таблетки от сердечных болей и вышла на улицу. Уже который день на улице ненастная погода. Кошка Муренка и собака Тотошка тоскуют по своей хозяйке Ираиде, попугай Рико плохо стал есть и резвится очень редко. Квартира Ираиды в Сочи пустует шесть месяцев. Игорь туда наведывается иногда, чтобы проверить. Бабушка Глаша посмотрела на хмурое небо и, уронив слезу тоски, тихо сказала: - Возвращайся скорее, внученька моя!***
Но пока родители, брат и бабушка тосковали по ней, Ираида думала лишь о том, где она оказалась. Сжавшись на полу по центру клетки, она зажала уши руками, лишь бы не слышать жуткий вой и рев гнева окруживших ее изгоев, которые не переставали пытаться добраться до нее. Ираида боялась на них даже посмотреть, но по количеству криков и возни, она догадалась, что здесь их очень много. Все же осмелившись, она посмотрела. Обезумевшие от кошмарных условий и обращения, яутжа облепили клетку, как голодные муравьи кусок сахара. Одни хотели убить ее, другие вообще сожрать, а третьи...нет, ей не хотелось об этом думать и видеть. Эти третьи хотели медленно истязать ее, причинив массу невыносимой боли. Страшно было смотреть им в глаза - такой сатанинской злобы и жестокости она никогда не видела. Наверно, ни один человек на свете не смог бы описать словами или изобразить на картине весь тот ад, что творился здесь. Ираида уже не сомневалась, что оказалась в самом центре преисподней, будучи еще живой. Она кричала, силясь перекричать их крик, что так разъедал слух. Но это не помогало. Она встала, оглядываясь в поисках хоть какого-нибудь укрытия, но в клетке ничего, кроме подстилки, пустого ведра и таза с грязной водой не было. Понимая, что ее условия оказались ниже плинтуса, она пала на колени и, все еще закрывая руками уши, заплакала. Но наверняка за ней наблюдают с помощью видеокамеры или что-то вроде того. Увы, найти ее не представляется возможным. Эти изверги облепили всю клетку, не оставив даже малейшей щели. Страх грозился перерасти в безумие, когда Ираида увидела чуть ли не сотни изуродованных рук, что тянулись к ней, пытаясь либо схватить, либо хотя бы задеть. Только из пола никто к ней не тянулся. Агрессивные пришельцы качали клетку, пытались сломать прутья и замок в двери, но материал, из которого была она изготовлена, оказался достаточно прочный и его им было не под силу сломать. Как долго они еще будут в этом упорствовать? Похоже, что многим это бесполезное дело наскучило и они решили заняться своими делами. Жуткая адская симфония постепенно стихала и они расходились, но не далеко. Когда разошлись все, остался только один. Ираида, тяжело дыша от холода и страха, осмотрелась и увидела этого единственного наблюдателя. Какой странный и даже молодой яутжа! И что-то он кажется ей знакомым. Вроде видела она его где-то, только вот где? И этот знакомый взгляд. Ираида на миг забыла о страхе и посмотрела на него, пытаясь присмотреться. Сделав пару шагов в его сторону, она остановилась и, раскрыв рот от шока и прикрыв его рукой, отошла назад. Она узнала этого яутжа. Дачанде! Это тот самый молодой яутжа, что тогда покусился на нее. Ему грозила смертная казнь за его поступок, а она его пощадила. Однако, глядя на него, она поняла, что своим желанием сохранить ему жизнь, совершила ошибку. Дачанде смотрел на нее так, будто был готов убить на месте. Похоже, что смерть была для него тогда предпочтительнее милосердия. Озираясь на недавний случай окружения обезумевшими изгоями, она поняла, почему Дачанде так ее сейчас ненавидел. Его положение здесь хуже смерти и он вынужден как-то пытаться выжить там, где законы яутжа не имеют никакой силы. Дачанде глубоко вздохнул, пытаясь уловить запах Ираиды. Его верхние мандибулы изобразили что-то вроде улыбки, а глаза говорили, что в его голове много мыслей о том, что бы он с ней сделал, будь у него возможность. Ираида смотрела на него и еле сдерживала дрожь в теле от холода и страха. Среди всех местных изгоев она его боялась больше, так как понимала причину его ненависти к ней. Представив на минуту, если бы ему удалось пробраться к ней в клетку, он бы точно не стал ее сразу убивать. Это слишком просто. Нет, он сначала хорошенько помучил бы ее, а потом, когда ему это наскучило бы, просто взял и убил бы. Он молчал и смотрел на нее так, что еще чуть-чуть и сможет убить одним взглядом. Ираида отошла назад, продолжая смотреть на него. Что-то попалось под ноги и она упала. Раздался громкий звенящий звук упавшего ведра. Дачанде разразился диким хохотом, эхо которого прокатилось по всему залу. Уходя в объятия тьмы, он оглянулся и посмотрел на нее, давая понять, что еще вернется. Как только он скрылся во тьме, Ираида отползла на свою подстилку и, потирая ушибленный зад, тихо заплакала. Здесь было холоднее, чем в той тюрьме, тут еще страшнее. Страх, холод, голод, болезнь, антисанитария, кошмары, страшный рев и окружение - идеально для того, чтобы сойти с ума от отчаяния. Но только Ираида оставалась в здравом уме. Ей не позволят умереть, но сейчас, лежа на холодном полу и слушая возню и рычание окружающих ее изгоев, она могла только мечтать о скорой смерти, желая, чтобы все это скорее прекратилось. Выбор у нее, конечно, только один - покориться и все останется позади, как страшный сон. Но только это она не считала выходом, а наоборот. Это будет добровольное согласие на рабство, все равно, что надеть себе на шею ошейник и протянуть поводок хозяину. Что ж, Йейинде предупреждал, что будет хуже. Он не соврал. Интересно, что будет из себя представлять третий шаг Кетану? Йейинде не был особо разговорчив на эту тему.***
Гро'ар, как и Йейинде потерял покой. Он недавно узнал, что его уманку отправили на нижний уровень к изгоям. Будь у него право, он бы ее оттуда вызволил, перебив всех изгоев, которых так презирал. Его и без того отвратительное настроение отягощало то, что постепенно яутжа стали устраивать потасовки, бунтуя против уманов на своей планете. Сегодня несколько уманов были обнаружены убитыми в столовой, еще несколько мертвецов было обнаружено в сточной канаве. В женской общине есть свои мятежницы. Гражданская война грозит серьезными неприятностями. Вор'мак приказывает арестовывать всех зачинщиков такой низости и немедленно казнить, кроме женщин. Их просто изолировали. Но это помогало мало. Все чаще и чаще доводилось узнавать, что количество бунтующих растет благодаря разнорабочим, которые считают страшным оскорблением то, уманы живут лучше них. Йейинде получил сигнал на свой наручный компьютер от Вор'мака: - Немедленно явиться ко мне! Тебе и Гро'ару! - Ваша воля, Великий Старейшина! - ответил Йейинде. Минуя множество комнат и сталкиваясь по пути с гуляющими в волю уманками, Йейинде вошел в апартаменты Гро'ара без соответствующего приветствия. Гро'ар сидел возле стены трофеев и медитировал. - Вор'мак зовет тебя и меня, - сразу доложил Йейинде. - Срочно! Гро'ар посмотрел на него, как на нахала, но ничего не сказал. Встав, он кинул еще один взгляд на стену трофеев и проследовал вместе с телохранителем в покои Великого Старейшины. Вор'мак ждал их в одиночестве возле окна, из которого открывался вид на город. Приход двух верных яутжа он слышал, но смотрел в окно, не обращая на них внимания. Они сделали соответствующий знак приветствия, не смотря на то, что Старейшина на них не смотрел. Вор'мак знал и так, что его поприветствуют, даже если он вообще будет думать о чем-то другом. Вдруг он заговорил: - Этот город столько всего пережил. Кажется, что уже никогда не будет царить здесь покой и умиротворение. Гро'ар и Йейинде поняли, что хочет этим сказать Вор'мак, но молчали, ожидая, когда он даст им разрешение говорить. Старейшина продолжал: - Знаете ли вы, мои верные воины, что своим решением я совершил большую ошибку? Не стоило мне так поступать! Жалеть уже поздно! Но еще не поздно все прекратить! Йейинде осмелился заговорить со Старейшиной без разрешения: - Простите мне мою вольность, Великий Старейшина, но что вы хотите этим сказать? Вор'мак посмотрел на них первый раз не строго, а даже грустно. Обычно за обращение к нему без разрешения могло привести к плачевному исходу, но сегодня, похоже, ему было все равно, что к нему обратились так вольготно. Он ответил спокойно и сразу: - Моей страшной и непоправимой ошибкой было решение использовать уманов как домашних зверьков и как средство для размножения. Мне этого никогда не простят, ни ныне, ни впредь. Я сам себя простить за это не могу. Гро'ар и Йейинде переглянулись, не веря своим ушам, а Вор'мак продолжал: - Единственное, что я могу сделать, это издать указ больше не использовать в таких целях уманов. Они снова станут для нас не более, чем объектом для охоты и как инкубаторы для Каинде Амедха. - А что же будет с теми, что останутся здесь? Уж не вернете вы их на Землю? - встревожился Гро'ар. - Нет. Их поздно возвращать. Они останутся здесь. Потомства, что принесут уманки от наших мужчин, будут иметь все права, как и раньше, но жить будут в отдельной колонии далеко от нашего города. Уманы тоже пусть живут. Их жизнь слишком коротка. Долго они здесь не проживут. Но я не могу допустить, чтобы их убивали. Вы помните, что писано в законе охотника? - "Нельзя убивать слабых, безоружных, стариков, детей и беременных самок"! - вместе ответили Гро'ар и Йейинде. - Именно так. Что там с этой уманкой? - Ее перевели, как вы и велели, - ответил Йейинде. - Я это знаю. Она покорилась? - Нет. Она очень напугана, но, похоже, что в своем упорстве осталась непреклонна. - Как странно! Не думал, что она решит смириться со вторым шагом Кетану. Обычно, больше дня там никто не выдерживал. А она держится. Гро'ара это огорчило. Он ожидал, что через пару часов Ираида взвоет от страха и будет готова на все, лишь бы прекратился весь этот ужас. - Значит, будем ее держать там до того, пока она не покорится, - сделал вывод Вор'мак. - Великий Старейшина, боюсь, что она не выдержит и умрет. Те условия, в которых она сейчас находится, с трудом выдерживают изгои, что ее окружают. Они все одичали. Она же просто испустит дух от недоедания и ослабления организма. - Что ж, тогда продержи ее там несколько дней. Будет упорствовать и дальше, нам тогда ничего не остается, как подвергнуть ее Третьему шагу Кетану. Гро'ар и Йейинде посмотрели на него и он впервые увидел в их глазах тревогу. - Великий Старейшина, Третий шаг Кетану она не переживет, - взмолился Гро'ар. - Сердце у уманов слишком слабое. Она может умереть от болевого шока, - добавил Йейинде. - Тогда мы сделаем так, чтобы она мучилась, но не умирала. Пыточная система у уманов существует уже много-много поколений. Под пытками они будут готовы на все, - равнодушно произнес Вор'мак. - Но вы забыли и о том, что были и те уманы, что умерли под пытками, но в своем остались непреклонны. - Их пытки ничто по сравнению с нашими. Гро'ар глубоко опечалился решением Великого Старейшины, но перечить не смел. Йеийнде и вовсе ушел, утратив теперь уважение к тому, кому был так предан. Применять Третий шаг Кетану к уманке? Эту меру принуждения никогда не использовали на уманах. Ей были подвергнуты только яутжа. Если Ираида не покорится, то она будет первой, к кому этот кошмар будет применен и Йейинде боялся, что именно его могут заставить это сделать. Он услышал позади шаги Гро'ара и ожидал, что сейчас этот гордый воин остановит его и попросит помочь ему что-то предпринять на счет Ираиды, лишь бы ее миновал тот ад, что ей предстоит из-за ее упорства. Но Гро'ар прошел мимо быстрым шагом, ничего не сказав. Судя по его глубокому дыханию, он был расстроен не меньше решением Вор'мака. Йейинде был огорчен тем, что привык к уманке, ее доброму отношению и послушанию, Гро'ар же горевал от того, что судьбу его избранницы решает посторонний. Но если Гро'ар смотрел на Ираиду, как на свою собственность, то Йейинде видел в ней в первую очередь разумное существо, которое он считал своим другом. Видя ее упорство в неповиновении своему покровителю, он расстраивался и восхищался одновременно. Она только внешне кажется хрупкой и беззащитной. Ее сила заключена в ее духе. Надо обладать очень сильным духом, чтобы терпеть все то, что ей уготовано. Но вот как она поведет себя, когда ее приговорят к Третьему шагу Кетану. Там ее мучения могли бы прекратиться, но Вор'мак не позволит ей умереть. Он сделает так, что она будет мучиться в агонии, но оставаясь живой. Йейинде отправился не в свои апартаменты, а в храм. К счастью, там сегодня практически никого нет, кроме жрецов. Перед молитвой он взял флакон с кровью животного, вылил содержимое в синее пламя, отчего алтарь наполнился неприятным запахом запекшейся крови, встал на одной колено, склонил голову перед статуей божества и стал тихо молиться, умоляя своего бога, чтобы он все же образумил упрямую уманку и уберег ее от того, что ей уготовано.***
Ираида не знала, сколько прошло времени с тех пор, как ее перевели в эту адскую яму. День, два, неделя, месяц? Состояние ее здоровья и до этого было не очень, теперь же оно стало еще хуже. Кашель усилился и от него сильно болело горло, дышать было тяжело, все тело бил озноб, в желудке неприятно урчало, и антисанитария с ней сделала свое дело. Глядя на нее, создавалось такое ощущение, что ее выкупали в грязи. Она еще больше похудела, так как кормили ее только раз в сутки еще более отвратительной едой и в малых количествах. Ситуацию усугубляли и изгои, которые любили ее пугать и кидаться всем, что подвернется под руку. Чаще всего в нее кидались костями или оторванными конечностями других изгоев. Хуже было, когда они швырялись в нее своими экскрементами. Извращенное удовольствия от ее мучений получал Дачанде, что стоял и наблюдал за ней. Девушка чахла и в ее глазах было видно только одно желание - скорее бы умереть. Дачанде видел это и для него ее желание смерти было как бальзам на сердце. Он знал, что ей не позволят умереть и ее ждут еще более страшные муки чем те, которые она сейчас испытывает. То, что Ираида мучается на уровне изгоев, быстро дошло и до ушей Рамиреса. Он не знал, что там, но догадывался, что сейчас его возлюбленной гораздо хуже, чем ему. Слух о ее переводе он узнал от Кро'маны. Она поведала об этом ему. Глядя на нее, Хорхе ожидал услышать в ее словах злорадство, но она вообще ничему не радовалась. И если так, то похоже, что она переживает не меньше чем он. Почему? Не уж то и ей жаль Ираиду? Нет, он в это не верил, но по крайней мере она снова стала его кормить так, как раньше и позволила ходить по дому, но не дальше. Когда же он осмелился спросить ее, где сейчас Ираида, она ответила, что в том месте, которое врагу не пожелаешь. Этого ему было достаточно, чтобы понять, что его девушке сейчас очень плохо и ей в сто раз хуже, чем ему. Осознавая это, Хорхе не выдержал и заплакал.***
Йейинде каждый день ходил молиться в храм. Молился он всем богам, каких почитал, но боги были глухи к его молитвам, Ираида продолжала сопротивляться, предпочитая адские условия, нежели комфортную комнату и объятия жуткого яутжа. Гро'ар не переставал просить Вор'мака прекратить истязать его уманку, но ответ был один и тот же: - Она должна усвоить урок. Ни Вор'мак, ни его жена и советник, ни Гро'ар, ни даже Кро'мана, что переживала не меньше за уманку, не могли понять, что усвоить урок должна не Ираида, а они сами. Только Йейинде и Хорхе понимали ее. Надо обладать сильным духом, чтобы продолжать бороться. Йейинде был готов склониться перед ней в знак большого уважения. Она первая из всех уманов на Ка'ра'кс, что показала свой стойкий дух. Если же она выстоит, когда ее подвергнут Третьему шагу Кетану, то храбрый телохранитель будет готов назвать ее равной яутжа, тайно от всех. Но что бы ни думали о ней другие, Ираида жила как в вечном ночном кошмаре, окончательно потеряв сон и возможность утолить свою печаль хотя бы приятными воспоминаниями. Здесь, на уровне с изгоями, было невозможно даже это. Стоит немного успокоиться, как изгои внезапно прыгали на клетку и снова пугали ее. Дачанде продолжал упиваться страхом и болью несчастной уманки, добавив свою "изюминку". Он говорил ей, что бы с ней сделал. С его слов, он, будь у него возможность, сделал бы с ней то, что ему не удалось сделать в прошлый раз, потом бы начал отрывать от ее тела кусочек за кусочком и утолять свою жажду ее кровью. Слушая все эти страшные вещи, Ираида молилась, чтобы это миновало ее. Уж лучше умереть от голода и жажды, чем таким способом. Дачанде видел, что она молится об избавлении от этого и громко над ней хохотал. Громкий и резкий звук электричества взбудоражил весь нижний уровень. Все находящиеся поблизости изгои встрепенулись. По стенам пробежал яркий электрический разряд и все изгои кинулись бежать в поисках укрытия. Разряды опускались по стене все ниже к полу. Наконец, они большой волной прокатились по полу до самой клетки, не проникая при этом внутрь. Прочный материал клетки не пропускал даже электричество. Если электрические импульсы только бы задели девушку, от нее осталась бы только пыль. Они прекратились также внезапно, как и начались, но в ушах от неприятного звука все еще гудело. Все помещение снова погрузилось в тишину. В нескольких метрах раздался какой-то легкий гудящий звук и напротив клетки чуть дальше показалось голубое свечение. Ираида вспомнила. Именно оттуда ее тогда сюда привели. На этот раз о ней вспомнили. Конечно, показалась на фоне голубого света высокая темная фигура. И кто это за ней пришел? Наверняка, Йейинде. Он приближался. Ираида уже знала заранее, что он спросит, но ответ на этот вопрос она не изменила. Темная фигура приблизилась. Вот она та же самая металлическая маска и броня, с которой Йейинде не расстается. - Нхва’ди дзи-де рванш'тар! (Я не покорюсь!) - твердо ответила она, не дав своему телохранителю задать все тот же вопрос. Ее ответ его не удивил, только сильнее расстроил. Он ухватился одной рукой за дверь решетки и, уткнувшись в нее головой, тихо и жалобно застрекотал. Ираида подошла к нему и он сразу поднял голову. Глядя на нее, он понял, что даже если ее будут пугать пожизненным здесь заточением, она не сдастся. Вор'мак решил применить силу. Йейинде смотрел на нее так, будто видит в последний раз живой. Ему велено привести ее на площадь Кра-де-тау Кетану*, там собрались чуть ли не все жители города. Сейчас Ираида смотрела на него измученными и печальными глазами, давая ему понять, что нет смысла ее уговаривать. От этого его взгляда он все меньше и меньше хотел открывать клетку. Смотрела она на него печально и от этого ему было только тяжелее. Ираида не осознавала, через что она пройдет через несколько минут, но понимала, почему он колеблется. Еще недавно она презирала и ненавидела этого яутжа, но видя его перед собой, пусть даже через решетку, поняла, что ему тоже нелегко смотреть на ее страдания. Пару минут они так и смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Йейинде снова склонил голову и чуть громче печально заурчал. Позади в дверях его ждало четверо охранников. Наверняка они все видят и слышат, что сейчас происходит между Ираидой и им, но только ему было все равно. Тосковать и горевать никто не запрещал, если ты не на корабле или на охоте. Разве что только за ним это никогда не водилось. Девушка подошла еще чуть ближе и дрожащей рукой прикоснулась к груди Йейинде. Она знала, что он пришел за ее ответом. Знала, что он должен будет сделать в случае ее отказа. Сердце ее стало биться чуть сильнее. Она предчувствовала, настоящий ад скоро начнется и он должен вести ее навстречу этому. По телу снова пробежал мороз, но только не от холода и страха, а от предчувствия приближающейся смерти, что долго будет терзать ее перед тем, как окончательно забрать. Из ее глаз обильно потекли слезы, но она не всхлипнула, только тяжело дышала. Но перед смертью не надышишься! Ираида отошла в сторонку, встала на колени, скрестила руки на груди, склонила голову и, закрыв глаза, тихо помолилась, прося у Господа выдержать все мучения с достоинством и не сдаться. Перекрестившись три раза и поцеловав свой золотой нательный крестик, она подошла к Йейинде и, утирая слезы, произнесла: -Нанде тихиро! (Что ж, веди!) Йейинде открыл дверь и выпустил девушку. Идя слева, он положил руку на ее плечо. Звуки их шагов эхом расходились по залу, вдали снова послышались шорохи и рычания изгоев. Как только Йейинде вывел девушку и за ними закрылись двери, изгои снова начали свою адскую симфонию. Делая шаг за шагом, сердце стучало в груди все сильнее, давя на грудную клетку, Ираида старалась дышать ровно, чтобы хоть чуть-чуть унять дрожь. Про себя она читала все молитвы, какие знала. Снова тот лифт, снова конвой, словно она какая-то опасная преступница. Йейинде не отпускал ее плеча и стоял смирно, как солдат на построении. Позади стояло четверо яутжа в доспехах, вооруженные копьями, только у одного из них был прикреплен к бедру длинный кнут. У другого на плече была на кожаных ремнях металлическая коробка, у третьего в другой свободной руке было что-то похожее на длинную тонкую змею. У четвертого на плече висела сумка. Ираида не стала их разглядывать. Сейчас это было уже неважно для нее. С каждой минутой ей становилось страшнее, но она держалась как могла. В голову лезли самые ужасные мысли, представляя ей, какие пытки будут к ней применять. Вспомнились освежеванные тела. Девушка так сильно дрогнула от этого, что чуть подпрыгнула. Лифт остановился и двери открылись. Снова длинный и извилистый коридор со слабым освещением. На полпути Йейинде остановился. Он что-то отцепил у себя на поясе и повернул к себе лицом девушку. Ираида заметила у него в руках тонкий кожаный шнурок. Она поняла, для чего это и сопротивляться не стала - сложила ладони вместе и добровольно протянула руки, позволяя связать их. Йейинде затянул туго, но она стерпела. На нее он смотрел с еще большей печалью и скорбью, чувствуя себя все отвратительнее. Он почти привел ее. Скоро все начнется. Он видел, как дрожали ее руки, как зуб на зуб не попадает, с какой тревогой она смотрит в ту сторону, куда ее ведут, и как из ее глаз ручьем текут слезы. В давящей тишине он слышал, как сильно бьется ее сердце. Он снова склонил голову, взял ее за связанные руки и тихо с печалью произнес: - Жзи-тиэ'ре, Ираида!(Прости меня, Ираида!) И Ираида сквозь слезы улыбнулась ему в последний раз: - Нхва’ди тэтарос во-де-не'р. Тихиро! (Я тебя ни в чем не виню. Веди!) Йейинде снова колебался. Он не хотел ее вести. Это было все равно, что добрый пастух отдает на убой своего любимого ягненка. Ираида видела его колебание и знала, что ничего изменить нельзя. Жалела она сейчас только о том, что не сможет увидеть в последний раз маму, папу, бабушку, брата, и у нее нет возможности хотя бы исповедоваться перед смертью. Когда позади один из конвоиров поторопил их, Ираида стала в мыслях просить Бога простить ей все ее грехи, помочь пройти, если она умрет, загробные двадцать мытарств, и позволить хотя бы на несколько минут увидеть самых дорогих ей людей. Группа, наконец, оказалась напротив двойных дверей. Как только они распахнулись, в глаза девушки ударил яркий солнечный свет и жаркий, влажный воздух. С улицы доносилось множество голосов. Йейинде повел ее вперед, девушка прикрыла руками глаза, пытаясь привыкнуть к яркому свету. Под ногами она почувствовала горячий песок, который неприятно обжигал. Как только глаза привыкли к свету, она опустила руки и увидела впереди лестницу, ведущую на невысокую каменную пирамиду, похожую на эшафот, рядом у основания стояли яутжа, не позволяющие подходить близко, а подле в несколько метрах она увидела множество местных женщин. Кто-то пришел со своими детьми, а кто-то со своими зверьками-уманами. Все взгляды были устремлены на нее. Чуть дальше напротив располагался огромный и широкий ярус, на котором находились мужчины яутжа вместе с уманками. Вот оно место казни, а вокруг тысячи зрителей. Поднимаясь по ступенькам наверх, она теперь считала последние секунды своей жизни. Через минуту, с момента выхода на улицу, от чудовищной жары и жажды она устала и пару раз споткнулась, чуть не упав. Йейинде ее поддерживал. Если бы не теперешнее ее положение, он бы с радостью снова взял ее на руки. Как только они поднялись наверх, Йейинде, с болью на сердце отошел в сторону, а конвой провел ее на середину каменной пирамиды. По бокам от нее стояло два столба, напротив стоял Вор'мак вместе с Гро'аром, а позади напротив на ярусе - яутжа с уманками. Ираида огляделась по сторонам, ожидая узнать, каким образом ее хотят казнить. Она посмотрела вопросительно на Йейинде, но он отвернулся, не желая видеть то, что сейчас будет. Вор'мак, строгий и решительный, громко, чтобы слышали все присутствующие, произнес: - Тон'те тэтарос ре ва хзо наа' рванш'тар! (Тебя готовы простить, если ты покоришься!) Ираида предчувствовала, что ее мучения начнутся с этого. Не зная, что с ней сейчас будут делать, она покачала головой: -Нхва’ди дзи-де рванш'тар! (Я не покорюсь!) Теперь и Гро'ар склонил голову и отвернулся. Вор'мак помолчал немного и посмотрел на конвоира, что стоял рядом со змееподобной веревкой в руке. Один конец веревки он привязал к столбу, развязал руки Ираиды и другой конец привязал к ее запястью. Вторую веревку он привязал к другой руке девушки и, сильно потянув, привязал веревку ко второму столбу. Девушка оказалась привязана между двумя столбами. Она глубоко дышала и смотрела перед собой. Сотни, может даже тысячи глаз были устремлены на нее. Вор'мак посмотрел на второго конвоира с кнутом в руке. Тот кивнул, встал сбоку возле девушки, распустил кнут и замахнулся. Сильный, жгучий удар до крови полоснул по спине, Ираида громко закричала, но не прошло и пару секунд, как последовал второй удар, еще более больной, чем первый. Потом третий. Кнут, казалось девушке, резал ее кожу, как бумагу. Боль была адская, девушка кричала, не жалея ни горла, ни легких, зажмурив глаза, а удары кнута сыпались на ее тело, как град. Она чувствовала, как ее теплая кровь потекла вниз по телу, в нос ударил ее запах. Нельзя было думать ни о чем, кроме боли. На жалость рассчитывать глупо.***
Хорхе вместе с Кро'маной и ее детьми стоял совсем рядом с эшафотом. Он видел, как вывели Ираиду в сопровождении Йейинде и четырех конвоиров. Кро'мана взяла его и детей с собой. Поначалу он не понимал, зачем она это делает. И, изнывая от чудовищной жары, он увидел свою возлюбленную. Ее вид его шокировал - грязная, лохматая, сильно похудевшая, под глазами синяки. На лице остались следы от слез, на груди блестел золотой крестик. Хорхе прикрыл рот рукой, видеть любимую девушку в таком виде было мучением. Стоя рядом со своей хозяйкой, он не понимал, зачем она сюда пришла, еще привела его и детей, что стояли возле нее и смотрели на Ираиду. Узнали ли они ее? Да, узнали. Один из них указал на нее пальчиком, но тут же мама шлепнула по его руке, чтобы он этого не делал. Вот, Ираиду ведут на эшафот. Жара быстро вымотала ее, достаточно было и минуты. Споткнулась на лестнице, чуть не упав, Хорхе сам дернулся, желая подбежать к ней и помочь, но ей уже помог подняться Йейинде. Хорхе мучился в догадках, что они хотят с ней сделать. Он видел эшафот, когда шел сюда. Там не было и намека на смертную казнь. Что же тогда они хотят сделать? На предложение Вор'мака она ответила отказом. Ее привязали между двумя столбами. Громкий крик боли и звуки ударов кнута по плоти! Хорхе с криком кинулся к эшафоту, желая спасти возлюбленную, но его успела схватить Кро'мана и повалила на колени. Склонившись и зажмурившись, он слушал крики мучений своей девушки и удары по ней кнута. Ее крик разъедал его душу. Он ухватился за голову и застонал, переживая эти же муки в своей душе. Кро'мана продолжала держать его, но заставлять смотреть не стала. Ее дети тоже не смогли видеть это и отвернулись. Остальные люди, как и Хорхе, не могли спокойно стоять и наблюдать за мучением девушки. Большинство из них отвернулись, другие просто закрыли глаза и заткнули уши. Хорхе бил кулаком по песку и рыдал. Он никогда еще не чувствовал себя так ужасно. На Земле, идя служить в армию, он принимал присягу и клялся защищать мирных жителей. Сейчас он осознал, что ничего не может поделать. Видя и слыша мучения Ираиды, он мог желать только одного - разделить эту участь с ней. А еще, косясь на свою хозяйку, он понял, кого так сильно теперь ненавидит. Она привела его сюда и заставила смотреть на эти зверства. Чем громче кричала Ираида, тем сильнее он ненавидел яутжа и себя, и тем желанной ему стала казаться собственная смерть. Если они все-таки убьют Ираиду, жить он не будет, последует за ней. Эта русская девушка и есть его жизнь. Видя ее мучения, он страдал вместе с ней. Понимая, что ничем ей помочь он не может, как бы сильно этого ни хотел, ему оставалось только молиться за нее. Он посмотрел на высокий ярус, где восседала элита и другие яутжа, что избрали для себя уманок. Практически все девушки плакали и жалели Ираиду. Некоторые из них кричали на незнакомых языках, видно прося помиловать ее. Но это было бесполезно, все равно, что просить пустыню перестать быть пустынной и прорастить на ней лес.***
Под ногами уже образовалась маленькая лужица крови с маленькими кусками кожи. Спина, руки, ноги! Там почти не осталось целого неповрежденного участка кожи. На минуту ее прекратили бичевать, и она, обессилев от крика теперь тихо стонала, склонив голову на грудь. Открыв глаза, она увидела, что Вор'мак смотрит на нее так, будто ничего не изменилось, как будто перед ним что-то повседневное. Видеть рожу яутжа перед смертью! Какие еще муки ей уготованы? Она бросила взгляд на балкон напротив, где увидела два знакомых лица. Юдора и Эмма. Первый раз Ираида видит в глазах американки Эммы не злобу, а страх и даже жалость. Юдора и вовсе стоит и плачет, прикрыв руками лицо. Эта милая гречанка вдруг быстро сменила свою скорбь на гнев, посмотрела на Эмму и, схватив ее за плечи, толкнула чуть вперед, что-то с негодованием сказав по-английски. Ираиде удалось это услышать: "А ты смотри, мразь!!! Все эти дни ты мечтала видеть, как она мучается!!! Вот и смотри!!! Смотри и получай "удовольствие"!!!" В глаза попал пот и Ираида встряхнула головой. Снова уставившись на Вор'мака, она ждала его дальнейших действий. Солнечные лучи уже припекали открытые раны, отчего они сильно щипали и горели. Вор'мак посмотрел на мучителя с кнутом. Ее снова будут бить, пока не отобьют все мясо с костей. Конвоир подошел к ней спереди и сорвал с ее шеи золотой крестик, откинув его в сторону. Девушка заплакала и взмолилась на своем родном языке: - Нет! Нет! Прошу! Верните мне мой крестик! Умоляю! Это все, что у меня есть! Ответ - сильный удар кнутом по животу. Снова эта боль, снова кровопролитие. Девушка не успела отдохнуть после первой порции боли, как на нее обрушили вторую. Ей опять ничего не оставалось, как кричать и плакать, и желать скорее умереть. Хорхе увидел, как что-то упало совсем рядом с ним и, наплевав на все, кинулся это быстро поднимать. Успел, но его тут же рывком вернули на место. Хорхе крепко сжимал в кулаке то, что подобрал. Разжав кулак, он увидел золотой крестик на золотой цепочке. Он его узнал. Это крестик Ираиды. Быстро сунув его в карман, ему опять ничего не оставалось, как видеть и слышать мучения любимой девушки. Когда Ираиду избили кнутом и спереди, разодрав в некоторых местах одежду и кожу, конвоир отошел в сторону. Свою работу он выполнил. Вор'мак подошел к стонущей от боли девушке и громко повторил то, что сказал перед бичеванием. Ираида ничего не сказала, только покачала головой, давая тем самым отрицательный ответ. - ПОКОРИСЬ!!!! СПАСИ СВОЮ ЖИЗНЬ!!!! ОНИ УБЬЮТ ТЕБЯ!!! ЗАМУЧАЮТ!!! ПОКОРИСЬ, ИРАИДА!!! - раздался из толпы знакомый мужской голос. Ираида его узнала. Хорхе Рамирес. Она и забыла о нем за все это время, но услышав его голос, полный жалости, из ее глаз снова потекли слезы. Так было приятно, что ее друг рядом и страдает вместе с ней. Она это услышала в его голосе. Но Ираида снова покачала головой, отказываясь подчиняться, а Хорхе от своей хозяйки получил сильный подзатыльник, чтобы впредь он молчал. Йейинде и Гро'ар так и не посмотрели на Ираиду. Первый не мог видеть ее муки, второй не мог смириться, что ее судьбу решили без его согласия. Если бы у девушки были силы думать, она бы испытала страх от представления о том, что будут с ней делать теперь. Вор'мак посмотрел на конвоира с коробкой на плече. Тот подошел, поставил коробку рядом со столбом, открыл ее и достал оттуда кожаный ошейник с множеством металлических петель. Нацепив его на шею девушки, он достал из коробки небольшой тройной крючок в форме куриной лапки с маленькой цепочкой на другом конце. Конвоир начал со спины девушки. Как только один крючок проткнул кожу, девушка дернулась, как только его потянули чуть в сторону и вверх, раздирая тем самым кожу, она завопила так громко, как могла. Она никогда бы не подумала, что такое происходит с ней, но увы, это было так. А мучитель продолжал отделять кожу одним крючком, потом на второй нацепил другую часть кожи. Когда и третий крючок пронзил кожу, мучитель привязал цепочку к петле на ошейнике. Увы, это был еще не конец. Эта адская пытка продолжалась до тех пор, пока девушка не была облеплена этими крючками со всех сторон. Когда же мучитель с ней закончил, Вор'мак в третий раз повторил свой вопрос, но ответа так и не получил, так как девушка была не в состоянии его дать. Это он воспринял как отказ. На очереди был четвертый конвоир. Из своей сумки он достал несколько проводов, на одном конце у них были тонкие иглы и маленькие круглые липучки. Эти мелкие провода были соединены в один конец. Его конвоир вставил в браслет Ираиды, а другие концы стал втыкать в жизненно важные точки девушки. Йейинде пересилил себя и посмотрел, что с ней делают. Теперь он понял. Ей действительно не позволят умереть. Втыкая провода в жизненно важные точки ее тела, они тем самым будут поддерживать в ней жизнь; от солнца и пыли ее раны будут нарывать и гноиться, ее будет обуревать жажда и голод, жара сводить с ума, а эти провода, подсоединенные к браслету, будут этому препятствовать, не позволяя заражению пройти дальше и убить ее. Девушку оставят мучиться на солнце и это будет продолжаться до тех пор, пока она не покорится. "Уж лучше бы ее убили, а не мучили!" - подумал телохранитель и снова отвернулся. Будь у него возможность, он бы ушел, а так остается стоять и слушать стоны и плач Ираиды, которая не захотела покориться инопланетянам.