Я всегда стреляю первым. Никогда не задаю вопросов. Никогда не думаю о последствиях. Я ничего не чувствую. Ничего не чувствую. Я никогда не думаю дважды. Никаких намерений. Никогда не ощущаю последствий. Пока они не начнут жалить, Пока они не начнут кусать. Three Days Grace — "Nothing's Fair in Love and War"
***
Наскоро запихнувшись солёными палочками и незамедлительно протолкнув их по пищеводу уже почти заканчивающейся да неясно как не испарившейся на жаре водой из бутылки, я сообщила трепетно пересчитывающему в это время свои скудные финансы Папирусу, что можно сворачивать наш мини-привал и благополучно выдвигаться. В общем, из царства тьмы да паутины мы вышли полностью подготовленными к будущим приключениям. Ну, и к неприятностям, конечно, тоже. К слову, на очередное грядущее злоключение красноречиво намекал встретившийся нам после выхода из владений Маффет, слегка небрежно висящий на стене постер. Мне совершенно не понравилось ни содержание того цветастого клочка бумаги, ни изображение на нём прямоугольника с одной ногой и ручками, ни маячащая впереди многообещающая темень. Попытка отыскать какой-либо способ обойти ту затемнённую территорию да избежать ещё одного выноса мозга не увенчалась особенным успехом. «Зашибись. Сейчас наверняка опять начнётся маразм. И мне с Папирусом, естественно, придётся в нём участвовать». Скелет же, кстати, страшно воодушевился идеей о постерах и беспрестанно трещал, дескать, когда-нибудь у него тоже такие появятся, а рекламировать они будут, конечно же, его головоломки. Ну или спагетти. Мой товарищ никак не мог определиться и выбрать что-то одно. Я же мрачнела с каждым шагом продвижения в полутьму, царящую перед нами. Это не сулило нам ничего хорошего. Будто подтверждая те мысли, позади раздался едва уловимый треск электричества, что означало лишь одно: мы со спутником уже угодили в западню. Неяркий свет прожекторов, как по заказу, мягко озарил окружающую нас обстановку. Ну, надо же. Это уже что-то новенькое! И откуда, скажите на милость, у сего гробика на колёсике такая безграничная фантазия? Мы вновь очутились среди декораций. На сей раз они имели форму высоченного замка и вида ночного города на заднем плане. С потолка на верёвках свисал диск луны и по-детски нарисованные звёздочки, изготовленные, наверное, из картона. — Ёперный театр, — на грани слуха угрюмо констатировала я, памятуя об объявлении на той афише, и приняла твёрдое решение не отходить от любителя пасты ни на шаг. Предсказуемо, тишину нарушил знакомый дребезжащий голос, обладатель которого пребывал неизвестно где: — Ох! Это тот человек. «Боже, дайте уже кто-нибудь этой жестянке Оскар! И, желательно, пусть она после этого больше меня не трогает, ладно?..» Чокнутый робот не преминул всё же предстать пред нами, появившись высоко наверху там, где начинались «ступеньки» замка ведущие сюда. Одежда у свихнувшейся знаменитости Подземелья была довольно эксцентричная. Не понимаю, какой резон наряжать железяку в металлическое одеяние? Да, блин, ну ни капли он не похож на рыцаря в этих псевдо-доспехах. Вот серьёзно, какого ж хрена?! — Неужели это, — тем временем самозабвенно исполнял свою роль Меттатон. И снова эти дурацкие драматические паузы. Правда, из-за следующей его реплики у меня как никогда ранее задёргалось веко, а сама я аж поперхнулась воздухом: — Моя настоящая любовь? Но кто же это рядом с ней? — он в картинном страхе приложил «ладонь» тыльной стороной к воображаемому лбу. — Ужасный монстр, схвативший её в плен? — Я нахмурилась и дёрнула краешком губ, неотрывно наблюдая за каждым движением опасной машины для убийств да на автомате вцепившись в кисть завертевшего черепом по сторонам Папируса, ещё ничего не сообразившего до конца и пытающегося найти поблизости того самого «монстра». — Я обязан освободить свою любовь от плена этого жуткого существа! — и сей недо-актёр молниеносно спустился по лестнице, попутно вынимая наверняка отнюдь не бутафорский меч, лезвие какового красноречиво сверкнуло в приглушённом свете прожекторов. Не размениваясь на бессмысленные раздумья, резко выступила вперёд задвигая себе за спину обожателя головоломок, искренне радующегося тому, что мы теперь звёзды театра. Сжав ладони в кулаки да крепко стиснув челюсти, я со всей возможной серьёзностью и злостью воззрилась на творение лапок Альфис, которая, к слову, пока ещё ни разочка не соизволила позвонить, что было воистину странным и непривычным событием. Меттатон же, приметив, верно, мой настрой и явное сопротивление подобному развитию событий, любезно не стал нападать, хотя, вероятно, уже давненько жаждал разделить нас с приятелем. Ха, а вот фигушки! Только, может, для сего гробика на колёсике это не шибко-то и приоритетная задача. Ясен пень, для него самая первая и важнейшая цель — укокошить человека. Всеми возможными и невозможными методами. Меж тем, тщеславный робот-убийца, в принципе, как и полагается на оперных концертах, предпочёл иную альтернативу насилию — запеть. Нет, лучше бы он нас атаковал, ей-богу! То дребезжание и пением-то назвать можно было с натяжкой. Уж не ведаю, отчего Папирус так ошалел из-за счастья, услыхав сию песню местной звезды, а вот мне решительно не понравилась ни она, ни её смысл. Раздражал вдобавок начавший падать откуда-то сверху бесконечный поток розовых лепестков, так и норовящих запутаться в волосах или пристать к одежде. Плавно катающийся по воображаемой сцене Меттатон тем часом с особым энтузиазмом страдальчески завывал и про страшного монстра, пленившего его «любовь», и о судьбе человека, которого всенепременно схватит да упечёт в тюрьму Король, «разлучив» нас этим металлическим клоуном. Ах да, там же ещё говорилось о моей смерти. О, как непредсказуемо! Надеюсь, пометку сарказма здесь ставить не нужно? Медленная мелодия, под аккомпанемент каковой пел робот, вдруг утихла, а сам исполнитель, в конце концов, притормозил на месте и уже более нормальным тоном принялся вещать: — Печально. Так печально, что ты сейчас угодишь в темницу! — Я напряглась ещё пуще и на всякий пожарный отступила на полушаг, почуяв неладное. Особенно меня насторожил пульт с одной-единственной красной кнопкой, неожиданно мелькнувший в манипуляторе у сумасшедшего актёра. — Ну, пока-пока! Всё, что я умудрилась суметь — это лишь мимолётом приметить, как палец стоящего перед нами робота дотронулся до той неизвестной кнопки. А в следующий миг мои ступни вместо твёрдой поверхности пола ощутили пугающую пустоту. Кровь отлила от лица. Сердце пропустило удар и с несусветной быстротой затрепетало в области глотки. В голове образовался вакуум. Очи широко распахнулись. Мне не удалось даже вскрикнуть из-за внезапности да невероятного страха, поскольку я элементарно не успела. Гравитация, бессердечная сука, с ужасающей резкостью взяла надо мной верх. И, как бы иронично сие не звучало, отправила моё тело в полёт, причём прямёхонько вниз. Однако, вопреки всем жутчайшим ожиданиям очутиться распластанной где-то на земле с переломанными костями, я была в мгновение ока надёжно перехвачена за запястье тотчас же среагировавшим Папирусом. Слава его рефлексам. Ну и ему самому до кучи, естественно. Натужно дыша и чуток шипя от боли в принявшей на себя общий вес моего тела руке, с нескрываемым ужасом воззрилась на оранжевую, сухую поверхность почвы, находящуюся весьма далеко внизу, куда я давеча за малым не свалилась. К горлу подступил мерзкий ком, губы мелко затряслись, а в уголках глаз невольно выступила гадкая, тёплая влага. Боже, как высоко. Это чересчур. Нет, нафиг! Лучше уж мне туда отныне вообще не смотреть. Осторожно вздёрнула подбородок и перевела расфокусированный взгляд на поймавшего меня приятеля. — Не волнуйся, друг мой! — вмиг ободряюще затарахтел он, практически целиком свисая из открывшегося люка в сцене, куда я недавно провалилась, вместе с тем ещё пуще сжимая мою многострадальную конечность да намереваясь уже, видимо, выдернуть меня из лап смерти. — Я сейчас же тебя вытащу, и мы непременно продолжим исполнять наши роли по сценарию! Нье-хех! «Поторопись, пожалуйста», — хотела было попросить его я, но совершить сие мне не позволил ни пропавший из-за невообразимого страха дар речи, ни Меттатон, который почти неслышно забормотал где-то совершенно недалеко: — Ох, дорогуши, и почему с вами всегда так сложно? Мне, между прочим, пришлось писать сценарий специально под вас. Вы очень неблагодарные гости. Пытаетесь испортить мне вот уже которое выступление. Серьёзно, вам не надоело ещё? — и, не дождавшись ответа, он, по-видимому, вновь нажал на свой специальный переключатель, ибо я в истинном ужасе смогла лицезреть исчезновение участка пола теперь и под старающимся спасти меня скелетом. Полёт незамедлительно продолжился. Уши заложило, в них лишь оглушающе свистел ветер, каковой заодно безжалостно трепал мои спутавшиеся волосы и бил меня в спину. Из горла сквозь зубы вырвалось нечто наподобие визга. Веки автоматически крепко-накрепко сомкнулись. В мозгу промелькнула мыслишка о том, что я не просто поломаю себе все кости, а ещё в придачу опять буду придавлена сверху недурственным весом моего товарища, который за компанию нёсся вниз где-то надо мною. Чужая ручища, всё ещё цепко удерживающая моё запястье, рывком дёрнула меня куда-то вперёд. Засим моё тело сгребли в охапку и со всей дури притиснули к узнаваемой выпуклой жёсткой поверхности. Костлявые лапищи обвили мне спину, не давая ни нормально вдохнуть, ни шелохнуться. По правде говоря, я не слишком-то и возражала. Кстати, возможно, мне показалось, или мы с приятелем в действительности неким неведомым образом успели перевернуться, поменявшись местами прямо в полёте? Впрочем, раздумывать по этому поводу тоже особого желания не возникало. Потому как в следующий момент мы с Папирусом со всего размаху да с дружным вскриком приземлились. Не шибко-то удачно, стоит отметить. Несчастный любитель пасты подо мной сдавленно охнул. Хватка поперёк талии совсем ослабла. Признаю, именно благодаря неимоверной самоотверженности добродушного товарища я не отбила себе позвоночник с затылком и не схлопотала удар от тяжеленной тушки скелета, которая бы всенепременно раздавила меня, превращая в лепёшку, аки тапочек таракана. Уф, утрирую, естественно. Однако взамен всему вышеперечисленному, я смачно так приложилась лбом о злосчастный доспех уберёгшего меня от гибели Папируса. Как я умудрилась не сломать себе до кучи ещё и нос — стало загадкой вселенского масштаба. Ну, а так отделалась многочисленными синяками на теле да шишкой чуть повыше левой брови. Если не ошибаюсь, то, судя по менее интенсивной щипающей боли, справа на лбу у меня имеется «подарочек» от Маффет и её чайника… «Так что симметрия теперь соблюдена на “отлично”!» Ага, замечательно. Ух ты ж, так вот что означает фраза «искры из глаз посыпались»! О да, на собственной шкуре убедилась, каково это. Откашливаясь и сдувая со лба назойливые пряди чёлки, таки удосужилась приоткрыть очи, в которых мигом всё поплыло, начало двоиться. Сомкнула веки крепче, а далее резко распахнула. Проделала сию процедуру ещё пару раз. Помогало слабовато. Худо-бедно осмелилась чуток приподнять корпус, упираясь ладонями в твердющее одеяние частично выручившего меня из беды товарища, который принял основной удар на себя. С изумлением и откровенным страхом воззрилась на скелета, не подающего никаких видимых признаков жизни. Нет, ирония тут явно неуместна. Вот ни капли. Кончиками трясущихся пальцев бережно стащила упавший ему на черепушку длиннющий шарф, закрывающий «лицо». Ноль реакции. Нет, это и вправду уже не смешно. Не удержалась и облегчённо вытолкнула воздух из лёгких, когда, наконец, расслышала вырывающиеся из до предела разинутых челюстей Папируса нечленораздельные звуки. «Слава тебе Господи. Жив. Фух, это самое главное». — Эй, ты как? — насилу помаленьку сползая с костлявого тела и падая рядышком на пятую точку, чисто для приличия сипло поинтересовалась я у кряхтящего да порой стенающего любителя спагетти. — Порядок? Он, нечто невнятно бормоча, только немного приподнял кисть с оттопыренным большим пальцем, дескать, всё хорошо. «Кого-то мне это напоминает…» Растянула краешки рта в вялой полуулыбке и тихо с искренней признательностью поблагодарила друга за спасение, на что он ответил мне привычным неразборчивым бурчанием. — О, нет! — Потирая ушибленную голову, я свела брови к переносице, вскинула подбородок и, усердно моргая, кое-как сфокусировала взор на кружащем над нами стервятником да снова принявшемся оглушительно дребезжать виновнике нашего умопомрачительного падения. — Что же делать?! Моя любовь была брошена в темницу вместе с пленившим её монстром! О, в тюрьме с подлыми головоломками и этим глупым существом моя возлюбленная точно погибнет! Ох, небеса, пощадите! Ужасающая загадка с цветными плитами! И каждая плитка имеет свою беспощадную функцию!.. Аж икнув из-за резко пришедшего на ум предположения, я в панике обратила взгляд уже на узнаваемое, располагающееся неподалёку разноцветное квадратное поле, к которому вела горячо ненавидимая мною конвейерная лента. Меттатон взялся было за разъяснения этой самой головоломки, как когда-то давно делал валяющийся подле меня и сразу же чуток оживившийся да встрепенувшийся при словах о загадках скелет. Однако роботу, в отличие от Папируса, явно сие занятие скоро наскучило, и он вдруг объявил о том, что я наверняка всё помню с прошлого раза, а значит, не нуждаюсь в инструкциях. Как-либо возразить у меня, увы, не вышло — давешний полёт со сцены до сих пор сказывался на моём состоянии. Как сей металлический садист прознал про то, что раньше я уже сталкивалась с подобной головоломкой, мне оставалось лишь догадываться. И, в принципе, я достаточно быстро смекнула, что этой железяке на колёсике подсобила его же создательница. Машина для убийств тем часом увлечённо заявляла, что если я не пройду этот паззл за тридцать секунд (!), то факелы, столь любезно вспыхнувшие за нашими спинами во время очередной драматической паузы, сделанной тем недо-актёром, сожгут нас с Папирусом дотла. Такая перспектива меня решительно не устраивала. Посему я стремительно подхватилась на ноги, мимоходом худо-бедно да с приложением титанических усилий помогая с этим нелёгким заданием и другу. Все надежды возлагались на долговязого скелета, до безумия обожающего подобные вещи. Однако он был настолько дезориентирован после неслабого удара черепом о землю, что едва ли соображал, где вообще находится. Меттатон вдохновлённо запел о нашей будущей гибели. Время же неумолимо истекало. Поэтому мне довелось плюнуть на гордость и в срочном порядке отрыть телефон опирающегося на меня да нечто неразборчиво бормочущего о цветах той загадки Папируса, затем лихорадочно отыскать необходимое имя контакта и немедленно позвонить на этот номер, вместе с тем регулярно испуганно озираясь на полыхающие языки огня позади. Прыгать по опасным плиткам без каких-нибудь разъяснений, да ещё и тащить за собой еле осмысливающего происходящее товарища я намерена не была. Как только трубку на том конце провода подняли, я тотчас же без каких-либо предисловий и, не позволяя своему собеседнику вставить даже словечка, панически воскликнула: — Альфис, блин, давай помогай! Это твоя машина для убийств? Твоя! Так что уж, будь добра, сделай хоть что-нибудь! Творение её когтистых лап затрещало о том, что время вышло, и сейчас мы со скелетом благополучно превратимся в пепел. В доказательство сего заверения на нас с двух сторон принялись надвигаться беспросветные ряды из горящих факелов. Робот, решивший побыть кэпом, драматически вставлял фразы о том, что они приближаются к нам. В момент, когда я, зажмурившись да с отчаяньем уцепившись одной рукой в сотовик, приложенный к уху, а другой — в ничегошеньки не осознающего Папируса, уже сумела отчётливо ощутить на собственной коже жар смертоносного огня, притихшая создательница безумной звезды Подземелья, вероятно, будучи чем-то занята до сего мгновения, в конечном счёте, как обычно запинаясь, подала шепелявый голосок: — Осторожнее! Я спасу вас! Прямо сейчас я взломала огненную стену! И теперь всё будет в порядке! «О, я искренне на это надеюсь». Факелы исчезли, словно их и не существовало вовсе. Зависший в воздухе гробик на колёсике с картинной досадой запричитал про то, что вновь сражён доктором Альфис. В отместку гениальная учёная потребовала его немедленной капитуляции, заодно опять неясно как врубив громкую связь на сотовом Папируса, отчего мне пришлось резко отнять трубку от уха, дабы ненароком не оглохнуть. — Альфис, дорогуша, о чём ты говоришь? — внезапно с пугающей нежностью замурлыкал робот-убийца. — Ты что, забыла о зелёной плитке? Она издаёт звук, после которого нужно сражаться с монстром. И пускай кое-кто струсил и даже не попробовал начать решать головоломку, — экран явно разгневанного Меттатона ещё сильнее замигал алым, — им двоим всё равно следует хорошенько запомнить и уяснить раз и навсегда один-единственный важный факт. Тем самым монстром, — он традиционно смолк на долю секунды, а дальше не без скрытой злости и безграничного пафоса договорил: — являлся я! Как по мановению волшебной палочки наряд слетел с молниеносно опустившейся «с небес на землю» железяки. Она спикировала точнёхонько предо мною. Довелось попятиться немного назад, закрывая собой по-прежнему не пришедшего в себя Папируса. Стоящий напротив металлический садист с воодушевлением принялся увещевать: — Вот и всё, дорогуша! Настала пора прощаться! — В сей момент весьма некстати заново затрезвонил мобильник, зажатый в моей дрожащей ладони. — О, это твой телефон? Тебе стоит ответить на звонок. В конце концов, перед твоей смертью мы станем квитами, — вероятно, кабы робот умел подмигивать, он бы определённо сделал это именно сейчас. «Ах ты ж, мать-перемать! Шутки он тут шутить изволит! Жестянка чёртова!» Не придумав ничего получше, я всё-таки решила принять входящий вызов. Из динамика мгновенно донёсся встревоженный голос тоже нехило паникующей учёной: — П-привет! К-кажется, всё выглядит плохо, но не беспокойся! Есть ещё одна в-вещь, к-которую я установила на телефон твоего сопровождающего! Видишь ту жёлтую кнопку? — Нервно кусая губы, я автоматически наткнулась взглядом на указанную часть мобилки моего приятеля. — Заходи в действия телефона, а потом нажми на неё! Сощурилась, мельком задев взором жаждущее моей смертушки чудо техники, и, не мешкая ни секунды, открыла меню «Действий» на мобильнике, после чего ткнула ту самую кнопочку. Устройство связи как-то подозрительно завибрировало в руке, вместе с тем практически полностью приобретая жёлтый оттенок, отчего я за малым его не выронила. Засим сотовик внезапно перевоплотился в нечто отдалённо смахивающее на карманный пистолет. Я чуть не уронила его во второй раз, правда, уже из-за изумления. Тут мой ступор и прервала Альфис, деловито раздавая команды: — А теперь прицелься и снова нажми на неё! «Прицелиться?! В смысле?! О, неужто…» Однако мой большой палец уже против воли лёг на спасительную кнопочку. Рука с пистолетиком вытянулась по направлению к местной знаменитости. Уголки рта непроизвольно разъехались в мягкой, но слегка зловещей да предвкушающей ухмылке. Еле-еле склонив голову к плечу, обманчиво ласково сквозь полуопущенные ресницы воззрилась на соперника и мучителя по совместительству. «Теперь-то ты непременно заплатишь за все наши страдания, чёртова железяка!.. Это банальная месть и самозащита, дорогой мой металлический друг. Ничего личного». С каждым нажатием на кнопку, пули золотистого оттенка, с пронзительным свистом разрезая воздух, вылетали из так называемого дула моего оружия. А противнику нашему, к слову, казалось, было на это хоть бы хны, из-за чего я уже, откровенно говоря, постепенно окуналась в самую натуральную панику. Лишь спустя примерно десять выстрелов враг вдруг опомнился, несколько раз запоздало завопил от «боли», каковую, по идее, не должен испытывать, и начал крайне мученически да как-то чрезмерно неестественно голосить: — Ты одолела меня в этой битве! Как же такое могло произойти? Ты сильнее, чем я думал. — Затем уже нормальным тоном продолжил: — Ну и так далее и тому подобное… Не важно! Пока-пока! — и, привычно взмыв в воздух, аки ракета, Меттатон был таков. «Почему, скажите на милость, мне с каждым нашим выигрышем всё больше чудится, что нечто здесь не так? Может потому, что нам это даётся излишне легко?..»