Оставляю позади всё, что знал раньше, Сжигая за собой мосты. Освети путь и я буду следовать За тобой. Ты можешь сказать мне, что есть реальность? Потому что я снова потерял свой путь. Ты можешь сказать мне, как чувствовать? Потому что я не чувствую ничего. Starset — "Down with the Fallen"
***
В мгновение ока наполнивший воздух жар пламени, нежданно-негаданно заполыхавшего тут и там, вовсе не ощущался. — Что за кошмарное создание смеет мучить бедное, невинное дитя?! Чрезмерно смутно узнаваемый женский голос, а потом и чьи-то ещё восклицания также не были слышны. Мысли ворочались в черепной коробке излишне неторопливо, крайне вяло. Я не понимаю. Ничегошеньки не понимаю. Что я? Кто я? Или кем являлась? К чему стремилась? Жива ли я? Умерла ли? Имелось у меня вообще имя? Неужто я… никто? Внутри пустота. Нет. Я и есть пустота. До ушей доносятся громкие возгласы. А вместе с ними и звуки сражения. Чьего именно — неясно. Тот, кто сидел подле, неожиданно исчез, ринувшись куда-то да нечто басовито выкрикнув. Верно. Я остаюсь совершенно одна. Всегда. Знакомо.«Но никто не…»
— Эй, Папирус, — раздаётся неподалёку ещё один голос, принадлежащий уже иной леди, каковая, кажется, чуть слышимо запыхалась, — здесь твоя подружка валяется! И, кажись, ей каюк! Фуху-ху-хух! Собеседник той дамочки не упускает случая в мгновение ока подать свой чрезвычайно режущий слух, скрипучий голосок: — Что?! О, мой Бог! Пожалуйста, не говори больше такого, Андайн!.. Ньех, друг мой, что же с тобой стряслось?!«… пришёл?..»
Излишне громогласные звуки топота стремительно нарастают. Сердце в груди по неведомой причине непроизвольно сжимается. Тело в едином порыве неловко подхватывают и слегка приподнимают с земли чужие твёрдые лапищи, параллельно придерживая за плечи. Вместо потолка в поле зрения оказывается… скелет? Или кто? Что это хоть такое? Откуда все они тут? Кто они? Смотрю на него сквозь едва опущенные, подрагивающие ресницы отрешённым, безучастным взором, заодно стараясь не сомкнуть тяжеленные веки, пока эксцентричный незнакомец продолжает самозабвенно, чуток невразумительно да бессвязно тарахтеть, энергично двигая нижней челюстью и легонько мной потрясывая: — Почему ты не сказала, что пойдёшь вперёд? Конечно, было очень любезно с твоей стороны дать мне выспаться… Но, человек, мы же должны были пойти к Королю вместе! Я обыскал весь отель, а тебя нигде не было! Санс сказал, что ты сильно спешила. Однако ты могла бы меня и разбудить! Я очень волновался за тебя, мой друг! И поэтому, когда доктор Альфис вдруг пришла, чтоб отдать мне мой телефон, я немедленно позвонил Андайн, чтобы вместе с ней предотвратить все плохие события, которые могли бы здесь произойти. Мне долго пришлось её уговаривать, но, в конце концов, она согласилась, ведь я, Великий Папирус, самый лучший в мире мастер по убеждению!.. — Пф, на самом деле он банально разревелся, беспрерывно ноя о том, что нужно помочь человеку, — не без весёлости да лёгкого раздражения перебила говорящее существо женщина. — В итоге, мне это попросту осточертело! Вот я и согласилась! Он бы от меня так просто не отстал. — Ньех! Андайн, разве детали столь важны? — с ощутимой нервозностью и некоей паникой откликнулся скелет. — Их всегда надо опускать, когда пересказываешь какую-то длинную историю. Тем более, тогда я лишь немножечко переволновался! Всего-то! Кхем, так вот… О чём я? Ах да! Мой брат тоже не совсем сразу согласился помогать. Но зато потом он даже позвал ту даму — побритого клона Азгора. Ну, точнее, не совсем позвал, а она сама захотела пойти с нами, и ещё… — Именно в сию секунду он, наконец, соизволил осечься, поскольку удосужился заметить мой откровенно не понимающий ничего взгляд. Едва шевеля приоткрытыми, пересохшими, подрагивающими устами буквально насильно вынуждаю себя прошептать на грани слуха: — К-кто… Вы? Быть может, мне померещилось, однако удерживающий меня незнакомец недурственно опешил из-за вопроса подобного характера. — Что ты имеешь в виду, человек? Ты что, не узнаёшь меня?! Это же я, твой Самый Лучший Друг — Величайший Папирус! Если ты решила взять пример с моего братца, то эта шутка абсолютно не… Вяло, еле уловимо мотаю запрокинутой назад головой со стороны в сторону и, хлопая влажноватыми ресницами, почти беззвучно, будто мантру, бормочу: — Я не… Я не… Я не, — а далее со слабым выдохом да судорожным всхлипом из горла сипло вырывается: — Я Вас не помню. Не знаю. Тот женский голос, обладательница какового давеча обратила внимание скелета на меня, опять доносится до ушей, сопровождаемый аккомпанементом из звуков чужой драки, оглушительного лязга оружия, пронзительного треска огня, грохота и чьих-то выкриков. Правда, на сей раз со стороны той особы раздаётся уже отборное ругательство. На заднем плане порой видны ярчайшие всполохи пламени, вспышки голубоватого цвета, пролетающие продолговатые предметы то синего, то белёсого оттенка или нечто зелёное, отдалённо смахивающее на стебли. — Ну как же так? — тем часом растерянно лепечет незнакомец. — Неужели ты забыла, как мы вместе путешествовали? Как участвовали в викторине, в кулинарном шоу, в выпуске новостей и даже в опере! И как ты рассказывала мне те интересные истории на ночь. Прошу, не шути так, друг мой! Ты же помнишь, как мы весело проводили с тобой время? Ты же помнишь… меня? Не так ли? Крупная ладонь в варежке бережно ложится на мою щёку, заодно чуток вскидывая мне подбородок да заставляя меня неотрывно смотреть на собеседника. Будучи уже не в силах хотя бы что-либо изречь, молча худо-бедно отрицательно качаю неподъёмной головой в ответ, ощущая, как по лицу струится странная, солёная влага. Да откуда мне вообще знать, кто ты, чёрт побери, такой?! Я не помню даже собственного имени! Башка начинает гадко ныть, словно мозги в ней принялись помалу плавиться. На миг показалось, что мне в оба виска до отказа вогнали пару острейших гвоздей. Пришлось с резкостью выдохнуть сквозь стиснутые зубы и слегка дёрнуться из-за сего внезапного неприятного ощущения. Крепко сжимающий да иногда легонько тормошащий моё дрожащее тело скелет меж тем безостановочно и с ужаснейшим упрямством продолжал тараторить: — Хватит уже меня разыгрывать, человек! Серьёзно! Это ни капельки не смешно. Ты же не могла позабыть обо мне, Великом Мастере приготовления спагетти и решения головоломок — Папирусе! Да меня же попросту невозможно забыть! Ведь я просто незабываем!.. Давай, постарайся! Напряги хорошенько свою память и вспомни меня, наконец! Ньех! Нье-хех… У меня пуще прежнего затряслись губы, а самой мне довелось значительно активнее завертеть из стороны в сторону своей ноющей как никогда раньше головой. Тепловатые капли между делом всё интенсивнее ползли по коже щёк. Из полуоткрытого рта не вырывалось ничего, кроме сдавленных хрипов и совершено бесшумных всхлипов. О, да отстаньте вы от меня, в конце-то концов. Я. Ничего. Не знаю! Я — никто. Туловище вдруг полностью подняли с холодной почвы, а засим крепко-накрепко прижали к чему-то твердоватому и округлому. Область поперёк талии крепчайше обхватила чужая ручища. Другая костлявая кисть принялась давить на затылок, заодно еле ощутимо сгребая в кулак пяди моих растрёпанных, слившихся волос. Ступнями чувствовалась пугающая пустота. Из-за настолько нежданной смены положения и так гудящая голова пошла кругом. Мне только оставалось с приложением титанических усилий жадно заглатывать одними устами жизненно необходимый кислород, смаргивать с ресниц бесконечные слёзы да расфокусированным взором рассматривать поверх элемента одежды — в виде наплечника округлой формы — незнакомца чьи-то мельтешащие вдалеке силуэты и вдобавок ещё одну фигуру в металлических латах да с роскошной копной собранных на макушке красных волос. Последняя персона, к слову, стояла чуть поодаль отсюда, будто бы оберегая нас двоих. — Человек, — от сего прозвучавшего над моим ухом внезапно гораздо тише, нежели ранее, голоска по линии позвоночника пробежался табун отвратительных мурашек. Ибо тон у этого странного скелета словно бы до краёв был преисполнен тоской и… непоколебимой надеждой? — Пожалуйста. Ты не можешь вот так просто взять и забыть такого крутого друга, как я. Давай же, я верю в тебя. Не сдавайся. Твой подарок всё ещё у меня. А значит, ты обязана вспомнить. Не знаю точно почему, но из-за той его фразы у меня прямо на полувдохе перехватило дыхание. Веки распахнулись до предела. Пред глазами всё резко стало слишком отчётливым. Это… чересчур знакомо? Я уверена практически на сто процентов, что уже слыхала где-то подобное высказывание. Однако где конкретно, кто бы мне ответил? Отчаянно захлопала очами, силясь сбросить неожиданно накатившую сонливость, а потом, неизменно будучи сдавленной в объятиях неизвестно отчего едва осязаемо подрагивающего незнакомца, плавно перевела опять расплывающийся взгляд на обладающую синеватой, чешуйчатой кожей особу, которая стояла к нам спиной, причём ближе всех, да порой с воинственным кличем отбивала летящие сюда атаки появляющимися буквально из ниоткуда копьями. Либо попросту яростно, даже задорно выкрикивала нечто громкое, но для меня, увы, неразборчивое. Она вдруг обернулась через плечо, встречаясь взглядом с моим совершенно осоловевшим взором, а затем лишь пренебрежительно фыркнула, рывком отворачиваясь обратно, тряхнув длинными алыми локонами и не намереваясь впредь отвлекаться понапрасну. Висящая плетью свободная рука против воли мало-помалу поднялась да с горем пополам, совсем осторожно легла на широкую спину того, кто обнимал меня, казалось, со всей вероятной мощью. Правда, ослабшая конечность почти сразу заново соскользнула вниз. Ну, и за попытку уже плюсик, хех. Скелет от подобных действий подозрительно встрепенулся, однако выпускать моё тело из своих загребущих лап не собирался. Я не возражала. Элементарно не имела возможности. — Н-ну, вот. Так намного лучше, — еле различимо залопотал он, кажется, тоже всхлипывая. — Это п-прогресс, мой друг. Ты ведь уже вспомнила меня, да?.. Не так ли? Безмолвствуя с долю минуты да покусывая искривляющиеся из-за боли и ещё некоего неведомого чувства губы, таки набралась сил, дабы прохрипеть: — Простите, но, — зажмурилась, беззвучно выдохнула: — нет. О, наверное, мне жаль. Жаль рушить твои надежды. Кем бы ты ни был. Боже, я не имею возможности вспомнить, как зовут меня саму. А что уж говорить о чьём-нибудь чужом имени. Да что там. Мне не под силу припомнить, кем я вообще являюсь. Однако мой собеседник, содрогаясь, как чудилось, ещё пуще, не без упрямства отрывисто выдавил: — Н-ничего. Это не беда. Попробуй ещё разок, ладно? У тебя всё получится. Я верю. Вновь распахнула слезящиеся глаза да сглотнула гадкую слюну, ощущая, как влага перманентно неумолимо щекочет лицо. Проклятье, как мне ему объяснить, что я банально не способна на подобное? — Папирус, а может, хорош уже нюни распускать? — наконец-то не выдержала уберегающая меня и скелета от нападений врага персона. — У нас тут, между прочим, проблемки «небольшие», ты не знал? Твоя помощь была бы сейчас очень кстати!.. — Она нежданно осеклась да проорала во всё горло, обращаясь теперь, по-видимому, непосредственно к их противнику: — Нгах-х-х, ах ты ж, больной ублю… Ей довелось мигом прерваться, чтоб сосредоточиться на создании целой стены из озаряющих пространство повсюду голубоватым сиянием копий. Соперник не отступал, нанося удар за ударом то смертоносными лепестками, то покрытыми острейшими шипами стеблями, вместе с тем периодически насмехаясь над противостоящими ему существами. — Такая бедняжечка. Несчастное, беспомощное дитятко, — неожиданно донёсся тот отвратительный голос, владелец какового не желал ни униматься, ни прекращать попыток добраться до нас, ни успешно отбиваться от направленных на него атак четверых оппонентов. Звучание сего голоска в воцарившейся вокруг звенящей тишине внезапно стало ужасно походить на голос, что абсолютно недавно вырывался из моего вкрай пересохшего горла. Только был он в разы тоньше, гораздо язвительнее и в придачу аж сочился ядом: — О, я так сожалею. О, я так виновата перед ними всеми. О, как много душевной боли я причинила всем, кто мне помогал. О, я страшно провинилась, была столь неблагодарной, поступала с ними грубо. Но что же мне делать? А, точно! Лучше я буду всей душой ненавидеть саму себя. Ведь это та-а-ак удобно. Быть скорбящей, беспомощной дурочкой внутри, а на деле строить из себя самого смелого и решительного человека-одиночку в мире. — Интонация говорящего существа, в конечном счёте, изменилась обратно на омерзительную да насквозь пропитанную злобой: — Господи, ты такая идиотка! Не рассчитывай, что сумеешь всю вечность прятаться за чужими спинами и выходить сухой из воды благодаря дурацким уговорам! Я достану тебя! Рано или поздно. И тогда связь между уже моей душой и её старым хлипким сосудом, наконец, будет разорвана. Навсегда! — и он снова зашёлся в своём жутчайшем, гадком хохоте, попутно отмахиваясь от незамедлительно в одночасье устремившихся после короткой передышки нескончаемых огненных сфер, бесчисленных копий голубого оттенка да кучи несущихся на невообразимой быстроте сероватых костей. Ничего не соображаю. О ком оно говорило? И отчего следом за его словами так неприятно защемило сердце, а мерзейшие тёплые капли на порядок интенсивнее потекли по лицу?.. — Какие же вы никчёмные дураки! Почему вы все не нападаете в полную силу?! Разве непонятно, что вам не по зубам схватить меня живьём? Вы сможете остановить меня лишь тогда, когда я обращусь в прах. Ах, но вот незадача — в таком случае, при разрушении этой крайне хрупкой душонки во мне, её первоначальный сосуд окончательно превратится в простой кусок бездушного мяса. Даже ваши придурки-собаки из королевской Гвардии вряд ли захотят им полакомиться!.. — и вновь безумный смех, сопровождаемый аккомпанементом из немедля возобновившихся ударов, громыханий, пронзительного треска, лязганья. Никто из нападающих не проронил ни словечка. Атаковали в полнейшем молчании. Ещё крепче сдавивший меня скелет продолжал сотрясаться да невнятно бормотать над моим ухом нечто ободряющее, поддерживающее. Он что-то беспрестанно просил у меня. Приговаривал, дабы я поступала так же, как поступил бы на моём месте он. Чтобы я не сдавалась. Хм… А зачем? Есть ли в этом смысл? Мне не ясно даже, кто я такая. Почему я вообще обязана бороться за что-либо, когда мне совершенно не за что держаться. Я по-прежнему никто. Вросшее в почву высотой аж до потолка существо с обрамлённым по краям громадными золотистыми лепестками монитором вместо лица, где вырисовывалась только противная, регулярно издевательски кривляющаяся рожица; а вдобавок имеющее уродливое, воистину фантасмагорическое, сегментированное, покрытое шипами туловище зеленоватого цвета, одним из неисчислимого обилия щупалец-стеблей без особых усилий благополучно парировало ещё несколько ударов своих противников, выглядящих, кстати, весьма потрёпанно. Скосила апатичный взор в сторону, не желая отныне смотреть ни на отчаянно и ожесточённо сражающихся созданий, ни на обстановку практически окончательно разрушенного здания, где происходила битва. Мой взгляд постепенно сконцентрировался на сюрреалистическом чудище, в котором было нечто… нечто… Нечто столь родное, узнаваемое и, пожалуй, желаемое. На подсознательном уровне я прекрасно осознавала — мне необходимо возвратить это. Каким образом? Особенно яркая синяя вспышка, нежданно озарившая помещение, буквально ослепила, вынудила зажмуриться. Душераздирающий, истошный да оглушающий вопль прокатился по округе. По коже прошлась волна сладкой дрожи. В пустой груди всё словно скрутило в узел. Слабоватое, сиплое дыхание в очередной раз невольно сбилось. Что… это? Крепче обычного сомкнула веки, чувствуя, как нечто странное, смутно узнаваемое порывается проклюнуться сквозь абсолютный вакуум внутри меня. Свободна. Она, наконец, свободна. Откуда-то издалека послышался приглушённый, однако отнюдь не лишённый весёлости басовитый голос: — Хей, бро, швыряй её сюда! Скорее. «Кого это — “её”?», — вяло, неспешно пришло на ум. — Что ты такое мелешь, Санс?! С какой стати я должен швырять челове… — молниеносно с возмущением запротестовал стискивающий моё тело незнакомец, судя по его пока незримым для меня движениям, оглянувшись себе через плечо да отвлёкшись, ибо хватка на спине немного ослабилась. Но скелета беспардонно прервали, не дав даже нормально договорить фразу: — Нгах-х-х! Мать твою, Папирус, дай мне её немедленно! Спустя несколько секунд отчаянной борьбы, возни, громких и не очень восклицаний тех двоих да перетягивания, аки каната, моего многострадального тела, победу одержала женщина, грубо отобравшая меня у причитающего что-то нечленораздельное незнакомца. А ручищи — как мимолётом удалось мне отметить, руководствуясь исключительно туманными ощущениями — у неё были совсем не смахивающими на дамские ладошки. Если честно, то какой-либо возможности сопротивляться не выпадало. Мною размахнулись, резко занося куда-то назад, будто я являлась каким-нибудь метательным диском. По правде говоря, на данный момент я действительно отчасти напоминала некий предмет. Причём неодушевлённый предмет. Не успела я с хриплым выдохом вскрикнуть, как особа, крепко удерживающая моё тело под лопатки и колени, глухо, натужно взревела во всю глотку: — Ле-е-ети, птичка!