Я не заслужил твоего сочувствия, Потому что я по-любому не собираюсь просить прощения За то, что сделал. И видя всё это, Как можно плакать из-за такого, как я? Ведь мне всё равно не будет плохо. Закрой глаза, Поцелуй меня на прощанье, И засыпай. Просто спи… Самое трудное — это отпустить Свои мечты. My Chemical Romance — "Sleep"
***
— Дитя моё, прошу, сделай правильный выбор. — Всенепременно. Твёрдо да решительно пообещав сие обладательнице рог на макушке, я ступила ещё пару шажков вперёд, а засим рухнула на колени, прямёхонько пред поникшим осуждаемым существом, пленённым костями атаки Санса, до сих пор полыхающими голубоватым и наверняка смертоносным пламенем, сквозь которое категорически запрещено двигаться. Да, ноги уже давненько подкашивались, поэтому удерживаться в вертикальном положении стало практически невыполнимой задачей. Сердобольные Ториэль и Папирус, стоящие позади меня, одновременно нечто негромко да сдавленно вскрикнули, вероятно, волнуясь из-за моего плачевного состояния. Я не придала сему особого значения. Уткнувшись затуманенным взором в примятые да варварски потоптанные, истерзанные, а кое-где даже вырванные с корнем цветы под собой, понуро склонила голову, натужно и хрипло дыша. Это всё попросту невыносимо. — Знаешь, на самом деле, я тебе завидую, — в конечном счёте, буквально бесшумно вздохнула я, обращаясь к созданию, каковое находилось напротив. — Сейчас мне бы очень хотелось не испытывать всего… этого. В некотором роде тебе крупно повезло, приятель. — Что ты несёшь? — абсолютно равнодушно осведомился крайне потрёпанный «цветочек». — Совсем уже рехнулась, да? — Ага, именно, — я с толикой весёлости хохотнула и, вскинув подбородок, миролюбиво сомкнула веки. — Кстати, у меня точно такая же мысль возникла, когда мы с тобой впервые повстречались. Помнишь? — и заискивающе наклонила всё ещё тяжеленную да гудящую голову набок. — Божечки, и отчего ты такая тупица? — почти изнеможённо выдохнул он, неизменно не глядя на меня. — Хватит уже болтать своим длинным языком. Не тяни резину. Просто добей меня. — Ещё чего, — фыркнула я, заправляя за ухо мешающуюся прядь чёлки. — Я ни в коем случае не сделаю этого. Так что перестань быть таким дурачком, — а дальше как никогда чётко да мягко произнесла следующее: — Азриэль. Подумать только. Всего-навсего одно словечко. Одно имя. А какой ажиотаж оно вызвало у всех присутствующих здесь. В унисон молниеносно прозвучало сразу несколько голосов: — Ньех?! — Нгах?! — Хех. — «Азриэль»?! — Д-дитя моё, что ты?.. И лишь один-единственный, кого я обязана была бы судить, наконец, соблаговолил поднять на меня свой взор. Весьма, безразличный, стоит отметить. Но и сего мне вполне достаточно, хах. — Откуда ты?.. — Видишь ли, — беспечно махнула рукой да улыбнулась ему ещё дружелюбнее, — побывав, можно сказать, в твоей шкуре, я теперь много чего о тебе знаю. Пока у меня за спиной происходила какая-то ожесточённая дискуссия между моими друзьями, я с перманентной нежностью продолжила взирать на миниатюрного собеседника. Ну, кабы он мог выражать эмоции, «цветок», верно, был бы несусветно изумлён. Взамен он как всегда проявлял исключительно хладнокровие и открытое раздражение, хоть и голосок у него иногда знатно подрагивал: — Н-ну и что с того? Это ничегошеньки не меняет! Думаешь, раз остальные узнают, кем я являюсь, мы все сразу же станем лучшими друзьями навек, а?! Ты как была идиоткой, так ею и осталась! Знала бы ты, как меня это бесит! Все те твои дурацкие задушевные беседы! Промывка мозгов! Нежелание по-настоящему сражаться, осознать, что в нашем мире, чтобы выжить, необходимо убивать!.. — Он аж схватился изрядно истрёпанными листиками-ручками за воображаемую голову да взвыл не своим гласом: — Аргх, как же я тебя за всё это ненавижу! — Нет, не ненавидишь, — ничуть не оскорбившись теми фразами, парировала я, с хитрецой усмехаясь уголком губ. — Потому что элементарно не можешь. Ты просто обижен из-за несправедливого отношения окружающих к тебе. Вот и всё. Однако, видишь ли… если ты считаешь, что проявлять все свои эмоции подобным образом, оставляя сплошной негатив с притворством — верный выбор, то нет. Ты глубоко ошибаешься. Это неправильно, поверь. — Да почём тебе-то знать?! Выискалась психолог тут!.. Ты так тупа и так слаба! Если б твоя жалкая душонка не была столь хилой, у меня бы всё получилось. Да остальные шесть душ уже практически были у меня! — Он разочарованно всплеснул листками. — Но нет! Тебе постоянно надо всё испоганить! Всё из-за твоей испорченной души. Да в ней вообще почти полностью отсутствует какая-либо решимость! Однако мои последующие слова, вероятно, недурственно его поразили: — Зато, полагаю, ещё тогда ты ощутил, что в ней есть кое-что иное. Сочувствие, — сие было произнесено с особенной интонацией. — Знаешь, я, честно, понимаю тебя, маленький брошенный всеми принц. Практически всё, что пережил ты, я также испытала на собственной шкуре. Сожаление, ненависть на себя из-за того, что не сумела уберечь кого-то родного, а потом и абсолютную пустоту внутри. Частично по твоей милости, конечно, но всё же… О, мне очень хорошо всё это знакомо. И я так тебя понимаю, мой дорогой цветочек, — тон у меня понизился до сиплого полушёпота. Ладонь против воли потянулась к «подсудимому» под аккомпанемент из негромких предупреждающих реплик со стороны друзей. Пальцы аккуратно проскользнули сквозь прутья так называемой решётки да бережно коснулись к одному из чужих изорванных жёлтых лепестков, засим невесомо, ласково и по-матерински провели сверху вниз по краешку круглой цветкообразной головы. — Если бы ты только знал, насколько сильно я тебя понимаю. А хотя, — отстранила кисть от его «личика» да улыбнулась ещё веселее и нежнее. — Ты, наверное, и так в курсе, разве я не права? И всё же он был явственно ошеломлён. Как бы он ни порывался скрыть сей факт, его с потрохами выдавали широко распахнутые очи да еле-еле приоткрытый рот. Примерно секунду он молчал, во все глазёнки смотрел на меня, а следом наконец-то совершенно тихо выдавил: — Ты дура. Просто дура. После всего, что я сделал тебе и твоим друзьям… Почему, — интонация у него стала отчего-то буквально жалостливой да явно недоумевающей, — почему ты так добра ко мне? Хмыкнула и пуще прежнего растянула уголки рта в поистине материнской улыбке: — Потому что я сочувствую тебе. И хочу помочь. Поэтому не поступай, как когда-то поступала я. Не отворачивайся от тех, кто стремится тебя спасти. Позволь мне… — однако нормально договорить мне принц не дал: — Нет! Мне не нужны твои подачки, слабый человечишка… И ты уже ничем не сможешь мне помочь. Разве что убийством. В конце концов, в этом мире… А вот тут уже вспылила я, взвившись и разъярённо рыкнув: — Да иди ты уже к чёрту со своим дурацким принципом, ладно?! Если все будут убивать друг друга, что останется, по-твоему, в итоге, а?! — «Цветик» лишь с неподдельной злостью взирал на меня в ответ. — А я скажу тебе, что! Ни-че-го! — Кое-как беря себя в руки, я уже более-менее спокойно выдохнула: — Ничего не останется. Только одно-единственное чудовище, которое оказалось могущественнее всех. Такой ли ты исход хотел избрать для себя, Азриэль? Ещё больше одиночества? Отвечай! — и с долей гнева да с откровенным осуждением взглянула на собеседника. — Да как ты, — он аж задохнулся из-за ярости и возмущения. — Аргх, мне никто не нужен, ты, чёртова… — Врёшь! Опять врёшь, упрямый ты болван! — зажмурившись, отчаянно воскликнула я, заново обрывая сию ахинею, а далее абсолютно тихонько произнесла: — Причём снова себе. Именно это я и хочу донести до тебя. Ты совсем запутался, погряз по уши в своём ужасном полнейшем отсутствии эмоций. Прекращай, — с несокрушимой серьёзностью да решимостью обратно воззрилась на «цветок». — Неужто ты не помнишь себя? Того, истинного себя. — До тебя что, совсем туго доходит? — пренебрежительно и как-то горько фыркнул он, отводя вполне равнодушный взгляд. — Того меня больше не существует. Он умер. Его уже не вернуть! Я горестно усмехнулась, покачала головой да с твёрдостью вымолвила: — А разве ж ты пытался, м? Скорее всего, всё, что ты делал на протяжении своей жизни в форме цветка — это проповедовал всем и вся суть того дурацкого принципа, а заодно и воплощал её в жизнь. Я не права? — Хмыкнула, внимательно наблюдая за реакцией собеседника. — Хех, не отвечай, и так знаю, что права. Уж я-то всё видела. Ты даже не удосужился попробовать поверить в то, что есть возможность возвратить настоящего себя — мальчишку с непоколебимой мечтой освободить всех монстров из подземной тюрьмы. Нет, ты попросту задвинул те воспоминания в уголок своей памяти, оставляя их припадать пылью. Взамен ты сохранил при себе все переполняющие тебя негативные ощущения и полностью сконцентрировался на них. В особенности — на обиде и желании всех уничтожить, тем самым доказав собственную мощь и значимость. Только глупости это всё, — я пожала плечами да опять отрицательно мотнула головой. — Твоё неписанное правило абсолютно лишено какого-либо смысла. — Аргх, да откуда тебе знать?! Ты никогда меня не поймёшь! Никто меня не поймёт!.. — Нет, скажи честно, ты идиот? — на полном серьёзе поинтересовалась я, снова резко перебивая его. — Я тебе, кажется, человеческим языком разъяснила: из-за того, что моя душа побывала в тебе, мне теперь известно всё. И, вновь повторюсь: я понимаю тебя, как никто другой. Поэтому и хочу предложить помощь. — А дальше многообещающе добавила, заговорщически улыбнувшись: — Только вот без твоей поддержки, веры в успех и в истинного себя у нас, естественно, ничегошеньки не выйдет… Пауза затянулась примерно на минуту. «Цветик», вероятно, глубоко погрузился в собственные размышления над чем-то, глядя в сторону. Мои товарищи меж тем продолжали свой рьяный спор. Решив нечто для себя, «подсудимый» понурил голову и, всматриваясь в объятую синим пламенем почву под собой, практически беззвучно пробурчал: — Что?.. Что ты, идиотка, там задумала? «Вот так-то уже значительно лучше!» — Хах, а вот этот настрой мне нравится гораздо больше, — снова пропуская оскорбления мимо ушей, издала победоносный смешок я. Однако сразу же постаралась возвратить себе более бесстрастный вид. — Ладно, — и повернулась через плечо, отыскивая взором стоящего позади Короля. — Мистер Дримурр, те души, они всё ещё есть у Вас? — Да, человек, но не думаешь ли ты, что я отдам их… ему? — Азгор нехило так офигел. Впрочем, аналогичное можно было сказать и обо всех остальных зрителях моей воспитательной беседы с преступником. — И неужели он и вправду Азриэль? Ответь мне, будь добра! Я требую объяснений! Он ведь никак не может быть, — властелин Подземелья осёкся, а далее невразумительно и неуверенно пробормотал: — Или может?.. «Господи, да нет у меня времени на то, чтоб выслушивать все эти версии насчёт “может али не может”. Время идёт. Необходимо торопиться… Ох, мне так тяжело». — Ваше Величество, прошу, просто, — я прикрыла веки, утёрла струящиеся по лбу горячие капли пота да измученно вздохнула, — доверьтесь мне. Тем более, полагаю, здесь будет достаточно и всего-навсего одной души. Однако, желательно, самой сильной и принадлежащей по-настоящему доброму человеку. — Дитя, ты же осознаёшь, что если он поглотит человеческую душу, то вновь превратится в… — тихонько да осторожно начала было Ториэль подрагивающим голоском, от какового всё в груди сжималось в комок, но я поспешила её с нерушимой твёрдостью оборвать: — Нет, не превратится. Если и он, и вы будете верить, а также держать в уме образ того самого Азриэля, то он и перевоплотится именно в него, — мне довелось преодолеть себя да ободряюще заглянуть в глаза добродушной леди, которая, кажется, уже давным-давно была готова разрыдаться. — Я вам это гарантирую. — Откуда тебе-то знать, малявка?! — подала свой не шибко-то довольный голос и глава королевской Гвардии. — Уж не загипнотизировал ли тебя какой-нибудь магией этот чёртов сорняк, а?! — Нет, мисс Андайн, отнюдь, — отрицательно помотала головой я, не без веселья прыснув в сторонку. — Дело в том, что подобное со мной уже не впервой. Нужные догадки как-то сами собой мне в голову приходят. Вот и всё. Да и, наконец, не стоит недооценивать общую силу надежд и мечтаний, — и приподняла уголок рта, лукаво сомкнула одно веко, параллельно взирая на антропоморфную рыбу, стоящую подле недоумевающего по поводу всего происходящего Папируса да смотрящегося как обычно весьма лениво и порой сладко позёвывающего Санса. Возглавляющая королевскую Стражу персона в ответ только негодующе да явно недоверчиво, однако в то же время с толикой весёлости фыркнула, рывком отвернувшись от меня, резко складывая руки на груди и тряхнув роскошной шевелюрой. «Хех, Папирус, верно, был прав. Возможно, мы и вправду когда-нибудь сумели бы с ней подружиться?» — Ихи-хи-хи-хи! — нежданно взорвался истерическим хохотом «цветочек», находящийся напротив меня. «Э? Чего смешного? Я какую-то шутку пропустила, что ли?» — Серьёзно?! Человек, ты бесповоротно чокнулась, не так ли? Ты хочешь отдать мне душу?! Добровольно? После того, как эти придурки, за малым не откинув копыта и кости, в нелёгком бою отобрали у меня твою душонку, ты на блюдечке с голубой каёмочкой подашь мне новую, да вдобавок ещё и намного сильнее! Ну, ты и даёшь! Таких неисправимых дураков я, пожалуй, никогда раньше не встречал!.. — и он обратно залился поистине безумным смехом. Я, откровенно говоря, плевать с высокой колокольни хотела на все эти пустые слова. Лишь перевела взор на низкорослого скелета, радужки вокруг зрачков у какового, кстати, по-видимому, из-за провокационных речей «Цветика» потухли, а ухмылка стала преимущественно напоминать озлобленный оскал. «Страшноватое зрелище всё-таки, что ни говори». Облизнула пересохшие уста да негромко окликнула напряжённого, казалось, до предела комика: — Санс, пожалуйста, ты не мог бы?.. — и выразительно указала подбородком в сторону клетки преступника. Юморист опомнился, еле различимо встрепенулся да посмотрел на меня возвратившимися белёсыми искорками в глубине темнеющих орбит. Я же поджала губы, чуть сдвинула брови к переносице и упорно продолжала в немой мольбе взирать на него в ответ. «Да, я повела себя жутко неблагодарно с тобой. Наговорила много глупостей. Желала уйти, даже не попрощавшись. Я натворила столько воистину гнусных дел!.. Но сейчас, прошу, доверься мне снова. Я не подведу. Теперь я знаю, как нужно поступить. И я абсолютно уверена в собственных действиях. Ведь мне в действительности хочется спасти хоть кого-нибудь». Вероятно, он прочёл мои мысли (если, конечно же, способен на подобное, что, к слову, очень даже может быть!), а возможно, банально мой взгляд излишне выдавал меня, однако в следующую секунду шутник, как померещилось, ухмыльнулся ещё пуще да стал значительно веселее с виду, а затем совершенно беззаботно изрёк: — Хе-хех, хорошо, так уж и быть. Уговорила. Надеюсь, ты действительно отыскала корень проблемы и знаешь, что творишь, мелкая. Поймать его, — он на мгновение помрачнел, — стоило нам немалых усилий и времени. Так что отпускаю этого двуЦВЕТного* приятеля исключительно под твою ответственность. Я не сдержала смешка да, стирая костяшками указательных пальцев собирающиеся в уголках очей слёзы, крайне признательно кивнула комику в знак благодарности. «Спасибо. Я не достойна этого. Но просто спасибо тебе». Пылающие синеватым огнём кости кругом неизменно опешившего и пребывающего в некоей прострации «Цветика» по щелчку тонких фаланг пальцев низкорослика молниеносно исчезли, словно их и не существовало вовсе. Бывший узник не соизволил проронить ни словечка, заодно не намереваясь даже шелохнуться. — О, мой Бог, Санс! — меж тем тотчас же бурно отреагировал на недавнюю фразу своего братца любитель кулинарии, экспрессивно махая ручищами, аки лопастями мельницы. — Хватит уже каламбурить в подобной ситуации. Тут, между прочим, выясняется, что на протяжении всего этого времени я, Великий Папирус, тайно поддерживал дружеские отношения с сыном самого Короля и даже основал его Фан-клуб!.. А ты всё шутки шутишь в такой-то ответственный момент для моей репутации будущего Королевского Стража! — и, судя по звуку, обожатель спагетти раздосадовано всплеснул руками. Я покачала головой, мягко улыбаясь из-за неуместных ностальгических воспоминаний о нашем совместном жительстве с двумя скелетами, а следом, в конце концов, худо-бедно пришла в себя да поднялась с земли на чересчур подгибающиеся ноги. После чего полностью развернулась к супругам Дримурр и как можно отчётливее промолвила: — Ваше Величество, — выразительно воззрилась на замешкавшегося да перманентно негромко переговаривающегося с чрезвычайно оторопевшей жёнушкой Азгора, — теперь Вы. Прошу, поверьте мне. Знаю, мы едва ли знакомы, но я умоляю Вас, помогите мне и, — сомкнула веки, за чем почти бесшумно выдохнула: — ему. И так было ясно сполна, кого я конкретно имела в виду. Властитель Подземелья, в отличие от юмориста, размышлял значительно дольше, периодически сосредоточенно хмурясь да поглядывая на весьма растерянную Ториэль. Исключительно спустя примерно пять минут тихих переговоров то с жарко выкрикивающей всякие воинственные фразы Андайн, то с по-прежнему ошарашенной женой, он, в конечном счёте, уверенно, твёрдо и с прежней торжественностью изрёк: — Что ж, раз так, я тоже очень надеюсь, что ты права, и он в действительности наш, — монаршая особа на миг прервалась, дабы нервно сглотнуть слюну, — сын. Тем более, если Тори доверяет тебе, то и я тоже буду. Только для начала надо пройти к Барьеру, так что… Но его нежданно-негаданно перебил тот, от кого подобного не ожидал, наверное, никто из присутствующих здесь: — Может, мне сгонять за душой? Я знаю самый кратчайший путь, — и Санс весело подмигнул всем стоящим впереди. Его же брат немедленно взвился да с негодованием навис над невозмутимым шутником, мгновенно засыпая того вопросами: — Санс, а с каких это пор ты добровольно вызываешься помогать кому-либо?! Или?.. Посто-о-ой, — любителя головоломок недурственно так осенило. Он аж в позвоночнике распрямился, озадаченно приложил палец к нижней челюсти да возвёл взгляд чернеющих орбит кверху. — А возможно, ты просто вечно притворяешься ленивой грудой костей, чтоб попросту ничего не делать и постоянно отлынивать от работы?.. — Бро, на самом деле, это и называется ленью, — как бы невзначай напомнил юморист, пожимая плечами и опять задорно подмигивая. — Оу, точно, — моментально успокаиваясь, выдал долговязый скелет, хлопнув себя по лобной кости. — Ну, тогда всё в полном порядке! Нья-ха-ха! Я вновь прыснула и, не удержавшись, звучно приложила ладонь к лицу, паралллельно тихонько посмеиваясь да ощущая, как назойливая тепловатая влага в который раз выступает в уголках глаз. «Как же мне всего этого не хватало, если б вы только знали». Однако, когда всё же отняла руку ото лба да распахнула очи, то не без удивления уставилась на внезапно очутившегося поблизости и стоящего прямиком напротив меня Санса, в костяных лапах у какового имелся довольно странный контейнер. Остальной собравшийся тут народ на подобные стремительные перемещения комика в пространстве никак не отреагировал. Впрочем, и меня тоже уже не шибко-то изумишь таким. А вот содержимое стеклянного сосуда, удерживаемого низкорослым скелетом, гораздо сильнее привлекло моё внимание. Взор сфокусировался на вещице узнаваемой формы. Небольшое сердечко, озаряющее всё вокруг себя ярким зеленоватым сиянием, в буквальном смысле слова, парило над поверхностью днища той посудины. Такого трепета, как моя собственная душа, сей предмет у меня, естественно, не вызывал, но взгляд оторвать от него мне всё равно было невмоготу. Сквозь стойкий писк в ушах донёсся почти неслышный смешок шутника, держащего в своих ладонях настоящую человеческую душу. Одна из кистей у него вдруг вспыхнула синеватым светом, впрочем, как и ставший единственным огонёк в его левой орбите. А вот эти действия Санса заставили меня уже ошарашенно воззриться непосредственно ему в глазницы. Комик, кажется, пуще прежнего оскалился и аккуратно нырнул пылающей синим пламенем ладонью под крышку контейнера, с неимоверной бережностью извлекая оттуда зелёное сердце, распространяющее, как померещилось, тёплое зарево да едва уловимое жужжание. Моя рука сама по себе слегка приподнялась и потянулась к нему, покуда я, будто бы пребывая в трансе, всматривалась в левую орбиту скелета с горящей там голубоватым огнём да порой переливающейся золотистым оттенком радужкой, которая окружала чёрный зрачок. «Синяя магия, не так ли? Как и у Папируса. Только, видимо, в разы мощнее». — Бери осторожнее, — предупредил шутник, также глядя в упор на меня да не прерывая зрительного контакта, — она буквально, — знакомая театральная пауза, — ХРУПстальная**, — и он в очередной раз весело подмигнул под аккомпанемент возмущённо завопившего Папируса. — Если что, то я прикрою тебя, малая, — на порядок тише, практически беззвучно да невозмутимо добавил юморист, опять обращаясь ко мне. Краешки рта дёрнулись в лёгонькой полуулыбке. Неизменно безмолвствуя и не имея возможности отвести зачарованного взгляда от всех этих чудес, я еле заметно кивнула да приняла бесценное сокровище, обладающее наверняка невообразимой силой. Как только к коже ладони прикоснулось то волшебное свечение, меня словно бы электрическим разрядом прошибло. Такая неожиданная могущественная энергия знатно сбивала с толку. Чудилось, что из-за неё мне прямиком в лицо ударил едва ощутимый ветерок, вместе с тем всколыхивая изрядно растрёпанные волосы и заодно подол платья. Пришлось незамедлительно зажмуриться да чуток крепче стиснуть челюсти, втягивая через них в лёгкие побольше воздуха, в каковом по-прежнему витал противный запах дыма, а ещё, по-моему, эм… магии? Если последняя, конечно, вообще может пахнуть. По крайней мере, мне подумалось, что такой аромат, весьма напоминающий запах озона после недавно прошедшей грозы, может источать лишь она. Уж не ведаю, отчего у меня сложилось подобное впечатление. Интуиция, верно. Шумно выдохнула и, резко распахнув веки, пару раз поморгала, чтобы сбросить образовавшуюся предо мною тьму, да наконец-то постепенно обернулась к уже давненько заходящемуся почти неслышимым истерическим хохотом душевнобольного «Цветику». Он, к слову, даже и не вздумал предпринимать попытки к бегству. Вероятно, смирился с тем, что ему всё равно не скрыться от правосудия. Ему, наверное, была откровенно безразлична его же собственная судьба. И по-видимому, больше всего он сейчас желал умереть. Не могу его не понять. Ибо на данный миг я испытывала нечто совершенно идентичное всем этим чувствам. «Нет-нет, ещё не время». Тем часом «цветочек», за малым не заливаясь слезами (поскольку элементарно не был способен на такое) из-за приступа явно картинного веселья, кое-как выдавил из себя: — Чёрт… Нет, неужто ты всерьёз считаешь, что я извлёк что-нибудь из всего этого? Нет! Пощадив меня, ты ничегошеньки не изменишь. Моя гибель могла бы быть единственным способом покончить с этим. О, но если ты оставишь меня в живых, да ещё и заново даруешь мне подобную мощь, я убью тебя прямо там, где ты сейчас стоишь. И затем я уничтожу их. Убью всех, кого ты так любишь, — интонация у него стала предвкушающей да достаточно озлобленной. Однако, ясен пень, что в то же время она была совершенно неестественной и наигранной. — Хи-хи-хи! Всех, до единого. Или наоборот. Я буду убивать их один за другим прямёхонько перед твоими глазами. Ты вынуждена будешь смотреть на то, как они корчатся в агонии, а потом окончательно свихнёшься от горя и чувства вины, прежде чем я отправлю на тот свет и тебя саму! — и вновь припадок безумного смеха, отдающегося эхом от стен, не слишком-то уцелевших из-за давешней грандиозной битвы. Стоящие позади монстры синхронно насторожились и, видимо, приготовились отбивать все атаки в любой момент. Нет, я не видела сего, но вполне отчётливо ощутила. Вязкое, как патока, напряжение повисло в воздухе, заставляя сердце встревоженно колотиться. «Всё в порядке. Спокойствие, только спокойствие». Обратно как можно ласковее улыбнулась «цветку» да осуждающе покачала головой: — Боже-Боже, какой же ты всё-таки глупенький, Азриэль, ей-богу. Думаешь, можешь меня запугать подобными открытыми провокациями? Нет, не выйдет, — с непоколебимой решимостью отрицательно тряхнула наверняка выглядящими неопрятно волосами. — Прекращай врать себе и окружающим. Ты гораздо лучше, нежели стараешься вечно казаться. Даже если сам так не считаешь. Да буквально каждый может измениться и стать намного лучше, если, конечно же, хорошенько попытается!.. Поэтому я верю в тебя. Все мы верим в тебя. — По-прежнему мягко улыбаясь, я отвела свободную руку в сторону, тем самым указывая на более-менее угомонившихся да расслабившихся товарищей за спиной. В сие мгновение Папирус со своего места крайне воодушевлённо возопил нечто наподобие подтверждения моих слов, от чего уголки сухих губ у меня невольно растянулись ещё шире. — Ну а ты попросту крепко вцепись во все свои воспоминания и отныне никогда не отпускай. Именно тогда-то ты и сможешь почувствовать. И конкретно тогда ты станешь тем, кем обязан стать. Думай о настоящем себе, когда будешь поглощать душу. Максимально сконцентрируйся на том образе, о’кей? А ещё лучше — вспомни твоего друга-человека. Чару, да?.. Вроде так её звали? — Сердце из-за упоминания о чрезмерно похожем внешне на неё ребёнке непроизвольно сжалось в груди. Голос дрогнул. Очи в очередной раз предательски заслезились. «Ну, а как иначе-то?..» Продолжила говорить уже почти на грани слуха: — Ну, так вот, непрерывно думай о том времени, которое вы проводили с ней вместе. Ладно? Вспомни, как она любила шоколад, тёплые свитера в полоску и золотые цветы. У тебя непременно всё получится, если ты постараешься как следует. А теперь, — я помалу присела на корточки и вскинула кисть с чужой душой на ней по направлению к смотрящемуся довольно ошеломлённо да таращащемуся на меня во все глазёнки «цветку», — держи, — и широко, по-матерински улыбнулась ему, заодно добродушно прикрывая очи. — П-почему? — будто мантру, неразборчиво забормотал он, беспрестанно взирая на меня. — Почему ты… так хорошо относишься ко мне? Все те слова, что я сказал. Всё то, что я натворил… Я не понимаю. Не понимаю! — уже практически отчаянно воскликнул мой собеседник, подаваясь вперёд. — Я просто не могу понять… — Ничего. Скоро обязательно поймёшь, — ласково заверила я, отвечая ему не лишённым весёлости взглядом, вместе с тем до сих пор мягко и душевно усмехаясь. — … почему ты такая, д-дур… — меж тем продолжал, словно находящийся под неким гипнозом, «подсудимый», а затем еле пересилил самого себя да с натугой прошептал: — д… д-д-добрая?.. Черты «лица» у него приобрели более заострённый, объёмный характер. Кажется, нечто в них смахивало на того, кем ему предстояло заново стать. И лишь его листики, протянутые к моей вздёрнутой и раскрытой ладони, успели дотронуться до человеческой души, как всё пространство кругом него молниеносно озарило ярчайшее, буквально ослепительное белое свечение. Силуэт его целиком и полностью обволокло сие волшебное зарево. Мне довелось отшатнуться назад, крепко-накрепко сомкнуть веки, склонить голову да закрыться предплечьями, дабы действительно ненароком не лишиться зрения. Пронзительный писк в ушах сделал меня практически глухой. Однако дальше он принялся плавно затухать, впрочем, как и слепящее белоснежное сияние. Опасливо приоткрыла один глаз и, в конце концов, выпрямилась в позвоночнике, внимательно рассматривая пока что расплывающимся взором миниатюрную фигуру напротив, а далее с долей усталости да облегчения выдохнула: — Вот и ты. Наконец-то. Ну, здравствуй… Азриэль Дримурр.