На радость — руку, на печаль, на годы! Смеженных крыл не размыкай опять: Тебе подвластны гибельные воды, Не надо снова их разъединять. Тарковский
I
Олвен проснулась, тихонько перевернулась на другой бок и протянула руку. Ладонь встретила пустоту. Олвен приподнялась на локте. — Даркен… Он отвернулся от окна, посмотрел на нее в темноте. — Что-то случилось? — Нет, ничего. Просто бессонница. — Иди ко мне. Даркен Рал подошел, осторожно присел на край кровати возле нее. — Это… из-за того, что сегодня рассказал Ричард? — Не тревожься. Все это пустяки. — Ты на самом деле так не думаешь. Мрисвизы не нападали одиннадцать лет. Они вообще не должны были уцелеть после войны. И это странное сообщение о Храме Ветров… Он погладил ее по щеке. — Олвен, все это может оказаться просто случайностью. Мы с Ричардом это выясним. Но я не хочу, чтобы ты беспокоилась. Особенно сейчас. Хорошо? Она поцеловала широкую, загрубевшую от меча ладонь. — Как будет угодно Лорду Ралу. Даркен улыбнулся немного насмешливо. Отвел прядь волос у нее со лба. — Еще очень рано, Олвен. Постарайся заснуть. — Только если ты заснешь тоже. — Кажется, у меня нет выбора… Он лег рядом, бережно обнял ее. Она свернулась калачиком, положив голову ему на плечо. — Ты себя хорошо чувствуешь? — Прекрасно. — Тогда спи. — И ты… — произнесла она уже почти сквозь дрему. Он поцеловал ее в макушку. — Конечно. Но он еще долго лежал, глядя в темноту. *** Он очнулся от боли. Попытался подняться, но чья-то рука удержала его. — Тише, тише. Постарайтесь не двигаться. Он узнал голос. Он слышал его сквозь волны бреда… долго. Насколько долго? Облизнул пересохшие губы — и сперва испугался, что не может говорить. Но потом выдохнул: — Где… — Вы в безопасном месте. Муторная сизоватая пелена перед глазами постепенно рассеивалась. И он увидел склонившуюся над ним женщину. Она была молода — совсем еще девчонка; лицо худенькое, бледное, ничуть не привлекательное. Глаза, пожалуй, только хороши — большие, темно-синие, с пушистыми каштановыми ресницами. Волос было не видно: она носила на голове что-то вроде покрывала из серого полотна. Он моргнул, пытаясь сосредоточить взгляд на этом лице. — Где… мои люди?.. — Они мертвы. Голос ее звучал спокойно и сухо. Она отвернулась, раздался плеск воды — и он почувствовал холодную влажную повязку у себя на лбу. — Мертвы?.. Все?.. Этого не может… — Вам нельзя так много разговаривать. Это прозвучало скорее как приказ, чем как просьба или увещевание. В ее манере говорить не было ни робости, ни мягкости, обычно свойственных юным девушкам. Напротив, была твердость, решительность и какая-то особая, сдержанная сила. И то же выражение в глазах — странно не подходивших к ее хрупкому облику. — Надо… найти… Он вновь попытался подняться — и только тогда увидел. Все его тело — грудь, плечи, руки — было в бинтах. Боль была такой сильной, что у него потемнело в глазах. Последнее, что он помнил, были ее руки, осторожно помогавшие ему опуститься обратно на подушки. Он не знал, сколько времени пролежал в беспамятстве. Когда он вновь открыл глаза, была ночь — но была ли это ночь того же дня, когда он впервые очнулся после битвы, или следующего, или, может, минула неделя? Боль, по крайней мере, не утихла — он с трудом подавил стон. Ему казалось, никогда прежде он не испытывал такой боли — она была во сто крат сильнее боли от эйджила и всех мыслимых терзаний Подземного Мира, но это только оттого, что тело по-настоящему не принадлежало ему. Оно не привыкло терпеть муки. Оно было слабо и предавало его. Оно заставляло его — его, умевшего только приказывать, — просить. — Воды… Тотчас возле него что-то звякнуло. Потом ему приподняли голову и поднесли к губам плошку. Стало немного легче. И он даже разглядел комнату — совсем маленькая, с деревянными стенами, должно быть, в деревенском доме. В очаге разведен огонь. Окна плотно завешены — оттого-то он и решил, что сейчас ночь. В прошлый раз, когда он приходил в себя, было светлее. Хотя, может быть, ему только показалось. А потом он снова увидел эти глаза. В них не было страха, который он так привык встречать в обращенных на него взглядах людей, но не было и жалости. И хвала духам, мрачно подумал Лорд Рал. Не хватало еще жалости от сопливой девчонки. Да заметь он в ее лице хотя бы тень сострадания, он придушил бы ее собственными руками… Если бы только мог их хотя бы поднять. Что толку лицемерить, в теперешнем состоянии он годится только на то, чтобы пить у нее из рук… И, судя по всему, не только пить. Он брезгливо содрогнулся при мысли о том, что девчонка все это время должна же была его как-то кормить, и мыть, и… все прочее. В ярости — больше на себя, чем на нее — он хотел было отвернуться к стене, но тотчас почувствовал, как руки девушки бережно и твердо удерживают его. — Нет, нет. Лежите спокойно. — Что… все это… — На вас напали мрисвизы. И тут он вспомнил.