О новом воскресеньи

      — Говори же, волшебник.       Властные нотки, едва уловимо проскользнувшие в бархатном голосе правителя Д`Хары, заставили Зеддикуса поморщиться. Он отвел плечи назад, выпрямляясь во весь свой недюженный рост. Седые брови сошлись к переносице.       У Даркена, впрочем, это вышло скорее неосознанно, по привычке. Он говорил иначе лишь с детьми и Олвен, да еще, пожалуй, с Ричардом: обычаи Д`Хары, как и вся ее история, не слишком располагали к мягкости.       Искатель, еще со времен битвы за Эйдиндрил вынужденный выступать своего рода посредником между дедом и братом, протянул было руку для примиряющего жеста, но волшебник опередил его.       — Сперва ты скажи мне кое-что. Я не чувствую во дворце магию морд`сит.       На губах Даркена мелькнула его обычная, тонкая и слегка насмешливая улыбка.       — Ты давно не бывал у нас, волшебник. Если бы ты чаще радовал нас своими визитами, то знал бы. Здесь нет магии морд`сит, потому что нет самих морд`сит.       — Не понимаю. Куда же они все подевались?       Даркен почувствовал на себе взгляд Ричарда, но не повернул головы и продолжал улыбаться, лишь слегка опустив ресницы. ***       Олвен никогда не просила его удалить морд`сит. Она даже пыталась делать вид, что не знает, какие услуги они по-прежнему оказывают своему Лорду. Она сохраняла достоинство и невозмутимость — как и подобает супруге грозного правителя Д`Хары.       Но он слишком хорошо знал Олвен и видел, что в глубине души она сгорает от ревности.       Иногда его страшно бесила эта ее упрямая вера в какие-то высокие проявления души, на которые он был неспособен. На которые никто никогда не считал его способным. С самого детства его окружали слухи о том, какой тиран из него вырастет. Собственный отец боялся его.       Но иногда… Ему как будто даже льстило, что она, ни на чем не настаивая и всегда безропотно подчиняясь его воле, не переставала думать о нем лучше, чем думали другие, лучше, чем думал он сам. И ему не хотелось ее разочаровывать.       Когда они только поженились, он был слишком захвачен страстью, чтобы даже смотреть на кого-то другого, но в глубине души понимал, что такая идиллия не продлится долго. Олвен тоже это понимала. И все же, пока она ждала их первого ребенка, Даркен — больше из страха за наследника, чем за нее — старался обращаться с ней бережно и внимательно, не тревожить и не огорчать понапрасну.       С рождением Вэрдена к страсти прибавилось новое, доселе неведомое ему чувство — благодарности. Женщина, которую он взял в жены, которую — за ее ум и силу — он возвел на престол, исполнила свое главное предназначение: подарила Д`Харе наследника. И при этом оставалась такой желанной для него!       Появлению второго ребенка Даркен не успел порадоваться. Не успел даже толком его осознать. От одного слова, тошнотворным пузырем лопнувшего на пергаментно-блеклых губах главного лекаря, Лорда Рала прошибло холодным потом. Лихорадка. В детстве, из рассказов Арлены, она представлялась ему косматым, когтистым и клыкастым чудищем, утащившем его мать в Подземный мир. Сейчас это была грозная сила, над которой он, могущественный правитель Д`Хары, был не властен. Он мог лишь кинуться навстречу спешно приехавшему в Народный Дворец волшебнику первого ранга, сбивчиво бормотать какие-то просьбы — он, никогда не унижавшийся даже до простого «пожалуйста».       И лишь когда посеревшему, заострившемуся лицу Олвен стали возвращаться краски, Даркен почувствовал, что снова может дышать. Чудище отступило, но затаилось где-то на самых мрачных, прогоркло-душных задворках его мыслей и воспоминаний, в темноте.       Хотя лекари уже не опасались за ее жизнь, Олвен была слаба и поправлялась медленно. Он сам был измучен, и когда в его покои заглянула красивая госпожа Райна с предложением помочь Лорду заснуть, он решил ей не отказывать. И вот тут произошло невероятное. Его едва не вывернуло наизнанку от отвращения. Не к ней — она была хороша с эйджилом и без, — а к самому себе.       — Ступай, — процедил он сквозь зубы, торопливо шаря в чернильно-густых сумерках по полу в поисках своей мантии — почему-то хотелось поскорее одеться.       Райна изумленно вскинула изящный подбородок.       — Я имела несчастье не угодить вам, мой Лорд?       Он не хотел ни видеть ее, ни слышать ее голос.       — Ты мне угодила. И угодишь еще больше, если уйдешь сейчас же.       На следующее утро он через Кайдена передал ей приказ уехать в самый дальний храм морд`сит.       Олвен наконец встала на ноги, но теперь он боялся прикасаться к ней, боялся, что рождение нового ребенка будет стоить ей жизни. И хотя лекари успокаивали, хотя сама она не раз твердила ему, что ни о чем не жалеет и готова подарить ему столько детей, сколько пошлет Создатель, Даркен долго не мог забыть липкий ужас при виде ее хрупкого, истончившегося тела на огромной кровати. С этим не мог сравниться ни один его самый мучительный кошмар, ни одна встреча с Хранителем.       Он знал, что Олвен не хватает их страстных ночей не меньше, чем ему. К тому же, она была в менее выгодном положении: попытайся она только решить проблему так, как решал он, Даркен убил бы ее собственными руками. Но Олвен хранила ему верность не из страха. Он никогда не замечал, чтобы она смотрела на других мужчин так, как смотрела на него — с тех самых первых, далеких, необычайных дней в Элвуде. И он ничего так не желал, как ответить на призыв, ясно читавшийся в этих глазах.       Однажды он назвал свою морд`сит именем жены — конечно, в самый неподходящий момент. Это стало последней каплей. Он вдруг поймал себя на том, что все это время бессознательно выбирал тех, кто напоминал Олвен чертами лица, цветом волос или фигурой. И отчетливо представил, что это должно было задевать ее сильнее всего.       А потом он впервые услышал, как Лавена назвала его папой. Впервые почувствовал, что значит быть отцом дочери.       Пока она была младенцем, он не испытывал к ней особо трепетных чувств, как, впрочем, и к Вэрдену. Но Вэрден был его наследником, его гордостью, надеждой Д`Хары, а она — всего лишь крошечным ревущим комочком плоти. Но он видел, как она становится старше, как в ее глазах — синих глазах Олвен Аргайл — пробуждается ум, воля и такая безграничная, беспричинная любовь к нему. Такая нерушимая вера в него.       Если бы кто-нибудь попытался сделать с его девочкой то, что делали с воспитанницами морд`сит, он содрал бы с него кожу живьем и скормил своим псам.       Тогда он решился. Он собрал всех морд`сит в Народном Дворце и объявил свою волю. Он разрешает им оставить службу. Те, кто не пожелает возвращаться домой, могут оставаться в своих храмах и жить так, как сочтут нужным. Но им строжайше воспрещается впредь красть девочек и воспитывать их. Любая морд`сит, нарушившая его приказ, будет немедленно казнена. Также он не желает впредь видеть их в Народном Дворце.       Олвен ничего не сказала, но он видел по ее глазам, что она благодарна. А еще он вдруг осознал, что, как и она, не хочет, чтобы его дочь хотя бы однажды встретилась с этими холодными красавицами в бурой коже.       Когда в тот же вечер он пришел к ней в спальню, это было совсем как в первую ночь, проведенную ими в лесной пещере. Ее Даркен вернулся к ней. ***       — Я принял решение, что более не нуждаюсь в их службе, — неторопливо произнес Лорд Рал, делая вид, что не замечает искреннего изумления на морщинистом лице волшебника.       Седые брови нахмурились еще сильнее.       — И, кажется, напрасно, — буркнул Зеддикус. — Их умение перехватывать магию очень бы нам пригодилось.       Даркен продолжал тонко улыбаться.       — На мой непросвещенный взгляд, вполне достаточно Кары.       — Только не теперь. Когда Никки сбежала.       — Как сбежала? — Ричард, сидевший рядом с братом, резко подался вперед, кресло скрипнуло под его весом.       — Этого не может быть. Она надежно заперта в храме морд`сит в Джандралине.       К своему собственному удивлению, за минувшие годы Даркен ни разу не попытался использовать новообретенные способности Никки. В разгар войны ему было не до того — увлеченный битвами, на какое-то время он даже забыл о ней. Потом нужно было заново утверждать свою власть и договариваться с соседями, и в нем внезапно проснулся небывалый азарт, захотелось бросить вызов Искателю вместе с его благообразными дружками, а главное — самому себе и проверить, способен ли он удержать престол сам, без колдовских ухищрений. Прежний, помешанный на магии Лорд Рал, Магистр Д`Хары, конечно, поступил бы иначе, но путешествие в Подземный мир и все, что за ним последовало, привело Даркена к убеждению, что ворожба — обоюдоострый клинок, который лучше оставить спокойно лежать в ножнах и не вынимать без крайней необходимости.       — Уже нет, — во взгляде волшебника, устремленном прямо на правителя Д`Хары, всего на миг промелькнуло что-то, похожее на сочувствие.       — Забери меня духи! Почему меня не известили?! Кайден!       — Не спеши гневаться на своих людей. Они не виноваты. Вся стража убеждена, что Никки по-прежнему в темнице.       Ровный голос Зеддикуса вернул Даркену его обычное самообладание. Сильные пальцы, до хруста, до побелевших костяшек впившиеся в подлокотник, чуть расслабились, он встряхнул головой, откидывая назад длинные темные волосы, уже посеребренные на висках.       — Это магия?       — Она навела на них морок.       — Невозможно, — отрезал Лорд Рал, поймав себя на том, что во второй раз за сегодня произносит слово, которого обычно не было в его лексиконе. — Как ей удалось снять радахан?       — Ей помогли.       Даркен почти машинально обернулся к брату — лишь затем, чтобы в его лице, как в зеркале, встретить отражение собственных тревог.       — Если эта мерзкая ведьма Шота опять затеяла какую-то игру…       Зеддикус покачал головой.       — Боюсь, что все несколько сложнее.