Когда ломается небо.

От автора: я совершенно не знакома с медициной, в частности с заболеваниями сердца и органов зрения. Все мои познания заключаются в просмотре сайтов по этой теме. Так что я прошу прощения у знающих людей за те несоответствия с действительностью, что могут встретиться в тексте.

Не спешите взрослеть. Юность - это крылья, мчащие мимо любых ограничений. Возраст же - ответственность, что подрезает крылья, устанавливает границы и привязывает к ногам камни.

Теперь Тсуна понимал и в какой-то мере даже завидовал той отстраненности, с которой врачи сообщали неизбежное. Хотел бы он сейчас так же просто произнести несколько слов. Просто открыть рот и сказать. Например, как это было с Реборном. Но почему-то под пристальным взглядом четырех пар глаз, которых он хоть и не видел, но прекрасно ощущал, губы не слушались и хотелось совершенно тупо и по-детски выбежать за дверь с криком: "Простите, не могу!" . Но Тсуна ребенком больше не был. Слишком многое навалилось на его плечи за ушедший год, лишая той радостной безмятежности, что присуща молодым людям его возраста. И поэтому он, стиснув кулаки и прикусив внутреннюю сторону щеки, отсчитывал про себя десять секунд, данные самому себе на то, чтобы решиться и сделать это, наконец. ... девять, десять. Вдох. - Я... мне... Черт, а с чего ему начать?.. С какого момента? С обмороков на уроке? С посещения больницы? С потери зрения? Ну как, скажите, ему сообщить друзьям?! Нет, они даже больше, чем... да, так и есть... семья... Они - семья! Просто взять и произнести: "Я умираю"? Как глупо. Будто третьесортный актер, в порыве вызвать жалость у публики. Саваду передернуло. - Тсуна, просто сделай это. - Тихий ровный голос учителя, словно острый нож прорезал ту невероятную сумятицу, что творилась в его усталой голове, подстегиваемая темнотой. Удивительно, всего четыре слова, ровным счетом ничего не значащих. Выражение лица киллера он видеть тоже не мог, но ему и не нужно было. Пожалуй, это сейчас было даже лишним. Но интуиция нежным шепотом подсказала ему, что кипит в душе у итальянца за этим ровным фасадом слов. Это шестое чувство, подаренное ему судьбой, отточенное ушедшими поколениями и временем, заменяло ему зрение, безошибочно ведя вперед. Интересно, а оставит ли он, Десятый, после своей жизни хоть что-нибудь? Сможет ли передать будущему частичку себя, какой-то опыт через эту интуицию? Хотя, какой с него опыт?.. Мда... Ладно. - Спасибо, что пришли. У меня к вам разговор, который я уже давно откладывал и вообще, если честно поднимать не хотел. Но, как моим хранителям, я все же обязан сказать. Помните, несколько месяцев назад я отключился на уроке физкультуры? Меня отправили в больницу. Врачи выявили заболевание сердца. Также, с недавних пор из-за этого я временно теряю зрение. Тсуна высказал все это совершенно ровным безэмоциональным голосом, будто до автоматизма заученный нудный урок. В комнате повисла нервирующая тишина, которую игнорировали лишь настенные часы, чьи стрелки, безучастные ко всему, продолжали отсчитывать секунды. Савада застыл, практически не дыша. В ушах шумно билось сердце и щипало пересохшее горло. - Тсуна, это ведь шутка, да? Савада резко выдохнул и сглотнул. "Как бы я хотел, чтобы это было так, Ямамото... Я и сам тогда задал этот же вопрос врачу". Юноша поднял голову в том направлении, откуда прозвучал голос: - А разве это похоже на шутку? И он поднял веки. Тсуна видел по телевизору, как выглядят глаза у слепых людей. Безжизненный зрачок, мутный остекленевший взгляд. Десятый помнил, как ему было не по себе от этого зрелища и хотелось отвести глаза в сторону. Ками-сама, мог ли он тогда предположить, что сам будет таким? Его размышления прервал грохот опрокинутого стула. - Тсуна... - Савада, я ЭКСТРемально не понял, ты что, заболел?! Тебе нужно больше пить молока! Против воли губы сами растянулись в едва уловимой улыбке. Сасагава в своем стиле. "А, семпай... Обязательно последую твоему совету, если выберусь из всего этого". - Заткнись, Сасагава. Тсуна вздрогнул и улыбка моментально погасла. Он еще никогда не слышал такого голоса у Гокудеры. От его тона волоски на руках встали дыбом. Резкий и холодный, даже без какого-либо намека на присущую Урагану задиристость. - Гокудера... - Рехей тоже поражен. Однако следующие слова, обращенные уже к Саваде звучали совершенно по-иному. Тихо, мягко и с чуть заметной дрожью: - Джудайме... Тсуна закусил губу от той горечи, что сквозила в голосе его хранителя. - Джудайме, вы ведь не все сказали? Савада нахмурился. Ураган сегодня не в меру проницателен. Но врать смысла не было, да и сил на это уже не хватит. Тсуна выпрямился. Откинув голову назад, уперся затылком в стену и произнес: - Врачи дали мне год. Гокудера слушал признание Савады. С каждым новым словом он все больше отстранялся от реальности. Последняя фраза донеслась до него будто из туманной дали. Мозг отказывался воспринимать эту информацию. Настойчиво билась мысль, что ему это все снится. Да, сон - это самое лучшее объяснение происходящему! Лучшее, но не настоящее. Самообманом Хаято никогда не занимался, поэтому, мысленно отхлестав себя по лицу, с трудом сосредоточился на реальности. Он же давно заприметил за боссом странности. И подозревал... Но не такое же! Ураган вдруг почувствовал, что не может вздохнуть - горло сжал спазм. В нем было все - и боль, и невыразимая мука, и злость. Боль от того, что вдруг ощутил, что нечто невероятно ценное будто ускользает сквозь его пальцы. И от чувства этого хотелось выть, исцарапать самого себя... Мука, потому что, вот он - Хранитель, правая рука, друг, а ничего изменить не в силах. Что он может? Придумать способ вылечить Десятого? Да, непременно. Хаято голову сломает, но найдет его. Однако страданий босса облегчить не сможет на это время. О, Небо, как же он хотел поменяться с Тсуной местами, взять на себя все его беды, оградить от этого кошмара! Злость. Почему, да почему же, дьявол раздери этот чертов мир, самых лучших, самых светлых людей всегда настигает незавидная участь?! За что Десятому все это? Подрывник не слова бы не произнес, если бы несчастье случилось с ним, ибо ему было за что расплачиваться. Но то, что сейчас... Несправедливо... Судьба? Происки высших сил? Во что верить в этом мире? Гокудера разразился проклятиями про себя. С доверием у него туго. Судьба, карма, Бог, Святая дева, дьявол? Нет, у него нет веры ни во что из этого. Он верен только своему долгу перед Десятым и безоговорочно, почти слепо доверяет лишь Саваде Тсунаеши. А сейчас... Сейчас у Гокудеры будто вырывали почву из-под ног. И подчиняясь внезапному порыву, Ураган в одно мгновение оказался возле Десятого. С размаху упав на колени, не обращая внимания на боль, он сгреб того в охапку, сжимая в объятии, словно боясь, что юноша исчезнет. Со всей силы зажмурив глаза, Хаято уткнулся оторопевшему и напрягшемуся Тсуне в плечо и пробормотал севшим хриплым голосом: - Джудайме... Джудайме, я никогда ни о чем не просил вас, но сейчас... Сейчас, умоляю - пожалуйста, продержитесь, как можно дольше! Я обязательно... Во что бы то ни стало спасу вас! Поверьте, прошу! Савада вздрогнул и обмяк. Положив ладонь на затылок своему хранителю, он чуть слышно ответил, глядя пустыми глазами в потолок: - Я верю, Гокудера... верю. - Врачи дали мне год. Когда-то Реборн сказал, что весь апрель у него день дурака. Но, увы, сейчас не весна. Иначе бы в этот момент стоило посмеяться, но сказать, что шутка не очень удачная. С другой стороны у него, Ямамото Такеши, в апреле день рождения. Так может, это он дурак и ничего-то не понимает? Но нет, никто не шутил, а тусклые глаза больше, чем друга смотрели прямо на него, и не видели. Напряжение все росло, а Ямамото чувствовал, что у него на губах подрагивает совершенно неуместная улыбка. Хранитель Дождя сжал кулаки на коленях с такой силой, что на ладони потом останутся кровавые вмятины от ногтей. Но чертова улыбка никак не хотела исчезать. Она словно жила сама по себе, будто чужая. И как бы Такеши не старался, она не желала уходить. Что это? Почему, ведь?.. Он что, ненормальный? Ками-сама! Боже, да он зациклился! Мозг изо всех сил не желал осмысливать полученную информацию, и защищал своего хозяина от потрясения, заставляя концентрироваться на другом... Нет! Нет... Тсуна... Хранитель Дождя справился, наконец, с непослушными мышцами на лице. И взглянул на друга. Почему-то его силуэт казался размывчатым. Неуверенно подняв руку к лицу, Такеши прикоснулся к щеке. Пальцы ощутили на коже влажную дорожку. Вот черт! Какое право он имеет здесь так распускаться? Тсуна ведь не раскис! А он! Отдернув руку, мечник затем быстрым движением протер глаза рукавом рубашки. Опять эта непроизвольная реакция организма! Взяв себя в руки, юноша вновь поднял взгляд на Саваду. Сейчас он должен был что-то сказать. Но нужные слова никак не приходили в голову. Единственное, на что хватило обычно разговорчивого Дождя, было чуть слышное: - Тсуна... Будто сквозь туман он смотрел, как возле Савады, обнимая, упал на колени Гокудера. Ну вот, его опередили... Подрывник оказался расторопнее. Не отрывая глаз от этой сцены, Ямамото нашарил чехол с битой, с которой ни на миг не расставался, и сжал в руках, словно черпая из нее силу. А сила ему была очень нужна. Иначе, как он сможет поддержать Тсуну? Мечник вдруг ощутил, что время будто остановилось, и все органы чувств обострились до предела. Все вокруг он воспринимал сейчас как-то по-другому, видел будто со стороны. Ему показалось, что он внезапно повзрослел сразу на несколько лет. Вместе с этим пришло понимание - этого разговора повториться не должно. Он обязан сделать все, чтобы Тсуна выжил. Неизвестно откуда, но Такеши точно знал, что если не сможет этого, то будущего уже не будет. Для всех них.