***
Мужчина замолчал и медленно поднял на неё глаза, словно пытаясь сфокусировать взгляд. — Эм… привет… — Это всё, что сумела выдавить из себя Кёрсти. А что ещё можно сказать маньяку с ножом, который молча уставился на тебя. — Они тебя послали? Ты явилась даровать мне спасение? Что они хотят? Передай, я всё сделаю! Только даруй мне спасение! Он бросился к ней и грубо схватил за плечи, не выпуская нож. Кёрсти поморщилась, когда лезвие царапнуло обнажённую кожу плеча, вызвав жгучую боль. — Пойдём! Я покажу тебе свой шедевр! Мужчина крепко держал её за правое плечо, пальцы его левой руки так сильно вцепились в её плоть, что его ногти побелели. Он рванулся вперёд, и Кёрсти ничего не оставалось, как следовать за ним, закусив губу от боли. Спорить с безумцем желания не было. Когда они оказались на пороге следующей комнаты, куда вёл обшарпанный короткий коридорчик, Кёрсти не смогла сдержать крик ужаса. По всей комнате валялись обнажённые трупы. Обезображенные мужчины, женщины и дети словно с укоризной смотрели в пустоту ничего не выражающим взглядом мертвецов (иногда у них были вырезаны глаза, и было жутко видеть два чёрных, ведущих в никуда провала на их лицах). Чёрные стены… Чёрный потолок. Свет Луны из окна… Нет… Не чёрные… Всё было в крови. Кровь всегда чёрная в лунном свете. Как оказывается. Мужчина наконец отпустил руку Кёрсти, и она безвольно рухнула на пол. Ноги больше не держали. Как много крови. Засохшей и совсем свежей. Под её ладонями, упёршимися в пол, она ощутила липкую влагу. Весь воздух пропах омерзительным запахом железа. Её сейчас стошнит… Кёрсти была рада лишь тому, что в комнате было недостаточно светло, чтобы разобрать все чудовищные детали. Но того, что она увидела, ей хватило сполна. Отрезанная головка младенца… Труп молодой женщины без рук и без ног, искромсанные культи которой застыли в неописуемой позе. Мужчина, на теле которого было столько ножевых ран, что невозможно было найти ни единого целого кусочка кожи. — Мой театр плоти! О, я был прилежным учеником! — мужчина вопил, по его подбородку стекала капелька слюны. — Узрите моё творение! Инженер! Ты меня слышишь! В исступлении он упал на колени рядом с одним из несчастных мертвецов и принялся яростно кромсать его ножом. Капельки крови застыли в воздухе… Это был не человек. Это было животное. «Пусть он сдохнет!» — подумала Кёрсти с такой ненавистью, на которую, казалось, не была способна.***
И тут разверзся Ад. Стены и потолок пропали, и отовсюду надвинулась всё та же густая, неистребимая чернота. Из неё слышались чудовищные крики страдания. Это были не крики даже, а нечленораздельная квинтэссенция боли, как физической, так и душевной! А мужчина не обращал на окружающее никакого внимания, продолжая лишь вдохновенно уродовать труп. Девушка не удивилась, когда из тьмы с лязгом вылетели цепи, множество цепей… Их крючья с противным звуком вонзились в плоть безумца. Он заорал и выронил нож, который мягко упал на окровавленную плоть одного из валявшихся на полу мертвецов. Кёрсти хотела было закрыть глаза, но заставила себя смотреть не отрываясь. Ей не хотелось пропускать ни мгновения его страданий. — Его имя Джозеф Торн. Девушка резко обернулась. У входа в комнату стоял Адский Жрец и холодно смотрел на извивающегося от жутчайшей боли мужчину. Крючья рвали его плоть, и чем сильнее он дёргался, тем острее становилось страдание. — Он был детективом, — продолжал сенобит, не глядя на Кёрсти. — Он хотел найти меня. И нашёл. Я показал ему истинную природу наслаждения. Каждый день он творит свой шедевр. Сперва он просто хотел вырваться. Но теперь он жаждет стать одним из нас. Присоединиться к Ордену Ран и Разрезов. А мы поставляем ему холст. Иерофант тихо подошёл к Кёрсти и почти нежно помог ей подняться на ноги. Он прижался к ней сзади, и она задрожала, ощутив холод его тела в кожаном одеянии. Они так и стояли, продолжая смотреть на дёргающийся кусок окровавленного мяса в цепях, ранее известный как Джозеф Торн, под аккомпанемент его пронзительных воплей. Плоть рвалась с почти приятным хрустом. Кёрсти ещё раз окинула взглядом деяния рук этого человека и прошептала: «Я хочу, чтобы он страдал.» «Как дядя Фрэнк,» — добавила она про себя. Цепи рванули в стороны, окровавленные крючья блеснули в свете Луны, и лишь ошмётки плоти да немного кожи упали на пол. — Завтра для него начнётся всё сначала, — тихо добавил Иерофант Боли. Кёрсти молчала. После пережитого в её сердце не оставалось места для жалости.