Секс, смерть и сияние Ада

      И снова всё пропало. Остались лишь они вдвоём в бесконечной, манящей неясными шёпотами тьме.       Кёрсти повернулась к Адскому Жрецу и несмотря на кромешную черноту вокруг ясно увидела его спокойное, бледное лицо, утыканное иглами.       — Ты не такая, как другие. Ты желаешь карать, а не приносить наслаждения…       Сенобит медленно провёл ледяными кончиками пальцев по горячей щеке девушки. Затем его сильные руки решительно разорвали ночнушку у неё на груди, и лёгкая белая ткань упала к её ногам. Кёрсти стояла обнажённая пред главою сенобитов и спокойно, не отрываясь, смотрела прямо ему в глаза. Он тоже просто смотрел, ничего не предпринимая.       Кёрсти медленно подняла руку и дотронулась до открытых ран у него на груди. Лицо Пинхеда оставалось каменным. Девушка знала, что это неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Её неудержимо влекло к этому чудовищному созданию Ада, холодному и невозмутимому, как сама смерть.       Она обняла его, ощущая жёсткий лёд кожаного одеяния под сосками, и кожа её груди коснулась ужасающих открытых ран на его теле.       — Да, они болят. Каждый миг, не переставая, — услышала девушка его шёпот, и ледяное дыхание сенобита обожгло нежную кожу её шеи.       Пинхед обнял её в ответ, сильно прижимая к себе, причиняя боль. Но страх ушёл, осталась лишь похоть.

***

      Она лежала на спине, закрыв глаза и изогнувшись, а он склонился над нею, подобно хищной птице над жертвой. Вот только Кёрсти не ощущала себя более жертвой. Девушка крепко обхватила его бёдра ногами, пока он глубоко, размеренно входил в неё. Она не замечала того, что он был полностью одет, лишь высвободил член, чтобы трахать её. Не замечала того, как иглы на его лице глубоко царапали и кололи её щёки и шею, когда он склонялся, чтобы поцеловать её или облизать в порыве животной страсти.       Девушка не заметила даже, что тьма пропала, и они находились в подвале, с бетонного потолка которого светила одинокая желтоватая лампа. Откуда-то сверху свисали, позвякивая, ржавые цепи… Вечный атрибут ледяного Ада.       Кёрсти постанывала, закусив губу от наслаждения, и жгучая боль от игл, наконец дошедшая от рецепторов на её лице до коры головного мозга, заставила её открыть глаза. Иерофант Боли ускорил темп, его бёдра двигались быстро и размеренно, а по невозмутимому лицу никак нельзя было прочитать его чувства. Испытывал ли он хоть малейшее удовольствие?       Чувствуя приближение оргазма, балансируя на пике горячего наслаждения, Кёрсти обхватила шею Пинхеда и крепко прижала его к себе. Удовольствие нахлынуло одновременно с жуткой болью, когда несколько игл глубоко вонзились в её правую щёку, некоторые даже царапнули о зубы, и её рот мгновенно наполнился кровью.       На этот раз девушка почувствовала в себе его сперму, холодную, как и всё в главе сенобитов, но тем не менее безумно приятную.       Они так и продолжали лежать, не шевелясь. Кёрсти ощущала в себе его член и иглы, и наслаждение вперемешку с болью волнами накатывало на неё.

***

      Колокольный звон нарастал, врезаясь в мозг, вгрызаясь глубоко в самое естество. От него нельзя было скрыться.       Пинхед медленно, величаво встал, иглы легко высвободились из плоти. Он поправил одеяние и холодно посмотрел на девушку, задрожавшую под его суровым взором:       — Идём. Он зовёт.       — К-кто? — испуганно прошептала она. Как всегда, когда пропадает похоть, возвращается страх.       — Левиафан. Владыка Лабиринта.       Звон колоколов. Он призывал, тянул к себе… и ужасал. Ведь именно этот звон слышала Кёрсти, когда открывала Шкатулку.