Вынужденное обязательство

Гермиона улыбнулась и, чуть снисходительно похлопав его по груди, пообещала: — Могу тебя заверить: я никогда и ни за кого замуж не пойду. — Никогда не говори «никогда», любовь моя, — назидательно ответил он, целуя её в щеку. Откинувшись на его плечо, она закрыла глаза, а Люциус, задумчиво ведя пальцем по её скуле, продолжил: — Я никогда не думал, что буду встречать рассвет на крыльце дома в маггловском районе, сидя в одном кресле с самой знаменитой из грязнокровок. Но ты здесь, рядом со мной. Распахнув веки, Гермиона пристально уставилась на Малфоя. После подобного комментария следовало разозлиться, конечно, но его выразительный взгляд всё расставил по местам. О, она не сомневалась в его прямолинейности и очень хорошо понимала. К тому же и кроме слова «грязнокровка» хватало веских поводов для беспокойства: кто-то пытался убить её. Отвернувшись, Гермиона некоторое время неотрывно вглядывалась в небо. Солнце только начинало разливаться над крышами домов, и она замерла, созерцая эту в высшей степени притягательную картину. — О чем ты так сосредоточенно размышляешь? Подбираешь десять наиболее жестоких способов кастрировать меня за то, что я назвал тебя грязнокровкой? — полюбопытствовал Люциус. Гермиона встала с кресла. Он попытался удержать её руку, но не успел. — Нет, — отозвалась она, отвлёкшись от раздумий: — Меня вряд ли волнует что-то подобное, — и села на верхнюю ступеньку крыльца. Не поднимаясь из кресла, Малфой напряжённо выпрямился. Заклинание сокрытия он разместил только над крыльцом, но охранный периметр выставил далеко за пределы дома. Тем не менее, он не желал, чтобы Гермиона подвергала себя риску и отходила от него, пусть и не очень далеко. Поэтому тоже встал и присоединился к ней на ступеньках. Она опустила голову на его плечо, и Люциус обнял её. Всё получилось так естественно, так искренне, что ему почти удалось убедить себя: «Она принадлежит мне. Неважно, сколько ещё Гермиона намеревается отрицать это, она — моя. На самом деле моя». Поцеловав её в макушку, он спросил: — Что тебя так беспокоит? — Мне интересно, почему кто-то хочет убить меня. А кроме того, почему вы оба, Гарри и ты, считаете, что эти попытки каким-то образом связывают тебя и меня? — Гермиона развернулась, чтобы увидеть его реакцию. Именно сейчас Малфой не желал обсуждать эту тему. — Уверен, что понятия не имею, почему кто-то хочет убить обладательницу такого прелестного личика. — Я не об этом спрашивала. — А о чём тогда? — он попытался изобразить непонимание, хотя и знал, что уловка не обманет никого, а уж её в особенности. — Почему ты думаешь, что мы оба как-то связаны с этим делом? Так и не ответив на её вопрос, Люциус встал и вошёл в дом, оставив Гермиону наедине с щемящим чувством одиночества. Последовав за ним спустя какое-то время, она услышала, что Малфой принимает наверху душ, и решила позавтракать. Когда шум воды стих, она отправилась его искать. Люциус лежал на её кровати в одном лишь полотенце, жалюзи были опущены, в комнате царил сумрак. Подойдя ближе, Гермиона опёрлась коленом на кровать, коснувшись крепкого тела, и наклонилась, пытаясь рассмотреть выражение его лица. — Ничего не говори, — предупредил Малфой, прежде чем она успела проронить хоть слово. — Мне нужно поспать хотя бы пару часов. Тогда и только тогда я буду в состоянии отвечать на твои вопросы. — Не желаешь сначала заняться со мной любовью? — спросила Гермиона. Повернувшись, он внимательно взглянул на неё и заявил: — Ты никогда не должна просить об этом, — чувствуя, как что-то глубоко внутри ноет от любви к ней и от понимания того, что именно он навлёк на неё неприятности. Она села рядом, ласково проводя ладонями по его плечам и груди. Вытянув руку, он пригладил ей волосы. Малфой знал, что в конце концов придётся рассказать ей правду, но не мог себя заставить. «Только не сейчас», — подумал он, потому что прямо в эту секунду хотел только одного: снова любить Гермиону. Она заставила его почувствовать себя необходимым. Она заставила его почувствовать себя молодым, но что еще более важно, заставила понять, что нуждается в нём. Подтащив к себе, Люциус поцеловал её губы с жадностью и желанием, которых не испытывал уже очень долгое время. Заёрзав под ним и отстранившись, Гермиона спросила: — Ты будешь честен со мной? — Поверь, когда я занимаюсь с тобой любовью, я просто не способен лгать. Малфой слегка перекатился, так чтобы она оказалась под ним, и почувствовал, как затвердевшие соски упираются в его грудь. После душа он лежал в одном полотенце (утро выдалось тёплое) и рассчитывал, что Гермиона придёт и займётся с ним любовью, а уж потом можно будет спокойно вздремнуть хотя бы какое-то время. Гермиона оттолкнула его и, лёжа рядом, сорвала с себя рубашку, потянула вниз шорты от спального комплекта. Начала целовать его грудь и соски. Спустившись к рёбрам, упрекнула: — Ты такой худой. — Так откорми меня, — улыбнулся Люциус. Она как раз поцеловала низ его живота и, подняв лукавый взгляд, уточнила: — Прямо сейчас? — Ла-а-адно, потом, — протянул он, улыбаясь, но как только поцелуи продолжились, обхватил её лицо ладонями и потянул вверх, настаивая: — Скажи, что мне делать. Ни разу в жизни он никого не спрашивал ни о чём подобном. Люциус Малфой всегда знал, что ему следует делать, и не нуждался в советах. Он всегда был в себе уверен. Теперь же что-то в нём изменилось, и этот вопрос уже не вызвал абсолютно никаких неприятных ощущений. Приподнявшись над его телом, Гермиона улыбнулась и посоветовала: — Просто наслаждайся моментом. Его сердце на мгновение замерло, когда пришло осознание того, что она собирается сделать. Потянувшись к узлу на полотенце, Гермиона развязала его и позволила ткани плавно соскользнуть с крепких бёдер. Она облизала губы, и Малфой невольно прикрыл веки, потому что этот вполне безобидный жест мгновенно поднял в нём волну острого возбуждения. Обхватив член руками, Гермиона полностью сосредоточилась на нём. Её прикосновения казались невинными, столько в них было почти исследовательского интереса. Люциус открыл глаза как раз вовремя, чтобы увидеть опускающуюся к паху голову, и ему показалось, что сердце в груди взорвалось. Когда Гермиона вобрала член в рот, Малфой даже зажмурился от накатившего абсолютного восторга, но тут же вновь распахнул глаза, не желая пропустить ни секунды волнующего зрелища. Её ладошка сжала основание возбуждённо приподнявшейся плоти, а затем, словно желая попробовать на вкус, Гермиона провела языком по небольшой щели на самом кончике крупной головки. Это незначительное вроде бы действие заставило его член увеличиться и затвердеть столь стремительно, как не бывало до сего момента ни разу в жизни. В своё время жена редко баловала его подобными «изысками». Обычно она не выказывала готовности к разнообразию или чему-то новому в постели. А Люциус, поскольку любил её и знал, что может удовлетворить подобные желания с другими, заинтересованными в процессе ведьмами, можно сказать, усадил жену на пьедестал: сдувал с неё пылинки, уважал и всячески потакал её нуждам и желаниям. Но рядом с молоденькой ведьмой Грейнджер Малфой чувствовал себя иначе. С ней он мог оставаться самим собой: открытым, честным, настоящим. Потому что и она была с ним именно такой. «Я буду относиться к ней с теми же любовью и уважением, что и к Нарциссе. Вот только для Гермионы Грейнджер у меня не найдётся пьедестала. Богом и чёртом клянусь, она всегда будет рядом со мной…» Гермиона начала двигаться быстрей, вбирая его всё глубже, однако в какой-то момент в прикосновениях появилась нерешительность, её губы дрогнули и расслабились. Не принуждая, но безмолвно умоляя не останавливаться, Люциус положил руку ей на голову. Она послушалась и этим подтолкнула его, уже безумно возбуждённого, за грань: он кончил, простонав её имя. Отстранившись, Гермиона замерла, словно не понимая, что делать дальше, и Малфой, взяв её за руку, нежно притянул к себе. — Всё нормально? — помолчав, пробормотала она. — Почему ты спрашиваешь? Всё было замечательно. — Просто с моего последнего раза прошло уже довольно много времени, — смущённо засмеялась Гермиона, свернулась в клубок рядышком и ласково мазнула носом по его шее и лицу. Перевернув на спину, Люциус приподнялся, нависая над ней. Провёл ладонью по руке, спустился к бедру и погладил между её ног. — Жена всегда была так сдержанна со мной. Мы немногим делились в спальне да и вне её пределов тоже. Видишь, я стараюсь быть честным с тобой, — скользнув одним пальцем во влагалище, он с нажимом провёл подушечкой большого вверх, разделяя её плоть, словно дольки апельсина. Гермиона развела ноги шире и произнесла волшебное слово: выдохнула его имя, как и он ранее — её. Опустившись перед ней на колени, он прижался ртом к припухшим розовым складкам, продолжая дразнить длинными влажными мазками. Опытные пальцы погружались в неё в одном ритме с движением языка и губ. Вскоре, захваченная потоком эмоций Гермиона кончила и, запрокинув голову, вскрикнула. Она ещё продолжала содрогаться, когда Малфой затянул её в объятья. Наконец, отзвуки оргазма утихли, и Гермиона нежно погладила его лицо. — Ты поспи немного. А мне ещё душ нужно принять. Она снова диктовала ему, что делать! Но Люциусу это нравилось. Очень нравилось. Полностью удовлетворённый, он перекатился на бок и вскоре задремал… Спустя какое-то время он проснулся и ещё раз быстренько принял душ. Осознав, что уже почти полдень, Малфой отправился на поиски того, что можно было бы безболезненно превратить в подходящую случаю одежду. Он вспомнил, что в первую ночь пребывания в этом доме видел в спальне шкаф-купе, наполненный одеждой Аллена. Однако ему не хотелось попадаться на глаза Гермионе: «Ей наверняка станет неприятно, если она обнаружит, что я роюсь в вещах её покойного любовника. И в дом Драко возвращаться не хочется даже на секунду. Даже для того, чтобы взять чистую одежду». Поразмыслив подобным образом, он, словно по наитию, направился к небольшому купе, стоявшему в той же комнате, и отодвинул дверцу. Там тоже висела одежда Аллена. Секунды хватило Люциусу, чтобы рассмотреть содержимое шкафа. Сняв с плечиков несколько основных предметов гардероба: две пары брюк, туфли и несколько рубашек, он заглянул в ящики стоящего рядом комода. Как он и думал, личные вещи Аллена по-прежнему лежали на своих местах, словно тот всего лишь отлучился по делам и вот-вот вернётся. Оттуда Малфой тоже взял всё, что могло понадобиться. Сложив одежду на кровать, он преобразовал её соответственно собственному размеру и стилю, а затем, решительно перехватив палочку, избавился от остальной одежды. Он не уничтожил её, нет. Просто спрятал в гараже. Надев брюки и тёмно-синюю рубашку, он отправился на поиски Гермионы. Люциус откуда-то знал, что она совсем рядом. «Точно так же я чувствовал раньше присутствие жены… — подумал он и тут же удивился: — Почему я сегодня так часто вспоминаю её?» Малфой был уверен, что и эти воспоминания непосредственно связаны с Гермионой Грейнджер. Он уже не ощущал вины и печали, что обычно царапали душу при мысли о Нарциссе. Просто вспоминал о ней, и теперь это было даже приятно. Он почти сразу нашёл Гермиону в спальне, переделанной под кабинет. Она увлечённо просматривала какую-то папку, даже не заметив Люциуса, когда тот вошёл в комнату. И очаровательно выглядела в летнем платье красного цвета. Остановившись перед самым столом, Малфой заглянул в документ, который она читала, и сразу выхватил в тексте имя Аллена. Бумага оказалась официальным министерским уведомлением о его смерти. — Как оно к тебе попало? Гермиона, прямо посмотрев ему в глаза, ответила: — Гарри принёс несколько минут назад. — Поттер здесь? — Люциус не смог скрыть охватившей его брезгливости и скривился, словно попробовал что-то мерзкое. Она невольно рассмеялась, глядя на выражение его лица. — Нет, он был здесь. Но уже ушёл. Я его попросила, вот он и принёс. — Что надеешься найти? — Сама не знаю, — призналась она и вернулась к изучению документа. Малфой присел на краешек стола совсем близко, так, что их разделяло что-то около дюйма. По-прежнему не глядя на него Гермиона сказала: — Они так и не нашли убийцу, поэтому для меня всё ещё ничего не кончилось... Вот только что Аллен был здесь, рядом со мной, а в следующее мгновение его не стало… — она вновь посмотрела на Люциуса, но не казалась грустной, скорей задумчивой. — Собираясь утром на работу, он поцеловал меня в щёку, сказал, что мы увидимся позже, и больше я никогда не видела его… не разговаривала с ним… — Они так и не узнали, кто и почему его убил? — Нет. Даже тела его не обнаружили, только косвенные улики того, что он убит. Она закрыла папку и поднялась. Малфой притянул её к себе, поставив между собственных ног, а когда Гермиона склонила голову на его плечо, обнял за талию. Она продолжила: — Мне сказали, что тело полностью уничтожено, и останков попросту нет. А я так сильно по нему скучаю иногда… Мне казалось, я буду чувствовать себя виноватой, если полюблю кого-то ещё… Как будто предам его этим, — кинув на Люциуса короткий взгляд, она продолжила: — Но нет. Ничего такого. Думаю, я только оттого и ощущаю себя виноватой, что нет во мне этого гложущего чувства вины. Он криво улыбнулся. — Ты слишком много думаешь. Чуть отстранив Гермиону от себя, он поднялся со стола и повёл её к большому удобному креслу в углу комнаты. Опустился в него и, посадив её к себе на колени, попросил: — Расскажи мне об Аллене, я хочу лучше узнать, какой вы были парой. Малфой желал от неё большего, чем просто физическая близость. Ему хотелось пережить вместе с Гермионой каждый момент её жизни. — Тебе будет неприятно. — Я бы не просил, если бы не хотел этого, — искренне возразил он. — Может быть, я не хочу говорить о нём, — упёрлась Гермиона. — Вспоминать слишком больно. Иногда я задаюсь вопросом: что если мой траур по нему напрасен? Вдруг он не любил меня так же сильно, как я любила его? Обхватив её лицо ладонями, Люциус очень серьёзно ответил: — А вот тут ты, хорошая моя, ошибаешься. Он очень любил тебя. — Ты-то откуда знаешь? — она отвела его руки от лица и опустила вниз, продолжая удерживать в своих. — Я позволила тебе заглянуть в мои воспоминания, и ты увидел, как сильно я любила его. Но это вовсе не значит, что тебе известно, какие чувства он испытывал ко мне. Откуда тебе это знать? — Я был знаком с Алленом. Хорошо знаком. И работал вместе с ним над одним из проектов как раз в то время, когда он умер.