Изменить мир

      Стены обтянуты золотисто-жёлтой тканью, на креслах, диванчиках и пуфиках она чуть темнее, но в тон и с похожим рисунком, портьеры, белоснежные с тонкими золотыми вертикальными полосками, освежают покои. Лёгкий ветерок из приоткрытого окна колышет их, заставляя вспыхивать сверкающими искрами. Всё вместе очень напоминает дворцовые интерьеры — такие охотно фотографируют туристы. Но в этой комнате явно живут: на столе остатки ужина, надкусанный фрукт лежит на блюдце, розовеет вино в бокале. В кресле с удобной спинкой сидит молодая женщина, и, приглядевшись, Аля узнаёт в ней ту, что занималась любовью сразу с двумя мужчинами. Сейчас один из них стоит за спиной незнакомки и смотрит на второго, коленопреклоненного. Женщина что-то говорит и, судя по всему, это не очень хорошее — раз второй мужчина склоняет голову всё ниже и ниже. И почему-то не возражает, когда та, взяв плеть, обрушивает её на обнажённые плечи. Он даже не вздрагивает — замирает, а тот, что стоит за креслом смотрит на него с тревогой и сочувствием.       Картинка движется, искажается, плывёт, но яркая алая полоса на сильной спине не меняется, словно это самое главное, что нужно увидеть. И… — Аля, я же просила тебя сегодня встать раньше! — Прости, мама. — Поднимайся, на рынок нужно ходить до девяти часов, только тогда мы сможем купить всё самое лучшее и свежее…       «Угу, а просрочку ты приобретёшь в магазине…» — А раз ты проспала, то завтракать уже не будешь. Я не намерена ждать, пока ты набьёшь свою утробу.       «Уж кто бы сомневался!»       Утро было на редкость неприятным даже для середины осени: промозгло, сыро и с ледяным ветром, от которого не спасала довольно лёгкая курточка. Зимнюю Але позволяли надевать, когда на улице температура подходила к минус десяти, не раньше: мать говорила, что закаливание верный путь к здоровью. Хорошо было лишь то, что лужи и грязь подмёрзли за ночь и хотя бы не расползались под ногами чавкающими ошмётками. Из припаркованной машины доносились натужно-весёлые голоса, словно поющие пытались убедить себя и других, что им ужас как хорошо. — Это осень, ууууу! Порывистый ветер, слякоть и жуть! Это осень, уууу. под ногами желтая муть это осень, ууууу… — Что тут у вас, милейшая? — мать остановилась возле столика с разложенными баночками и пакетиками. — Сметанка, сливочки, творожок. Молочко козье есть, если желаете, — напевно проговорила бабища необъятных размеров, оттесняя хилого мужичонку от стола. — Козье? Сколько стоит литр? — Сто рублей, милая, сто рублей… — Да вы не… — мать явно проглотила грубое слово, но сдержалась и, поинтересовавшись ценами на сметану и творог, пошла дальше по рядам.       Аля покорно тащилась следом, а вслед ей неслось: — Хорошо, что закончился отпуск, Уже отдыхать неохота! Разбуди меня, будильник, Я скучал по тебе, работа!       «Интересно, а кто-нибудь скучает по работе? Или таких нет? — под ногами хрустнул ледок, и Аля торопливо пробежала большую лужу: не хватало ещё ноги промочить.       Мать шествовала по рядам, приценяясь время от времени и пробуя товар, но Аля точно знала, что купит она всё в киоске от молкомбината «Бурёнка», где было недорого, но качественно. Зачем же ходить и делать вид, что собираешься что-то купить? Девушка искренне не понимала всего смысла этого ритуала. Хотя, если подумать, мать пока пробует продукцию, вполне может наесться до отвала свежего и вкусного. Аля посмотрела на крутобокие яблоки, пирамидой выложенные на прилавке и, пока мать копалась в груде мелких и невзрачных, набирая полный пакет, погладила румяный бок. — Возьми себе, красавица! — Что? — Аля встретилась глазами с пожилой женщиной. Яркий цветастый платок на голове подчёркивал морщины на смуглом лице, оттенял жёсткие усики и не скрывал мудрости ясных глаз. — Угощайся, красавица, — в руку Але легло крупное яблоко.       «Прямо как в Белоснежке!» — Но… — Аля не знала, что думать: разве та не замечает уродливого пятна на лице? — Кушай, милая, кушай*. Не оглядывайся на эту женщину.       Аля вдруг тряхнула головой, сбрасывая капюшон, и с вызовом уставилась на старуху. — Вот оно что… — прошептала та, вглядываясь в пятно, и непонятно добавила: — меченая дорогой. — Что? — Ничего, милая. — Вы сказали… — Красавица, ты ешь яблоко, не слушай глупую старуху. И будь осторожна, не позволяй обиде закрыть сердце. — Что?       Но старуха только улыбнулась, мудро и печально, а когда мать, наконец, двинулась по рядам, увлекая за собой Алю, прошептала: «Ещё не время, милая. Ещё не время!»       Домой мать повернула только к двенадцати, нагрузив Алю двумя тяжеленными сумками, сама же несла только пару килограмм винограда россыпью. В пакетике лежали насыпанные ягоды, где целые, где уже давленые, а где и чуть подгнившие — те, что осыпались с кисточек и продавались по сниженной цене. — Виноград очень полезен, там много витаминов, — говорила мать, и Аля понимала, что проведёт полдня, перебирая ягоды. — Добрый день, Алевтина, — от этих приветливых слов, сказанных бархатным баритоном, у Али сжалось сердце. — Добрый день, Лев Анатольевич, — пролепетала она. — Это ваша мама, как я понимаю? — Да. — Алевтина! С кем ты разговариваешь? — судя по недовольному виду матери, Алю ждала неминуемая выволочка. — Мама, это мой преподаватель физиологии, Лев Анатольевич, — попыталась смягчить гнев матери девушка. — Очень приятно, — всем своим видом та показывала, что это вовсе не так. — Мне тоже… — Лев Анатольевич замялся, сообразив, что не знает имени дамы. — Галина Станиславовна, — мать решила, что тот достоин узнать её имя. — Прекрасное имя для прекрасной дамы! — галантно проговорил мужчина, склоняясь к руке женщины.       Мать смягчилась и благосклонно позволила поцеловать себе ручку. — Какие… — она помялась, подбирая слова, — вежливые преподаватели работают в твоём колледже, Алевтина. Вы тоже предпочитаете ходить за продуктами с раннего утра? — Ну что вы! Разве мужчины способны на такие подвиги? — улыбнулся Лев. — Я всего лишь пришёл купить свежих овощей. Не очень люблю готовить, но приходится: холостяцкая жизнь обязывает! — О! Вы неженаты? — в глазах матери на миг мелькнуло что-то хищное. — Я ещё не встретил свою единственную… — Ой, ну какие ваши годы! Ваша половинка, наверняка, уже в пути… — судя по заблестевшим глазам матери, она была не прочь ею оказаться.       Мать кокетничала с преподавателем, а Аля с тоской думала, что на её фоне выглядит серой уродливой мышью. Она так и не поняла, в какой момент оказалась позади флиртующей парочки, а самый тяжёлый пакет перекочевал в руки Льва Анатольевича, и каким образом матери удалось-таки заманить красавца мужчину «на чай». Это было самое грустное чаепитие в её жизни — смотреть, как недосягаемая мечта говорит комплименты её матери. А та явно плавилась в лучах мужского внимания, поправляла волосы, кусала губы, блестела глазами, словом, показывала себя во всей красе.       И Лев Анатольевич явно оценил старания женщины — вон как глазами-то стреляет по сторонам. Или это он прикидывает стоимость квартиры в центре города? На взгляд самой Али, ничего в ней хорошего не было: слишком высокие потолки, слишком мрачные комнаты, слишком неуютная, обставленная случайно подобранной мебелью: от пары антикварных вещей в не очень хорошем состоянии до так называемой «стенки», производства одной из бывших братских республик. О стоимости такой квартиры Аля даже не задумывалась, зато Лев Анатольевич явно прикинул и вовсю обихаживал её мать.       Девушке было грустно, особенно от понимания, что это именно то самое, правильное, развитие событий — мать ещё молодая и интересная женщина без уродливого пятна на лице. На фоне субботнего дня померк даже предстоящий в следующую пятницу Осенний бал, на который уже не хотелось идти.       Но от настроения Али ничего не зависело, и в положенное время она звонила в двери своей двоюродной бабушки. — Добрый вечер, Юлия Александровна. — Добрый… что встала на пороге? — бабушка явно была не в духе.       Причину Аля не поняла, бабушка была лишь чуть более молчалива, чем обычно, но внучку нарядила, подкрасила и даже сделала причёску, распустив каскад локонов с левой стороны, которые немного прикрыли безобразное пятно. — Ну, что ж… — Юлия Александровна осмотрела девушку, — хорошо выглядишь.       Та только грустно улыбнулась: за последнюю неделю настроение упало до минусовой отметки — Лев Анатольевич незаметно, но очень прочно прописался в их квартире, и явно всё шло к тому, что он вскоре предложит Галине руку и сердце. То, что взамен он получает уже действительную прописку в одном из престижных домов, было такой мелочью, о которой приличные люди даже не говорят.       Привычно придерживая длинное платье — Аля, когда осознала свой жест, чуть с лестницы не упала, мигом растеряв всю элегантность — она ступила в спортивный зал, приспособленный для проведения Осеннего бала. Высокие окна, забранные сеткой от случайного мяча, неумело замаскировали вырезанными из жёлтой и красной бумаги листьями, вдоль стен были закреплены букеты рябины, на столах стояли вазы с яблоками и грушами. Зал был почти полон, в одном углу сплетничали о нарядах, в другом делилась рецептами женская часть преподавательского состава, а в третьем, у музыкальной установки сидел прыщавый юнец, приглашённый вместе с соучениками из соседнего Электро-механического колледжа. По центру дефилировали девушки, демонстрируя купленные, сшитые самостоятельно или взятые напрокат наряды — от пышных юбок, напоминающих куклу на чайник, ярких красок, шёлковых шарфов и блеска дешевой бижутерии, рябило в глазах. Высокие прически, намертво сцементированные лаком, слой краски на лицах, душные облака духов — девушки подготовились на славу. На фоне большинства Алино скромное и явно дорогое платье выгодно выделялось своей изящной простотой, и она чувствовала себя немного неуютно. Особенно из-за того, что была буквально выставлена напоказ. — Ух, ты! Классно выглядишь!       Аля улыбнулась в ответ на неподдельное восхищение Маринки. — Спасибо, ты тоже, — вернула незатейливый комплимент Аля. — Не, серьёзно! Шикарное платье, реально. Где взяла? — Бабушка дала. — Ну, чума… ну у тебя и бабка! А кулончик тоже она отжала?       Аля кивнула, забавляясь диалогом. — Клёвый, ваще. Дашь поносить? — Не могу, — развела руками девушка, — это фамильные драгоценности, вот видишь? Серьги тоже из комплекта. — Жалко. Ну и ладно, я что-то похожее в шопе** видела. Чё не танцуешь? — Не с кем. — Ты чё? Это же быстряк, тут можно без пары. Пошли!       Маринка потащила Алю ближе к колонкам, где уже прыгала небольшая стайка девушек. Аля посмотрела на то, как нелепо выглядят те, дёргаясь в быстром ритме, совершенно не принимая во внимание вечерние элегантные наряды, и постаралась незаметно уйти. Танцевать вот так она не хотела, как умела — не могла, партнёров для вальса как-то не наблюдалось. Разве что попробовать пригласить Льва Анатольевича, да разве он пойдёт? Но, к удивлению девушки, тот подошёл сам. — Потанцуем? — это прозвучало так по-простонародному, что Аля с трудом сдержала улыбку: а вы не так уж блестяще воспитаны, как пытаетесь убедить окружающих. — Да, благодарю, — слова слетали с губ машинально, сказывалась долгая муштра в танцевальной студии.       И очень быстро Аля поняла, что всё умение Льва Анатольевича заключается в неуклюжем топтании на месте. Зато руки преподавателя лежали чуть ниже допустимой границы, словно проверяя, насколько Аля позволит зайти партнёру. А девушка наслаждалась даже таким «танцем», млея в крепких мужских руках и прекрасно понимая, что такое может никогда не повториться. ***       Каменные стены круглого зала были серыми и мрачными, в центре стоял овальный стол с расставленными бокалами и чашами с фруктами. Светильники — обычные стойки с шарами — освещали лишь высокие кресла, расставленные вокруг стола, да едва-едва балкон — он начинался у высоких двустворчатых дверей и тянулся вдоль стен. Широкие колонны поддерживали его, соединяясь между собой изящными полукружьями арок. Точно такие арки, только чуть поуже, виднелись на балконе, и там, казалось, двигались какие-то тени. Над столом нависала простая люстра из нескольких колёс, где в простых маленьких чашах стояли толстые незажженные свечи. Темноту арок слегка разбивали светильники в виде конусов, установленных на треногах.       За столом сидело несколько женщин разного возраста — во главе уже немолодая, когда-то красивая, сейчас же окутанная такой аурой власти и достоинства, что остальные казались незаметными. — Ты уже третий раз за месяц прибегаешь к жертвоприношению. Сестра, как ты можешь это объяснить? — Просто был слишком сильный прорыв, ничего странного, — пожала плечами женщина.       Из высокой причёски выскользнула прядь волос и прикрыла качнувшийся чёрный камень серёжки. В его глубине горел мрачный алый огонёк, такие же камни, только в виде квадратов, украшали диадему из белого золота. В сочетании с черным закрытым платьем, диадема выглядела особенно нарядно. Торжественность и строгость одеянию придавала тонкая серебряная вышивка по краю широких рукавов и на воротнике. На груди висел крупный медальон с изображением герба. — Это не оправдание для твоих действий: закон гласит, что прибегать к таким мерам мы можем только в самых крайних случаях. — Это был как раз такой случай, старшая! — Если бы ты правильно работала с Кругом Силы, тебе не пришлось бы убивать своих рабов, — проговорила ещё одна женщина. — И третий прорыв за месяц? Что с твоей Силой, Альтнея? Разве тебе не хватает резерва держать Двери закрытыми?       Альтнея бросила на неё быстрый взгляд и едва заметно скривилась — пухленькая круглолицая Морин не походила на носительницу Силы. — Не твоё дело, Морин! — фыркнула Альтнея. — Как это не моё? — всплеснула руками та, и длинные рукава алого платья чуть не смахнули со стола кубок с ключевой водой. — То, что я делаю в своём доме касается только меня и моих сокланников, — холодно ответила Альтнея. — Ты ошибаешься, сестрица, — проговорила Мэрсайл, и под её осуждающим взглядом Альтнея стушевалась: эта женщина была из племени воительниц и до сих пор могла всадить кинжал в центр мишени и глаз врага, на выбор, — всё, что нарушает течение Силы, касается всех нас. Твое безрассудство и слишком частые жертвоприношения нарушают Большой Круг. Найди другой выход и закрывай Двери с помощью своих собственных Сил. Или найди причину, почему ты не можешь это делать без крови жертв.       Уроженка Золотой степи, где мужчины и женщины были равны и вместе пасли стада и охотились на тонконогих косуль, она до сих пор предпочитала церемониальным нарядам одежду своей родины. Мэрсайл и сейчас была одета в кожаную жилетку и юбку с разрезами по бокам, открывавшую крепкие ноги степнячки в высоких сапогах. Единственной уступкой традициям Совета был головной обруч с тремя зубцами надо лбом и подвеска с гербом Дома. — Я согласна с нашей сестрой Мэрсайл, — проговорила золотоволосая Орлэйт. — Поддерживаю, — кивнула Морин, — Рагнак, быть может, следует направить к Альтнее сестру Лиадиан? — Согласна с сестрой Морин, — ответила старшая.       Рагнак оглядела остальных женщин и встретила в их взглядах только поддержку и одобрение. — Альтнея, через пять дней к тебе прибудет дознатчица. Надеюсь, ты поможешь сестре Лиадиан найти причину утечки твоей Силы. На этом всё, сёстры. Полного вам Круга! — Полного Круга, старшая! — ответили женщины. — Вкусим же пищу, посланную нам Создателем нашим, и да будет защитная Сеть крепка, а Круг Силы полон!       Уходили женщины, оставляя на столе кубки с водой, надкусанные фрукты, тонкие лепёшки… Один за другим гасли огни в светильниках, постепенно погружая зал в темноту… Наступала тишина и покой… ______________ *самой не нравится, но так надо. ** пусть будет.