Немного иначе

Нежить. Твари, имеющие демоническое начало. Существа, не заслуживающие ни жалости, ни понимания, ни спасения. Одно их неверное движение, одно неосторожное слово, и дети ангелов оказываются рядом, скорые на справедливую расплату. Клинок дрожит от нетерпения в руках, а тетива ликующе звенит, когда стрела, мелькнув алым оперением, вонзается точно в цель. Демоническим отродьям не место среди примитивных. Им вообще нигде нет места. Алек с удовольствием отправляется на подобные рейды, когда нужно приструнить тварей, нарушивших Закон, хотя в то же время он и не чурается отношений с представителем Нижнего мира. Тем более, что тот обладает симпатичным личиком, великолепен в постели, владеет огромным магическим потенциалом - плохо ли? И самое главное - Верховный маг неожиданно оказался абсолютно, бесповоротно влюблён в него. Это льстит, потому что все знают - любовь магов совершенна, а Магнус не только красив, но и умён, непредсказуем, в своих порывах напоминая бушующее пламя, столь неконтролируемое, внушающее трепет, покорное лишь в умелых руках. Для охотника Бейн стал тихой гаванью, в которой можно скрыться от внешнего мира, от всех невзгод. И каждый раз сминая в поцелуе мягкие, податливые губы, зарываясь пальцами в чёрные, жёсткие от лака и блёсток волосы, прижимая к себе крепче довольно урчащего мужчину и глубже вдыхая приятный сандаловый аромат, окутавший весь лофт и их двоих, Алек, наконец, чувствует - умиротворение, защищённость, возбуждение. Не нежность. Их отношения длятся достаточно долго, а Магнус слишком умён, чтобы не заметить фальшь, шлейфом тянущуюся за каждым обещанием и признанием нефилима. И Лайтвуд не понял, как это произошло, просто однажды Бейн мягко оттолкнул его от себя, уворачиваясь от приветственного поцелуя, а в золотистых глазах привычное тепло сменилось ледяным спокойствием. "Удобно, когда подстилка не только хорошо обхаживает в постели, но ещё и подрабатывает волшебником на побегушках, не правда ли?" Алек молчит, не отводя взгляд, и, наверное, должно быть больно где-то в районе сердца, и горечь должна захлестнуть горло, но этого нет. Есть лишь лёгкое сожаление - потому что и правда было удобно. Маг читает охотника словно открытую книгу - не удивительно, что догадался, наконец, и всё же нефилим спрашивает - не может не спросить: - Как? - Я же колдун, - усмехается тот, и в голосе нет ни злобы, ни ненависти. А глаза пустые, словно из него разом выкачали все эмоции. И от этого Алеку даже немного не по себе - уж лучше бы кричал, пытался ударить, швырнул магическим шаром, хоть что-нибудь. Но Магнус слишком горд, чтобы опуститься до такого. Спросил лишь обречённо: - Ты вообще любил меня? Хоть на одно мгновение? Будь на его месте кто-то другой, Лайтвуд бы рассмеялся, не сдерживаясь, потому что это так наивно, так глупо. Но перед ним Магнус - искренний, беззащитный, сломленный. И охотник рад бы соврать, да только тот ждёт честного ответа, поэтому с губ невольно слетает тихое "прости". Колдун понимающе кивает, словно он и не ожидал другого ответа. Предупреждая немую просьбу, Алек потянулся к магу, едва касаясь его губ своими, и, развернувшись, вышел из лофта, навсегда оставляя за этой дверью своё тихое пристанище. Детям ангелов всегда было наплевать на чувства нежити - и так будет всегда. Единственный, чью смерть по необъяснимым причинам Лайтвуд ни за что не хотел бы увидеть, рассыпался стеклянным крошевом в его руках.