«- Неожиданно, да? - Неожиданно и внезапно — это разные вещи. Внезапно из-за угла выпрыгивают. А неожиданно... Что это вообще? Я уже привык ждать чего угодно».
(Г.Р. Эванс. Странник. Чернильное облако)
Морган не знал почему, но чаще всего слова фонтанировали из него ближе к ночи. Днем процесс шел не так интенсивно и легко, как в темное время суток. То ли ночью атмосфера повелевала творить, то ли Морган днем ленился. Руди уже собирался ложиться спать, а Морган устраивал себе местечко, наливал чаю, приносил печенье — на всякий случай. Вдохновения могло хватить ненадолго или же его могло быть столько, что Морган отключался с мыслью, что утром он поймает ускользающую музу за вертлявую пятку и напишет все то, что хотел написать, когда пальцы переставали слушаться, а мозг подавал глазам сигнал закрываться. Но обычно утром все становилось по-другому. Просыпался мир, за окнами светало, и вдохновение отправлялось на боковую набираться сил для вечернего шоу. В эту ночь было так же. Морган писал, блуждал по квартире, смотрел ролики в Интернете, чтобы отдохнуть и отвлечься. Потом снова писал — и так до полного истощения запасов накопленной энергии. Усач был рад, что ночью у него был компаньон. Кошки — ночные существа. Возможно, Усачу казалось, что его хозяин тоже кот. Во всяком случае, он любил подмурлыкивать что-то на своем языке и ждать реакции от Моргана. Тому ничего не оставалось, кроме как подыгрывать и притворяться, будто он понял, о чем шла речь. Девять абзацев были написаны за два подхода. Морган перечитал текст, похвалил сам себя и поджал ноги на кресле, где оборудовал себе зону для творчества. Усач мазнул хвостом у него по подбородку. - Ничего, сейчас я отдохну и снова... - Морган прикрыл глаза и сам не заметил, как уснул. Утро встало не с той ноги. Руди вручил внуку тряпку с ведром и велел прибрать половину дома, пока он сам мыл остальную. Морган запнулся о швабру и налетел на дверь. - Какой кошмар, - прокомментировал Руди увиденное. - Морган, прекращал бы ты свои ночные посиделки. Всего хорошо в меру. Пиши вечером, хоть до полуночи, но никак не до четырех утра. Ты же потом разбитый весь день ходишь. - Я не разбитый, а немного дезориентированный, - отмахнулся Морган. - Так что, говоришь, мыть надо? К уборке Морган относился прохладно и уж тем более не понимал фанатичного желания видеть вокруг только сверкающе чистые поверхности и ни одного лишнего предмета не на своем месте. Для Моргана главным оставался комфорт, и если комфортно, чтобы книга лежала на кресле, она должна лежать на кресле. Морган мыл пол, думал о Тие, думал о Брюсе и вчерашней китайской кухне. Он заказал кучу всего в китайском ресторанчике, и у них с Руди был чудесный вечер: вкусный, тихий, с «Джуманджи» на экране телевизора. - Морган, завтракать будешь? В груди от слова «завтрак» потяжелело. Морган недоуменно потрогал причиняющее дискомфорт место и поморщился. - Там свинина в кисло-сладком соусе осталась и тофу немного. - Руди заглянул в комнату, которую обихаживал внук. - Но я бы советовал чего полегче. Может, омлет? Или овсянки? - Дед, не надо о еде. Как-то мне нехорошо. - Ты не заболел? - Руди заботливо потрогал лоб Моргана, который был выше него почти на голову, и заглянул в лицо. - Это все твоя ресторанная еда. Говорил я, домашняя пища... Морган вырвался из захвата, вручил деду швабру с болтающимся на тряпке Усачом и рванул к туалету. Мутило не сильно, но ощутимо. Морган заглянул в зеркало, рассматривая себя, когда в дверь постучал беспокоящийся Руди. - Морган? - Да все нормально почти. Это, наверно, лапша боком мне вышла. Я же чувствовал, что от нее пахло подозрительно. - Если ты отравился, то стоит позвонить врачу. - Дед, все нормально, не паникуй. - Морган сел рядом с унитазом и потер лицо руками. - Я здесь немного посижу и выйду. Не стой под дверью, умоляю. Руди буркнул что-то недовольное, но у дверей стоять перестал, предоставляя внуку право издавать любые звуки и страдать в одиночестве. В туалете Морган пробыл весь завтрак, включая приготовления к нему. Тошнота то подступала прямо к горлу, то испарялась без следа и объяснений. Морган за это время успел призадуматься, что могло вызвать такую реакцию организма, если раньше он отлично уплетал все подряд, отличался здоровым аппетитом и был способен переварить лапшу быстрого приготовления с молочным коктейлем и кусочком зажаренной во фритюре, а значит промасленной, курицы на закуску. И даже икоты не было, о изжоге и речь не шла. А тут какая-то жареная лапша с овощами — и Моргана подкосило. Не найдя достойного ответа, кроме нецензурной брани в адрес того ресторанчика, где вчера заказывался ужин, Морган, когда ему относительно полегчало, выбрался из туалета и едва не стал заикой, потому что Руди в своих светло-голубых домашних одеяниях напоминал призрака, стоя посреди коридора. - Дед, тебе только в ужастиках играть, в сценах с напряженной музыкой. - А тебе и грим не нужен: сам по себе беленький. Лучше? - Так себе. И вообще, знаешь, что я подумал? Руди поднял брови, а Морган заявил: - В тот ресторан больше никогда! Это ж надо! Намешали всякого, а мой бедный желудочек вынужден мучиться. Руди такой ответ Моргана более чем устроил, и он еще несколько минут рассказывал о достоинствах домашних блюд, приготовленных собственными руками с любовью и заботой. После Моргану вручили поваренную книгу, которую тот повертел в руках, полистал, посмотрел на вкусные картинки и поинтересовался: - И на кой она мне сдалась в век Интернета? - А на кой люди покупают твои книги в век Интернета? Бумажные книги — это святое. Бедный Гутенберг так старался... - Понял, осознал ошибку. Прошу прощения у Китая, Гутенберга и всех тех, кто изобретал печатные машинки.***
День, не считая утреннего недомогания, был хорош ровно настолько, насколько мог быть хорош. Морган улыбался солнышку за окном, обманчиво теплому на вид, и думал о том, что хотел бы однажды побывать в Ирландии. Слишком уж красиво та выглядела на фотографиях. Морган искренне надеялся, что природа тех мест и впрямь была столь же самобытна и прекрасна, как показывали снимки. К тому же Ирландия была родиной лепреконов и немного его собственная. Насколько знал Морган, особо не страдающий нехваткой и без того скудной информации о биологическом родителе номер два, тот был ирландцем — возможно, полностью, возможно, наполовину. А это значило, что и в Моргане текла кровь кельтов. Он бы даже носил фамилию О'Нилл с типичной приставкой «О». Морган любил ту фамилию, которую имел, и неважно, что она не блистала оригинальностью и была более простой, чем деревянный брусок. Зато красивая. Помечтав о Ирландии, Морган перевел зеленые часы на их время и подумал, что будет потрясающе, когда у дома вырастут деревья. По его мнению, Нью-Йорку не доставало зелени и обаяния. Дома, дома, дома, машины... Стеклянный лифт — это бред, куда симпатичней фикус в кадке или уникальность в архитектуре. Современные строители и архитекторы стали забывать о такой штуке как стиль, а ведь люди в большинстве своем восхищались не небоскребами, а Версальским дворцом, Королевским павильоном, замком Нойшванштайн. - О чем задумался? - спросил Руди, вытаскивая Моргана из размышлений о барокко и классике ландшафтного дизайна — садах Мин Руйс в Нидерландах. - О том, что в Нью-Йорке мало шарма. Классический мегаполис. Знаешь, никогда не любил изображения городов будущего с небоскребами и кучей летающих машин. Люблю, когда глазу есть за что зацепиться. - Путешествуй. - Пожал плечами Руди. - Деньги есть. Набрался бы впечатлений. А то сидишь на одном месте как куст. - Де-ед, не начинай. - Взял бы своего Брюса, рванул бы с ним на острова. Побегали бы голышом по дикому пляжу. Морган покосился на деда. - Голышом? И это говорит мне мой дедушка? Что за лекарства ты пьешь? Не веселящие таблетки, нет? - Я практически уверен, что вы с ним не букварь изучаете... Я хочу, чтобы ты развивался. - Я читаю и смотрю фотографии. - Морган, ты больной? - спросил Руди и вздохнул: - Естественно, опять я забыл. Какие фотографии? В общем так, чтобы перестал трусить и набрался храбрости побывать там, где хочется. - Я подумаю над этим вопросом. - Мы не в политическом кружке. - Руди погрозил внуку пальцем. - Смотри у меня! Морган и смотрел. В окошко. Когда в окошке не было ничего интересного — а такое происходило чаще всего, — то в монитор.***
Брюс обещал позвонить в пять, но шли часы, а звонка все не было. В шесть Морган пожал плечами и подумал, что Брюса где-то ухватили за галстук дела, велев перерабатывать. В семь он решил, что дела хоть и пленили Брюса, но в рабство не брали, поэтому позвонил ему сам, но тот не взял трубку ни после первого, ни после восьмого звонка. Морган не считал себя истеричным типом, но внутри проползла холодная змейка легкой паники. В восемь Брюс все еще не отвечал. В девять Морган, проклиная все на свете и шипя на Усача, мешающегося под ногами, собрался и вызвал такси, больше всего мечтая вломиться к Брюсу и пнуть того за беспокойство. Пинать было некого: дома у Брюса была тишина. Морган даже приложил ухо к двери, но услышал лишь отсутствие жизни за той. - Где ты, сволочь такая? - спросил Морган у телефона, вновь набирая Брюса. Легкая паника уже начинала обрастать плотью и костьми. Морган нервно вертел телефон в руке и прикидывал, кому можно позвонить. Родни Брюса, кроме Нила, он не знал. Маты в голове сменяли друг дружку, толкаясь и пыхтя. Морган бродил от лифта до двери, слушая мерное гудение первого. «Брюс! Какого хрена?!», - написал Морган уже пятое однотипное сообщение. Бродить вскоре надоело. Морган постоял у лестницы, у окна, у двери. В десять он плюнул на все и сел на коврик у двери в позе йога, пообещав себе посидеть совсем немного и пойти, если ожидание окажется бессмысленным. В ушах играла музыка из наушников. Морган одними губами повторял слова песни. Глаза у него были закрыты, а потому лифта он не услышал. Зато заорал, когда кто-то вынул провод от наушника у него из уха и пропыхтел: - Эй, парень, отойди-ка. На лестнице стояли две пары ботинок. Морган поднялся, отряхивая штаны, и уставился на Брюса, которого провожал приятель. От обоих разило алкоголем, но если незнакомый альфа как-то умудрялся стоять на своих двоих, то Брюса подкосило основательно: он шатался, как рожь в поле, и был обвязан галстуком, словно бечевкой. - Что за херня? - севшим голосом спросил Морган. - Првет, солнышко. - Брюс заулыбался. Он хотел обнять Моргана, но чуть не рухнул. Морган и притащивший Брюса незнакомец успели поддержать того. - Да стою я, стою. - Отмахнулся Брюс. - Где ты шлялся? - А ты его парень? - спросил незнакомец. - Есть ключи от квартиры? - Если бы были, я бы не сидел под дверью, как дебил! - Морган не мог удержаться от грубости. Он отобрал у Брюса портфель, болтающийся в руке, нашел там ключи, пропустил двух пьяниц в квартиру и зашел следом. - И где вы так накидались? - В стрип-баре. - Весело ответил второй альфа и тут же включил заднюю передачу: - Ой... То есть, в ресторане... - Понял я, не надо придумывать. В стрип-баре — значит в стрип-баре. Чудно. И скольких он успел потрогать за жопы? Приятель Брюса усадил того на кровать в спальне. - Да он сама добродетель! - Я не зменял тебе, - включился в разговор Брюс, нелепо пытающийся выпутаться из одежды. - Ладно, груз доставлен, я могу идти. - Второй альфа решил не задерживаться в одной квартире с начинающим кипеть Морганом, у которого первые струйки пара уже повалили из ушей. Морган отодвинулся в сторону, пропуская приятеля Брюса, и закрыл за ним дверь. - Доставлен, блин, - выдавил он. - Ну, ты и козел, - сказал он Брюсу, подходя к нему и помогая справиться с хитрым врагом — одеждой. Брюс был покорным, как пластилин, и являл собой полусонное доброе нечто. Морган ворчал и бухтел, обзывал ремень на брюках Брюса, пуговицы на манжетах рубашки. Когда он стащил с Брюса носки — удивительно чистые и безукоризненно целые, — тот внезапно обхватил его руками, уткнулся головой в живот и вздохнул: - Ты такой чдесный. Морган погладил Брюса по голове. Волосы у того были мягкими-мягкими. Морган запустил в них пальцы и помассировал, хотя еще пару мгновений назад мечтал по этой голове настучать. - И с чего вдруг пьянка? - спросил он тихо. Брюс не ответил. Он потерся носом о его кофту. - Люблю тебя, - пробормотал он. Морган перестал шевелить у того в волосах и уставился на штору. Он простоял так минут пять и только потом заметил, что руки Брюса его уже не держали: тот спал на краю кровати, не удосужившись нормально накрыться одеялом. Морган машинально укутал Брюса, на всякий случай отодвинул тумбу, чтобы Брюс, если бы надумал рухнуть с края кровати, не разбил себе голову или не наставил синяков, и ушел в гостиную. В голове полночи звучала запись пьяных слов Брюса.