«Это планеты подчинялись орбитальному движению, а люди были похожи на метеориты: летели как угорелые, врезались, куда придется, сгорали в атмосфере или сжигали все на своем пути».
(Г.Р. Эванс. Странник. Край неба)
Зеркало отражало не лучший вариант Моргана Эванса. Под глазами лежали неровные тени, лицо было бледным и изнеможенным, словно долгое время Морган работал на каменоломнях, не видя ни отдыха, ни солнечного света. Морган оттянул нижнее веко правого глаза и выдохнул, взлохматил волосы. Он никогда не был супермоделью с обложки глянцевого чтива, но сейчас даже до скромного «привлекательный» не дотягивал. - Я — Морган Эванс, - сказал Морган отражению, и то прошевелило губами, беззвучно повторяя слова. - Никто не смеет убивать во мне меня. Он произнес одно и то же около десятка раз, прервался на некоторое время, а затем повторил. Он совершенно не чувствовал себя идиотом. Аутотренинги придумали не развлечения ради. Он говорил и говорил эти слова до тех пор, пока в глазах не мелькнуло подобие искры, а в голосе не послышались уверенные нотки, сменяющие безразличный, скучный тон. Морган хотел выздороветь, и никакая сила во Вселенной не имела права мешать ему. Блеклая, унылая тень не могла сменить его настоящего. Раньше Морган посмеялся бы, если бы ему сказали, что он станет походить на призрака из-за обидного и кислого, как тонна лимонов, расставания. Теперь же он собирался разозлиться, потому что злость была лучше обреченности. Да, он раскис, сломался, позволил ситуации швырнуть себя на землю и присыпать сверху песком, плюнуть в подреберную область. Гай хотел бы, чтобы Морган поднялся, Руди хотел бы. Сам Морган хотел подняться, оглянуться и устыдиться, каким идиотом он был. - Вставай и двигайся дальше, ничтожество, - пригрозил отражению Морган. - Тебе всего двадцать пять. Ты успешен, хорош собой, у тебя есть друзья, поклонники. Тебя читают, любят и ненавидят. А что ты с собой делаешь? Краем глаза Морган увидел, как открылась дверь в его комнату, и туда осторожно заглянул дед. - С кем это ты говоришь? - спросил Руди, подозрительно оглядывая пустое, не считая самого Моргана, помещение. - Учу этого придурка жизни. - Морган указал на зеркало. Руди встал рядом с внуком, взглянул туда, куда тот показал. Морган не знал, чего дед ожидал увидеть — страну зазеркалья или замок Дракулы — но он как-то облегченно выдохнул и с улыбкой посмотрел на Моргана. - Ну, слава Богу, - сказал Руди, направившись к двери. - Не буду отвлекать ни тебя, ни твою шизофрению. Развлекайтесь, только не деритесь. Аутотренинг в какой-то мере помог. Настроение, до того плававшее на границе между «скверно» и «опять воняет рыбой», чуть приподнялось. Морган выглянул в окно, глубоко втянул в себя воздух нового дня и улыбнулся далекому, но щедрому Солнцу, милостиво позволяющему каждому желающему любоваться собой.***
Морган заставлял себя гулять и искать занятия, силком вытаскивал свое тело на улицу и тащил его по дорогам, заводил в магазины и приказным тоном велел находить что-нибудь на полках. Морган рассматривал картины, шторы, мобильники, хлебобулочные изделия, обложки тетрадей, фены с электрическими чайниками, семена, носки, подарочные безделушки в сувенирном отделе, сигареты, иконки, цветы в кадках и без. Он покупал себе всякие мелочи вроде блокнота с мультяшной чайкой с выпученными глазами, батончика мюсли, который терпеть не мог, наклеек, которые после незаметно всучил ждущему отца маленькому омеге возле парикмахерской. Морального удовлетворения покупки не приносили. Перед отделом с детскими товарами Морган уже раза четыре застывал в нерешительности, глядя на разноцветные тюбинги и огромных плюшевых зверей, но зайти осмелился только после того, как ушел с линии движения уборщика, везущего перед собой большую поломоечную желтую машину. Перейдя Рубикон, глупо было сразу же нырять в коридор. Морган поздоровался с приветливым продавцом, неловко покусал губы, и ноги сами понесли его вглубь отдела. Погремушки, коляски, игрушки, крохотные стульчики, горшки... Морган потерялся у полок, выискивая те самые вещи для ребенка, прислушиваясь к себе возле пустышек и бутылочек и представляя, будто выбирал не он, а тот, другой, растущий внутри, будущий хозяин всего этого богатства. Домой он вернулся на такси с пакетами и безумной улыбкой. - У них просто бесподобные пустышки! А какой горшок я нашел! Всем горшкам горшок! - объявил Морган деду, встретившему его на пороге. - И знаешь, надо обустраивать детскую комнату. Думаешь, обои лучше спокойные или веселые? Я видел шикарные с рисунками, как будто маркером от руки. И еще там были с пингвинятами. Дети любят пингвинов? А ты любишь? Я вот люблю. Руди молча забрал пакеты, заглянул внутрь и извлек на свет мобиль с совами и звездами. Морган снова заговорил: - Думаешь, нормально? Не кричащие цвета? Не короткий? Не длинный? Как тебе вообще? - Помню, как Гай тащил домой всякую всячину для тебя, - игнорируя вопросы, проговорил Руди, вертя в руках мобиль. - И выглядел таким же. - Что, глупым? - Нет, счастливым.***
Морган искал и искал отдушины, искал цели, искал любое дело, лишь бы не жить в болотного цвета унизительной жалости к себе. Он потратил на жалость немногим меньше полутора месяцев, а время было ценным ресурсом, возможно, одним из самых ценных на свете. Попереживал — и хватит, думал Морган. Расставание с парнем не было концом света, никто не умер и даже не покалечился, а это значило, что скулить не было смысла. Если бы глупое сердце можно было убедить такими аргументами, Морган получил бы Нобелевскую премию, как врачеватель душ, спасший несметное количество тех, кого метко пнули. Дело отвлекало от мыслей. Морган занимал себя каждую минуту, помогал деду, помогал себе, помогал Усачу, заставлял открывать страницы со стопорящимся «Странником» и писать, писать, писать... Так в беспорядке и почти военном режиме, прошли две недели. Малыш подрос, а Морган обнаружил, что дыра в груди затянулась. Не прочно, но ниточки держали края как могли. Это заметил и Руди. Когда Морган явился домой с раскраской, карандашами, линерами и начатой упаковкой пончиков, Руди одобрительно кивнул. - Это мой Морган, - сказал он с теплотой. - А раскраска зачем? Ребенок несколько мал для нее будет. - А это мне, - ответил Морган, стаскивая с головы шапку. - Еще у меня в сумке зеленый чай с жасмином и журнал. Вытащишь? - Да, - легко согласился дед. - Что за журнал? Мод? - Чего? - фыркнул Морган. - Не, по судостроению. Руки Руди замерли на молнии сумки. - Зачем тебе журнал по судостроению? - Господи, дед, ты как ребенок! Вдруг потоп, а я лодку сделать не смогу? Там схемка есть, кстати, потому и купил. Надо расширять горизонты возможностей. - Морган, ты больной, - вздохнул дед, - но лучше такой, чем здоровый. - Он посмотрел на внука, моющего руки, и серьезно спросил: - Ты же знаешь, что я люблю тебя? Морган усмехнулся. - Вся Галактика знает, что ты любишь меня. Ставь чайник, у нас пончиковый обед.***
Морган выбирал кроватку с параноидальной тщательностью и скрупулезностью. Ему нужна была из натуральных материалов, не низкая и не высокая, прочная, не широкая, но и не узкая. Идеальную кровать замучились искать, но в итоге нашли в другом магазине той же сети. Довольный Морган поспешил домой. Сегодня поиски завели его аж на Манхэттен, а оставаться в этом районе дольше нужного с недавних пор Морган не хотел. Вероятность встретить Брюса в огромном боро Нью-Йорка была близка к нулю, однако Морган был против такого рода риска. Они с Брюсом жили в мегаполисе с населением в восемь с лишним миллионов человек. Это было немногим больше, чем в Норвегии, чуть меньше, чем в Бельгии, и почти в четыре раза больше, чем в Латвии, а те, к слову, были странами, не городами. Морган надеялся, что высокой плотности населения будет достаточно, чтобы ни он, ни его сын не столкнулись однажды с Брюсом. Судьба, наверно, любила шутить. Стоило Моргану подумать о Брюсе и том факте, что они не встретятся, как знакомое лицо выглянуло из-за головы лысого мужчины в темной куртке с капюшоном, и Морган, выходящий из здания, едва нос к носу не столкнулся с бывшим, который в здание входил. Тот тоже его увидел. Морган был уверен, что Брюс пройдет мимо, но ошибся. - Привет, - негромко сказал Брюс, не замечая, как его подтолкнули сзади. Они не виделись около двух месяцев. Морган автоматически положил руку на живот, скрываемый курткой, и Брюс заметил этот жест, посмотрев вниз. Брюс выглядел осунувшимся, но опрятным, словно в его жизни все было не очень уж радостно, но он настойчиво это скрывал. - Здравствуй, - ответил Морган, соблюдая правила приличия. Что еще сказать, он не знал, а стоять и молча пялиться друг на друга было странно, и движению это мешало. Поэтому Морган быстро облизал губы и, обогнув Брюса, вышел из здания. Вот и мегаполис с большим количеством жителей. А на улице была слякоть и мокрый снег.