Someday

Чайная ложка громко бьётся о края кружки, когда Юнги размешивает кофе, и создаёт раздражающий звук, разносящийся по кухне. В комнате образовалась настолько напряжённая атмосфера, что казалось, будто даже воздух стал плотнее. Отец Чимина долго смотрел исподлобья на гостя и ждал от него чего-нибудь. Что-нибудь, поясняющее его нахождение в этом доме в другом городе. В то время как сам Чимин отвернул голову от Юнги и делал вид, что выбирает из аккуратной расписной тарелки печенюшку посимпатичнее. — Я отец ребёнка. Чимин тут же убирает руки от угощений и с недоумением смотрит на Юнги. В его взгляде читалось явное: «Что ты несёшь?» — Нет, не отец, — холодно отвечает омега. Ситуация была сложная для Чимина, но очень простая для его отца. Тот считал, что сын просто поругался со своим парнем и теперь упрямится, строя из себя обиженного и оскорблённого. Своей уверенностью в словах Юнги только подтверждает эту догадку, а потому мужчина на это тяжело вздыхает и с интересом смотрит на поссорившуюся пару. Перед тем, как постучать, Юнги ещё около пяти минут стоял у двери и слушал ругань, из которой понял, что Чимин не вдавался в подробности своей беременности: он просто приехал с огромным пузом, ничего не объяснив родным, а потому Юнги занял именно эту позицию, мол, ребёнок мой и Чимин тоже. Чимин в тот момент и не подозревал, что альфа задумал и откуда растут ноги у этой уверенности, а потому искренне недоумевал от его поведения. Просто какого чёрта он заявляется в чужой дом и нагло врёт его хозяевам в глаза? Хотя, если по правде, внутри он был безумно рад видеть Юнги, а ещё даже подумывал, что это очень удобная ложь, которая немного смягчает острые углы в их на сегодняшний день не очень гладких взаимоотношениях с родителями. Однако почему его любимый отец вообще впустил Юнги дом, а потом, зная его буйный нрав, ещё и не убил после его наглого заявления — вопрос. Но всё же злился Чимин больше, чем радовался приезду Юнги, а потому молча сверлил его взглядом, пытаясь мысленно передать сигнал: «Чего ты добиваешься?» Уставший от этой немой сцены отец только привычно покачал головой, что обычно означает, что он чем-то озадачен; и вышел с кухни, перед этим бросая краткое: — Разбирайтесь сами, не маленькие. На кухне остались только двое, сидящие на мягком угловом диванчике и не смотрящие друг на друга. — Возьми слово «отец» в значении человека, который воспитает ребёнка вместе с тобой, и тогда всё выходит правильно, — почти шёпотом произносит Юнги, поворачиваясь в сторону Чимина. Ему бы не хотелось, чтобы их подслушали, поэтому он немного сбавил громкость голоса. Между кухней и гостиной не было никакой двери, была только большая полукруглая арка, благодаря которой можно было заметить темноволосую шевелюру отца Чимина, развалившегося в соседней комнате на диване. — Ты не выносим. Тебе напомнить, почему я ушел? Ты, кстати говоря, своим присутствием только укрепляешь мою веру в то, что я поступил правильно, — также приглушённо шипит Чимин. — У меня законные выходные, провожу их там, где хочу, — по-детски отвечает Юнги, поворачиваясь уже всем корпусом к омеге, чтобы видеть его обиженное выражение лица. — Я всё ещё невыносим? — Да. Чимин опускает голову и продолжает рыться в тарелке с печеньем, выискивая там непонятно что: то ли печенюшку в форме какого-то определенного животного, то ли любое животное со всеми целыми конечностями, которые можно безжалостно откусить самому. Эмоции скачут в непонятном направлении, и даже сам омега уже не может понять, как идентифицировать эту тяжесть в груди и пощипывание в глазах. Тонкая прозрачная плёнка слёз в глазах уже окончательно размыла лицо Юнги, делая его расплывчатым силуэтом, когда юноша убрал руки от тарелки с угощением. — Чимин, я знаю, что тебе очень страшно стать для меня обузой и ты не хочешь мне навредить, но, поверь, ничего из этого и не будет. Мы справимся со всеми трудностями, вместе. Прекращай искать причины, чтобы сбежать от меня, и просто обними меня. Я очень скучал. Юнги немного придвигается ближе и аккуратно поднимает ладонями горящее лицо Чимина. От его кожи исходит жар, так как от сильных эмоций кровь прилила к щекам, а ещё по этой же причине у него усилился природный сладкий запах, или потому что организм чувствует рядом с собой любимого человека. Их лбы легонько соприкасаются, они любили так иногда делать по свободным вечерам и ждать, кто из них первый разорвёт зрительный контакт. Но обычно они сидели так очень долго, в тишине и спокойствии, переплетая пальцы и любуясь бездонными влюблёнными глазами своей пары, а сейчас Чимин спешно смаргивает слёзы и отрывается, чтобы вытереть их тыльной стороной ладони. — Я тоже… Я безумно по тебе скучал… По твоему запаху… По голосу. Мне без тебя так плохо… — тихо произносит Чимин, закончив с вытиранием слёз. На его лице появляется лёгкая улыбка, которой он пытался скрыть смущение от своей внезапной сентиментальности. — Ты так переживал за мою карьеру, но совсем забыл, что я пишу музыку. А музыка — это штука, которая не рождается на свет без вдохновения. И что мне прикажешь делать в том случае, когда моя муза от меня сбегает? Я, знаешь ли, без неё и строчки не напишу, — с улыбкой на лице жалуется Юнги, чувствуя, как с каждой секундой чужие руки его сильнее прижимают к себе, но не сильно близко — большой округлый живот уже не позволяет. — Прости, — смеется Чимин от мягкого ощущения тепла губ на своей щеке. Счастливый смех разносился по комнате и только сильнее распалял в Юнги желание зацеловать лицо Чимина полностью. Его не просили прекратить — Чимину нравилось такое выражение чувств, однако он ради приличия упирался ладонями в грудь Юнги и иногда жмурился, когда отросшая чёлка альфы щекотала ему нос. Юнги целовал и целовал бы Чимина, навсегда запоминая аромат его кожи и тепло рук, но за спиной послышалось тактичное покашливание, и примирение пришлось экстренно прервать. — Ну что? Разобрались? — спросил отец Чимина, прислонившись плечом к голой стене, в то время как Чимин смущённо спрятал лицо в изгибе шеи Юнги.