Волк

— Стой, всё! Ты выиграл, волчара, хватит, я устал уже, боже, ты такой неугомонный! — Тэхён, жадно хватая ртом ночной воздух, упал на траву около уже знакомого озера. Он больше не сделает ни шагу! Вот хренушки! Все его мышцы ныли и требовали немедленного расслабления, желательно с помощью массажа и горячей ванны с ароматными мамиными травами. Но мельтешащий от переизбытка эмоций волк был против, наматывая круги вокруг человека и утробно порыкивая. — Я больше не буду с тобой играться, противный злобный зверюга! Я умираю! Тэхён закряхтел, в приступе актерского мастерства, но мохнатый "лапочка" ничуть не поверил в его игру. Волк, высунув розовый язык, с разбегу понесся на валяющегося Тэхёна, и тот даже испугаться несущейся на него тушки не успел, как веселящееся существо стало вылизывать его лицо и щекотать нежную кожу горячим дыханием, нависнув над распластавшимся тельцем травника. Тэхён терпел столько, сколько хватило сил. Ровно три секунды. А потом залился хохотом и обхватил всеми конечностями мощное тело волка, не давая возможности тому продолжать свои экзекуции. Всё-таки то время, что волк провёл внутри разума человека, не имея возможности размять лапы, сыграло своё дело. Он часа два носился по лесу, гоняя перепуганных белок, а потом, подозрительно виляя хвостом, словно домашняя собачка, попросил поноситься с ним и Тэхёна. А Тэхён бы с радостью отказался, ночь же — спать хочется, но «просьба» в виде оскалившейся пасти и сверкающих алых глаз напротив твоей моськи, как никогда подействовала бодряще, похлеще маминого цикория. — Волче, успокаивайся давай, — сквозь сбитое дыхание пробормотал блондин. — Это ты можешь весь день спать, а мне ещё твое второе Я, черноволосое и хмурожопое, вести через лес. Тэхён хочет спать, волче, Тэхён хочет спатоньки. Травник, мягко погладив почти успокоившегося зверя и зевнув, прикрыл глаза и тихонько запел мамину любимую колыбельную: — Засыпай, родной, закрывай ресницы. За окном закат еле теплится. Засыпай, родной, пусть тебе приснится То, во что уже и не верится. Луч на подушке лунной как бритва тонок. От одного дыханья мороз по коже. Засыпай, волчонок, засыпай, волчонок. Я усну позже*… Еще раз широко зевнув, травник, поёрзав тощей попой по траве, удобненько умостился под тёплым и мягким, но больно тяжёлым и живым одеялом. — Лапочка, ты тяжелый и щекотный, — на грани сна пробормотал Тэ. Его глаза уже совсем не желали открываться, а мозг окончательно перестал соображать и анализировать, в то время, как хрупкие пальчики гладили неожиданно гладкую кожу, зарывались в густую чёрную шевелюру на голове и трогали чувствительные уши. — Ты такой приятный, волче, м-р-р… Волк же через пару минут аккуратно, чтобы не дай бог не разбудить его так сладко пахнущее недоразумение, переместился за спину травника, подгрёб руками человека ближе и стал монотонно водить носом по бледной шее, иногда позволяя себе слегка прихватить тонкую кожу и оставляя красноватые метки. Зубы человека были не такие, к каким привык волк, так что приходилось сжимать чуть сильнее и при этом стараясь не поранить. Тэхён же на это только странно жмурился, причмокивал губами и на выдохе вытягивал очаровательное и тихое: — Чонгук-и… Чонгук проснулся от того, что какая-то слишком наглая пернатая бестия щебетала прямо над ним, буквально с каждой секундой всё громче вытягивая свои пискляво-монотонные нотки из своего клюва. Парень сладко потянулся и тут же поежился от пробежавших мурашек. Окей. Он ещё и голым спал. Прелестно. Чонгук тут же стал рыскать в поисках одежды, слава Мелителе, что этот приставучий кусок неприятностей еще спал, иначе Чонгуку в который раз пришлось бы сгорать от стыда, хотя краснеющие щёки это вроде-как не его тема вообще. Он не милый, он мужик. И когда последняя часть сегодняшнего аутфита парня была на месте, лицо умыто, а волосы причесаны, Чон упал обратно на импровизированное спальное место и мельком скользнул по худенькой спине его проводника. А когда карими омутами добрался до шеи, то в шоке запнулся и закашлялся. Сзади. Шея Тэхёна. Полностью вся была в укусах. И всё бы было не так страшно. Чонгук вроде как уже знает о странных наклонностях этой твари внутри него, но… Но была небольшая проблемка. Укусы были от человеческих зубов. — Вол... Ой, то есть, Гук-и, ты уже проснулся? Выспался, надеюсь? Чонгук, всё ещё не совсем придя в себя и продолжая пялиться на налившийся синяк на шее травника, кивнул. — Вот и отлично! Нам сегодня нужно быть ну очень собранными, там дальше, где-то в самой чаще леса, стоит поселение эльфов-беженцев, так что нужно быть предельно внимательными, чтобы не попасться им. Они чокнутые, вообще-то, да-да! Мне мама рассказывала, что как-то, когда она была ещё девчонкой, попала случайно… Утреннее словесное недержание Ким Тэхёна прервал чуть дрогнувший голос Чонгука: —У меня вопрос. —… И она им ка-а-ак накостыляла по тыкве. Ась? Что за вопрос? — Ночью. Я превращался в ..? — В волка? — договорил за застопорившегося парня Тэ. — Ага. В пушистую такую милую зверюгу. Окей, Чонгук пропустит это сравнение мимо ушей. — А обратно? Когда я обратно превратился? Под утро? Тэхён подозрительно замялся и потупил взгляд. Ой, неладное что-то. — Ну, в общем, я просто сказал лапочке, что тот слишком тяжёлый, и он, как бы... Вернул тело человека, вот. Ну. Как-то так. То есть ночью Чонгук не просто стал волком. Волк шастал в его теле. Его телом и его зубами кусал Тэхёна. И вообще мог много чего ещё сделать… Блядь! У Чонгука опустились руки от какого-то странного бессилия. Да и вообще вся ситуация была мрачнее некуда. Одно дело, когда ты просто спишь, а другое, когда ты спишь, а твоим телом управляет необузданное дикое животное… Городской прикрыл глаза. Чонгук хочет, чтобы этого существа не было в нем. Он его почти ненавидит. Так же сильно, как и ту старуху, что наградила его волком. Зверь же, почувствовав неладное, приподнял голову и, сверкнув алыми глазами, зарычал. Он научился различать эмоции и мысли хозяина этого тела. «Он мой. Я не отпущу его, не уйду, не смей выгонять меня!». Зверь стал брыкаться, носиться по уголкам разума и впиваться когтями, раздирая Чонгука так, чтобы тот его выпустил. На шее Тэхёна было мало меток. Не то! Совсем не то! Они сойдут, исчезнут. Волку нужно было, чтобы все в округе знали, кому принадлежит этот человеческий детёныш. Нужно оставить свой запах, свой след… А этот наглый хозяин тела хочет лишить его возможности присвоить сладкую прелесть себе! Волк яростно заревел и забился в диком припадке в разуме Чонгука. Того скрутило от боли. Он зажмурился, стиснув зубы и пережидая волну болезненного жара. Только она все росла и росла. Нет, он не позволит этому волку ещё раз завладеть им, не позволит. — Эй, Чонгук-и. Что с тобой, тебе больно? Чонгук-и? Но в ответ только тяжелое дыхание и почти скрючившееся тело от спазмов. Тэхён впервые по-настоящему испугался. Он трясущимися руками обхватил парня, прижал к себе, близко-близко, несвязно успокаивающе бормотал, а потом, услышав вперемешку с тяжёлым дыханием ещё и едва различимое рычание, сложил у себя в голове дважды два. — Волче, слышишь, хватит. Ему больно… Не нужно делать больно, ты же хороший у меня, да, волчонок? Мой волче добрый и послушный, правда? Услышав родной голос и обращение лично к нему, волк моментально перестал причинять боль носителю, а травник, почувствовав расслабившееся тело, только сильнее прижал того к себе. А у самого ручки дрожали и испарина на лбу выступила. — Я не хочу чтобы он захватывал моё тело. Пусть он уйдет. Пусть он уйдет, пожалуйста. Отчаянно. Но Тэхён только мрачно вздохнул. Пока они не дойдут до Джина, никто Чонгуку и волку внутри него не поможет. Но если всё оставить так как есть, они просто уничтожат друг друга. — Чонгук-и, слушай, ему ведь тоже нелегко, — начал издалека Тэ. Он продолжал бессознательно гладить умостившегося в его руках парня. — Он, так же, как и ты, совсем не хотел оказаться в теле такого засранца, знаешь ли! А за это Тэхён отхватил смачного шлепка по рукам и болезненный щепок за бок. — В общем, может, вы пойдете на компромисс? — наконец, предложил травник свою идею, старательно потирая ноющий бок. Вот же ж хмурый поганец, синяк останется от его пальцев! — Просто выполняй иногда его желания, м? И он тогда будет смиреннее. Прислушивайся к нему. Так будет легче, да и мы быстрее доберемся до нужного места. —Разве это поможет? — Чонгук прикусил губу, раздумывая. Брататься с диким зверем он совершенно не хотел, но может этот Тэхён и прав? Чонгук ведь не твердолобый, он всё понимает. — Вот что ты, то есть он сейчас хочет? Чонгук нахмурился, впервые пытаясь выйти на контакт со зверем самостоятельно. Было странно. Волк с недоверием смотрел на Чонгука алыми угольками и водил носом, пытаясь разнюхать подставу. — Ну-у-у? — Баранки гну! – вспылил парень и отвернулся. Хотя от Тэ-соколиного ока не укрылись покрасневшие кончики ушей мрачного красавчика. — А ну говори! Быстро! Иначе буду трындеть всю дорогу, пока у тебя уши не завянут! — поставил свой самый грозный ультиматум Тэ. И теперь пришла очередь Чонгука испугаться по-настоящему. Он развернулся и под нос пробурчал нечто невнятное, но конец фразы Тэ отчетливо уловил. — …и погладить по голове. — Айгу! — Тэхён с разбегу запрыгнул на завалившегося на траву парня и стал жамкать того почем зря. — Я сказал погладить по голове, блин! — Но я не могу, ты такой пуся, я прямо всего тебя хочу затискать. — Сам ты пуся! — оскорбился Чонгук и таки отодрал от себя этого придурка. — Ты похож на зайчонка. На очень хмурого и накачанного зайчонка. Здорово. И волк и заяц в одном флаконе. Очень смешно, ха-ха, прям оборжаться можно. — Ты невыносимый, Ким Тэхён. — Но ты хочешь, чтобы я тебя гладил. — Не я! Слышишь! Не я! А этот, этот… Волчара! — Ага, ага, конечно! Давай, иди ко мне, противная хмурая жопа, Тэхён-и тебя пообнимает. Чонгук же, скрипя зубами, проклиная тот день, когда случайно столкнулся с ведьмой, почти дрожа от злобы, пододвинулся ближе и позволил себя обнять. Потому что так зверь действительно успокоился. Но надолго ли? Ещё чертовых 2 недели потерпеть. Четырнадцать дней, мать их, и эта злобная тварь внутри уйдёт, как и без конца и края трындящее существо, с мягкой детской улыбкой и прикосновениями, от которых у Чонгука бабочки в животе бесятся. Всего-то две чёртовых недели… Чонгук потерпит.