А домой возврата нет

       У Стаи нет совести. И часов. Но Мэйсон принес боссу особый подарочек. Совершенно особый. И ему было глубоко положить, что в четыре утра спят все. Даже радтараканы. Потому что в мешке сидело охуеть просто можно что! И на первый взгляд это было маленьким темноволосым мальчиком в полосатой тенниске, белых брючках и чистеньких кроссовочках. Подвывающим от ужаса маленьким мальчиком. — Синтенок, — босс смотрел на подарочек со странной смесью омерзения и жалости. — И здорово на тебя смахивает, босс. Мы его возле того гнезда зеленозадых нашли, где психушка рядом. И ферма под Коваными.       Синт под номером S3-29 понял, что здоровенный рыжий рейдер — это еще не самый страшный человек в его жизни. Самый страшный — это вот этот, раскрашенный. Или это у него несмываемые картинки, татуировки? — А ошейник этому для чего? Это ж робот, это не мальчик. Он же не сбежит. — Вот для того и ошейник, чтоб никто к нему не лез. Противоблошиный ошейник, можно сказать. Мы не такие тупые, как выглядим, босс. И ты это знаешь. — Спасибо, конечно, но можно было бы его там и прибить. Я предпочитаю женщин. — Так мы и хотели. А он стал ныть. Про какую-то винтовку, которую может сделать. А если он такой оружейник, то пусть лучше для нас винтовки делает, чем его мутанты слопают и просрутся лишний раз. А роботы врать не могут. — Робомозги могут, — босс зевнул. — Робомозги могут, потому что в них мозги настоящие, а не Солсбери-Стейк, -       Мэйсон тряхнул головой. Его тоже тянуло в сон. В отходняк после ментатов и сон где-то так сутки на горизонтальной поверхности и с теплым кротокрысом в ногах. Босс зевнул еще раз, ухватил синта за плечо и куда-то поволок, попутно скинув с дивана на пол торс от силовой брони. - Мэйсон, диван еще крепкий. Ложись, потому что ты сейчас точно наебнешься или сломаешь лифт.       Остаток дня синт под номером S3-29 провел почему-то в холодильнике. Дверь холодильника второй рейдер припер табуреткой, на всякий случай, и до синта доносилось очень странное и противное радио, где ведущий почему-то очень смеялся, что кто-то спер у него бутылку совсем не виски, и странной противной музыкой. И обрывки разговоров, смех, ругань и вопли кого-то живого и укушенного. И собачий лай. Здесь было много собак. И рычание какого-то другого зверя. Большого и голодного.