From Ice to Fire

Курт сидел все в том же холодном помещении, уже седьмой день подряд занимая свое излюбленное место. Одевшись потеплее, он сосредоточился на работе и тщательно следил за происходящим на льду. Он не позволял себе расслабляться. Потому что он знал, что из этого выйдет. Нет, он полностью погрузился в работу. Он не позволит себе слабость. Уже почти неделю он избегал Андерсона. Не заходил в раздевалку, не пересекался возле катка, сразу же после конца тренировки спешно уезжал к себе в отель и работал, делая наброски первой статьи. К седьмому дню работы с командой он почти ее закончил. Жгучее чувство обиды выжигало внутри огромную дыру. Внутренности жгло, словно огнем, оставляя внутри невидимые рубцы и шрамы. Слезы неконтролируемо текли из глаз, а острые ногти с силой впивались в нежную кожу ладоней. Внутри пылал настоящий пожар. Как он мог так поступить? Как он мог говорить такие обидные слова? Сначала пустить его к себе на ночь, купить ему кофе, черт возьми, а потом так грубо послать? Курт действительно заставил себя думать, что Блейн не такой, что Блейн отличается от всех, а на деле он оказался обыкновенной пустышкой. Он четко и даже, наверное, слишком ясно помнил ту боль, которая окутывала его быстро бьющееся сердце. Казалось, оно могло выскочить из груди, вмиг лишив парня жизни, но он был бы не против такого исхода событий. Потому терпеть это было невыносимо. Хотелось кричать. Хотелось делать хоть что-то, чтобы стало легче. Но легче не становилось. И даже костяшки пальцев, содранные о бетонную стену, не приносили такой боли, сколько задетое самолюбие. Привыкший к постоянным крикам и громкому шуму, Курт даже не заметил конца тренировки. Он дописал последнее предложение и, посмотрев на лед, увидел там только одного человека. Черт. Это был Блейн. И он ехал прямо к нему. — Хэй, Курт, иди сюда, — с громким скрежетом коньков о лед подъехал Андерсон к бортику и остановился. — Нужна помощь. — Попроси Карофски, — пробурчал юноша, складывая блокнот в сумку. — У меня дела. — Да бля, ну пожалуйста. Нужно шайбы собрать. Ему не послышалось? Блейн попросил? Он сказал «пожалуйста»? Курт удивленно посмотрел на парня. — Что, не ожидал, что я просить умею? — съязвил хоккеист, наклоняя голову. — Давай. Вдвоем быстрее. Надевай коньки и шуруй на лед. — Думаю, без коньков будет быстрее, — промямлил шатен, опуская глаза в пол. Было стыдно признаваться, ведь его засмеет даже ребенок. Но он не умел кататься на коньках. Ни разу даже на них не стоял. А опозориться перед Блейном... Нет, спасибо. — Без коньков нельзя. У нас правила, — лукаво улыбался Андерсон, явно понимая, что к чему. — Коньки около скамейки. Давай шустрее. «У тебя выбора нет, Курт. Он и так уже догадывается, почему ты отказываешься. А вдруг у тебя волшебным образом получится? Чем черт не шутит. Но ты не можешь сказать ему прямым текстом. Курт Хаммел не признает поражений!» Хаммел успокаивал себя, как мог, спускаясь по маленькой лестнице и открывая маленькую дверцу, ведущую к лавочкам. Там уже лежали обычные хоккейные коньки черного цвета, и Курт мысленно посмеялся: неужели Блейн точно знал, что Курт согласится? И с размером, гадина, угадал. Видимо, других вариантов точно не было. Придется мужественно позориться. Покрепче зашнуровав коньки и завязав плотный узел, Хаммел, как мог, опустил узкую штанину и боязливо встал. Не так уж и плохо. Только вот он рано обрадовался. Как только одна нога парня коснулась поверхности льда, он понял, что все будет плохо. Причем настолько, что он мечтал отделаться лишь парой синяков. Вцепившись в край бортика, Курт осторожно опустил обе ноги, застывая без движения. А что делать дальше? Он понятия не имел. Внезапно боковым зрением журналист увидел, как к нему на огромной скорости мчится Андерсон, и, громко взвизгнув, поскользнулся и распластался прямо у входа. А Блейн остановился около него, эффектно разрезая лед острыми коньками, и засмеялся. — А сказать сразу, что кататься не умеешь, западло? Что, гордость не позволяет? — Не твое собачье дело, — обозлился Курт, стараясь подняться на ноги, но они упорно разъезжались в разные стороны, что невероятно его злило. — Что, дуешься? Давай помогу, — парень протянул ему свою руку, не забыв при этом снять свою перчатку, и Хаммелу ничего не оставалось, как принять помощь. — Я бы тоже обижался на такого мудилу, как я. — Это еще мягко сказано, — прохрипел Курт, стараясь скрыть дрожь в коленях от нежного соприкосновения кожи. Не теряй самообладания. Ты сильный. Ты справишься. — Да бля, Курт, прости, — Блейн снова наклонил голову в его привычной манере, и юноша с ужасом чувствовал, как рушится последняя стена обиды, воздвигнутая за всю эту неделю. О, черт... — Я не должен был говорить то, что сказал. Жаль, что тебе пришлось увидеть мою слабость. — Ничего себе! Ты умеешь нормально говорить? — засмеялся Курт, скрывая под этим отчаянным смехом невероятное смущение. Блейн не перестает его удивлять. «Что с тобой творится? Курт, приди в себя!» — Слышишь, а давай я тебя научу, — Блейн сделал круг вокруг парня, заставляя того невольно шарахнуться. — Да не бойся ты. Это не страшно. Главное — расслабиться. Едь за мной. Блейн медленно поехал вперед, постоянно оборачиваясь назад, и Курт попробовал двинуться. Ноги тут же поехали в разные стороны, словно они жили своей жизнью, и парень быстро замахал руками, стараясь сохранить равновесие. Он сдвинулся лишь на несколько сантиметров. Замечательно. — Да че ты тупишь? Повторяй за мной, — Блейн вернулся к нему и снова поехал вперед, на этот раз еще медленнее, попеременно отталкиваясь то одной ногой, то другой. Курт попробовал так же оттолкнуться, но тут же стремительно полетел вниз. Щеки пылали огнем от невыносимого стыда. Не сдаваться. Не при Нем. Он решительно встал и отряхнул штаны на коленках. — Смотри, для начала поставь ноги прямо, — Андерсон стал рядом с ним, показывая, как надо делать. Курт повторил. — Корпус чуть наклони вперед, но не сильно, чтобы не упасть, и ноги согни немного в коленях. Чтоб они типо пружинили, — Хаммел несмело повторил, про себя отмечая, что так действительно проще. — А теперь поехали. А дальше произошло что-то странное и непонятное. Блейн приобнял парня одной рукой за талию, придерживая и прижимая плотно к себе, и они медленно поехали, прямо посередине большого катка. А Курт тратил все силы, чтобы держать в себе все нахлынувшие эмоции и не показать внутреннего волнения, ведь в местах, где его касались руки Блейна, он явно вскоре обнаружит сильнейшие ожоги. А от горячего дыхания Андерсона, которое обжигало его левую сторону, бедное ухо просто пылало огнем. — Ну вот, уже не падаешь, — «Конечно, не падаю. Ты бы меня еще сильнее прижал к себе». Спустя целый час отчаянных попыток и усиленных тренировок Курт уже освоился и мог вполне пристойно проехаться по кругу, изредка страхуя себя бортиком. И, если честно, то он немного завидовал хоккеисту. Ведь это чувство, когда ты едешь быстро-быстро, холодный воздух обдувает твое лицо, и ты словно паришь, — невероятно. У него пока получалось плохо, но он уже понял, что ему это определенно нравится. Давно он не был таким счастливым. По-настоящему, искренне счастлив. Улыбка не покидала бледного фарфорового лица. Хотя парень был уверен, что от физической нагрузки у него явно покраснели щеки, а от холода — нос. Но ему было все равно. Он снял свою куртку и бросил ее на лавочку рядом с остальными своими вещами, и снова поехал, на этот раз разгоняясь быстрее. Он громко смеялся, махая руками и сохраняя равновесие, и уже не боялся упасть. Он даже Блейна из виду потерял — настолько погрузился в себя. Внезапно его резко остановили и крепко сгребли в объятия сильные руки. Курт забыл, как дышать. Но что-то ему подсказывало, что, как раз наоборот, дышать нужно было, ведь все мысли в голове упали замертво при первом же глубоком вдохе. Запах Блейна сводил с ума, его близость опьяняла, а взгляд темных орехово-карамельных глаз дьявольски гипнотизировал. Он снял свой шлем, и волосы его были еще немного примятыми. Курт чувствовал на своей коже опаляющее дыхание, и мелкие мурашки бегали по всему телу, заставляя того каждый раз невольно вздрагивать. — Ты холодный, — прошептал Курт в опасной близости от ярко-алых губ. — Зато ты невероятно горяч. Как пламя. Прикосновение губ заставило Хаммела резко закрыть глаза и всеми силами удерживать себя на месте, потому что ноги его откровенно дрожали. Блейн Андерсон, неприступный хоккеист, профессиональный спортсмен, непоколебимый натурал, целовал его страстно, крепко прижимая к себе, и так отчаянно, что у Курта защемило сердце. Он чувствовал ладонями, как бешено колотится его сердце. Это выдавало его с головой. Курт ощущал каждый удар, каждый частый стук, словно взывающий о помощи, вот только, кажется, эта помощь наоборот оказалась стремительной гибелью. Блейн в страхе отстранился, а в глазах цвета виски плескался настоящий ужас. Дикий испуг. Сожаление. Вот это страшное слово. Курт, ты снова это сделал. И тебе снова будет больно. Вот только на этот раз ты знал, на что идешь. Блейн сорвался с места и со скоростью света уехал в раздевалку, но теперь Курт не пошел за ним. Так и оставшись стоять на месте, он пытался не потерять последние осколки самообладания, глубоко вдыхая ледяной воздух. Курт Хаммел, это официально конечная станция. Следующей может быть только дурдом. Только посмотри на себя. Еще долгое время в здании катка не доносилось ни звука. Одинокий парень двадцати трех лет лежал на льду, наплевав на опасность серьезно заболеть. Он уже заболел, вот только его болезнь, к сожалению, не лечится простыми таблетками. Глядя в полоток, он лежал и не двигался, медленно осознавая, что его одежда начинает стремительно промокать. Но какой во всем этом толк? Какой во всем этом толк, если желания никогда не исполняются? Какой в этом толк, если пламя никогда не сможет опалить лед? Какой в этом толк, если лед никогда не сможет обуздать пламя?