From Ice to Fire

В голове взрывались фейерверки. В животе порхали бабочки. Руки тряслись от возбуждения. Мозг не работал из-за алкоголя. — Блейн, подожди, — Курт остановился, положив ладони на грудь хоккеиста и несильно надавив. — Пожалуйста, не стоит этого делать. — Я хочу тебя уже слишком долго, — прорычал Андерсон, глядя на Курта помутневшими от алкоголя и возбуждения глазами. Хаммел нервно сглотнул. Господи, дай сил сдержаться и не поддаться этому взгляду. — Что же ты творишь, Хаммел, — Блейн снова накинулся на него, опускаясь ниже на шею и оставляя на бледной фарфоровой коже частые темные засосы. — Блейн, остановись, — голос парня зазвучал уверенней, и хоккеист резко остановился. Он был растерян. И напуган. — Блейн, послушай меня, — тихо начал Хаммел, глядя прямо в любимые янтарные глаза. — Я всеми силами сдерживаю себя от того, чтобы не броситься на тебя и не сорвать с тебя всю эту чертову одежду, — Курт снова сглотнул, представив себе настолько привлекательную и возбуждающую картину. — Но пойми, завтра ты будешь жалеть об этом. Ты будешь ненавидеть себя и меня заодно. Ты должен на трезвую голову переварить это, осознать, кто ты на самом деле и чего действительно хочешь. Только так ты установишь мир в самом себе. Не совершай необдуманных поступков. Несколько долгих секунд тишины тяжелым грузом висели в воздухе, давя на слабые плечи. Курт ждал, что же сделает Блейн, что скажет и когда уйдет. Сумасшедшее сердце колотилось так, словно хотело разбиться вдребезги о грудную клетку, а Хаммел проклинал свой длинный язык. Сейчас у него мог бы быть долгожданный секс, которого не было уже около года, а он собственными руками взял и все испортил. Нет, Курт. Ты все сделал правильно. В первую очередь ты бы жалел об этом. — Почему ты всегда такой правильный? — грустно вздохнул Блейн, отстраняясь от парня. — Мне бы хоть каплю твоего благоразумия. — Все придет со временем, — вымученно улыбнулся Хаммел, с сожалением теряя такой желанный контакт. Стало слишком пусто рядом. — Я сейчас вернусь, — бросил Блейн, выходя из номера Курта отчаянно шатаясь, и уже буквально через минуту вернулся, закрывая за собой дверь на замок и держа в руках бутылку виски, в которой оставалось меньше половины. — Маленькая заначка. — Заканчивал бы ты пить, Блейн. Ты же спортсмен все-таки, — устало выдохнул Курт, осознавая, что он не сможет сейчас отказаться от спасительного бокала. — Да знаю я, знаю, — покачал головой хоккеист, открутив пробку и разлив по бокалам светлую жидкость. — Это временно. Запах алкоголя заполнил маленькое помещение. Курт прошел к столику и взял свой бокал, а в голове промелькнуло: «Твои глаза прямо как этот чертов виски». Курт устало опустился на кровать, скрестив под собой ноги, а Андерсон уселся на пол рядом с кроватью. Парни молчали. — Что моя фотография делает у тебя в кошельке? — подал голос Блейн, сделав большой глоток. — Она мне понравилась, — притворяться и врать не было сил. Да и желания, если честно. Алкоголь все решил за него. Андерсон помолчал. — Удачный кадр, — несмело сказанное каждое слово, давшееся с трудом. — Красивое фото. Спасибо. И снова комната погрузилась в тишину. Они не включали свет. Им хватало того слабого освещения, которое давала ярко горящая луна в ночном небе. Они смотрели в окно и видели раскинувшийся перед их взором город, мигающий ярким ночным освещением. Где-то там, на улицах этого самого города, бурлила жизнь, люди шумели и веселились, но в их номере сегодня было тихо. — Ты же можешь говорить нормально, — проговорил Курт, вертя в руках почти пустой бокал. — Почему тогда ты используешь так много ругательств и говоришь неправильно? — Я уже привык, — пожал плечами Блейн, не поворачивая головы. — В команде все парни так говорят, и я за столько лет привык. Хотя раньше за собой никогда такого не замечал. — А сейчас что изменилось? — спросил Курт, заранее зная ответ. — Не знаю. Наверное, маска с меня спадает, — парень вздохнул, опуская голову на руки. — А еще потому что я бухой. Разговор, мягко говоря, не клеился. Курт понимал, что своим вопросом лишний раз расстроил Блейна. Нужно было что-то менять. Парень решительно встал с кровати и включил ночник. Блейн удивленно обернулся, но, не удержавшись и запутавшись в собственных ногах, упал на пол. — Все, хватит грустить, — Курт вытянул руку вперед, подходя ближе к парню. — Давай сюда свой телефон. Буду тебя веселить. — Ты что, и-ик, клоун? — усмехнулся Блейн, икнув, чем вызвал смех Курта, и протянул телефон. — Господи, у тебя есть что-то кроме песен из диснеевских мультиков? Прямо как маленький ребенок, — Курт закатил глаза, листая вниз бесконечный список. — Опа, а это что? Блейн, серьезно? Не знал, что ты у нас, оказывается, дива. Курт громко засмеялся, включив песню, и помог встать смущенному Андерсону. Несколько часов они дурачились в номере Курта, подпевая известным песням и пытаясь танцевать так, чтобы сохранить равновесие и не упасть, в чем Блейн постоянно проигрывал. Он определенно выпил больше Курта. А Хаммел сделал для себя неожиданное, но просто превосходное открытие: Блейн великолепно пел. Его бархатный голос переливался, идеально сочетаясь с его собственным контратенором, и, как показалось юноше, они очень хорошо звучали дуэтом. Они бесились, дурачились, и именно эта маленькая, их личная вечеринка была гораздо лучше той, клубной. Это был их собственный маленький мирок, в котором оба чувствовали себя более чем комфортно. Этого было достаточно. Они то и дело касались друг друга, невзначай брали друг друга за руки и смеялись так громко, что, казалось, они перебудят весь отель. Несколько раз они целовались, но это были маленькие поцелуи, которые не предполагали перехода к чему-то серьезному. Окончательно измотанные и счастливые, парни прямо в одежде рухнули на кровать, желая друг другу спокойной ночи и оставляя мягкие поцелуи на искусанных губах. Обнимая один одного, цепляясь друг за друга, словно за спасательный круг, они уснули, встретив полупьяными свой первый рассвет вместе. Куртом овладевало отчаяние. Блейна захлестнуло одиночество. И именно эта ночь была необходима каждому из них, чтобы найти свое спасение друг в друге. *** Утро встретило Хаммела ярким солнечным светом из незанавешенного окна и резкой пульсирующей болью в голове. Виски раскалывались, словно в его мозгу что-то взорвалось, а при попытке повернуть шею парень громко зашипел. Его тошнило и безумно хотелось пить, словно у него во рту временно расположилась пустыня Сахара. Курт приоткрыл глаза и посмотрел на стоящие рядом часы. Был полдень. Ничего себе! Поспал так поспал. Медленно повернув голову вправо, превозмогая боль, Курт наткнулся на еще сонный взгляд Блейна, который лежал рядом, подперев голову рукой, и в упор смотрел на него. Андерсон тихонько улыбнулся. — Только не говори, что смотрел, как я сплю, — прохрипел Хаммел, медленно протирая глаза и обнаруживая у себя в голове новые яркие взрывы. — Ни разу не поверю. — Даже и не думал, — сказал Блейн, протягивая ему бутылку воды. — Вчера подумал, что пригодится. — Господи, спасибо, — Курт с жадностью накинулся на спасительную воду, осушая небольшую бутылку в считанные секунды. Одной проблемой стало меньше, но вот голова по-прежнему невыносимо болела. А еще парень не уставал поражаться тому факту, что Блейн до сих пор не ушел. Что тот до сих пор лежал с ним в одной кровати, что они все утро спали в обнимку, что теперь он смотрит на него вот так. Так, как может смотреть только Андерсон. Блейн приподнялся и, подложив подушку под спину, сел, опершись на изголовье большой кровати. И продолжал смотреть на Курта. Хаммел нашел его руку и крепко сжал в своей. А Блейн вспоминал. Вспоминал все, что происходило в его жизни. Вспоминал детство и семью. Вспоминал все, что было у них с Куртом. Все те мизерные минуты, которые у них были, и то, сколько времени он потратил впустую, пытаясь что-то себе доказать. Или кому-то. Он окончательно запутался. Он мог сколько угодно отрицать свои чувства, отрицать свою непонятную тягу к этому удивительному парню, мог сколько угодно оскорблять его и избегать. Вот только все это не имело ни малейшего смысла, когда он заглядывал в эти невероятного цвета голубого океана горящие глаза. Он видел там все: и тягу к жизни, и неиссякаемый оптимизм, и искреннюю, местами даже наивную веру, и... будущее. Светлое будущее. С самого чертового начала Курт смог разбудить в Блейне давно похороненные чувства и воспоминания. Парень уже долгие годы жил другой жизнью, он научился, он смирился, он принял жизнь такой, какой она должна быть у него, принял тот стиль жизни, который уготовила ему судьба. Вот только Хаммел сумел разрушить установленный за долгие годы порядок буквально за считанные секунды, вдребезги разрушая привычный расклад. Теперь Андерсона не спасал даже хоккей. Раньше спорт был для него решением всех его проблем. Побегав несколько часов на катке, изнуряя себя тренировками, забивая шайбы одна за другой, парень чувствовал, как в голове прояснялось, и с катка он выходил совершенно спокойным и уверенным в своих силах, всегда находя решение всех проблем. Возможно, именно поэтому он и стал таким успешным игроком и капитаном команды. Вот только сейчас Блейн мог отвлечься от съедающих его мыслей на минуту, на час, на время игры, отодвинуть их временно на задний план, но потом они снова настигали его, практически сбивая с ног своей настойчивостью и непримиримостью. Ему было пиздец как страшно. Он был в ужасе от того, что это снова происходит с ним, а он ничего не может сделать с этим. Он не мог контролировать ситуацию. Все снова выходило из-под контроля. Парень, дойдя до того, что даже хоккей ему не помогал, взялся за алкоголь. Это казалось самым очевидным выходом, легким решением всех проблем, но, опять же, с кратковременным действием. К тому же, Сэм яростно требовал Андерсона прекратить гробить свое здоровье и вернуться в привычный ритм. Вот только сделать это было практически невозможно. Сделать в одиночку. Потому что дороги назад, кажется, уже не было. Несмотря на то, что Блейн много и часто пил, он помнил абсолютно все. Все разговоры с Куртом, все те слова поддержки, которые он ему говорил, и даже то, что делал сам. Он помнил тот легкий поцелуй, оставленный Хаммелом на его щеке, которая после этого пылала огнем еще несколько дней подряд. А он сходил с ума, запутавшись в себе. Он боялся подойти к юноше, даже для того, чтобы банально просто поговорить. Блейн видел, как Курт страдал, и помнил то, какую боль причинил ему тогда на катке. Он ненавидел себя за это. Ненавидел так сильно, но ничего не мог сделать. И доигрался. Чертов Себастьян Смайт вылез прямо из ниоткуда! И этот, блять, взгляд Курта... Он не должен был так смотреть на этого ебаного хорька! Хотя ты сам виноват, Блейн. Найди в себе силы признать хотя бы это. Он не обязан терпеть твои выходки, скандалы и психи. Он тоже заслуживает счастья. Он заслуживает счастья, как никто другой на этой планете. Тогда, ночью в отеле, Андерсон готов был реально прикончить этого мерзкого суслика. Одна лишь мысль о том, что он мог заставить Курта переспать с собой, приводила Блейна в такую ярость, что непроизвольно начинали колотиться руки. И если бы тогда Хаммел его не остановил, хоккеист точно бы размазал Смайта по стенке. Он с трудом помнил ту ночь, но та клокочущая внутри ярость и серая пелена гнева перед глазами четко отпечатались у него в голове. И вот теперь эта ночь. Эта, до безумства странная, непонятная, невероятная ночь, проведенная наедине с Куртом. Волшебная ночь. Танцевать с ним, касаться его, быть рядом с ним казалось... таким правильным... Это пиздец как пугало, но отрицать очевидное не имело смысла. Блейн, попробовав представить на его месте Куинн, скривился лишь от одной мысли об этом. Нет. Больше нет. Больше никто не займет это место. Кроме тебя. Курт был удивительным. И то, как тот сумел отвлечь Блейна танцами и песнями, лишь очередное тому подтверждение. Уже, казалось, сто лет Андерсон не позволял себе петь такие песни и танцевать ночью, пьяным, полуголым, горланя во весь голос очередную песню Кэти Перри. Он был пьяным до сих пор. Вот только алкоголь не был этому виной. Это все ты. Курт обеспокоенно косился на застывшего Блейна, который сидел уже минут десять совершенно не двигаясь. Его потерянный взгляд застыл на одной точке перед собой, грудь тяжело вздымалась, а громкое учащенное дыхание пугало до чертиков. И только теплая, мягкая рука уверенно держала руку Курта, вцепившись в нее, словно пытаясь удержаться за реальность. Хаммел совершенно забыл обо всем: о своей больной голове, об ужасном похмелье и о жужжащем на тумбочке телефоне. Не отрывая взгляда ни на секунду, он следил за Блейном, ловя каждый вздох, каждый взмах удивительно длинных и пушистых ресниц. На выбритой щеке краснел след от подушки, а кудряшки были примяты с одной стороны, безобразным водопадом спадая на смуглый напряженный лоб. Взмах. Еще один взмах. По щеке покатилась слеза. Следом еще одна. Дыхание стало хриплым. Взгляд помутнел. Господи, Блейн, о чем же ты думаешь? Что же не дает тебе покоя? Из-за чего ты так сильно страдаешь? Что заставляет тебя плакать? — Блейн, — тихо позвал парня Курт, крепче сжимая руку и поглаживая ее. Нет ответа. — Блейн? — Хаммел попробовал снова. — Прошу, не молчи. Поговори со мной. — Мне было пятнадцать, когда это случилось, — хриплый голос разорвал тишину. — Тогда я впервые осознал, что мне нравятся парни, но долгое время скрывал это. В моем окружении не было никого, с кем я мог бы поговорить, поэтому я все носил в себе, пытаясь всеми способами подтвердить свои чувства или все же опровергнуть. В итоге, зарегистрировавшись на одном сайте знакомств в интернете, я познакомился с одним милым парнем. Мы долго переписывались, на протяжении, наверное, двух месяцев, а потом решили встретиться. Голос Блейна надломился. А Курт мог лишь крепче сжать руку парня в надежде, что тот почувствует его поддержку. — Мы встречались около месяца, а потом... Я торопился на тренировку и не успел выключить компьютер, который, по невъебенной случайности, понадобился в тот день отцу, — Блейн остановился и глубоко вдохнул, посмотрев на Курта: — Он избил меня так сильно, что я практически неделю не выходил из дома. У меня до сих пор остались шрамы после случившегося. — Господи, Блейн, — комок в горле Хаммела мешал ему говорить. — Мне так жаль. — После этого я с головой ушел в спорт, — Блейн продолжал говорить. — За несколько лет из никудышного игрока, который постоянно сидел на скамейке запасных, я превратился в капитана команды, — Блейн снова говорил в пустоту, а соленые слезы градом катились по мертвецки бледным щекам. — Отец контролировал каждый мой шаг. Мне пришлось навсегда забыть о парнях, научиться любить девушек, научиться спать с ними, забыть о музыке и любимом фортепиано. Забыть о танцах и мюзиклах. Полностью поменять себя. Стать тем, кем хотел видеть меня отец. — Блейн... — теперь плакал и Курт. Что-то подобное он себе и представлял, что слышать это от Блейна оказалось выше его сил. — Я всю жизнь ненавидел этого сраного ублюдка! — Андерсон в ярости сжал кулаки. — Это из-за него погибла моя мать! Это он виноват в том, что она умерла! — голос отчаянно срывался на крик. — Это он тогда был за рулем, это он не проверил шины перед отъездом, это он гнал на бешеной скорости по заснеженной дороге! Это, блять, его вина... — всхлипы Блейна заглушали его голос. У него больше не было сил говорить. Курт резко придвинулся к нему и крепко обнял, изо всех сил прижимая к себе и поглаживая по спине. Блейн положил голову ему на плечо и громко зарыдал. Он плакал взахлеб, он задыхался от всей той боли, которая хранилась в нем годами. Он хрипел и кричал от безысходности и отчаяния, освобождаясь от груза пережитых проблем. Он хватался за Курта, пытаясь не потеряться в водовороте ранящих и терзающих воспоминаний. — Он... Он не должен был... Ненавижу его... Если бы не он... Мама была бы... Мама была бы... Мама... — Блейн плакал, а у Курта буквально разрывалось сердце. Он сам прошел через подобное, поэтому слишком хорошо понимал, что сейчас чувствует Блейн. Он хотел забрать себе всю его боль, хотел помочь ему, хотел облегчить страдания, но все, что он сейчас мог сделать, — это сидеть рядом с ним и крепко обнимать, утешая бедного маленького мальчика. — Курт, — прошептал Блейн, отодвигаясь от парня и заглядывая тому в глаза. Сколько же в них плескалось боли... — Что? — Блейн дрожал. Курт дрожал вместе с ним. — Я гей, — голос снова сорвался в рыдания, а руки крепко сжали ладони Хаммела. — Я гей. Курт чувствовал, как бешено колотится его сердце. И слышал, как лихорадочно стучит собственное. — Я гей, Курт, — Андерсон уткнулся в шею юноши, обнимая его и придавливая всем телом. — Я гей. Но Курту было плевать. Курту было на все плевать. Главное — Блейн. — Я знаю, Блейн, я знаю. Все будет хорошо, — горячо шептал он, поглаживая мягкие волшебные кудряшки. — Все будет хорошо, родной. Я тебе обещаю. Рыдания с каждой минутой становились тише, а дыхание Блейна потихоньку выравнивалось. Они все так же сидели, крепко обнимая друг друга. Цепляясь друг за друга. Словно, обретя, боялись потерять. — Давай приляжем, хорошо? — Курт отстранился и, взяв голову хоккеиста в руки, заглянул тому в глаза. Тот кивнул, медленно съезжая вниз и утягивая парня за собой. Ухитрившись уложить подушки и поправить немного съехавшее одеяло, Курт улегся рядом с Блейном, крепко его обнимая и переплетая их ноги. Они лежали лицом друг к другу, не отрывая своих взглядов от покрасневших глаз друг друга. Курт невесомо гладил Блейна, следуя пальцем по разгладившемуся лбу, по невероятно красивой скуле, по мягкой щеке и нежной шее. А Андерсон ластился к нему, словно маленький котенок, следовал за прикосновениями, словно желая большего контакта. Курт улыбался, глядя на такого удивительного, невероятного парня. Блейн хотел, чтобы прикосновения Курта оставляли на нем шрамы. Чтобы после того, как эта сказка закончится, он мог не один раз вспоминать об этом, поглаживая загрубевшие рубцы и проводя по ним рукой, вспоминать руки Курта, его легкие касания, его невесомые пальцы, скользящие по его коже и посылающие миллионы мурашек по всему телу, заставляющие его забыть обо всем на свете. Он не хотел снова это потерять. Он не хотел снова потерять Курта. Он больше не позволит себе ничего испортить. — Каждый раз, когда я смотрю на тебя, внутри меня все застывает и замерзает, — обессиленно прошептал Блейн, чувствуя, словно у него камень свалился с души. Огромный такой камень. — А при твоем взгляде внутри меня все словно сгорает в считанные секунды, — улыбнулся Курт, невольно покраснев от этих слов. — Все потому что у тебя глаза, как застывший синий океан. Как ледяной синий океан, — во взгляде Андерсона читалось неприкрытое восхищение. — Блейн, перестань, — Курт смущенно отвел глаза, отчаянно краснея. — С каких это пор ты начал говорить так литературно? — С тех пор, как все понял. И попрощался с прошлым, — устало вздохнул Блейн, и Хаммелу в секунду стало стыдно. — Я вообще-то раньше песни писал. — Вот никогда бы не подумал, — широко улыбнулся Курт, рисуя большим пальцем невидимые узоры на щеке парня, — что я влюблюсь в такого необычного парня. — Влюбишься? — голос Блейна дрогнул, а Курт прикусил язык. Не стоило все же болтать лишнего. Безусловно, их отношения далеко выходили за любые рамки, но говорить об этом сейчас было неправильно со стороны парня. Блейн только-только принял себя, а лезть со своими глупостями сейчас было просто... просто неправильно. — Какая же из нас может выйти пара? — Блейн грустно улыбнулся. — Красавица и Чудовище... — Кто-то, кажется, пересмотрел диснеевских мультиков, — внутри Курта все переворачивалось, а сердце то падало вниз, то снова возвращалось на свое законное место. Он сказал «пара»? Господи. — Ты будешь самым милым Чудовищем за всю историю, — засмеялся Хаммел, потрепав парня по любимым кудряшкам. Потому что теперь он мог. — А кто сказал, что Чудовище... Резкий стук в дверь прервал смех хоккеиста. Парни испуганно замерли, приподнимаясь на кровати. Настойчивый стук повторился. — Курт, ты там? — голос Сэма был приглушен дверью, но все равно слышался достаточно отчетливо. — Я тут. Что такое? — юноша старался сделать свой голос более нейтральным. — Чувак, я тебе звонил, но ты не брал трубку, — черт! Телефон на тумбочке! — Ты Блейна не видел? Он как пропал ночью из клуба, я больше его не видел и найти не могу. Блейн отчаянно замахал руками и испуганно замотал головой. — Нет, я его не видел, — выдавил из себя Курт, тяжело вздыхая. — Если наткнешься на него, позвони мне, идет? — Идет, — крикнул Курт. За дверью послышались удаляющиеся шаги, а вскоре в тишине комнаты можно было услышать вибрацию мобильного телефона. Блейн обессиленно рухнул на кровать, закрывая лицо руками. — Я знаю, что могу ему сказать, но это кажется таким пугающим... — Это только начало, Блейн, — Хаммел придвинулся ближе к парню, забирая у того подушку и укладываясь рядом. — Я хочу, чтобы ты понимал: это будет непросто. Иногда тебе будет казаться, что весь мир против тебя. Иногда будет казаться, что сдаться и забыть обо всем гораздо проще. Но ты должен бороться. Ты должен выстоять. И ты не должен забывать, что ты не один. Курт крепко обнял юношу, прижимая того к себе. — Я помогу тебе, Блейн. Все будет хорошо. Все будет хорошо...