Я не могу противостоять этой болезни, Она захватывает разум и тащит меня в никуда, Я нуждаюсь в тебе, я не могу бороться с этим вечно, Я знаю, что ты смотришь, Я чувствую, что ты рядом. Подними меня ввысь, и я буду петь, О, с тобой всё налаживается, Мы – единое целое, О, ты уносишь всю боль, Спаси меня, если я попаду Во власть демонов. Мне нужен спаситель, чтоб исцелить мои раны... Starset – My Demons
Гаррус не мог избавиться от чувства, что вывел Меду на прогулку, ибо ему было дано указание, пока авгур не обнулит нервную систему, вмешиваться в процесс боя как можно меньше, лишь по мере необходимости, и, естественно, следить за её безопасностью. И всё это на фоне того, что целью миссии является добыть какой-то протеанский артефакт с места раскопок, которое прибрал к рукам «Цербер». Всю «ночь» – как экипаж называл время отбоя, хотя треть команды всё равно бодрствовала - Меда провела в медотсеке с Явиком – турианец встретил её на камбузе, когда она варила себе кофе, и они даже успели немного побеседовать перед тем, как протеанка поспешила вернуться, пояснив, что без её присутствия исчезает блокада нерва. И Гаррус не мог взять в толк, почему авгур возится с протеанином, учитывая, как тот собирался с ней поступить. А затем, незадолго до подъема к нему в главную батарею заявилась Шепард, и по её яростному взгляду он мгновенно определил, что она вовсе не спала и определенно намерена кого-то прикончить. Почти зажившие шрамы на лице Джейн в полумраке батареи мерцали тонкой алой сетью, и ему даже показалось, что её зрачки несколько раз сверкнули, точь-в-точь, как у хищника в темноте. Вряд ли то, что – вот незадача – коммандер застала его спящим на полу на притащенном из каюты экипажа матраце, могло настолько её разозлить. И, собственно, Гаррус как всегда оказался прав. Отсыпав ему дозу словесных тумаков, она приказала – о да, это был именно приказ – спать на нормальной койке, а не здесь. И если его не устраивает общая с экипажем комната или же неудобные капсулы – чтобы тащил свою костяную турианскую задницу в её каюту и ночевал там – варрен побери, Шепард, какого хаска ты говоришь подобные вещи?! – ибо она всё равно почти не спит, и её кровать постоянно пустует. Пока Гаррус после такого заявления пытался привести свои мысли в порядок, Шепард очень красочно пояснила ему причину своего состояния. Кварианцы обещали помощь в войне со Жнецами, поэтому Джокер уже проложил курс на Вуаль Персея. Да только горький опыт научил Джейн, что просто так, по доброте душевной, в этом гнилом меркантильном мире ничто и никогда не дается. И она уже подозревала, какую цену с неё затребуют –Хакет предупредил о недавних массированных атаках кварианским флотом систем гетов. Шепард это вовсе не удивило – они давно хотели отвоевать Раннох. Но затеять войну в такое время! Неужели кварианцы не понимают, что если не уничтожить Жнецов, то ни одной расы не останется, и их в том числе? Какой тогда смысл в возвращении их родной планеты сейчас? Они лишь тратят ресурсы на борьбу со своими же творениями, а могли бы бросить все силы на помощь в решении более глобальной и важной проблемы, касающейся, без преувеличения, всех разумных существ галактики. Шепард и так недолюбливала «скафандров», как она их прозвала, но сейчас, Гаррус был уверен, попадись ей на глаза представитель этой расы, она голыми руками избила бы несчастного до полусмерти. И турианец вряд ли остановил бы её, потому что кулаком можно добиться больше, чем словом, а сейчас именно тот случай, ибо многократные речи Шепард по поводу того, что геты открыты к примирению, пролетели у кварианцев мимо звуковых сенсоров, и те совершают очередную ошибку. Да и, в сущности, Гаррус вовсе не тот, кто охлаждает гнев Шепард, зато с ним она может применить его в бою, обрушить карающим резотроном на объект ненависти или очередного врага. Они вместе – справедливость и возмездие, такие, какими должны быть – немилосердные и воздающие по заслугам. Два лезвия одного клинка, напарники, чувствующие и дополняющие друг друга, рожденные для битвы, живущие битвой и которым суждено погибнуть с крепко зажатым в руках оружием и пылающим в сердце желанием забрать с собой в потусторонний мир как можно больше плохих парней. Идеальная команда. Жаль, что только в бою. Пожелай Шепард намылить скафандр какому-нибудь кварианцу или же просто влезть в драку, плевать, с кем, Вакариан не остановил бы её, потому что ему тоже чертовски хотелось дать волю кулакам. И вот пока коммандер отправилась на встречу с адмиралами Мигрирующего Флота, Гарруса, Меду и Джеймса десантировали на эту захудалую пустынную планету. Назначенный объект, откуда надлежало добыть протеанские данные, на первый взгляд оказался совсем уж небольшим строением с массивной дверью, по виду установленной совсем недавно. Неподалеку – охранный пост, и, конечно же, всё обильно усеяно камерами наблюдения с датчиками движения, тепловыми сенсорами и прочей ересью, на которую «Цербер» никогда не жалел кредитов, но вовсе бесполезной в условиях данной местности. – Узнаю нашу архитектуру. Им удалось откопать мансардный этаж, но ниже поверхности есть еще как минимум три уровня, – Меда вонзила ладони по запястья в песок и даже не смотрела в карьер, направив застывший взгляд куда-то поверх линии горизонта. Протеанское здание, за тысячелетия погребенное глубоко в недрах песков, находилось на дне вырытого «церберовцами» широкого кратера, на валу которого группа высадки во главе с Гаррусом заняла разведывательную позицию, исследуя укрепления противника и определяясь с планом проникновения на объект. – У входа на посту пятеро противников. Верхний уровень пуст, а на втором, похоже, расположены основные силы. Хм… Пользуясь тем, что затемненное снаружи стекло шлема скрывает его глаза, Гаррус внимательно наблюдал за протеанкой. Должно быть, только Духам известно, как она видит на таком расстоянии и сквозь преграды, разве что у неё в голове не вмонтированы локационные устройства. Защитные очки Меда сняла еще на подходе к базе. Естественно, шлемов для протеан у них на корабле не нашлось, собственно, как не найдется нигде в этом цикле. Но, посмотрев на сводку климатических данных с планеты, авгур заключила, что защиты для глаз – тут Кортесу пришлось попотеть, чтобы за отведенные перед высадкой пару часов подогнать уже существующие варианты под потребности протеанки – будет вполне достаточно, так как, по её словам, ей не раз приходилось работать в более неблагоприятных условиях. – По маркерам на входе я насчитала 38 органиков, из них по меньшей мере восемь с биотическими способностями. Следы не четкие – утверждать не могу. Точно определить их распределение внутри здания так же не представляется возможным, – недовольно скривив губы, авгур одернула руки. – Жар и горная порода искажают восприятие. – Медок, впечатляет! – присвистнул Вега, рассматривая местность сквозь оптический прицел штурмовой винтовки. Гарруса неожиданно посетила мысль, что будь у них в команде несколько таких вот авгуров, то у противников не было бы никаких шансов. А потом вспомнил, что происходило с Медой на Деспойне, и к чему еще, по словам Явика, она склонна. Весьма заманчивая перспектива, но возможные последствия того не стоят. Пожалуй, им достаточно и одной подобной бомбы замедленного действия, за которой с подачи Шепард следит уже не только протеанин, но еще и Гаррус. И самое интересное, что Меде определенно известно обо всём, происходящем за её спиной, но она никак не показывает своего отношения к этому. Ей всё равно или она не видит в них угрозы? – Иного входа нет. По всей видимости, только штурм, – отрапортовала авгур и, перестав созерцать дали, устремила вопросительный взгляд на лидера группы. – Ожидаю приказов, Архангел. Сердце сжалось и совершило сумасшедший скачок. Судорожно глотнув воздух, Гаррус порывисто отвернулся, боясь встретиться с Медой взглядом и вовсе позабыв, что он до сих пор в шлеме. Зачем она делает это? У него есть имя, но нет, она выбрала его старое прозвище! И каждый раз, когда оно слетает с её губ, по его телу проходит нервная дрожь. Со времен Омеги Гарруса никто так не называл, разве что изредка Шепард, либо ради шутки кто-то из команды. Случалось, он сам вспоминал прошлое, чтобы лихо покрасоваться в каком-нибудь споре. Всё это было, чтобы поскалить зубы, не более, но Меда обращается к нему с полной серьезностью, так же, как члены его отряда, давно погибшие в той криминальной дыре. Близкие соратники, заменившие турианцу семью и друзей, посланные ему во спасение не иначе, как судьбой, когда он попросту решил красиво и не бесполезно самоубиться, прожигая жизнь с винтовкой в руках. Будь он проклят, но с тех пор никогда больше никто не говорил ему: «Ожидаю приказов, Архангел» ! И на него это влияет, как призыв к действию, защите, опеке, спасению, уничтожению какой-либо угрозы, не задумываясь о собственной безопасности, любой ценой уберечь тех, за кого он в ответе. «Ожидаю приказов, Архангел» тупым осколком памяти вонзается в сердце, но при этом разгоняет по телу горячую кровь и придает сил. Хотя протеанка давно молчит, оценивающе глядя на его профиль, эта фраза словно въелась в его сознание – Гаррус до сих пор слышит её у себя в голове, и с голосом Меды переплетаются голоса его братьев по оружию, смерть которых даже после убийства предателя остается грузом на его совести. А, может, авгур просто издевается над ним, зная, что эти воспоминания причиняют ему боль? Что она сейчас так внимательно выискивает в нём? – Думается мне, ты и без нас справишься, – наконец раздраженно выпалил Гаррус и уже на последнем слове понял, какую глупость произнес. Ответом было короткое: – Ждите здесь, – и Меда скользнула вниз по наружному склону кратера, по-видимому, планируя обойти базу и зайти с тыла. Турианец спешно спустился следом, на ходу пытаясь придумать, как перевести всё это в юмор, а рядом не слишком грациозно приземлился Вега, да еще не преминул заметить, что скинуть всю работу на девушку – «план так себе». В отличие от мужчин, авгур не испытывала никаких проблем с погрязанием ног в песок и, судя по бодрому шагу, действительно собралась в одиночку проникнуть на объект с кучей наемников. – Меда, постой! – протеанка замерла, и Гаррус поравнялся с ней. – Это не приказ, я просто…, – решив, что всё-таки стоит объяснить ей причину своих слов, он неловко переступил с ноги на ногу и снял шлем, открывая её взгляду свои глаза, а Меда смотрит с неким едва заметным любопытством, пристально, но будто думает о чем-то своем. Позади басовито захохотал Вега. – Ну и шуточки у тебя, Щербатый! Но я бы всё равно Медок одну не отпустил. Авгур не обернулась на голос, лишь слегка повела головой вбок и сделала глубокий вдох. – Нужно спешить – скоро поднимется буря. Наперекор её словам, небо оставалось на удивление белым, даже бесцветным. Не ясно – оно здесь всегда такое, то ли затянуто тонкими облаками? Было настолько жарко, что потоки света на горизонте преломлялись, и его линия плыла перед глазами, как воздух над пламенем. Но следов приближающейся непогоды турианец не заметил. – Ты уверена? – Стало слишком тихо. Когда мы высадились, здесь было ветрено, разве от тебя укрылось, как быстро на пустыню опустился штиль? И правда, поначалу песчинки то и дело бились в стекло его шлема, но совсем не беспокоили, возможно, поэтому, он даже не заметил изменение погоды. – За время, что мы добирались сюда, температура воздуха поднялась, хотя световой день близится к концу. Дышать стало тяжелее, мы будто под колпаком. Авгур говорила без какого-либо превосходства и не упрёкая его в невнимательности, что обязательно сделал бы Явик. Вообще её реакцию Гаррусу пока что было сложно предугадать: то она смотрела на всех с характерным протеанским презрением, то совершенно безэмоционально, то указывала ему, что делать, то удивительно легко подхватывала юмор и смеялась с его шуток, и, Жнец пойми, искренне или нет. Соединив руки за спиной, Меда повернулась на восток и тихо произнесла, скорее себе, чем присутствующим, словно озвучивая мысли вслух: – Запах пыли и ветра… Земля неспокойна, дрожит. Бессчетное множество становится единым, поднимаясь к небу песчаной вуалью, закрывая свет и окутывая густой тенью. Гудит, воет раненым зверем. И агония только набирает силу… Интересно, Меда знает, что ему хотелось бы почувствовать, что сейчас чувствует она? Понять, как она воспринимает окружающий мир и ощущает то, что без помощи специальных приборов другие существа увидеть не в состоянии. Авгур показала ему лишь обрывок собственной памяти, но Гаррус был уверен, что это только одна сторона медали. Духи, просто малая часть этой стороны! А сумел бы он ощутить полную картину? Тогда, в медотсеке он упомянул, что не протеанин и рад этому, а сейчас неожиданно ощутил сомнение касаемо своих слов. Вакариан перевел взгляд на её ладони, на одной из которых надета его старая перчатка – снова Стив потрудился, правда, сидит плоховато, но Меда заверила, что за неимением иных вариантов приемлем и такой, главное – ограничить тактильный контакт. В тот раз, когда она протянула ему руку, он долго сомневался перед тем, как коснуться её, а сейчас был близок к тому, чтобы попросить ему показать, что она видит, и взял бы её ладонь, не секунды не задумываясь. Перестав бормотать непонятные, судя по озадаченному взгляду Джеймса, вещи, Меда передернула плечами и коснулась пальцами висков. Её тонкая фигура, облаченная сплошь в черное, контрастировала на фоне выжженных светом бледно-розовых пустынных барханов и казалась слишком хрупкой. А, насколько Вакариан успел рассмотреть её обнаженное тело, когда авгур без стыда разделась перед ним, то оно намного уязвимее, чем, к примеру, у тех же турианок, о сходстве с которыми твердила Шепард. Довольно много незащищенных пластинами открытых участков кожи, и Гаррус был уверен, что она гладкая и приятная на ощупь, как её ладони. «Я не женщина, Явик всем ясно дал понять». Что за бред? Почему Меда позволяет ему говорить подобные вещи? Неужели её не задевают эти оскорбления? – Пятнадцать минут до того, как буря настигнет нас, но я полагаю, надвигающаяся непогода нам только на руку, – заключила Меда, повернувшись к стоящим позади мужчинам, и в её взгляде отчетливо читалось, что она задумала какую-то хитрость, – да, Архангел? И Гарруса вдруг окатило огненной волной злости. Защитить, спасти, уберечь. Прищурив глаза, авгур посерьёзнела – естественно, от неё не укрылись изменения его эмоций. Да плевать, он бы даже рассказал ей их причину, чтобы она знала, что Явик не прав, она не права, и их давно исчезнувшая Империя с несправедливыми законами – тоже. А Архангел никогда не был и не станет безучастным свидетелем несправедливости.***
– Нет, ну ты видел, какие припасы поставляет своим наемникам «Цербер»? А нас «Альянс» кормит какой-то дрянью! – У тебя теперь душевная травма, Вега? Мой рацион так вообще куда менее разнообразен, чем ваш. – Да я бы и не узнал, что они едят, если бы мы не нагрянули к ним как раз на ужин. Меда вышла из «Кадьяка» первой и направилась к арсеналу, следом за ней, продолжая обсуждение хода операции, расслабленно плелись турианец и человек. А эти двое довольно словоохотливы – всю обратную дорогу рты не закрывали. – Ха. Ты видел их лица? Они даже не поняли, что на их базе посторонние! – Черта с два сенсоры в такую погоду нас засекут. Я дальше своего носа вообще ничего не видел, и песок горячий, как из печи. Вообще, если б не Медок, я бы даже входа не нашел. Услышав своё прозвище, протеанка улыбнулась. Всё-таки оно пришлось ей по вкусу, необычное, но приятное на слух, не вызывает духовного отторжения. Хотя, наверное, еще дело в том, что человек произносил его с непривычной для авгура дружественностью и доброжелательностью. Наивно с его стороны, но Меда решила, раз уж кто-то желает наладить коммуникативный контакт, то пресекать она это не будет. С удовольствием бы забилась у себя в коморке, как Явик, но в её же интересах влиться в коллектив, чтобы в случае конфликта с протеанином у неё было больше сторонников. – Ничего удивительного, – протянул Гаррус. – Ты спросонья в дверь лифта не сразу попадаешь-то. – А я думал, ты и ночами калибруешь, а, оказывается, следишь за тем, кто сколько раз в туалет ходит. Тайное хобби, а, Щербатый? Вместе с Медой на стойку отправил своё оружие и Джеймс, а вот Архангел слишком заботился о своих «девочках», чтобы складывать в общий ящик. Скрестив руки на груди, он, по-туриански улыбаясь, сокрушенно покачал головой. – Вега, о твоём же здоровье беспокоюсь, чтоб ты ненароком снова не попутал двери. Предыдущий раз Лиара тебя чуть по стенке не размазала, – от этих слов брови человека поползли на лоб, но Архангела это только забавляло. – Хмм. Боюсь представить, за каким занятием ты её застал. Я её настолько злой видел разве что, когда она хотела прикончить Серого Посредника. – Ой, да ладно, я глаза продрать не успел, как сработала сирена! – Джеймс развел руками, делая вид, что пытается оправдаться, а сам едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. – Рванул обратно в лифт и, только спустившись за оружием обратно в ангар, понял, что это вопли Лиары, а не сигнал тревоги! – А вы всё байки травите, – к ним подошел Кортез, что-то сосредоточенно листая в омни-туле. – Джеймс, ты поосторожнее с этим, я уверен, Лиара уже нарыла на тебя кучу компромата и использует его, если ты хоть словом обмолвишься, что там увидел. – Та ничего я не видел, Эстебан! Даже нижнего белья на ней не бы…, – его взгляд застыл, а глаза удивленно расширились. – О-о-ох! – закрыв рот рукой, мужчина поднял взгляд к одной из камер наблюдения. – А вот и внезапные откровения. Ты пропал, Вега! – пока Архангел сотрясался от хохота, Кортез, не обратив внимания на шутливые препинания, подозвал Меду к терминалу для связи с поставщиками. – Шепард прислала сообщение – собирается взять тебя на следующее задание и дала указание в срочном порядке заменить детали на броне, установить батареи кинетического щита и систему автоматического лечения, – его пальцы заплясали над цифровой панелью, выводя на монитор схему модификации, что они вместе разработали накануне вылета на задание. Сбоку от изображения был список необходимых элементов, на большинстве из которых стояла пометка о наличии. – Когда она успела? Хм, похоже, у кварианцев коммандер приобрела поножи – турианские, но по параметрам тебе подходят, а еще шлем респираторного типа. На дредноуте гетов есть гравитация, давление для органиков в пределах нормы, так что для обеспечения дыхания его будет достаточно, но над ним мне еще придется поработать, чтобы придать нужную анатомическую форму. А закрытый шлем для романтических прогулок в открытом космосе я заказал по твоим меркам на Цитадели, – пилот, механик, он же снабженец и по ситуации – инженер-бронник, улыбнулся, но вовсе не радостно. Серая тоска, печаль, страх одиночества. Что ж, среди множества историй, что рассказали Меде стены «Нормандии» была история и этого человека. Война всегда забирает самое дорогое, никого не обходит стороной. – Не могу поверить, что увижу Цитадель лично, а не из чужих воспоминаний. – Да, я слышал, что в вашем Цикле атака Жнецов началась именно оттуда. Думаю, вам с Явиком будет на что посмотреть. Уповать, что Шепард отпустит авгура в одиночку на огромную космическую станцию, было бессмысленно, пусть даже на этот раз дело обошлось без присмотра. – Мне и без него есть на что посмотреть. Как только Меда вышла из челнока – сразу же ощутила на себе взгляд своей няньки. Явик был крайне недоволен, что доктор запретила ему участвовать в этой высадке, хотя и понимал, что два дня на сращивание кости даже с подобным уровнем регенерации и использованием медикаментов, от которых он, конечно же, отказался, – довольно малый срок. Конечно же, ранение никогда не было поводом для уклонения от обязанностей, а наблюдение за авгуром он считал своим долгом. Но когда узнал, что коммандер в операции не участвует, а руководит ею турианец, воспринял реабилитацию уже не так остро. Еще бы, жизнь парочки примитивов его не заботила. – Также заменим тебе правый рукав с тканевого на кинетические пластины под абляционной керамикой, – изображение на экране изменилось, показывая конструкцию будущей защиты для рук, – там же установим омни-тул. Второй рукав, как ты и хотела, оставим, как есть, – мужчина устало вздохнул и потер глаза. – Чёрт, по всей видимости, мечту об отдыхе придется оставить мечтой еще на несколько часов. – Смотри, – Меда коснулась экрана и убрала несколько пунктов из списка модификаций. – В кинетическом щите нет срочной необходимости, а система автоматического лечения мне вовсе не нужна. Таким образом, твой отдых становится немного ближе, чем ты предполагал. – Уверена? – было видно, что Кортез разрывался между долгом и желанием быстрее справиться с работой, поэтому, получив утвердительный ответ протеанки, благодарно кивнул. Турианец с человеком уже закончили свой бессмысленный разговор и склонились над оружейным столом, перебирая закупленные у кварианцев модификации. – Архангел. Гаррус больше не вздрагивал, когда Меда так обращалась к нему, а из вспыхивающих прежде противоречивых чувств остались лишь те, что полезны в бою, и под их действием его биополе ширилось и крепло. Сильное имя, хоть и приносящее боль. – Расскажи мне всё, что знаешь о гетах. Разновидности, оснащение, вооружение, модели поведения. Всё, что может понадобиться в борьбе с ними. – Всё? Хмм, – турианец задумчиво коснулся подбородка и, опершись о край стола, завел ногу за ногу. – Тогда надо запастись напитками, отправиться на обзорную палубу, уютно расположиться на диване – и я поведаю тебе длинную занимательную историю с подробными примерами, начиная со времён, когда мы с Шепард боролись с Сареном. А можно сделать иначе, – он протянул Меде ладонь, – и ты сама всё увидишь…***
Отброс общается с примитивами, улыбается им почти искренне, и эти идиоты верят. Более тошнотворного зрелища Явик не видел. Если от человека подобной глупости можно ожидать – его мозги, похоже, растворялись по мере накопления мышечной массы, что, собственно, не так уж и полезна, исходя из потери в выносливости и ловкости, то турианец казался смышленее. Он хоть вообще понимает, что эмоции авгура наиграны? Что оно растягивает губы в улыбке, считая, что в текущей момент это уместно, потому что кто-то из считанных им личностей делал точно так же в подобных ситуациях. Оно обучено методам социализации и изображает дружелюбие, общительность и порядочность, ибо нуждается в союзниках. И Явика дико раздражало, что пустышка в этом преуспела явно больше, чем он за месяцы пребывания на «Нормандии». Насколько ему известно, не всех авгуров обучали подобным навыкам – лишь лучшие объекты, без изъянов и качественно созданные. Они сохраняли свою лояльность даже вне влияния Императрицы, поэтому их использовали для выполнения заданий в качестве посланников, защитников высокопоставленных лиц, задействовали в разведке, охране каких-либо целей, внедрении в локации, оккупированные Жнецами. Оно… Медания… «данная мне» – от этой мысли Явик брезгливо сжал губы – тоже мне, «дар» свалился на голову. Не ясно, чем оно руководствовалось, придумывая себе имя, и почему не назвалось тем, что дали ему в монастыре, но этот авгур, судя по характерной броне, был телохранителем Императрицы, а значит, находился на верхушке иерархии авгуров и обладал лучшими приспособленческими навыками. Но в этом экземпляре определенно есть сбой, дефект, раз оно не совершило обряд самоуничтожения после смерти подопечной. Неужели Императрица ошиблась, отобрав его в личный отряд защиты? Либо это просто самозванец, авгур низшего ранга, укравший форму старшего по званию. И если так, оно должно понести наказание. Впрочем, любой авгур, продолжающий существование без объекта защиты, нарушил правила, и это в любом случае каралось бы смертью. «Винишь её в том, что выжила. И это говорит мне протеанин, несколько часов назад считавшийся последним». Сжав челюсть, Явик прожигал гневным взглядом авгура. Ему нужно узнать, как оно оказалось в капсуле, предназначенной главе Империи. Пусть псевдопротеанка завоевала симпатию коммандер, турианца, этого человека «Джеймса», еще части экипажа, но Явик в её участливость и заботу не верил. Пришла помочь ему, отдать долг. Что за бред, с каких пор авгуров беспокоила честь? Или следование Кодексу? И что за ересь творилась на Деспойне, когда оно звало мать? Неужели даже тогда, будучи на грани потери контроля, оно продолжало играть выбранную им роль? Не будь это авгур, протеанин уже давно прижал бы противника к стене и считал всё необходимое. Но здесь…он понятия не имел, что увидел бы, если бы воспользовался, отсутствием защиты, когда оно было в беспамятстве. Подобные крайности Явику вовсе не свойственны, да и внедряться в сознание, представляющее собой помойку чужих личностей и эмоций, было верхом идиотизма. Что заставило его спасти авгура, оградив ментальной защитой, откуда взялась эта безосновательная мягкотелость? И теперь Явик ломает голову, что делать с этим существом и как его разоблачить. А это представление с обрядом перемирия! Скорее всего, не будь он тогда настолько слаб, авгур не опустился бы перед ним на колени и не открыл бы шею. Явик держал кинжал у его горла, и желание вспороть глотку было удивительно острым. Но ведь мог же – лезвие почти касалось кожи, быстрый рывок – и с врагом покончено! У него в этом богатый опыт, о котором хотелось забыть, но подсознание считало иначе, выливая воспоминания в сновидения, поэтому, была б его воля, он бы вообще не спал. Что ж, стоило отдать авгуру должное – оно не соврало, когда обещало не проникать в его сознание, да и навыки работы с нервной системой у него великолепны. Его никто не просил остаться на операцию, тем более после, но оно дождалось начала регенерации и ушло только спустя несколько часов. Явик следил сквозь стекло за прибывшей с задания группой высадки, и с каждой фразой или улыбкой авгура раздражался всё больше. А потом произошло вообще из ряда вон выходящее – турианец снял перчатку и протянул авгуру руку. Приоткрыв рот, Явик удивленно подался вперед, жалея, что не умеет разбирать слова по мимике этих птицеобразных. Аура Вакариана в один миг полыхнула настолько ярко, что протеанин порадовался, что находится сейчас уровнем выше и за стеклом. Интерес, энтузиазм, воодушевление и – какой ужас – симпатия. Симпатия к бесполому существу! Пальцы Явика вцепились в поручень перед приборной панелью, и едва возникшая в сознании вереница нечетких мыслеобразов от оставленных на поверхности маркеров тут же была подавлена и игнорирована, ибо откуда-то возникло едва сдерживаемое желание вот этой самой металлической трубой ударить по костяной голове турианца и вправить ему мозги. Надо же додуматься пойти на ментальный контакт с авгуром! И судя по тому, как Вакариан уверенно подал руку – уже не впервые. Он в своём уме?! Коротко ответив, авгур не спеша стянул перчатку и дотронулся до ладони турианца. Явика оно касалось так же – кончиками пальцев, осторожно, но уверенно – он чувствовал эти прикосновения, несмотря на всеобъемлющую боль, в которой, как ему казалось, не было места больше никаким ощущениям. Тонкие пальцы будто прожигали кожу жалящим теплом, проходили сквозь мышцы, проникая в его тело и кости, но вопреки жуткой картине, что рисовало ему осязание, всё это приносило ему облегчение. Оно не передало протеанину ни единой эмоции, ладони и одежда не испачканы посторонней ДНК, у авгура даже не было определенного выраженного запаха – что, собственно, не удивительно – лишь какой-то тонкий едва уловимый аромат, который разбить на составляющие не представлялось возможным. В воспаленном мозгу Явика тогда промелькнула странная мысль, что более чистого существа ему еще не доводилось встречать, что хоть кто-то в этом цикле не окунает его в поток своих отвратительных до тошноты переживаний, мыслей и чувств. Его обнимала тишина, успокаивала его тело и разум, и он неосознанно позволил себе ею наслаждаться. Наверное, так ощущается смерть – эмоциональный штиль, безмятежность, легкость, пустота. Раньше он часто об этом думал, боролся за своё существование, но в глубине души надеялся, что она заберет его. И вот, похоже, она всё-таки нашла его. Отпустив руку турианца, авгур вдруг поднял голову и направил равнодушный взгляд на стоящего за стеклом Явика. Приветственный кивок Вакариана остался без ответа – протеанин не обратил на него внимания. Чистое существо? Ерунда. Все те размышления – это реакция психики на длительную боль и последующее её снятие, не иначе. Рассудок помутился из-за горячки, и разум начал выдавать больные сумасшедшие мысли. Авгур никакое не воплощение чистоты, а пустой сосуд, наполненный помоями. Просто крышка хорошо закрыта. Вздернув подбородок, Явик отвернулся и отправился в свою каюту. И будь он проклят, если позволит смерти забрать себя раньше, чем будет уничтожен последний Жнец.***
– Хм, да, у меня есть доступ в каюту Шепард. Гаррус отошел в сторону, пропуская протеанку вперед. Не переступая порога, она несколько секунд рассматривала комнату коммандер и только потом вошла: – Я ничего не спрашивала. – Но ты так смотришь. Будто укоризненно. Хотя, наверное, ты и так всё знаешь. Соединив руки за спиной, будто сдерживаясь, чтобы ни к чему не прикоснуться, протеанка сразу пошла к стеллажу с коллекцией космических кораблей. – Я не задавалась целью найти что-то в твоей памяти, поэтому не проникала в неё настолько глубоко, – две пары глаз несколько секунд увлеченно изучали макеты, а затем авгур проследовала за Архангелом в дальний конец каюты к шкафу с вещами. – Смотрела лишь то, что ты мне показывал или кое-какие воспоминания из оставленных маркеров. Информация достаточно подробная, чтобы составить о тебе исчерпывающее мнение. Остальное меня не интересует. Гаррус от этих слов слегка успокоился и принялся открывать ящики с одеждой. – Так, где-то здесь. Проклятье, Шепард, зачем тебе столько вещей, если ты ходишь в одном и том же? – Тем не менее, мне известно о твоих чувствах к коммандер. Мандибулы турианца дрогнули, но руки всё так же бодро перебирали вещи. – Значит в курсе, что она держит меня на расстоянии. А потом неожиданно сама приближается и снова отшвыривает подальше, – Гаррус вздохнул и тряхнул головой, пытаясь избавиться от внезапно нахлынувшего откровения, жалея, что не сдержал слов. Впрочем, от авгура ведь можно ничего не скрывать, раз она и так в курсе его отношения к Шепард, да и не похоже, что хобби протеанки – делиться сплетнями, она вообще не из разговорчивых. Почему-то эта мысль принесла ему облегчение. – Вот, держи, – он достал из шкафа черную толстовку Шепард и подал Меде. – Как по мне, очень удобная штука. Авгур приняла кофту, но даже не удостоила её взглядом. Ощупывая плотную ткань, она неотрывно смотрела на турианца, и тот, не выдержав, снова отвернулся к шкафу в поисках теперь уже штанов. На какое-то время в каюте стало тихо, только гудел в давно пустующем аквариуме воздушный компрессор, да шелестела ткань перебираемой Гаррусом одежды, поэтому шепот Меды показался слишком громким: – Ты – её семья, которой у неё никогда не было, – она говорила таким же тоном, как когда описывала бурю, и, турианец был уверен, что, посмотри он сейчас на неё, увидит застывший, глядящий в пустоту, взгляд. – Ты её брат, о котором она мечтала, сиротствуя на улицах, и лучший друг, которого она никогда не надеялась обрести. Она боится причинить боль и потерять тебя. Турианец скептически хмыкнул. Вот, значит, как. Боится причинить боль?! Да на его душе уже живого места не осталось! – Она любит тебя, но…, – Меда на мгновение задумалась. Лучше молчи, не нужно ничего говорить, протеанка. – …но тихой любовью, что не пылает в ней пламенем, но горит ровным негаснущим огнем. Ящик из искусственного дерева, в который он вцепился ладонями, угрожающе заскрипел. – Не телом любит, а душой. Преданно. В груди сжался болезненный ком. Всё ясно – он для неё друг, брат, но влечения к нему, как к мужчине, она не испытывает. Гаррус даже смог бы понять, смириться, ведь они всё же разных видов, да и организмы их построены на основе разных белковых соединений. Но, Жнец побери, почему тогда… – Та машина… Порывисто захлопнув ящик, на котором остались вмятины от его пальцев, Гаррус повернулся к Меде и облокотился спиной о шкаф. Она будто читает его мысли: – Я хочу понять, как синтетик стал для неё…сердцем. – Я тоже. И если кто-то на это способен, то только ты. Расскажешь мне, когда узнаешь? – Не думаю, что распространяться о вещах личного характера является правильным с этической точки зрения, – произнесла – как отрезала. Что ж, Меда права, у него нет права соваться в жизнь Шепард. Совесть Гарруса уже приступила к бурной деятельности, но протеанка, прищурив переднюю пару глаз, вкрадчиво добавила: – Только этические принципы мне чужды, Архангел. Он ждал, что она скажет еще что-то, но авгур подошла к шкафу, открыла один из ящиков и, не перебирая содержимое, достала какую-то вещь, на поверку оказавшуюся спортивными штанами. Она точно знала, где искать, чему турианец вовсе не удивился. А еще Меда определенно была в курсе, что с этим прозвищем у него связаны далеко не лучшие воспоминания. Но тогда… – Зачем ты упорно называешь меня так? Я уверен, тебе известно, что мне неприятно слышать это имя. Она пояснила не сразу – её вдруг заинтересовала шахматная доска, что Шепард привезла после миссии по освобождению Омеги от «Цербера», и, приблизившись к столу с трофеями, протеанка коснулась одной из фигур – похоже, коммандер пыталась провести партию сама с собой, но бросила её, так и не закончив. – Так было поначалу, но даже тогда оно воздействовало на твоё духовное и физическое состояние в большей мере положительно, – протеанка провела кончиком пальца по краю игрового поля. – А на задании я ощутила перемену – лишние эмоции, создающие болезненный диссонанс, были подавлены. Ты переосмыслил своё имя, и, воскресив его, дал новую жизнь, – покрутив в руках белую пешку, она вернула её на место и сделала ею ход, убрав с поля две другие. – И теперь, когда я говорю «Архангел», тебе это нравится. Гаррус прикрыл глаза, пытаясь разобраться в своих чувствах. Он не собирался что-то скрывать или врать – с протеанкой это бесполезно, впрочем, он был даже рад этому – можно, в конце концов, побыть по-настоящему собой. И, по всей видимости, Меда в очередной раз изрекла то, что он еще не успел осознать. Или нет? – Произнеси снова. Турианец не увидел, как эта фраза, озвученная неожиданно командным тоном, вызвала у Меды самодовольную ухмылку, но она с готовностью ответила так, будто получила приказ на задании: – Принято, Архангел! – Еще, – на этот раз требование было озвучено сквозь сжатые зубы, и, прижав мандибулы к щекам, Гаррус затаил дыхание. – Архангел! – это напоминает какую-то изощренную игру на натянутых нервах. – Архангел, – старые вспоминания еще не потеряли своего воздействия, но теперь он ассоциирует своё прозвище не только с погибшей командой. – Архангел, – гулко вибрирующий голос всё ближе – не нужно открывать глаза, чтобы ощутить, что авгур остановилась рядом, но на этот раз она произнесла совсем тихо, на выдохе и от этого будто бы мягко: – Архангел… Вдох. В пустыне действительно кое-что изменилось – тогда Гаррус принял решение, и сейчас пришло время приступить к его осуществлению. – Позволь мне кое-что показать тебе. Взгляд, блуждающий по его лицу, заинтригованный и довольный – будто протеанка наблюдает за подопытным пыжаком, и результаты эксперимента её вполне устраивают. – Я хочу, чтобы ты увидела, Медания. Она не взяла Гарруса за руку, как обычно, а приложила свои тонкие ладони по бокам его шеи – и его снова захлестнуло странное, но захватывающее ощущение потери упора под ногами, освобождения от влияния притяжения, словно дух лишился сковывающей его физической оболочки. А еще манящее чувство некой сакральной близости…***
«Делай всё правильно, или не делай вовсе». «Я отправлюсь туда, где смогу действительно что-то изменить к лучшему». «Вы ангел во плоти. Ангел-хранитель». «Оглянись вокруг. Здесь всё решают преступники» – «Мы сможем изменить это, Сидонис. Соберем отряд единомышленников». «Архангел сказал, что всё кончено» – «Передайте послание от Архангела» – «Архангел сказал: уносите ноги». «Йохан Рикс. Подрывник. Наслышан, Архангел. Хочу присоединиться». «Виена Рилай, бывший консультант по вопросам безопасности Цитадели, готова вершить правосудие под твоим руководством, Архангел». «Моё имя – Драк’Дашал. Раз уж ты спас мне жизнь, Архангел, то, считай, теперь все замки для тебя открыты, а пароли взломаны». «Артур Лэнгли, рад знакомству, Архангел. Буду честен – не так давно мы были по разные стороны баррикад, и моих грехов не искупить до конца моей чёртовой жизни, но я постараюсь, поэтому я здесь. Надеюсь, мои навыки наемника пригодятся для свершения благих дел, и когда-нибудь я смогу заслужить твоё доверие». «Элия Т’Керос, я, моя неиссякаемая жажда мести и моя биотика к вашим услугам, Архангел» «Шен’Вин нар Ширам, для меня честь вступить в ваш отряд, Архангел». «К варренам СБЦ и гнилую бюрократию! Ну, ты же в курсе, Архангел. Меня тоже немыслимо достали эти белоручки, просиживающие штаны в кабинетах, когда реальная угроза здесь, на улицах! Возьмешь бывшего офицера в команду?» «Воу-воу, опустите пушки, я пришла с миром и печеньем! Ладно, без печенья, но точно с миром! Как нашла ваше логово? Так от меня никто не спрячется. Знаете ли, простой народ Омеги – лучший источник сплетен и по совместительству – незаметная и эффективная сеть шпионов и информаторов. Уж им-то многое о тебе известно, Архангел. Заинтересован? Еще бы! У меня и моих друзей с местными бандами свои счеты. Я пришла, как представитель жителей станции, до твоего появления запуганных, забитых, смиренно мирящихся с беззаконием, но теперь мы не боимся поднять головы и участвовать в очистке нашего дома от отбросов. Мы – глаза и уши Омеги, а ты – наш Защитник, поэтому мы хотим помочь. Ималис дель Лиэр и «Компания» в вашем распоряжении, Архангел!»… Одиннадцать встреч, одиннадцать историй, связавшихся воедино в одной – истории рождения Архангела и его смерти немногим позже гибели этих самых одиннадцати. Впрочем, Архангел перестал существовать немногим ранее – вместе со смертью десяти, а последнего члена команды – отступника и виновника трагедии – ликвидировал уже Гаррус Вакариан. «Ты заплатил за своё предательство, Сидонис». Пусть никого из его отряда больше нет, но лица и имена друзей накрепко въелись в его память, как и их голоса, что на разный манер и с разными акцентами когда-то давным-давно называли его боевым прозвищем «Архангел». Поэтому Гаррус схоронил его изначальный смысл – «ангел-хранитель» – вместе с остальными воспоминаниями – и оно стало пустым. Впоследствии время залечило рану, но шрам остался… «Ожидаю приказов, Архангел». …и этот шрам в один момент лопнул. Из далекого прошлого Меду бросило в совсем недавнее, и она не сразу поняла, что темнокожая девушка-подросток, что стоит перед ней – это она сама. Мысль, что она ошиблась, и видит лишь авгура, куда-то затерялась и, рассматривая собственное лицо и тело, протеанка впервые в жизни казалась себе красивой. – Потому что это правда, – раздался в её сознании голос Архангела. – Твоя правда субъективна и однобока, – как и ожидалось, иллюзия быстро разрушилась, тем более метка на шее и золотистая татуировка на губах и подбородке ясно давали понять, кто находится перед ней. – А что, если твоя такая же? Призрачная Меда повернулась спиной, и желание прикоснуться к ней отчетливо пульсировало в кончиках пальцев турианца. Взять за руку… дать ей почувствовать, что он испытывает, рассказать, какие мысли разрывают его голову… «Буря нам только на руку, да, Архангел?» Он хотел защищать её, как тех десятерых, кого потерял на Омеге, и как жителей той проклятой станции. Одернув руки, протеанка прервала ментальную связь и отвернулась. – Ты просил предупреждать – я предупреждаю: я собираюсь переодеваться. Кортез уже довольно давно ждет, – неожиданно резкий тон заставил Гарруса зажмуриться, хотя он еще даже не успел разлепить глаз и толком прийти в себя – впервые ему удалось настолько осознать и воспринять разумом происходящее, что он даже смог обратиться к Меде мысленно прямо в воспоминании. Но последствия оказались малоприятными – волнами накатывающее головокружение не давало толком стать на ноги и перестать опираться спиной о шкаф, да и внезапная тошнота скрутила спазмом желудок. Переодевшись, авгур схватила броню и нательный костюм, один рукав которого надлежало ушить, и отправилась к выходу, но замедлила шаг напротив аквариума, выхватывая взглядом в стекле собственное отражение. – Я не нуждаюсь в защите. Дверь за ней закрылась, но острый слух различил фразу Архангела, сказанную им в пустое пространство каюты коммандер: – Все нуждаются, даже те, кто взял на себя роль чьего-либо Защитника. Даже ты. И я тоже.***
Черные спортивные штаны, что протеанка позаимствовала у Шепард, были слишком длинными, и плотная ткань собралась на голенях складками. С рукавами толстовки была аналогичная проблема – доходили до середины ладоней, да и в целом, кофта, мягко говоря, висела на авгуре бесформенным мешком, ибо была не по размеру. И когда она отнесла свою броню Кортезу на модификацию, тот даже пошутил, что вещи коммандер выглядят на Меде, как на тремпеле. В этой одежде было непривычно просторно, и из-за этого чувствовалась некая расхлябанность и несобранность, всё-таки, хоть облачение авгура и имело свободные элементы, но в большинстве своем было облегающим, чтобы обеспечить маневренность в бою. Впрочем, во что ни одень авгура, он так и останется авгуром. Выйдя из лифта, она остановилось посреди коридора инженерной палубы и, закрыв глаза, откинула голову назад. Перед тем, как пойти спать, протеанин долгое время стоял здесь, ждал возвращения группы высадки – обоняние уловило в воздухе его запах, и Меда сделала медленный глубокий вдох, наполняя им легкие. Снова и снова. Смешанные чувства раздирали грудь. Огонь, нетерпение, странное желание что-то сделать. И всю эту смесь ощущений протеанка могла трактовать только как желание поединка, драки. Пошевелив пальцами, она попыталась понять, чего хочется больше: сжать кулаки или аккумулировать заряд биотики? Нечто подобное у мужчин называется конкуренцией. Борьба за влияние, благосклонность женщины, отстаивание собственных интересов. Только откуда в ней это? Авгуры не относятся ни к одному полу и подобные вещи им чужды. – Да пошел к чёртовой бабушке! Ох, Шепард! Меда взялась за подол кофты и погладила ткань большими пальцами. Авгур даже не знала, есть ли у чёрта бабушка, ей, мягко говоря, было всё равно, что там за родственные связи, достаточно уже того бесполезного знания, что эти существа относятся к человеческой мифологии. Толстовку всё-таки стоило сначала очистить от энергетики этой женщины, но протеанке нравилось чувствовать её. Ткань впитала не только смесь эмоций коммандер, когда она носила эту вещь, но и несла отпечаток устоявшихся психологических качеств. Упрямство, непокорность, решительность, дерзость. Меда не могла сказать, что сама не обладала этими чертами характера, ибо, не имей подобного набора, не прошла бы весь свой путь и не оказалась бы здесь, но в Шепард они были слишком яркими, дикими. Она держала их в узде, но внутри пылала, как сумасшедшее пламя. И оно не сожгло её только потому, что она смогла его покорить, направить в нужное русло и воспользоваться его силой. А духовный огонь Меды тихо тлел под колпаком, который она изредка приоткрывала, давая ему разгореться, и тут же сама подавляла, захлопывая крышку, потому как боялась, что не сможет справиться с ним, ведь авгуров не зря лишали эмоций. Она со странным благоговением и одновременно опасением представляла, каково это – позволить себе чувствовать в полной мере, не подавлять алых приступов гнева, окунуться в серую грусть и спрятаться от всего мира в своих переживаниях, или проникнуться теми редкими, яркими и скоротечными, как вспышки света, моментами радости. Поэтому Меда никогда бы не сделала того, что собралась сделать сейчас. Авгур бесшумно приблизилась к двери левого грузового трюма, формулируя в сознании ментальный посыл – одну единственную фразу, обернутую в смелость на грани нахальства, издевку, вызов. Уже представляя негодующе искривленные губы протеанина и пылающие яростью глаза, и ощущая, как от этих мыслей у неё в груди разливается приятное тепло. Проведя кончиком пальца по шее, она коснулась им двери и начертила символ авгура, что выжжен клеймом на её коже. Только протеанин сможет его увидеть, и ему не составит труда прочесть вложенное туда послание. «Я тоже наблюдаю за тобой, Явик». Пусть понервничает, что на его территорию так бессовестно вторглись. Приподняв подбородок, Меда одернула рукава и направилась к себе на нижнюю палубу. Нет, она не будет стирать вещи Шепард, и не будет мыть руки после прикосновений к турианцу. Не раньше, чем детально обдумает все, что почувствовала. Оставшиеся часы перед следующим заданием авгуру предстояло много работы.***
– Ты слишком много позволяешь себе, авгур. Предки, только Явик умеет одной лишь интонацией, не повышая голоса, с филигранной точностью и стопроцентным успехом сходу втоптать в грязь. И зачем вообще Меда поднялась с матраца, когда он примчался в её закуток под инженерным отсеком? Могла бы продолжить медитировать и не обращать внимания на его присутствие, но проклятые рефлексы постоянно напоминали, что она до сих пор считает Явика старшим по званию. Хорошо еще, не приняла военную стойку. Определенно, это бы потешило его самолюбие. Но пусть тешит его в другом месте. – Насколько я знаю, – холодно протянула Меда, буравя его глаза ответным взглядом, – перед тем, как войти в чью-то каюту, надлежит спрашивать разрешение. Право врываться без спроса имеет только коммандер. Ноздри подрагивают, скулы заострились, играет желваками, но говорит, выделяя каждое слово, спокойно, сдержанно и оттого не менее угрожающе. – Я имею право. Всё-таки намекнул на ранг. Эмоциональный фон Шепард, исходящий от её одежды, давно ослаблен энергетикой авгура, а оставшаяся часть взята под контроль, поэтому дерзких ответов в стиле коммандер не будет. Позволять отпечатку чужой личности долгое время влиять на собственную чревато изменением последней. Да и пространство вокруг авгура со временем очищается – в её каюте уже почти не ощущался след старого владельца. И вот теперь этот протеанин вносит диссонанс в здешнюю атмосферу. – В команде Шепард мы на равных условиях, а в этом цикле заслуги перед Империей не имеют веса. – Ты забываешься… – Но не забываю, – прерывая надвигающуюся тираду, Меда не изменила тон, но типичные «авгуровские» равнодушие и флегматичность в голосе сменились жесткостью. Явик возмущенно глотнул воздух, но всё-таки дал ей сказать. – Поэтому служу человеческой женщине согласно Кодексу. И принимать твоё лидерство намерена, лишь когда от неё последует данная установка, либо если сама посчитаю это обоснованным. На этих словах авгур отвернулась, показывая, что дальнейшее развитие темы её не интересует, и, подойдя к столу, включила лежащий на нем датапад, но в руки не взяла – они должны оставаться свободными, когда враг рядом. Прервать разговор подобным образом – знак неуважительности и вопиющего пренебрежения. Предки, язык отрезали и за меньшее! Только 50 тысяч лет назад. Как и предполагалось, открытый намек на то, что ему тут не рады, Явик проигнорировал. Ощутив его приближение, Меда подняла взгляд от экрана и повернула голову, выхватив одним глазом плечо остановившегося на расстоянии ладони протеанина. Вот и перешли на новый уровень общения, раз подобные «сближения», в прямом смысле слова, стали в порядке вещей. Похоже, понятие «личное пространство» для них – теперь пустой звук. Любопытно, кому это больше действует на нервы? – Думаешь, втерся в доверие к Шепард, так всё дозволено? Если бы. – Ошибочное суждение. Я скована рамками местных правил. Только поэтому мы всего лишь беседуем. Судя по резкому выдоху, Явик этим ответом был явно не доволен. – Вот, значит, чего добиваешься, постоянно провоцируя меня: сделать всё моими руками, не выходя при этом за «рамки правил», – у неё за спиной раздался хриплый неторопливый смех. – Так низко. Решил, что она намеренно лезет на рожон, чтобы он напал первым? Меда повернулась к нему лицом и тут же вжалась в край стола. Если бы не злой хищный взгляд и открытая агрессия в гормональном фоне, которую, протеанин, собственно, не пытался скрыть, а, скорее, даже намеренно демонстрировал, то можно было посчитать, что он смеется над какой-нибудь шуткой. – Попутал меня с местной фауной? Играть на эмоциях и манипулировать мной тебе не удастся, – Явик вдруг заговорил обманчиво расслабленно, продолжая сохранять на лице торжествующую ухмылку, словно разгадал сговор вселенского масштаба. С чего он взял, что её это вообще интересует? – Подобное чрезмерное внимание к твоей персоне было бы нелогично и необоснованно. Ты не стоишь того, чтобы тратить на тебя время. – Замолчи, – шипя, он склонился к её лицу, будто выискивая в нем хоть какие-то эмоции, раз осязание ощущало пустоту. Бесполезно, ничего нет – авгур смотрела на него пристально и с таким равнодушием, будто не слушала вовсе. Лишь леденящая ярость, скрытая за непроницаемой защитой, вспыхнула в груди и тут же угасла, возвращая место спокойствию, с которым она всадила бы лезвие кинжала ему под челюсть по самую рукоять и, опустив вниз по шее, распорола глотку. Такое прекрасное видение, что Меда на мгновение ощутила, как сжимает в ладони прохладную рукоять. – Теперь мы продолжим этот спектакль на моих условиях, – не найдя ничего в её взгляде, протеанин пересек комнату и остановился у противоположной стены. По-военному завел руки за спину, вздернул подбородок, создавая блок и очищая окружающее его энергетическое поле. Даже запах свой скрыл, а поддержание защиты подобной силы требует высокой концентрации. Что-то не так. Слишком сдержанно. Слишком по-военному. Меда даже перестала опираться на крышку стола и сама невольно выпрямилась. – Я расцениваю намеренное пренебрежение субординацией, в частности, неуважительное отношение к старшему по званию, а также оставленную на моей территории информационную метку как оскорбление второй степени, затрагивающее мою честь, репутацию и собственность. Он серьезно? Решил устроить трибунал? – За попрание и нарушение законов Империи повышаю тяжесть оскорбления еще на степень, – он говорил сухо, монотонно и зло, именно так, как должно при вынесении приговора. Руки Меды сами собой оказались за спиной, будто подражая военной выправке, а пальцы нащупали рукоять кинжала в рукаве. Надумал казнить авгура? Самоуверенно. Но Императрица не зря его выбрала – Явик далеко не посредственность, ему не свойственны необдуманные импульсивные решения, и Меда еще не испытывала его силу воли на крепость. Но в любой момент готова проверить, пусть только сделает малейший угрожающий выпад в её сторону. – Стихийной драки не будет, мы проведем поединок по всем правилам. Выбор оружия за мной. Предки, он вызывает её на дуэль! У Меды возникло непривычное желание рассмеяться во весь голос. Он действительно не глуп – всего лишь дуэль! Что ж, разве не этого ей всё время хотелось? – Я слушаю. Вероятность, что Явик выберет ментальное противостояние или биотический бой, равна нулю, он прекрасно осознает, что в этом случае у неё есть все шансы победить. Скорее всего, остановится на кулачном поединке, и тогда Меде придется помимо сражения тратить концентрацию на поддержание непроницаемого блока, ибо касаний избежать вряд ли удастся. – Парные клинки. А вот это неожиданно. И очень интересно, ибо спрогнозировать исход подобной дуэли невозможно, потому как его уровень владения кинжалами Меде был неизвестен. Тут их шансы действительно равны. Любопытно, Явик настолько уверен в своих силах или действительно хочет честного боя? – Время дуэли сообщу позже. Также беру на себя обеспечение дополнительным оружием. – Принимаю условия, – авгур утвердительно кивнула, глядя, как он коснулся пальцем алой кожи на шее. – Мне понравилось то представление с декламацией текста из Кодекса и твоим преклонением коленей, – Явик самодовольно оскалил зубы. – Станешь так снова. И на этот раз это будет не показуха, а признание тобой моего лидерства. Быстро начертив на стене знак офицера Флота Империи, протеанин, излучая превосходство, пружинистым шагом поднялся вверх по лестнице и покинул инженерный отсек. «Твоё место на коленях, авгур». Эта мысль-ощущение-эмоция вмиг наполнила пространство комнаты и тяжестью опустилась на плечи. Вот же сволочь! Оставил метку прямо там, где спит Меда, а она-то начертила её снаружи его каюты! И право стереть её имеет только победитель, проигравшему же она будет раздражать восприятие и действовать на нервы, постоянно напоминая о слабости и поражении. Меда, куда ты влезла? Экипаж принял её, как равную, но почему-то ей было важно лишь мнение Явика. Ей бы тихонько сидеть, да выполнять то, ради чего она прибыла в этот цикл, да вдруг захотелось доказать, что она не отброс, не духовная пустышка, а в первую очередь опытный боец. Хотя, авгур прекрасно понимала – одержи она победу в дуэли, его отношение к ней не изменится, а ненависть ни на каплю не угаснет. Законы, установки, традиции – всё это слишком крепко въелось в мировоззрение протеанина, воспитало его, стало основой его образа жизни, сделало таким, какой он есть сейчас. И из-за авгура Явик не переступит через свои убеждения и принципы. А чтоб тебя, Архангел! Меда легла на пол и, выхватив взглядом одну из металлических ступенек, прошептала в пустоту: – Зачем ты сделал это? Зачем дал увидеть себя твоими глазами? Слепой, наивный птенец! Ты ведь почти ничего обо мне не знаешь. Но хотел узнать, хотел понять её, прочувствовать, и уже совсем не боялся ментального слияния, а, напротив, был в восторге от подобного образа общения. Знал бы только, что порог восприятия его нервной системы настолько низок, что всё это – лишь малая часть тех возможностей, коими обладают протеане. «Все нуждаются в защите, даже те, кто взял на себя роль чьего-либо Защитника. Даже ты. И я тоже». – Защитник для Защитницы, – фыркнула авгур, сжав кулаки, но спустя мгновение поднесла ладони к лицу. Запах турианца не казался Меде каким-то особенным, не был приятным и не будоражил восприятие, как аромат Явика, но и не отталкивал, не вызывал отвращения или негативных эмоций. Даже наоборот, улавливая его, чувствуя, что Архангел рядом, на душе почему-то становилось на удивление спокойно и легко. Опасное и обманчивое ощущение, ведь авгур, всю жизнь пряча свою личность, привыкла находиться в постоянном напряжении. А позабыть прошлые привычки, эту постоянную скрытность и осторожность, взять и отбросить маску, под названием «Игнис», которую она носила всю свою жизнь, было не так просто. И спустя длительный срок, в течение которого она была лишь тенью, ей нужно заново учиться жить, поэтому союзники ей бы очень пригодились. Но пока что единственный, кому она могла доверять, был турианец, потому как тот позволил ей проникнуть в его сознание, делился мыслями и эмоциями, ничего не скрывая, и сейчас Меда была уверена, что от него не следует ожидать подлого удара в спину. Ко всему прочему Гаррус упрямо считал её женщиной, даже в некотором смысле привлекательной – насколько турианец способен оценить красоту протеанки. Но его ошибочный вывод основан на сравнении авгура с представительницами его расы, тем не менее его эмоции, уверенность в собственной правоте и желание доказать ей это, на мгновение позволили ей почувствовать себя полноценной, как в моральном плане, так и физически. Нет ничего хуже ложной надежды, гораздо спокойнее, когда она вовсе отсутствует. И теперь Меда творит какие-то сумасшедшие вещи, решив доказать протеанину, что достойна лучшего отношения. Какая глупость, она ведь сама в это не верит! Зато Архангел уверен.***
Тихо зашипели створки дверей. Поднимаясь с матраца, Гаррус устало вздохнул, ведь в столь поздний час к нему обычно никто не приходит, кроме… – Меда? – уж её, да еще и с двумя чашками кофе в руках, он точно не предполагал увидеть. – Давно время отбоя..., – турианец осекся – ему самому сейчас стоило бы спать, и он по приказу Шепард даже пытался – принял горячий душ, надеясь, что это нагонит сонливость, переоделся в кои-то веки в повседневную одежду и занял свободную кровать в жилой каюте, чтобы несколько часов бесполезно смотреть в потолок, потому как сна ни в одном глазу. Поэтому Гаррус вернулся в главную батарею – уж лучше гул механизмов, чем сопение и храп людей. Здесь он улегся на всё тот же злосчастный матрац, что коммандер велела убрать, и продолжил свое занятие – рассматривать своды помещения, прокручивая в голове прошедшее задание и всё, что произошло после в каюте Шепард. Течение времени в открытом космосе – вещь условная, да и, насколько ему известно от того же Явика, протеане нуждаются во сне намного меньше, чем, к примеру, те же турианцы или люди. Высокая регенерирующая способность организма, невероятно острое обоняние и восприятие, широкий зрительный обзор, ночное зрение, не уступающее дневному, и плюсом ко всему этому – возможность длительное время не нуждаться в отдыхе… Протеане и, правда, идеальные хищники. Не удивительно, что они так долго продержались в войне со Жнецами. Меда ничего не ответила. Не поворачивая головы, быстро осмотрела отсек главной батареи, задержавшись взглядом на ящиках, где обычно сидела Шепард. Гаррус думал, что протеанка подаст ему напиток, раз уж принесла, но она поставила кружки на стол, усыпанный всевозможными модификациями для винтовок, которые он менял в зависимости от предстоящих заданий и особенностей местности. Туда же последовали обе её перчатки – и с осознанием, что она пришла не для того, чтобы просто попить вместе с ним кофе, сердце Гарруса приятно участило ритм. Она замерла, направив на него свой фирменный нечитаемый взгляд, но сейчас Вакариан с удивлением осознал, что распознал в ней растерянность и тревогу. Не слишком хорошо разбираясь в нетурианской мимике, он зачастую определял эмоции собеседника по глазам, а вот с авгуром это оказалось бесполезно, но пальцы, напряженно сжимающие подол толстовки, выдали протеанку с головой. Неужели она пришла сюда, чтобы показать ему что-то из своей жизни? – В этом цикле, – начала она неуверенно, будто подбирая слова, что совсем не было на неё похоже, – обмен мнениями и информацией личного характера традиционно является неотъемлемой частью межличностной коммуникации. И, как показывают собранные мной данные, с психологической точки зрения это носит благоприятный характер, а так как мне не привычен вербальный способ общения … – Меда протянула к Гаррусу руку, но не сдвинулась с места, будто до конца не решила, нужно ли ей это на самом деле. Будто надеясь, что турианцу не интересно, и она благополучно уйдет, так и не открыв ни перед кем свою память. Духи, да ей же страшно! Поддавшись внезапному порыву, Гаррус в два шага приблизился к протеанке, но вместо того, чтобы принять её руку, поднял свои ладони к плечам Меды, и, не касаясь, остановился, будто спрашивая разрешения. Вопреки ожиданиям, она не отшатнулась, а поднятые к нему янтарные глаза наконец-то блеснули эмоциями – озадаченность, любопытство, но не негодование или отвращение, которые он боялся увидеть. И Архангел расценил это как согласие. От прикосновения даже сквозь плотную ткань толстовки она непроизвольно вздрогнула и приоткрыла рот, отрывисто вздыхая. Но снова молчит, наблюдает, ждет. Гаррус не удивится, если он для авгура просто эксперимент, материал для получения информации и ознакомления с особенностями времени, в которое её занесло, что Меда изучит его и потеряет к нему интерес. Только уже немного поздно – совсем поздно – думать об этом – сам своими же действиями вызвался в добровольцы. Ладони турианца медленно скользнули ей за спину, опустившись на лопаточные пластины. В удивленно распахнутых глазах возник вопрос – определенно, что-то вроде: «Архангел, что ты творишь?» – и, похоже, Меда уже собиралась озвучить его, как Гаррус – была не была – обнял её за плечи, осторожно прижимая к себе, и попутно пытаясь понять: зачем, и в самом деле, он делает это? Обмен мнениями, коммуникации, благоприятное влияние на психику… Духи, просто сказала бы, что ей нужно выговориться – или как там это у протеан происходит. А еще ей следует узнать, что слова – в её случае образы – не настолько важны и незаменимы, как она думает – дружеское похлопывание по плечу, ободряющее касание к ладони или участливые объятия иногда обладают куда большим содержанием и целительным свойством. Тело протеанки напряжено, словно камень, но Гаррус чувствует, как её грудная клетка мерно вздымается, а щека касается его плеча. Она не противится объятиям, но также не отвечает на них. И пахнет – проклятье! – она пахнет точь-в-точь как Шепард! Но та никогда не позволила бы вот так распускать руки. Зато ей можно целовать его, когда вздумается, класть голову к нему на плечо, разрешать спать в её каюте, врываться к нему в главную батарею в любое время, чтобы высказаться, помянуть кого-то крепким словцом, спросить совета. Ей разрешается всё, а у него связаны руки. Он никогда не оттолкнет её, потому как, будто ненормальный, наслаждается этими знаками внимания, пусть даже они ничего не обещают, не дают никакой надежды, причиняя лишь душевную боль и оставляя горькое мучительное послевкусие. Забывшись, Гаррус закрывает глаза и склоняет голову к плечу Меды, жадно вдыхает не принадлежащий ей запах, наполняет им легкие, крепко сжимая челюсть, чтобы не застонать от безысходности. А руки опускаются вниз по спине, горячие трехпалые ладони обхватывают талию – стройную, тонкую, нечеловеческую… Это не Шепард, всего лишь её вещи. Судорожно вздохнув, Гаррус разомкнул объятия и собирался, было, отстраниться, но Меда завела руки ему за спину и, схватившись за ткань кофты, удержала на месте. – Конечно, я – не она. Сердце разрывает грудную клетку, кровь шумно пульсирует в висках, и, похоже, ему катастрофически не хватает воздуха. Пытаясь унять испуг, Гаррус сделал глубокий вдох и всё-таки решился встретиться с протеанкой взглядом. Она оценивающе прищурила переднюю пару глаз, и тут же её ладони нырнули ему под кофту. Ощущение, будто его резко поставили на ноги, от чего возникло секундное головокружение, а следом – чувство равновесия, как физического, так и духовного. Стойкость. Притяжение. Тишина. – Я поняла, – обвив руками его талию, она опустила голову ему на грудь. – На самом деле в этом нуждаешься ты, а не я, – в ней чувствовалось спокойствие, уверенность, сила, и через её прикосновения эти эмоции проникали в его тело, приятно вибрируя в позвоночнике, разливались до самых кончиков пальцев, успокаивая пульс и до предела натянутые нервы. – Я помогу тебе, Архангел, – с каждой секундой дышать становилось легче, тяжесть, давящая на сердце, сжимающая ледяной хваткой горло, рассыпалась прахом, – ослаблю боль. Он снова ошибся – за желанием помочь другим, он упорно игнорировал себя. А Меда протянула ему руку, чтобы вытащить из трясины отверженности, в которой он тонул годами, неотвратимо погружаясь всё глубже. Нет, он не погряз в болоте – оно было внутри него, скрытое от всех. Гаррус никогда не просил помощи и никому не рассказывал, вряд ли даже сама причина происходящего с ним догадывалась, что он скоро захлебнется в густых гнилых эмоциях. – Ты помог мне, – Меда немного отстранилась и подняла глаза, встречаясь со взглядом турианца, и только сейчас он понял, что всё это время она молчала, а её голос звучал в его сознании. – Мой черед.