Friend, please remove your hands from Over your eyes for me, I know you want to leave but Friend, please donʼt take your life away from me… Twenty one pilots — Friend, please.
Саморазрушение — это единственный способ, который ты знаешь. Тайлер тихо сидел на качели, которая все еще зачем-то стояла на бэкярде. Для чего она там была, непонятно, но Тай любил сидеть там, вспоминая свое беззаботное и доброе детство, полное сахарной ваты и пряничных домиков к Рождеству. Он невидящим взглядом смотрел в одну точку прямо перед собой. Уперевшись ногами в землю, парень медленно раскачивался то назад, то вперед, натянув рукава грязной пыльной толстовки до самых костяшек и зажимая их края пальцами так, словно боялся, что его руки кто-то увидит. Козырек кепки скрывал его глаза, капюшон был накинут на голову, и он слегка подрагивал под порывами сильного холодного ветра. На заднем дворе было пусто и одиноко. Только пожухлые листья еще казались живыми, когда неугомонный ураганный ветер, завывая, отрывал их от земли. Все, что у него было — это лиловые круги под глазами, потрескавшиеся пересохшие губы, бледная, почти белая, кожа и холодные руки. Его рот был чуть приоткрыт, а опухшие веки почти не моргали. Он был в каком-то полутрансе, не замечая реальности, не обращая внимания на то, что творилось кругом. Только ресницы его изредка подрагивали, когда леденящий ветер слишком сильно трепал промокшую от моросящего дождя одежду. Тайлер продрог, но не чувствовал этого. Он просто сидел, покачиваясь взад и вперед, и его челюсти то и дело сводило дрожью от холода, а ледяные пальцы тряслись, когда он пытался сильнее натянуть рукава черной толстовки. — Эй! — кто-то осторожно тронул его за плечо, и Тайлер резко обернулся. Перед ним стоял Зак, хорошо одетый и ухоженный, он виновато улыбался, переминаясь с ноги на ногу, как-то будто это он сделал что-то не так, как будто он может что-то исправить. Словно он еще может чем-то помочь. — Как ты? — невзначай спросил он, и Тайлер едва заметно качнул головой: — Я в норме, — проронил он непослушными губами. — Все в порядке? — голос Зака звучал взволнованно, так, будто он и вправду волновался о нем. — В полном, — Тайлер показал пальцами «Окей», сложив их в круг, и попытался улыбнуться, хотя чувствовал, что сейчас упадет. Зак снова дотронулся до его плеча, когда тот опустил голову, и сказал, сперва слегка замявшись, но потом более решительно: — Ты уверен, что хочешь, чтобы мы уехали? Тайлер поднял на него глаза, хрипло отзываясь: — Да, да, — он произнес это уверенно, хотя голос сначала сильно дрогнул, но после он прочистил горло, добавляя. — Зак, вам незачем все это видеть, вы должны идти дальше… — Но ты остаешься совсем один… — попытался возразить тот, но Тайлер прервал его жестом: — Я справлюсь, — уверенно сказал он. Через мгновение его губы тронула ласковая улыбка, он мягко поглядел на брата и дотронулся пальцами до его лба, говоря: — Прости меня, беби-бро, что тебе так рано пришлось повзрослеть… Прости, что не уберег тебя от этого… — Замолчи! — Зак почти выкрикнул это, отворачиваясь, глотая горячие слезы, он пытался закрыть исказившийся рот теплой ладонью. После чего схватил Тайлера за пальцы и быстро затараторил: — Ты не должен себя винить. Ты здесь не при чем, — потом он с надеждой вскинул на него глаза. — А хочешь, мы никуда не поедем? Хочешь, мы останемся? Слышишь? Я серьезно! Вместе мы все сможем, Тай! Надо просто поверить… Но Тайлер лишь отрицательно помотал головой, сказав: — Нет, вы должны уехать, Зак. Вам здесь не место. Ты закончишь колледж, и будешь присматривать за Джеем, — потом он глубоко вздохнул, добавляя. — Я хочу, чтобы у вас все было хорошо. Вы этого заслуживаете. Зак качнул головой, словно сомневался в словах брата, словно он не хотел принимать то, что ему говорили, но в ответ на это ничего не сказал, только спрашивая: — Мэдди звонила? Тайлер ответил, подняв на него спокойный взгляд: — У нее все нормально, — потом он произнес. — Сходи, проверь, как там Джей. У вас самолет через два часа, я вызову вам такси.Though Iʼm weak and beaten down, Iʼll slip away into the sound. The ghost of you is close to me, Iʼm inside-out, youʼre underneath… Twenty one pilots — Goner.
Когда они уехали, и Тайлер остался один в пустом холодном доме, он так и не смог уснуть, хотя пытался, но комок яда, что поселился где-то в глубине его желудка, не позволил ему этого. Привет, меня зовут Тайлер, и я сломлен.Can you save, Can you save my, Can you save my heavydirtysoul? Twenty one pilots — Heavydirtysoul.
Привет, меня зовут Мальчик-с-чертовскигрязнойдушой. Мистер Мутный взгляд — это я. Он сидел на полу, обхватив колени руками и раскачивался из стороны в сторону, бормоча себе под нос все, что приходило в голову. Он просто хотел, чтобы голоса в его мозгу, наконец, замолчали. Чем он был лучше или хуже других? Чего он заслуживал? Он не заслуживал быть побежденным, нет. Но он не сопротивлялся. Уже не сопротивлялся. Склонив голову, он смиренно наблюдал за тем, как на миллионы рваных осколков, с краями, о которые можно порезаться, разлетается его душа. Он просто превратился в холодный ходячий сгусток пустых страхов и гулких, бурлящих, как водопад, страданий. Голоса в воспаленном мозгу, затуманенном транквилизаторами, твердили одно и то же: — У тебя есть два лица, у тебя есть два лица… Он закричал, падая назад в холодной ванной комнате на ледяной кафельный пол, и стал биться, словно в конвульсиях, стуча изо всех сил ладонями по своим вискам. Ничего никогда уже не станет прежним. Ничего не изменить.***
Тайлер включил телевизор, но теперь он почти никогда не включал свет. Помехи и рябь неоплаченного кабельного, которые где-то в голове отдавались отголосками эха белого шума, действовали на нервы. Точки перед глазами все еще продолжали мелькать, когда он, словно сквозь толщу воды услышал голос: — Эй, поговорить надо, — это Джош вернулся. Он всегда возвращался вовремя. Он теперь так нужен, он словно механизм, движущий Тайлера вперед по инерции. Он определенно необходим. Тайлер поднял на него пустой взгляд, отрываясь от мрачных мыслей. Через полчаса они уже сидели у Толстого Пита в гараже: Тайлер, Джош, Наче, Пит, Эшли и Ребекка. Пит что-то говорил, но Тайлер его не слушал. Ему вообще было наплевать на все, что тут происходило. Теперь он действовал, словно полуавтомат, робот, который бездумно выполняет команды: вставай, Тайлер, мы идем к Питу; давай, проснись, нам надо заработать бабла; эй, приди в себя, чувак, пора идти… Джош вечно в движении. Джош никогда не заморачивается. Джош ни от чего не зависим, он просто балуется, но не залипает подолгу. Джош всегда смотрит вперед. — Хочешь вмазаться? — Тайлер услышал голос Эшли над ухом и недоверчиво поднял на нее свой взор. Игривый взгляд темных глаз девушки и хитрая улыбка на губах… — Я б не советовал… — с другой стороны от Тайлера сидел Джош. — Это еще почему? — Эшли нахмурилась и, дотянувшись до руки парня, шлепнула его. — Перестань быть таким занудой, Дан! Тайлер вопросительно поглядел на него, и тот едва заметно отрицательно покачал головой, прошептав: — Фигня все это, чувак, — он всегда знал, о чем говорил. Он не был зависим. Он не понимал, что это. Но Эшли не отставала: — Да брось, — сказала она, снова обращаясь к Тайлеру. — Пошли, будет весело! — Тайлер все еще сомневался, но она потянула его за руку следом за собой. — Да идем, хватит ломаться! Тайлер встал с дивана, на котором они до этого сидели и неохотно поплелся за девушкой. Через мгновение Эшли втянула его за какую-то дверь, и они очутились в туалете. Сортир был старым — только унитаз с опущенной крышкой да замызганная раковина. — Садись, — девушка толкнула Тайлера в грудь, приказывая опуститься на крышку толчка, и когда он послушно приземлился на нее, она достала из кармана шприц, ложку, жгут и пакетик с каким-то белым порошком. Тайлер громко сглотнул: — Что это? — медленно спросил он, едва шевеля языком и не отводя взгляда от манипуляций Эшли. — О, — она снова хихикнула. — Это одна забористая штука, тебе понравится… «Это героин,» — пронеслось в голове Тайлера, и он снова громко сглотнул. Его глаза расширились, когда Эшли зажигалкой стала подогревать ложку, на которую до этого высыпала часть порошка. Он стал растворяться, потом забурлил и вскипел. Тогда девица произнесла, подавая Тайлеру ложку: — Подержи, — сказала она, и парень взялся за рукоятку. Постучав по шприцу, Эшли набрала раствор и, вскинув брови, добавила: — Ну, чего сидишь, закатывай рукав… Тайлер опешил, но потом пробубнил: — Эээ… нет… не сегодня, ладно? — он нахмурился. — Я как-то… эээ… не знаю… Я лучше дуну, можно? — он чувствовал себя виноватым и неуверенным, говоря это, когда Эшли равнодушно пожала плечами: — Как знаешь, мне больше достанется… — и, ухватив жгут зубами и натягивая его, ввела иглу в вену. После чего клацнула зубами, зашипела и облизала губы. Тайлер наблюдал за ней, как завороженный. Он, на автомате вытащив скрученный задолго до этого косяк и зажигалку из кармана, убрал все обратно, совершенно забыв о том, зачем вообще это доставал. Он просто смотрел на Эшли, и его глаза открывались все шире и шире. Девушка тихо протянула, чувствуя, что приход начался, и по ее телу расплываются первые приятные волнообразные ощущения: — Ууу… — и обратила на Тайлера дезориентированный и черный из-за расширенных зрачков взгляд, потом облизала губы и усмехнулась, прошептав. — Давай перепихнемся? — Эш… — парень нахмурился, но она сделала к нему один шаг, всего один и оказалась в непосредственной близости, нависая над ним и шепча: — Эй, да ладно тебе… — она положила руку на его ширинку. — Давай, малыш, — и начала медленно тянуть молнию вниз. — Эшли… — Тайлер отвернулся, чувствуя, как дыхание постепенно начинает сбиваться. Как и с Ребеккой, они ходили с Эшли в одну школу, только она была младше, и Тайлер помнил ее с хвостиками и брекетами. Он даже представить себе не мог… — Хороший мальчик… — раздалось над его ухом, когда Эшли уже засунула руку под его боксеры. — Твою мать, Эш! — вскрикнул Тайлер, откидывая ее кисть в сторону. — Хватит! — он вскочил на ноги и истерично задергал ручку двери, а Эшли тяжело ухнула на его место и, откидывая голову назад, стукаясь затылком о стену и прикрывая глаза, пробубнила: — Ну и вали… Иди, лучше колес наглотайся… придурок… — ее язык почти не шевелился, и последнее, что она сказала, Тайлер уже не разобрал.***
She asked me, «Son, when I grow old, Will you buy me a house of gold? And when your father turns to stone, Will you take care of me?» I will make you queen of everything you see, Iʼll put you on the map, Iʼll cure you of disease. Twenty one pilots — House of gold.
Тайлер остановил машину и долго сидел, молча барабаня пальцами по рулю: он никак не мог выйти на улицу, никак не решался заглушить мотор. На заднем сидении были пакеты с кое-какими продуктами, пара теплых тряпок на зиму и большая пятилитровая бутыль с питьевой водой. Наконец, он вытащил ключ из зажигания и, толкнув дверцу, выбрался из автомобиля прочь. Он действовал быстро, доставая сумки с заднего сидения. И когда он подошел по дорожке ко входу в небольшой мобильный дом, то на миг замер, оглядываясь вокруг. Теперь она жила здесь. Он осторожно толкнул дверь, которая оказалась не заперта, и зашел внутрь. — Мам! — позвал он громко. — Мам, ты дома?! — более взволнованно повторил парень, когда на первый вопрос ответа не последовало. — Убирайся! — услышал он хриплый женский голос в ответ и облегченно выдохнул: она хотя бы может говорить. Оставив сумки на кухне, Тайлер заглянул в комнату: — Здесь воняет… — проворчал он, решительно подходя к окну и открывая его. — Тебе-то какое дело? — раздалось в ответ. На диване, откинувшись на спинку, с бутылкой пива в одной и прикуренной сигаретой в другой руке, сидела Келли. От ее прошлого внешнего вида почти ничего не осталось: светлые волосы сальными сосульками свисали прямо на лицо, руки с испачканными чем-то пальцами и ладонями и неухоженными грязными ногтями тряслись, она судорожно глотала пиво из бутылки, а ее изможденное лицо казалось теперь совсем высохшим. После смерти Криса она начала сильно пить. — Мам… — позвал Тайлер, но тут же услышал: — Уходи, тебе тут не рады. — Мам, как ты себя чувствуешь? — прошептал Тайлер, не обращая внимания на ее выпад и приближаясь к ней. Он уже почти привык. Еще чуть-чуть и привыкнет совсем. — Уйди, Тайлер, я не хочу тебя видеть, — прорычала она, потом выпрямилась. — А где Зак? Зак уехал почти два года назад, а она все никак не могла этого понять. И каждый раз спрашивала о нем у Тайлера. Парень надрывно выдохнул: — Зак скоро придет, мам, не волнуйся… — сказал он, понимая, как его начинает трясти. Руки леденеют, и пальцы перестают действовать. — Мама, можно я останусь сегодня здесь, с тобой? — негромко спросил он, вскидывая на женщину растерянный взгляд. Он бы так хотел просто обнять ее… — Нет! — рявкнула она. — У меня есть кому позаботиться обо мне! Пошел прочь… — и она отхлебнула из бутылки пива, вдруг подавилась и стала бешено кашлять, согнувшись пополам и сбрасывая пепел от сигареты прямо на пол. Тайлер быстро заморгал. Он чувствовал, как слезы жгут глаза и душат его, в горле саднит и першит. Он кашлянул, смахивая со щеки предательски выкатившуюся слезинку: — Я люблю тебя, мам, — сказал он, на что Келли проворчала: — А я тебя нет, клякса… Господь никогда не простит тебя… Парень закрыл рот рукой, чтобы не зарыдать в голос. Он шмыгнул носом, давясь воздухом, словно тот превратился в отравленный удушливый газ и, положив деньги на стол, прошептал: — Купи что-нибудь поесть. Я прошу тебя, не трать все на выпивку… — А кто тут пьет?! — повышая голос, ответила женщина. — Все, ма, не сердись, просто купи еды, ладно? — захлебываясь собственным голосом, ответил Тайлер. — Ты учить меня будешь?! — она заорала, вставая, а Тайлер от неожиданности попятился назад. — Ты забыл, паршивец, как ты сидел в чулане?! Мало я тебя наказывала! Убирайся, видеть тебя не могу! Губы Тайлера дрожали так, что сводило челюсти. На мгновение он замер, стоя вот так посреди комнаты в мобильном домике своей матери, куда она переехала два года назад к своему сожителю, который спаивал ее и отбирал все деньги, привозимые Тайлером на еду. Он попятился снова, замотав головой, и сильно стал тереть глаза ладонями. — Я люблю тебя, ма, береги себя, — проронил он, выбегая прочь, а когда оказался на крыльце, то добавил. — Я приеду на следующей неделе… я так хочу забрать тебя отсюда, хотя какая тебе разница… — и он бездумно сполз по стенке вниз на землю, сворачиваясь клубком прямо на пожухлой траве у дома, поджимая ноги под самую грудь, обхватывая колени руками и содрогаясь от беззвучных рыданий, что сотрясали все его тело. Он пытался прикрыть рот рукой, закусывая кожу почти до крови. Но все это выглядело слишком уродливо. Слишком убого. Он был снова на краю. Снова среди грязи и всего этого дерьма. Боль раздирала горло бешеным криком, разрывая вены, сжигая и уничтожая все на своем пути. Все его тело взрывалось, стоя на последней грани отчаяния. Сердце колотилось так, что вот-вот, еще совсем немного, и ребра треснут под его натиском. Ему больше не хотелось плакать. Засунув ледяные, сжатые в кулаки руки в карманы, он шел по дороге, смотря прямо перед собой. Он почти не моргал. Изредка он только шмыгал носом, и хлестал себя по вискам костяшками пальцев, когда голоса снова начинали подсказывать ему, что нужно делать. Он оставил машину на одной из улиц, когда уже был не в состоянии выносить ее тишины. Вокруг него были все те же знакомые лица, бегущие по кругу в суматохе дней, то же окружение, движущееся в никуда. Он прятал свои слезы, скрывая чувства. Ему было грустно, и он мечтал о том, чтобы кто-то спрятал и его. Будущее казалось призрачным. Наверное, будущего нет. Достав телефон из кармана, Тайлер покрутил его в руках, тупо пялясь на экран, после чего набрал знакомый номер, и когда трубку на том конце провода подняли, он сказал: — Эш, это я… У тебя еще осталась та дрянь, которую ты мне предлагала? — он помолчал пару секунд, слушая ответ, и спросил. — Можно, я приду?All around me are familiar faces Worn out places, worn out faces Bright and early for their daily races Going nowhere, going nowhere The tears are filling up their glasses No expression, no expression Hide my head I wanna drown my sorrow No tomorrow, no tomorrow… Twenty one pilots — Mad World (cover).