You can't pronounce my name without some selfharm.

Прошло несколько часов, прежде чем до Вика дошла вся плачевность его нынешнего положения, и он поднялся с земли. За это время никто не вышел из дома, словно им было всё равно, ушёл ли старший Фуэнтес куда глаза глядят или до сих пор сидел там. Обычно в подобных ситуациях подростки психуют, плюют на землю рядом с крыльцом и идут шататься по городу или кантоваться к друзьям, но Виктор был несколько другим человеком с обстоятельствами, складывавшимися несколько иначе: ему некуда идти. У Тони и своих проблем достаточно, да и миссис Перри считает друга её сына корнем всех зол; у Хайми паранойя, что утром к нему приедут родители, а у него кто-то спит, поэтому он не пускал к себе никого на ночь, а брат… Ха-ха, это так глупо, что брат в доме, куда никто не пустит. Ночевать в фургоне шатен тоже не мог: Тони мог и не выдержать наездов матери в очередной раз и опять вернуться туда, а находиться в одном помещении с психующим Перри—это то же самое, что оказаться в застрявшем лифте с парой упырей, маньяком и бешеными волкодавами. Поэтому у новоявленного бездомного подростка было несколько путей: либо слоняться по городу и спать в парке на скамейке, либо пойти на пляж и улечься на шезлонг, либо дождаться, когда родители уснут, и позвонить Майку. Вик озадаченно стоял на тротуаре и смотрел на дом. Думал ли он, что однажды собственные родители, которые, вроде бы, должны были запереть его в комнате, ссылаясь на домашний арест, выгонят своего старшего сына из дома? Даже в голову не приходило. А они не думали, что он мог пропасть? Напиться? Вколоть в себя какую-нибудь дрянь? Пасть от рук педофилов? Попасть за решётку? Видимо, их это не волновало. Фуэнтес поёжился: если днём в Сан-Диего можно жарить яичницу на асфальте, то вечером начинает казаться, что ты попал в холодильник, медленно переходящий в морозильную камеру. И даже в толстовке Виктору становилось холодно. С горем пополам мальчик дождался наступления ночи, бродя возле крыльца. Ему хотелось есть—настолько, что желудок неприятно заурчал. Когда шатен увидел, что свет в окнах спальни родителей погас, то он достал из кармана телефон и дрожащими руками принялся искать в набранных контактах номер младшего брата. Наконец-то найдя его, Вик едва не взвизгнул от счастья и прижал к уху телефон. -Майки? В ответ послышалось недовольное сонное бормотание, в потоке которого всё же послышалось «Вик?». -Майки, братишка, пожалуйста, мне нужна помощь… -Хм? -Ты не мог бы… Спуститься и открыть гараж? -Зачем? -Бро, умоляю, открой гараж! Майк прокашлялся и, видимо, посмотрел на часы. -Где ты ходишь? Что происходит? Почти час ночи, Вик! -Пожалуйста, открой дверь в гараж! -Да ты можешь нормально объяснить, что случилось, а? -Майк, очень холодно… За это время младший Фуэнтес спустился вниз и прокрался в гараж, открыв затем дверь. На пороге стоял старший и тёр руки. -Что происходит? -спросил Майк, впуская брата внутрь и закрывая помещение. -Меня родители «наказали»—из дома выгнали, пока не исправлюсь. -Что?! Как?! Из дома выгнали?! Вик…! Но… Но… Но… Ты же замёрзнешь! -Видимо, холод—это ещё один пункт исправления. -Зайдёшь в дом? -Вряд ли. Видимо, ночевать я буду здесь, в углу. Можешь разбудить меня где-то в пять, чтобы я убежал куда-нибудь? -Ну… Ладно. Может, всё-таки зайдёшь? -Нет. -Есть хочешь? Вик помотал головой, хоть и понимал, что не прочь был бы перекусить каким-нибудь несчастным сэндвичем. Но если его брат пойдёт за едой, то очень сильно нашумит, разбудит родителей, и тогда шатен точно будет ночевать в парке. Майк пожелал ему спокойной ночи и ушёл к себе. Старший Фуэнтес не мог найти места, где прилечь, чтобы было помягче, в итоге он заночевал прямо возле двери, в самом углу. Лежать было очень жёстко, только если подложив собственные руки под голову, но и это не помогало, от пола неприятно пахло сыростью, пылью и разлитым машинным маслом, становилось всё холоднее и бетон остывал, так что Виктор поёжился и попытался свернуться калачиком, но от этого не было никакой пользы. Как только парень попытался уснуть, он снова подскакивал и широко раскрывал глаза. Откуда-то поддувало, мышцы спины затекали, урчал живот, какие-то посторонние звуки пугали и рисовали в воображении самые невероятные картины. В итоге он задремал, но через пятнадцать минут его пихнул Майк, и бедному Вику пришлось выметаться. Он поёжился, когда утренний прохладный ветер подул в лицо. Хотелось спать, промокшая толстовка прилипала к чувствительной коже, а от её холода невольно проступали огромные мурашки. Беспомощно помотав головой в поисках убежища, Виктор направился в сторону школы, закинув рюкзак на одно плечо. Его никогда не интересовало, какие у них стояли в этот день уроки, поэтому носил с собой пару «универсальных» тетрадей, ручку и карандаш, концы которых грыз, когда задумывался. Его «классная работа» состояла из темы, на полях появлялись странные рисунки, а конспекты заменялись текстами песен, исчёрканными вдоль и поперёк, когда находились слова получше. Поняв, что до школы ещё несколько часов, Фуэнтес остановился прямо посреди улицы. И куда ему идти? Все кафе и магазины сейчас закрыты, Хайми не проснётся до полудня, в фургоне, наверное, спит Тони… Тихонько вздохнув, Вик опять помотал головой и бездумно побрёл наобум, смотря на мысы своих кед. Рассветное солнце заглядывало в его опущенные глаза, бросая лучи на тёмные ресницы, так что тени ложились на веки, делая синяки ярче. Шатен зажмурился и презрительно фыркнул. Под ногу ему попалась пустая жестяная банка, и он, поддев мыском, пнул её, но недалеко. Издав противный лязгающий звук, жестянка приземлилась возле лавочки—мальчик дошёл до парка. Он развёл руками и присел, достал одну из тетрадей и ручку. Картинки стали больше, поля не держали их, как в клетках. Он никогда не понимал, что рисовал. Только потом Фуэнтес приглядывался и видел синие капли, пилюли, ножи, лезвия, чёрточки, какие-то слова, выведенные, как курица—лапой, которые сам не мог разобрать. Становилось холоднее, Вик сильно продрог в своей мокрой толстовке, а из-за этого хотелось спать. Поскольку он не сомкнул глаз ночью, то начал клевать носом. Солнце всё ещё светило в его глаза. Это походило на пытку. Небрежно кинув тетрадь и ручку в рюкзак, шатен поднялся и, потянувшись, пошёл дальше. Не прошло и получаса, как он едва не врезался в человека. -Виктор? -позвали его тихо. Бездомный подумал, что у него галлюцинации и не откликнулся. Гравий на дорожке рядом зашуршал. -Виктор? Он поднял глаза и увидел какого-то парня. Его голос казался знакомым, но Вик никогда с ним не встречался. -Привет. -Привет…-хрипло ответил Фуэнтес, -Ты кто? -Келлин. Помнишь? Вчера, -пробормотал он. -Вчера? -тяжело переспросил шатен, мимолётно взглянув на него. -Да. Я чуть в тебя не врезался. -Чуть что? Ты не мог бы говорить погромче? -Нет… Прости. Наверное, ты занят? -Занят? Нет. -Куда ты идёшь? Вик остановился, решив всё-таки рассмотреть приставшего к нему парня. Он был немногим выше Виктора, с тощими, как спички, ногами, что нарочито подчёркивалось узкими джинсами. Тонкий, бледный, как будто его никогда не трогал ни один луч солнца. Правую ноздрю украшал небольшой сверкающий камушек пирсинга. Губы были светлыми, словно их замазали тональным кремом, нижняя—чувственная и пухлая, верхняя—тоньше. Его большие сине-зелёные глаза отливали холодом, однако внутри томилась искорка тепла. Чёрные волосы спускались по длинной шее к плечам и заканчивались на пару сантиметров ниже, а где-то от середины начинали неаккуратно виться, косая чёлка, уложенная на правую сторону, прикрывала глаз, а пряди покороче иногда касались скулы, и Куинн их поправлял: ему становилось щекотно. Удовлетворившись увиденным, Фуэнтес фыркнул. -Никуда. -Странно, что ты гуляешь в полседьмого утра. По крайней мере, я тебя здесь никогда не видел в это время. -Потому что в любой другой день я просто спал! Келлин понимающе кивнул. -Только что ты здесь делаешь в это время? Меня ещё не пора сшибать велосипедом. Брюнет тихо рассмеялся. -Прости за это. Я люблю гулять по утрам. Народу мало, никто не шумит, мысли не разбегаются в разные стороны. -Я тебя прошу, покрути ту штуку, которая отвечает за громкость! Вообще ничего не слышу. Улыбка на его губах стала слабее, в глазах погасли огоньки. Трудно объяснить незнакомому человеку, что у него большие проблемы. -Я… Пойду, пожалуй… -Подожди. Извини, не хотел обидеть. Просто… Если сейчас поедут машины, мне придётся угадывать, что ты говоришь, по губам. Слабый кивок. Пробормотав что-то на прощание, брюнет зашагал куда-то вперёд. Шатен помотал головой, как будто пытался избавиться от наваждения: этот чокнутый Келлин всё больше напоминал галлюцинацию. *** Голодный и уставший, Вик всё равно пошёл в школу: деться-то больше некуда. В коридоре он столкнулся с Майком, и тот зачем-то отдал старшему брату учебники на этот день. -Зачем они мне? -Чтобы ты не выглядел лохом на уроках. Если хочешь, можешь оставить их потом в моём шкафчике. Виктор развёл руками. Его собственный когда-то давно уничтожили не самым хорошим образом: кто-то запихнул в него пару петард. В итоге, сгорело около четырёх учебников, два соседних отделения, а дверцу вынесло так, что её нашли потом в другом конце коридора. Как ни странно, никто не поверил, что это сделал кто-то другой, родители оплатили штраф и потом покупали новые книги, отец едва не убил Вика в прямом смысле. Почему-то с двенадцати лет шатена признали хулиганом, хотя он ничего не сделал. Он не рисовал граффити на стенах школы, никогда не дрался, на физкультуру попросту не ходил, за ним не бегали штабелями девчонки… Честно говоря, Фуэнтес и сам не понимал происходящее, но предпочитал молчать. -Доброе, -возле него оказался Тони. -Ага. Сходил домой? -Лучше бы не ходил, -хмыкнул Перри, -эта сумасшедшая хотела ударить меня крестом! Я помылся, переоделся и вернулся обратно. В итоге она запустила мне крест вдогонку. Парень повернулся к Вику спиной и задрал футболку. На коже явно отпечатался след от двух скрещенных дощечек. -Весело тебе, я так погляжу…-озадаченно вздохнул Фуэнтес.-А меня предки из дома выгнали. -Да иди ты к чёрту! -присвистнул Антонио.-Выгнали?! Обычно же наоборот: «Марш в комнату, не смей из неё вылезать, пока тебе не исполнится двадцать!». И что ты теперь…? Куда…? Где…? -Сплю на полу в гараже. Точнее, не сплю. Так что, если я засну посреди разговора—не обращай внимания. Ещё я хочу жрать. И раз уж я вчера купил тебе пирожок, то сегодня ты меня кормишь! Перри хмыкнул и по-дружески двинул его в плечо. -Как Хайм-тайм? Пришёл в себя? -Он проснулся, проматерился на испанском, попросил воды и опять вырубился. Я послал его и ушёл. У него в такие моменты совесть спит. -Нам не мешало бы начать репетировать: концерт через две недели. Вся школа и так нас ненавидит, а облажаться на глазах у всех как-то не хочется. -Вот пойди к Хайму и скажи об этом! -фыркнул Тони и потащил своего друга на уроки.