You can't pronounce my name without some selfharm.

Прошло ещё пару дней. Вик выглядел намного хуже, чем в ту ночь, когда пришёл в гараж босиком: на его лицо легла тень жуткой усталости, сродни смертельной; под глазами расползлись чернильными пятнами синяки от недосыпа; проступили скулы и углы ключиц: его никто не подкармливал; на одежде плотно осела мокрая пыль, волосы спутались и висели грязными клочьями; внутри кед появились следы крови от разбитых в хлам ног. Виктор едва справлялся с заданиями в классе—на домашку он и так давно забил, а теперь решить дурацкий пример стало невыносимым испытанием, потому что все мысли обращались к еде и комфорту. Помимо этого он начал сильно лажать на репетициях: забывал аккорды, играл под какой-то свой непонятный ритм, пел мимо нот, его голос ломался и походил на вопль мартовской кошки, которой наступили на хвост, либо… -Поёшь так, будто это тебе опера или госпел, -недовольно хмыкнул Тони. -Ничего подобного! -утомлённо возразил Вик. -Ой, замолкни! Я успел попеть в церковном хоре. Вот там блеют точно так же. Не надо мне тут глаза закатывать, как Дева Мария! Нет, так дело не пойдёт! Пой нормально! У голодных музыкантов обычно всё выходит лучше! Ты же умираешь в микрофон. -Я жрать хочу. И прикорнуть на пару суток. Может, помыться… Из-за барабанов поднялась картонная табличка «Ты воняешь», написанная на испанском. -Майк, иди к чёрту! -он невесело рассмеялся. -Ты воняешь сильнее, чем ноги Хайми! -Я сказал, чтобы ты шёл к чёрту! -Может, Викки стоит помыть из шланга? -предложил Пресиадо, ни капельки не обидевшийся на очередной «комплимент» своим ногам. -Я тебе собака, что ли? Вот только подойди ко мне со своим шлангом—шею сверну на месте! -Оу, кто-то не хочет мыться? -на лице Антонио появилась хищная развратная улыбочка. -Не смей меня трогать, чёртов маньяк! Поняв, что репетиция испорчена до невозможности, ребята практически телепатическим образом договорились между собой дотащить вокалиста, пусть тот и мог начать брыкаться и кусаться, до дома Хайми. Виктор помрачнел ещё сильнее и снял с себя гитару, едва не уронив столь дорогой сердцу инструмент на пол. Мексиканцы медленно освободились от своих и незаметно окружили шатена, почувствовавшего, что что-то явно не так. -Один шаг—и вы все трупы…-пробормотал он сквозь зубы. Тони оказался на редкость быстрым и ловким: Вик не успел ничего понять, как руки гитариста крепко сжали его живот и рёбра, затем перевернули, как котлету, и закинули на плечо. -Ай, чёрт, ты с ума сошёл?! Тони!!! -заверещал Фуэнтес срывающимся голосом, ударяя кулаком по лопатке своего друга со всей силы. -Эй, потише там! Я ведь и уронить тебя могу, зайка! -Я тебя ненавижу! Опусти меня на землю! Что вы ржёте, два придурка?! -он недовольно посмотрел на Хайми и Майка из-под грязных прядей.-Я утоплю вас в бассейне! Ай! Тони! Тони!!! Ты растягиваешь меня! -Оу, правда? Так и растягиваю? Вик покраснел, поняв смысл шутки, и опять ударил Перри, но в этот раз коленкой в ребро. Гитарист грязно ругнулся на него и ущипнул за бедро сзади. Шатен снова взвизгнул и лягнул своего друга. -Да ладно, успокойся. Перестанешь меня бить—я, так и быть, куплю тебе какое-нибудь съедобное дерьмо. -Иди к чёрту! Прохожие с ужасом оборачивались на источник истошных истерических воплей неподалёку от себя—это кричал Фуэнтес, не собиравшийся сдаваться, хоть и чувствовавший нараставшую усталость, потому как эти удары и попытки освободиться давались ему с трудом и требовали огромных затрат энергии. В какой-то момент он хотел дотянуться до своего младшего братца и придушить его за эту идею, но тот был слишком уж далеко. -Потерпи, крошка Викки, сейчас уже дойдём, -хихикнул Пресиадо. Рыкнув, Виктор спрятал лицо в своих ладонях, усмехаясь и повторяя: «Чёрт бы меня побрал, „Крошка Викки“!». Вскоре измученный и побитый Перри грубовато скинул с себя Фуэнтеса: они оказались во дворе у Хайма, разматывавшего шланг. Только шатен попытался сбежать или напасть на хозяина дома, как его окатила мощная струя ледяной воды. Ему и так было холодно, а сейчас мокрая одежда прилипала к коже, покрывавшейся огромными мурашками. Капли с волос стекали по чувствительной шее, из-за чего Вик ёжился и морщился. Но затем его пожалели, и Майк облил из шланга Тони и Хайми, завизжавших, как ощипанные курицы. На посиневших губах старшего Фуэнтеса заиграла дрожащая улыбка, он поднял руки и выжал влагу из всё ещё грязных и спутанных прядей, затем с живота на толстовке. Ему бы переодеться, но… Нет, перетерпит. Младший же загнал своих старших товарищей к краю бассейна, и те свалились в нагретую солнцем воду. Но стоило только ему подойти поближе, чтобы помочь своим мокрым друзьям вылезти, как цепкие руки Перри схватили его за ноги и потянули на себя. Не удержавшись на скользкой поверхности, Майк с криком: «Ой-ёй-ёй», —грохнулся к ребятам. Подрагивавшие уголки губ Виктора поднялись ещё выше. Взглянув на плескавшихся музыкантов, словно забывших о нём, мальчик почувствовал какую-то пустоту в груди: может, он здесь не особо сейчас нужен…? Они неплохо забавляются, а он… А он разогнался и со всех ног, дрожавших, как желе в землетрясение, бросился к ним. Сделав совершенно не элегантную «бомбочку», едва не превратившуюся в «Вика, лежавшего плашмя на плитке», он прыгнул в бассейн, оставляя за собой водопады брызг во все стороны. -А кто-то не хотел мыться! -засмеялся Перри, пытаясь устоять на ногах. -Это вряд ли п-похоже на душ! -ответил Виктор, отплёвываясь от воды, попавшей в рот. Антонио усмехнулся и стянул с себя футболку, чтобы выжать её. Три пары глаз были обращены на его тело. Откинув с лица мокрые волосы грациозным движением и заметив крайне голодные взгляды, Тони, вполне уверенный в своей неоспоримой красоте, медленно погладил себя по животу и прикусил нижнюю губу. Вик подплыл к Майку и закрыл ему глаза ладонью, аргументируя это возрастным рейтингом. Хайми пробормотал что-то о Сатане и чертях и выполз на плитку, тоже снимая футболку и направляясь в дом за полотенцами. -Ты что творишь, чёртов развратник?! Глаза моего брата не готовы такое лицезреть! -Да отпусти ты! Что я там не видел?! -Майк попытался убрать руки Виктора со своего лица. Показав вокалисту неприличный жест, гитарист тоже вылез из воды и помотал головой, как собака. Братьям Фуэнтес не особо нравилась идея плавать и дальше, так что они последовали примеру своих друзей. Когда переодевшийся Пресиадо вернулся с полотенцами, Антонио и Майк принялись раздеваться и завернулись в махровую ткань. Но Виктор не спешил ничего делать: он только вытер влагу с волос. Что касаемо одежды… Он даже не снял толстовку. -Викки, ты не думаешь, что тебе не мешало бы раздеться? -Я в твоих оргиях не участвую, Хайм-тайм! -фыркнул он. -Какой ты забавный. Я не об оргиях. Я о том, что у тебя одежда насквозь сырая. -И что? -Надо её просушить… -Да к чёрту—так сойдёт. -Ты стесняешься, что ли? Фуэнтес нервно рассмеялся и кинул полотенцем в своего друга. -Я? Стесняюсь? Чего? -Чего можно стесняться, когда не можешь раздеться? В этот раз он прикусил губу и стащил с неё тоненький кусочек шкурки. -Т-тела? Да ладно! Я выгляжу получше некоторых! Просто вы в обморок попадаете, если я с себя что-нибудь сниму. Так что… Поблагодарите меня. Попозже. Неловкость из-за вынужденного бахвальства перекинулась на щёки мальчика ярким румянцем, но никто этого не заметил: Майк и Тони уже зашли в дом, а Хайм, посмеиваясь, отвернулся. Вика вновь захлестнуло чувство, что его оставили одного. Он не хотел идти внутрь: с него текло. Поэтому он зашёл за дом, где его нельзя было увидеть из окна, и осторожно стянул с себя толстовку и футболку. Выжав воду на траву и вытерев замёрзшее тело, шатен вновь оделся, затем проделал то же самое со штанами. Кеды хлюпали, но что можно с ними поделать? Не хотелось жалости со стороны ребят, не знавших, что Фуэнтес ободрал стопы. Чуть просушившись, вокалист вошёл в дом ко всем остальным, выглядевшим до боли умилительно в полотенцах на голых телах.