You can't pronounce my name without some selfharm.

Вик совершил самую большую ошибку в своей жизни, когда лёг вздремнуть после финального прогона песен, придя домой. И теперь, когда он наконец-то открыл глаза, часы показывали половину одиннадцатого. Тихонько выругавшись на испанском, мальчик встал с кровати и сладко потянулся, разгоняя кровь по отяжелевшим рукам, носившимся по гитаре в течение нескольких часов подряд. Подниматься на ноги всё ещё было трудно: новая открывшаяся рана давала о себе знать. Всё, после концерта дать себе передышку и возможность порезам затянуться. Виктор чувствовал себя очень сильно уставшим, несмотря на дневной сон. Мысли в голове спутались и кружились, как чаинки в заварке. Он потёр ладонью глаза, прежде чем понял, что Келлина не было рядом с ним. Но это же Келлин. У него свои тараканы в голове. Фуэнтес даже фыркнул при этой мысли. Затем он вышел из спальни. В коридоре слышался едва различимый перебор струн гитары и несмелое бормотание. На кухне тускло горел свет. Шатен снова фыркнул и пошёл на звуки. За столом сидел Келлин с музыкальным инструментом и что-то играл. В полумраке он казался ещё бледнее, чем обычно, что выглядело несколько пугающе. Судя по тому, с какой скоростью по грифу бегали пальцы брюнета, он был не самым отвратительным гитаристом, но не настолько богоподобным, как Тони. Однако Куинн настолько углубился в собственные мысли, что не сразу заметил своего соседа. -Ой… Доброй ночи, Виктор. — он скромно улыбнулся и приглушил струны. — Я разбудил тебя? -Нет. Где миссис Куинн? Она привыкла, что ты скребёшь по струнам по ночам? -Мама на работе в ночную смену. Я не стал бы мешать ей спать, если бы она была дома. -О чём песня? -Да так… О своём. — ему становилось всё труднее держать эту кроткую улыбку на лице. -О своём? -Д-да. -Я не слышал, как ты поёшь. -И никто не слышал. -Ты не самый отвратительный гитарист, честно говоря. Разве что гитару не умеешь настраивать. -Едва ли, Виктор. Мне едва ли сравниться с тобой. Скромная улыбка померкла на губах. Келлин отложил гитару на соседний стул и обнял сам себя. Вик непонимающе смотрел на непривычно грустного Куинна, но тот молчал и смотрел на край стола перед собой. -Эй, ты никогда таким не бываешь, Кел. Что-то случилось? -Нет. Всё пройдёт. Я, наверное, немного устал… Стоит… Лечь поспать? — он звучал совсем неуверенно. -Никуда ты не пойдёшь. — Вик нахально уселся напротив. — Я слушаю. Брюнет слабо усмехнулся и перестал себя обнимать. -Мне просто иногда становится грустно. -Почему же? -Мама пропадает сутками на работе. Отец… Чёрт его знает, где он. Я не понимаю… Почему он ушёл? Я что-то сделал не так? Ошибся? Мама никогда со мной о нём не говорит. Он думает о том, что у него есть семья, если это можно так назвать? В смысле… Я понимаю, что он ушёл ещё очень и очень давно, но… Почему я его не интересую? Он не звонит, не приходит. Разве… Разве он забыл, что у него…? — он тяжело вздохнул. — Прости, Виктор. Мне не стоило начинать об этом бормотать. У каждого бывает плохой день. Но мне станет полегче, обещаю. Просто нужно поспать… -Погоди извиняться. Сколько прошло? -Десять. Может, больше. Я и сам не помню: мне было очень мало лет. -Что ты мог сделать ребёнком, чтобы взрослый мужчина взял и свалил из семьи? -Родился, наверное. -Кел…! -Я какой-то неправильный… — у него скривились губы. — Этот дурацкий голос, видок, как у мультяшки; делать я почти ничего не умею… И злиться не могу ни на кого. Даже за то, что меня бьют в школе. Я прощаю этих отморозков. Потому что… Может, они правы? -Кел, заткнись немедленно! Куинн поднял глаза на Фуэнтеса и прикусил губу. Шатен смотрел на него с каким-то отчаянием, заполонившим тёмные коридоры глаз, и этот взгляд прошибал до боли в позвоночнике. -Прости… — пробормотал брюнет. -Прекрати извиняться! Почему ты всегда винишь во всём себя? Ты не виноват, что твой отец ни во что не ставит свою семью. Ты не виноват, что у этих отморозков проблемы с головой. Ты… Не должен быть, как все остальные. Разве это настолько непонятно и трудно принять? Ты Келлин Куинн. Плевать, что ты из себя представляешь, но ты есть ты. И никто не может говорить тебе, что это неправильно. Понимаешь…? — Вик подошёл к нему и опустился на пол на колени. Небольшие руки крепко сжали плечи, так что Келу пришлось развернуться к мексиканцу. -Виктор… Ему пришлось немного нагнуться, чтобы Фуэнтес перестал висеть на нём, как кот на стене. Куинн прикрыл глаза. Что-то больно дёрнуло в сердце, словно кто-то пытался перерезать провод, на котором оно висело. Ладони шатена съехали по рукам брюнета. На секунду мексиканец прикусил нижнюю губу, смотря на подбородок своего соседа. Но потом неведомые им законы физической близости возымели свою силу над происходящим. Келлин едва не упал со стула, когда губы Вика коснулись его. Шок. Ужас. Что происходит? Это должно было случиться? Если да, то почему без предупреждения? Дрожь расходилась от центра грудины по всему телу. Он не торопился отвечать на поцелуй, но тот словно затягивал его в пучину чего-то неизвестного. Кел не знал, что делать. Виктор же был напуган своими действиями, но его не трясло — он горел, горел так сильно, что на лбу выступила испарина. Хотелось прекратить: он чувствовал, что испугал брюнета, но тело не слушалось. Наконец, ему удалось немного отстраниться от скривившихся губ. -Виктор… — задыхающимся шёпотом произнёс Куинн. -Прости. Я не хотел… Он убрал одеревеневшие руки и поднялся с пола, шатаясь и едва не падая. -Вик… -Тебе стоит прилечь поспать. Прежде чем Келлин смог хоть что-то ответить, Фуэнтес вылетел в коридор, надел кеды и ушёл в неизвестном направлении. Когда Куинн опомнился, было слишком поздно: он едва ли смог бы сейчас найти беглеца или выйти на улицу в такой поздний час. Растерянность. Ещё больший ужас, чем во время поцелуя. Что же теперь делать? Вик почти не помнил, как оказался на скамейке, на которой спал до того, как Кел приютил его. В глаза било осеннее солнце, так что едва ли что можно было различить, пока он лежал на спине. Подобные приливы адреналина захлёстывали его только во время удачного соло или когда громко кричали фанаты. Но здесь он почти ничего не сделал. Разве что нелепо поцеловал парня, попытавшегося обнажить перед ним душу. И сейчас он задавался вопросом, зачем это было нужно. Возможно, поцелуй оказался лишним. Келлин не выглядит, как человек, который купается в лучах любви каждый день. Возможно, у него даже никого нет. Виктор ударил себя по лбу и тяжело вздохнул. Да-да, продолжай в том же духе — жизнь под мостом ждёт. Посмотрев на дисплей телефона, мексиканец осознал ещё одну страшную вещь: наступил день Икс — их выступление в школе. Ему не мешало бы вернуться и переодеться: не в домашних же штанах выступать. Но тогда придётся объяснять Келлину произошедшее, а такой неловкости Виктор никогда не чувствовал, да и нормальных слов не находилось. Оставался лишь один выход: «Братишка, принеси мне на выступление первые попавшиеся джинсы. Я конкретно облажался.» Ему следовало бы отдохнуть до вечера, чтобы потом не играть на сцене сидя, потому что ноги опять превратились в фарш. Но в этом парке его мог отыскать Келлин, если бы отправился на поиски нерадивого соседа. Тогда это будет намного хуже, чем просто объясняться с ним. Пойти в фургон? Тогда он точно не отдохнёт и «переиграет» обе руки ещё до выступления, да и Майк и Хайми должны сейчас перевозить оттуда инструменты и усилители. Заявиться домой к Пресиадо, пока его там нет? Так и самому можно превратиться в параноика, боясь, что его родители вернутся именно сегодня. Остаётся лишь лежать на осеннем солнцепёке на скамейке, как тело перед погребением. Настроение близилось к минус бесконечности. Как выступать, зная, что маленький концерт едва ли поможет сбежать от проблем? Нет, конечно, ненадолго все мысли уйдут из его головы, но в реальности беды никуда не денутся. А потом нужно говорить с Келлином. Чёрт бы побрал такие дурацкие поступки… Вик закрыл глаза предплечьем. Интересно, можно ли выжечь их на солнце? И что тогда? Они станут белыми или начнут хаотично вращаться? Он усмехнулся собственной глупой мысли, прежде чем провалился в дрёму после того, как ночью бродил, захлёбываясь адреналином. Звук звонка телефона разбудил Фуэнтеса. Казалось, прошло всего пять минут, как он решил вздремнуть, но солнце уже начинало тонуть за горизонтом. Не смотря ни на время, ни на имя звонившего, Вик поднёс телефон к уху, не произнеся ни слова. -Вик, солнышко, я опаздываю. — послышался глумливый голос Тони, явно торопившегося и пытавшегося собраться. — Мне нужно пять минут… -Сколько сейчас времени? — сонно спросил шатен. -Эм… Это… Пять вечера. «Чёрт, концерт через полчаса!». -Пять вечера?! Чёрт! Тони, я опаздываю на час! -Ты обалдел, что ли?! Где ты?! -В парке. Сплю на скамейке. -Солнышко, ты просто больной… Я мчусь к тебе. Иди к дороге и жди. Буду гнать на первой космической! Виктор быстро поднялся на ноги, бросил телефон в карман толстовки и быстро зашагал к проезжей части. Видимо, переодеться он не успеет. Что ж, иногда он выступает в шортах — это не так и страшно. Вопрос в том, как он умудрился проспать восемь часов. Видимо, схлынувший адреналин разбил его. Через пару минут возле него резко затормозил велосипед, визжа колёсами. Антонио тяжело дышал и обливался потом. -Быстро… Залезай на багажник… Может, мы опоздаем на полторы минуты… Так и не съязвив, Фуэнтес сел позади своего друга и крепко обнял его за талию. Перри гнал, будто опаздывал на встречу с Сатаной, которую ждал всю жизнь. Иногда казалось, что педали не могут вращаться настолько быстро, насколько они крутились под ногами брюнета. Шестерёнки превращались в сюрикены, привинченные к раме. Колёса визжали на поворотах. Антонио, казалось, превратился в часть велосипеда и нагрелся до предела. -Мы успеем… — закричал Перри. -Ты уверен?! -Не знаю! Если я не развалюсь, то да! Когда они подъехали к школе, то едва не упали с велосипеда, потому что заехали на газон. Велосипед пришлось бросить непристёгнутым и нестись в школу через запасной выход. Тяжело дыша, как две гончие, ребята оказались за сценой, в импровизированной гримёрке. -Майк, штаны! — заорал Вик, пытаясь остановиться и не упасть. Его брат молча кинул ему предмет одежды. Фуэнтес зашёл за пыльные коробки и быстро натянул узкие джинсы, даже не снимая кеды. -Вы едва успели! Осталось две минуты! — заметил Хайми. -Как раз вовремя для «Дьявола». — таинственно отозвался Виктор, появляясь из-за «ширмы» и принимая подключенную гитару из татуированных рук Тони, пытавшегося привести чуть взмокшие волосы в порядок. Они встали в круг и начали хлопать в ладоши. -Начнём с Тони? -Эй, Тони? -А? -Дьявол! -А? -Дьявол везде-е-е! -Эй, Майк? -Е! -Дьявол! -У! -Дьявол везде-е-е! -Эй, Вик? -Ну? -Дьявол! -Валяйте! -Дьявол везде-е-е! -Эй, Хайми? -Слушаю? -Дьявол! -Бухает! -Дьявол везде-е-е! -Мы PTV! У-ху-у! Зал был заполнен меньше, чем на половину. Мало кого интересовала музыка ребят — лишь бы найти причину выбраться из дома, а не проводить вечер в компании родителей. Ажиотажа не было, никто истерично не выкрикивал название группы. Ребята включили мексиканскую песню, под которую всегда выходили на сцену. Казалось бы, всё потеряно — никто не отреагировал ни на вступление, ни на выключившийся свет и загоревшиеся прожекторы. Но кто-то наверху словно услышал молитвы юных музыкантов: сбив охранника с ног и едва не выбив все двери, в школу ворвались фанаты группы, побежавшие на знакомую музыку, как пчёлы — на цветы. Опешившие школьники, сидевшие в самой глубине зала, едва успели спастись. Разношёрстные фанаты визжали, как накатывавшая волна цунами. Хайми испуганно посмотрел на Вика, но тот ответил одними губами: «Я не знаю, откуда они здесь взялись!». Когда ужас и желание забиться в дальний угол гримёрки прошли, ребята поняли, что судьба и удача были сегодня на их стороне. Вступление закончилось. Воодушевлённые, как попавшие в катастрофу, но нашедшие выход, музыканты осознали, что им нужно было заводиться, потому что у них было мало песен в сет-листе. На размышления понадобилась одна секунда, прежде чем Майк начал играть свою партию. К нему присоединились все остальные. Стоило Вику запеть, как прибежавшие фанаты подхватили слова, кто-то прыгал, кто-то попросту орал. Ребята погрузились в транс собственной музыки. Тони бегал туда-сюда и ставил ногу на бочку Майка. В любом другом случае барабанщик ударил бы его по пальцам, чтобы было побольнее, но сейчас ему стало наплевать. Несмотря на свой возраст, полуголый младший Фуэнтес развил неплохую мускулатуру от игры на барабанах. Хайми прыгал в своём углу. Вик пока ещё просто стоял, чувствуя, что одним прыжком убьёт свои ноги. -Спасибо! Вам как? Всё нравится, ребят? Зал взорвался истеричными воплями. -Вот о чём я и говорю. Мы Pierce The Veil, если кто-нибудь забыл. Теперь давайте веселиться… Они заиграли ту песню, которую пел для Келлина Вик. Она начиналась спокойно, почти как колыбельная, но потом взрывалась и превращалась в нечто динамичное, Фуэнтес начинал скримить. От волнения голос срывался, но ошибки тонули в сонме гитар и барабанов. Тони и Хайми «крутили пируэты» за спиной вокалиста, агрессивно бившего по струнам. В горле жутко пересохло, но Виктор старался петь. С последними аккордами он отошёл попить. Следующей была новая песня, которую Фуэнтес пел для Перри. Почти весь прошлый день они прогоняли её, группа называла вокалиста маньяком, раз он решил включить песню, которая существовала только второй день. Но к вечеру она звучала вполне сносно. Теперь начал тонуть голос Хайми. Вик орал, как потерпевший. Тони вновь ударился в воображение, но не настолько сильно. Там был только он и его гитара. Фуэнтес начал двигаться и иногда переминаться с ноги на ногу. -Чёрт, ребят, да я вас обожаю. Всё классно? Что так тихо? Так-то лучше. Теперь пойте со мной: Хэй-хэй-хэй! Громче! Так-то лучше. Продолжаем… Вик пел и поднимал руку, когда должны были вступать фанаты. Вступление вдруг превратилось в очередной взрыв звуков. Эту песню ребята обожали по нескольким причинам: во время её исполнения никто не мог стоять на месте, а Тони играл такое соло, что все падали в обморок от его божественной эпичности. И сцена вдруг начала превращаться в батут, потому что Хайми и Антонио появлялись на мгновение в воздухе, прыгая на усилители и обратно. Даже Вик потихоньку подпрыгивал на месте. О припеве возвестило то самое соло Перри. Кажется, это называется тэппинг. Обе руки бегали по грифу. Тони тряс головой и орал слова, но их никто не слышал. Затем Вик достал откуда-то мегафон и закричал в него второй куплет. Фанаты хотели стащить гения со сцены и поглотить, но тот дразняще подходил поближе и спрыгивал обратно. До предпоследнего соло почти ничего не происходило, только прыжки и вопли. Но вдруг Тони выехал на коленях, как заправская рок-звезда, откинув голову назад и приоткрыв рот. Его пальцы словно занимались любовью со струнами. Виктора трясло, как в лихорадке, от экстаза. Он подошёл сзади, схватил Перри рукой за волосы и оттянул назад. Тот поддался. Вокалист натянулся и поцеловал гитариста взасос, так развязно и непринуждённо, при этом Антонио не прекращал играть. В низу живота стало невероятно тяжело, но затем настало облегчение. Кажется, в зале дрожали стёкла от воплей восторга. Когда поцелуй был разорван, брюнет поднялся на ноги и принялся крутить гитару на ремне на шее. Вик еле допел песню, после чего все пошли пить. Ему почти не было стыдно за засос. -Ох, ребят, вы просто ненормальные. Спасибо. Не против, если мы сыграем старую песню? Послышался одобрительный крик. Ребята вымокли до нитки от пота. Укладка Хайми «под дикобраза» почти полностью развалилась. С Майка текло, как будто он превратился в водопад. Мокрая чёлка Вика прилипала к лицу, концы волос начинали немного завиваться. Тони зарылся в свои густые тёмные волосы, так что никто не видел, насколько он раскраснелся. На этой песне они немного отдохнули, разве что попрыгали самую малость. Очередной проигрыш обозначил начало новой песни. Тони прокашлялся, стоя одной ногой на бочке. Майк начал играть ещё агрессивнее, словно здесь больше никого не было. Перри пару раз откинул волосы с лица, и все увидели, что он даже не особо вспотел. Он размахивал гитарой так, словно играл ей в теннис. Вик наплевал на всё и отрывался, хоть ему и не хватало воздуха. -Чертовски огромное спасибо. А теперь я хочу, чтобы все веселились, танцевали и пели! Они начали играть кавер на одну из известных песен Майкла Джексона. Весь зал, даже те, кто сидел в конце, прыгал. Вспотевшие ребята отрывались, как заведённые. Хайми размахивал гитарой, как лопатой. Вик упоённо играл соло. О Тони лучше промолчать — у него почти всегда был оргазм от собственной игры. -Спасибо вам всем! Мы Pierce The Veil, спасибо, что были с нами! И после этого ребята начали бросать в зал барабанные палочки и медиаторы. Толпа жадно поглощала «угощение», а затем фанаты начали расходиться: им едва ли позволили бы остаться здесь. Уставшие ребята уползли в гримёрку. Как оказалось, из-за остервенелой игры Майк сломал палец, но ему даже не было больно. Вик боялся даже подумать о том, что в его кедах сейчас скопилось две лужи крови. -Викки, а зачем ты засосал Тони? — спросил Хайми, пытаясь напиться воды, потому что ему адски жгло глотку. -Ну… Слишком манящие губы, все эти дела… — таинственно произнёс Фуэнтес. Антонио измотано улыбнулся, вытирая лицо футболкой. -Инструменты надо убирать… — напомнил Майк, пытаясь понять, когда он сломал палец. -Раз ты теперь Майк Девять пальцев, то я останусь. — хмыкнул Перри. — Мне всё равно торопиться некуда. Вокалист ушёл вместе с барабанщиком, но не проводил его до дома, а виновато поплёлся в квартиру Келлина, чувствуя, что скоро он свалится из-за того, что боль давала о себе знать. Стоило этим двоим покинуть школу, как за сцену пробрался сам Куинн, выглядевший ничуть не лучше ребят. -Эй, солнышко, шоу закончено. Автографы не раздаём. — довольно резко ответил Тони, но потом он пригляделся и узнал приятеля Вика. — А… Это ты? Как жизнь? Отдохнул? -Вы Вика не видели? -Ушёл буквально пять минут назад. -Он не сказал, куда пойдёт? -«Домой». — Перри пожал плечами. — Куда именно — не знаю. А что? -Он сегодня ночью ушёл. Мы… У нас… — он хотел объяснить ситуацию, но после фееричного поцелуя на сцене чувствовал странный укол ревности. — В общем, мы немного друг друга не поняли, и он ушёл. -Тогда иди и лови его в своей квартире. К себе бы он точно не пошёл: его там никто и не ждёт. -С-спасибо. Кстати, вы классно играете. -Спасибо, солнышко. Теперь брысь отсюда и не просри нашего вокалиста! Келлин еле добрался до дома: от долгого бега подкашивались ноги. Волнение сковало лёгкие, так что воздуха не хватало. Он надеялся, что Вик всё-таки придёт ночевать, готов был даже забыть о том, что случилось ночью и сегодня на сцене. Его волновало только то, что парень замёрз и оголодал за это время, как раньше. Из коридора до спальни вели подсохшие, но ещё не застывшие отпечатки ног. Вспомнив, что Вик раскачался за выступление и начал прыгать, Кел ни капельки не удивился, что его сосед снова разбил пятки, и очень надеялся помочь ему. Он бесшумно прошёл в свою комнату и увидел Фуэнтеса за столом, но тот зачем-то держал в одной руке раскрытые ножницы, а в другой — точилку. Сначала Куинн невероятно обрадовался, что мексиканец вернулся, но набор инструментов смутил его, если не напугал. -Виктор, что ты делаешь? Тот остолбенел, как кролик, за которым охотился горностай. -Я? Ничего…? — он даже не повернул голову на вошедшего. -Зачем тебе точилка и ножницы? -Я… Я… Какое тебе, к чёрту, дело, Куинн? -Вик, почему ты дрожишь? -Отстань… — ответил он после тяжелого вздоха. -Вик…? Тот сидел, как статуя, но в какой-то момент Кел подошёл к столу и посмотрел через плечо своего соседа. Рукава были бы совсем немного задраны, так что виднелись запястья, и они переливались на свету… Но не из-за того, что Виктор просыпал на себя блёстки или что-то в этом роде. Только тогда до мальчика дошло, что это было. Келлин с ужасом смотрел на кровь, капавшую с запястий Вика. Что-то дёрнуло задрать рукава толстовки шатена… Стоило обнажиться предплечьям, как Куинн закрыл рот ладонью и отшатнулся от Фуэнтеса, собираясь позвонить маме и попросить о помощи, но Виктор, понявший намерения брюнета, крепко прижал его к груди, пусть тот и вырывался. -Ты совсем ненормальный?! Отпусти меня! Тебе нужна помощь! Чёрт! Вик!!! Отпусти!!! -Только если ты не сделаешь то, что собирался. — мрачно произнёс шатен. -Какого чёрта, Вик, какого чёрта ты это наделал?! Фыркнув, мексиканец отпустил мальчика и швырнул его на кровать, заграждая своим телом дверь. Растерянный брюнет не знал, что делать: он не хотел бороться со своим соседом, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, потому что мог сделать тому больнее, но осознание того, что этот парень не просто странный, а кромсает себя вдоль и поперёк, сводило его с ума. Ему было безумно жаль Виктора, который казался попросту саркастичным, но при этом очень чутким, но страх заставлял его дрожать и едва ли не плакать. -Вик? — позвал Келлин, приподнявшись на локте. -Ты не выйдешь отсюда, пока не успокоишься. — упрямо ответил он. -Тебе… Тебе нужна помощь, понимаешь? — ответил брюнет со слезами в голосе. — Ты сейчас попросту истекаешь кровью. -Не в первый раз. — горько усмехнулся шатен. -Виктор… Х-хорошо, я не стану никому звонить. Просто… Позволь мне помочь тебе? -Зачем? -Меня пугает вид твоей крови. — честно признался мальчик. -Правда? Пугает вид крови? Что ж… Ты клянёшься, что сейчас же не позвонишь маме? -Да, клянусь. -Нарушишь клятву — я ударю тебя. А потом сбегу. — очень серьёзно произнёс мексиканец. Шатаясь, Келлин выбежал из комнаты. Он мог бы обмануть Виктора, но в животе завязался тугой узел. Куинн молился, чтобы его не стошнило. Зачем только делать такое с собой? Он слышал в школе истории о людях, которые резались, потому что у них были проблемы. Но сам мальчик, какие бы у него ни возникали препятствия на жизненном пути, никогда не думал ни о чём подобном. Он встречал трудности и преодолевал их. И видеть сейчас человека, который занимался чем-то запретным и неизвестным, казалось невероятным, как наткнуться на единорога. Найдя аптечку, брюнет вернулся обратно в спальню. Вик сидел на кровати, натянув рукава на ладони. Он одарил вернувшегося Кела недоверчивым взглядом, словно слышал его мысли. -Дай мне руку. -Сначала ноги. Куинн молча кивнул и принялся оттирать засохшую кровь с пяток Фуэнтеса, прежде чем положить в раны заживляющую мазь и крепко их забинтовать. Потом Виктор молча протянул руки, так и не задрав рукава. Келлин медленно и осторожно обнажил новые раны. -Зачем ты это делаешь? У… Умереть пытаешься? — он с трудом сглотнул. -Это называется сэлфхарм. Кто-то делает напоказ, чтобы привлечь внимание. Кто-то — тайно и незаметно. Я же просто пытаюсь забыть о проблемах: что в школе меня принимают не за того, кем я являюсь; издеваются часто, потому что я не умею драться и не особо интересуюсь девушками; что родителям плевать; что я злюсь на себя, потому что не могу научиться играть так же классно, как и Тони… Знаешь, это как наркотик. Наступает облегчение, все хреновые мысли отходят на задний план, да и я этого заслуживаю. Может, я смогу хоть ненадолго отключиться, если потеряю достаточно крови. Ай, полегче! -Прости, прости… — он подул на рану. — Но… Ты же понимаешь, что проблем меньше не станет? А если ты надавишь посильнее? Что тогда? Перережешь вены и истечёшь кровью? Или инвалидом останешься, потому что заденешь что-нибудь важное? Тогда ты точно играть, как Тони, не сможешь. -Да, но… Это замкнутый круг. Я пытаюсь хоть что-то исправить, но лучше не становится. Я обязан страдать. Так хотят все. Значит… Так и должно быть. Пальцы Келлина скользнули по шрамам на руках Виктора. На коже не было живого места: её покрывали длинные белёсые бугры, или выцветающие розоватые полосы, или свежие раны, едва успевшие затянуться. Их было трудно сосчитать, они пересекали друг друга и тянулись от запястий до локтевых сгибов. Некоторые походили на царапины и не так сильно выделялись, а некоторые уходили глубоко, почти задевая вены. -Одним нажатием сильнее — и я бы до них добрался. — хрипло произнёс Вик, заметив то, как рассматривал шрамы Кел. -Их… Их много? -Мне придётся раздеться. Куинн молча отступил от Фуэнтеса на шаг. Тот стянул с себя толстовку вместе с футболкой, расстегнул джинсы и кинул их в кучу вещей. Келлина едва не стошнило от этого зрелища, сердце защемило ещё сильнее, оно даже пропустило один удар. Несколько сравнительно недавних порезов на рёбрах, изуродованный низ живота, на котором раны и шрамы складывались в слово «Никчёмный». Бёдра были забинтованы почти до колен, но сквозь повязки проступала кровь свежих порезов. Брюнет рухнул на колени. Из его глаз рванули слёзы бешеными потоками. -З-за что, Вик?! З-за что ты себя покалечил?! Тот ничего не ответил. Ему самому иногда становилось страшно смотреть на своё изуродованное тело. -Н-неужели ты никому об этом не говорил? -Никому. Даже Майк не знает. Можно я теперь оденусь? От себя тошно становится. -Вик… -Проблема не в том, что видят все. Ты тоже говорил, что я красивый. Я урод, понимаешь? Я хочу перестать, но не могу. Мои друзья считают, что я такой таинственный и классный, но… Я — это все мои шрамы. Никчёмный. Уродливый. Слабый. Такие, как я, не должны жить. Такие, как я, не могут жить. -Прекрати, Вик, пожалуйста, прекрати! — Келлин на секунду зажал уши. -У меня слабая воля, Кел. Всё, что я хочу, — это причинять себе боль. Я не знаю, как справляться с реальностью. Мои родители не хотят, чтобы я играл в группе всю жизнь, считают это «подростковым увлечением». Но… Это всё, что я умею делать не паршиво хотя бы на пару процентов. Моя лирика и игра… Они тоже отвратительны. Я долго лажал, понимаешь? И я продолжаю это делать. Мне трудно учиться. Всё, что я слышу — это тоненький голосок, требующий нажать лезвием посильнее. Куинн поднялся на ноги и подошёл к Фуэнтесу, на секунду уловившему краем глаза своё забинтованное бедро. -Когда я жил на улице, раны загноились. Тогда в ванной я не хотел, чтобы ты увидел это. Я вычистил их ножом. Они кровоточат почти всегда, как и ноги. -Виктор… Пожалуйста… — всхлипнул брюнет и нагнулся к нему, чтобы обнять. Тёплые руки обвили обнажённое тело парня. Тот сидел и не шевелился. Вновь это оцепенение, как и с утра. Лишь бы не поцеловать Кела сейчас, когда это нужно меньше всего. Но тот тихо плакал, крепко прижимая шатена к себе. -Почему ты плачешь? -Мне… Мне так тебя жаль. Пожалуйста… Пожалуйста, позволь мне помочь тебе? Я не сделаю ничего плохого, едва ли заставлю тебя прекратить, но… Позволь мне попытаться тебе помочь? -Зачем, Кел? Зачем ты хочешь мне помочь? — вполголоса спросил Вик, чувствуя образующийся ком в горле. -Потому что… Ты мой единственный друг, и я не хочу тебя потерять.