The Souls cannot Die: Beyond the Life

      Бескрайняя долина, испещрённая уродливыми шрамами разломов. Жаркая пустошь с вырывающимися из-под земли клубами удушливого дыма. Повсюду слышался звук падающих камней, оглушая пространство гулким эхо. Повезло, что сегодня относительно безветренно меж уровней, отчего неприятные порывы не обжигали лицо — странно помнить свои фантомные ощущения, от которых теперь остались лишь блёклые воспоминания. Пыль от шагов боязливо оседала на раскалённые камни, ненадолго зависая в удушающем зное.       Граф следовал по узкой тропе привычно и спокойно. Его поступь была легка и бесшумна. Взгляд синих глаз порой поднимался к пламенеющему красным светом небу. Его кровавый оттенок вносил нехорошее предчувствие того, что там, ниже, беспорядки становятся более неконтролируемыми — с каждым его появлением алый свет становится всё насыщеннее. И это отличалось от того, что ему рассказывал слуга, когда Фантомхайв впервые оказался в обители всех демонов. Прожив в роскошном замке маркиза Ада, изучая новый мир, частью которого он навечно стал, юноша неизменно сравнивал свои первые впечатления с каждым новым приходом сюда, чего, к слову сказать, было мало: слишком энерго затратная дорога до нижнего уровня. Да он и не стремился приходить...       Разумеется, в силу природной рациональности граф понимал, что получил то, чего желал — месть обидчикам его рода, цена которой была душа... сама его жизнь. Существование, которое он знал, было поставлено на карту в беспощадной и весьма азартной схватке с демоном за своё желание. Он был готов к смерти, шёл к ней в объятия, будучи верным своему слову. Эйфория от выполнения своего долга, как наследника рода, и естественного для любого человека стремления жить стали меркнуть по мере осознания: на смену долгу родителям пришёл неоплачиваемый: награда демону истлела под гнётом новой сущности; жизнь, имеющая цель, окрашиваемая бесчисленными эмоциями, пусть даже в большинстве своём, мягко говоря, не слишком счастливыми, извращённо преобразилась в пародию — существование ради себя разительно отличалось от человеческого, которое он знал, помнил и поэтому где-то глубоко внутри себя чувствовал весь абсурд происходящего. Его слуга всегда был сторонним наблюдателем — весьма прозорливым, надо признать — жизни смертных, а Сиэль был одним из них. В этом разница их восприятия, грань, которая всегда будет их разделять.       Он приходил сюда либо от скуки, либо бежал от прошлого, которое порой напоминало о себе на земле. Возможно, в нём осталось то, что может болеть, будучи подчинённым даже тьме. Поэтому Фантомхайв редко бывал здесь, зная, что слуга по-прежнему будет следовать тенью за ним. Но теперь его привели сюда иные события, болезненным эхом заставившие искать встречи с тем, с кем не хотел видеться — чем реже, тем лучше для обоих.       Сиэль остановился на краю разлома, и через мгновение перед ним воздух ожил, переливаясь, словно мираж. Широкие ворота из чёрного камня постепенно представали его взору, возвышаясь на несколько десятков метров, закрывая вид на равнину. Массивные крепостные стены с грохотом выросли из земли, преграждая путь любому, кто вознамерился зайти в главную обитель девятого круга и всего Ада — Нессуса. За стальными решётками, кованным в пламени Флегетоса, просматривался портал, похожий на чернильную гладь озера.       По обе стороны от входа неотступно возникли фигуры существ, нелицеприятный вид которых теперь вряд ли мог вызвать хоть какую-то гримасу отвращения на красивом лице. А кривиться, на самом деле, было от чего: насекомоподобное тело, напоминающее гигантскую саранчу; фасеточные глаза, постоянно двигающиеся и высматривающие непрошеных визитёров; бритвенно-острые жвалы, с которых постоянно капала вязкая и жутко пахнущая жижа. Длинный хвост, усеянный шипами, одного из стражников стремительно пронёсся в метре от стоящего графа, обдав потоком сернистого запаха, который неприятно защекотал ноздри. Обратившись к пришедшему, те выставили вперёд отравленные пики, направляя на Фантомхайва.       — Давно тебя не было... — стрекочущим голосом, режущем слух, громыхнула нечисть, угрожающе помахивая острием оружия прямо перед носом невозмутимого графа.       — Лучше бы тебе держаться сейчас подальше, — тон второго, помимо скрежета, разбавляла совершенно невыносимая хрипотца, довершаемая не менее мерзким хлюпаньем.       Сиэль спокойно смотрел перед собой, памятуя о том, что рассказывал ему слуга, когда впервые оказался в этом ущелье. Гелугоны весьма сильные демоны, навечно застрявшие на одной ступени в жёсткой иерархии — неизменные стражи границы двух уровней Преисподней: Кании и Нессуса.       — Сколько вам ещё служить? — холодно поинтересовался граф, рукой отводя металлический наконечник пики, назойливо мелькавший перед глазами. — Не похоже, чтобы вы соскучились по Яме. Хотя, — видя, как чрезмерно разговорчивые стражи замерли, задумчиво продолжил. — Если давно не грелись, могу устроить вам отпуск в жаровне. Не интересует? — яда в каждом произнесённом слове хватило бы травить ни один десяток низших духов.       Небесного оттенка глаза вспыхнули адским пламенем, а на радужке, словно очерченная огнём, возникла печать, хорошо известная каждому обитателю Баатора. Именно этот знак принадлежал тому высшему демону, который мог одним взглядом отправить этих двоих, весьма несвоевременно сговорчивых существ, в пекло. То было бы желанным для каждого гелугона, но только в том случае, когда пройдёт три четверти тысячелетия безупречной службы. Тогда они могут пройти ужасающую огненную пытку и выйти из пламени совершенно другими демонами, приобретя более высокое положение. Если эти болтуны попадут в подобную "милость" раньше, то обрекут себя на вечное пребывание в пустоши за пределами своего ледяного измерения, коим являлась Кания.       Гелугоны осознавали весь масштаб подобной возможности и поспешно отступили под злостным напором Сиэля, встав по обе стороны от решётчатых створок. Гаргульи на возвышении встрепенулись, обдав пустынную долину гулкими хлопками кожистых крыльев, и ворота бесшумно отворились. Граф шагнул вперёд, погружаясь в тёмный морок, который лишь выглядел как водная гладь: на деле проход представлял собой плотный туман, что разверзнул свои оковы, выпуская юношу на окраину крепостного города.       Древний форпост в глубине мироздания, пожалуй, всегда отличался большим порядком, нежели поселения на других уровнях. Обитель экс-любимого сына Бога являлась самим воплощением силы Творца, низвергнутого с небес за свою гордыню. Несущий свет основал свой собственный мир наперекор стремлениям Отца. Здесь всё подчинялось его силе и несгибаемой воле. С недавнего времени Малшим стал преображаться, становясь оплотом хаоса, словно сама Бездна запустила сюда своих обитателей. Граф проходил по одной из улиц, цепко замечая, что творится нечто, что не доводилось видеть ему ранее. Осилуты, хранители законов и порядка всех уровней Преисподней, сновали меж домов и пристально следили за каждым демоном, который попадал в их поле зрения.       Внезапный энергетический толчок заставил Сиэля повернуться вправо и резво отпрыгнуть на несколько метров в конец улицы. На него, извергая потоки смертельно удушливого дыма, нёсся один из низших, преследуемый сторожевым офицерским отрядом юголотов — немногие неслабые демоны, что согласились служить осилутам. Краем глаза юноша заметил, как с другой стороны к нему приближается группа адских "правоохранителей", замыкая его в круг. Рыская по местности, где можно укрыться, граф побежал в сторону нужного места, ловко петляя по узким проходам между домами. Пару раз задев приблудившиеся души, не представляющие для никакой ценности, кроме грубой наёмной силы, Фантомхайв добрался до невысоких ворот мрачного готического замка.       Острые шпили башен устремлялись в алый туман того, что можно было по привычке назвать небом. Мрачные стены скрашивала изысканная лепнина, а искусно выполненные барельефы обрамляли высокие стрельчатые окна. Зайдя за ворота, он прошествовал по ухоженной цветущей аллее, ведущей прямиком к парадному входу. Не дойдя нескольких шагов до крыльца с червлёными извилистыми перилами, дверь приглашающе распахнулась перед визитёром.       Когда Сиэль зашёл внутрь, а створки прохода сомкнулись за его спиной, он облегчённо выдохнул. До этого он и понятия не имел, насколько напряжён. Конечно, граф слышал, что не то что в Бааторе — на земле творится невиданное, но и подумать не мог о подобном в Нессусе. Хоть крепость Люцифера была достаточно далеко от этого поместья, но на улицах царила настолько искрящаяся от ярости атмосфера, что сегодняшний поход можно было считать весьма успешным.       — Добро пожаловать, господин.       Юноша посмотрел перед собой задумчивым взглядом и рассеянно кивнул. Затем, ничего не отвечая, прошёл в гостиную и опустился на тёмный кожаный диван, свободно откидываясь назад и приложив внешнюю сторону ладони ко лбу. Вымуштрованная прислужница поместья маркиза Ада не произнесла ни слова, неслышно ступая за графом. Приятный во всех отношениях аромат девушки дразнил обоняние молодого демона, привнося покой и расслабляя после долгого бега. Идя на поводу этого флёра, Сиэлья раскрыл глаза, и перед его взором предстал приятного оттенка бежевый потолок. В комнате царил полумрак, разбавляемый плавно передвигающимися по воздуху огненными шарами. Тёмно-фиолетового оттенка стены, казалось, поглотили бы весь свет, если бы не неизменно царившая магия во всём доме. Вообще обстановка этого поместья ему весьма импонировала. Хозяин умел создавать уют. И граф порой задумывался, является ли это неотъемлемой чертой демона, или тот так старается для своего хозяина, подразумевая, что тот может зайти. И не прогадал же...       Граф посмотрел в сторону, где, не издавая ни единого звука, стояла девушка из рода эриний. Соблазнительные для любого мужчины формы облегала полупрозрачная тёмная ткань, спускающаяся чуть ниже середины голени, открывая хрупкие щиколотки. Тёмные, шоколадного оттенка волосы, вкупе с одеянием, эффектно смотрелось с матовой мраморной кожей тела и лица, не знающего несовершенства. Высокая, статная, но было в её позе нечто, что выдавало её положение в этом доме — служанка и незаменимая помощница высокопоставленного командующего армиями. По его же приказу Мара выполняла роль защитницы графа, если тот оказывался за пределами человеческого мира, хоть такое случалось и нечасто — по желанию самого юноши. Последнему это знать было не обязательно: маркиз поставил непременное условие, когда наделил необходимыми силами эринию — довольно-таки болезненный процесс для такого низшего демона, как она, — чтобы та могла прийти на помощь новообращённому.       — Где он? — прямо спросил граф и посмотрел прямо перед собой.       На небольшом столике из мрака проступали очертания изысканного чайного сервиза. Белеющие кромки фарфора выбивались из тени, являя свою роскошь гостю. Мара всегда, когда Сиэль был постоянным обитателем этого места, устраивала юноше чаепитие, начинавшееся именно с этого представления. Когда-то представления, когда он лишь приучался к новой жизни. Первое время его дворецкий продолжал исполнять свои обязанности, как было принято между ними изначально, но... Сиэль чувствовал жуткое раздражение от того, как Себастьян себя вёл после его инициации — становления демоном. Хоть Михаэлис не выказывал лишней эмоции... Да, чёрт побери, вообще ничего! Юноше претило, что таким образом ему указывают на его новое положение. На жизнь, которой он не хотел! Лукавство кроваво-карих глаз сменилось опостылевшим покорным смирением, порой разбавляемым холодным отчуждением. Под гнётом осознания нового себя Сиэль вообще забывал, когда в последний раз видел раздражающую всезнающую полуулыбку. Дьявол, он и представить себе не мог, как порой ему её не хватало, когда Себастьян приступил к тренировкам своего новообращённого господина!       Воспоминания о тех временах, когда потусторонний гнев завладевал им настолько, что он не мог себя контролировать, ворвались в сумрачную гостиную. Сервиз разлетелся под тяжёлым взглядом гостя, усыпав осколками блестящий пол из тёмного дерева. И это отрезвило затуманенное прошлым сознанием ровно настолько, чтобы остановить подорвавшуюся с места эринию взмахом руки. Лёгкое движение по воздуху, и следы происшествия мгновенно истлели.       — Прости, для чая всё равно не было настроения, — спокойно проговорил граф, перехватывая волнительный взгляд девушки.       — У Вас что-то произошло? — тихо и ровно произнесла та, окутывая юноше неизменно томным тоном голоса — такова её природа.       — Где твой хозяин? — также безразлично спросил Сиэль, отказываясь называть имя своего дворецкого.       — Сожалею, господин Сиэль, он давно не появлялся, — искренне произнесла эриния. — Судя по отсутствию, он мог пойти на охоту — он редко остаётся в замке долго, как Вы знаете.       — Да, — не то, чтобы граф знал: он предполагал такую возможность, ведь уже достаточно изучил Себастьяна. — Что здесь творится? — кивнул он в сторону зашторенного плотной тёмной тканью окна.       — Только слухи, — Мара немного поклонилась. — Поговаривают, что в человеческом мире скоро будет неспокойно. Владыка отпустил всех адских гончих и призвал духов.       Сиэль настороженно смотрел на девушку, невольно внутренне содрогаясь от подобных новостей. Ему уже довелось столкнуться с одним из оборотней, который напал на жнеца-стажёра. Выходит, это не одиночка, что захотел крови. Граф прикрыл глаза, вспоминая недавнюю встречу с Легендарным.       "Я не верю в подобные совпадения, Ваша Светлость", — эхом прорвался давно забытый женский голос.       Калейдоскоп фраз, реплик из прошлого заполнили разум, давая юноше возможность сделать один единственный вывод — всё связано.       "У неё новая жизнь, человеческая и хрупкая".       — Каким образом?... — задавался вопросом юноша.       Или Легендарный, дабы развеять свою скуку, решил затеять новую игру, как было неоднократно?... Вероятность этого также была велика. Сиэль встал с места и прошёлся по комнате, будучи под волнительным взглядом эринии. "Приплетать к этому память той, что была дорога не только сумасбродному жнецу...", — мысли не прекращали своего бега. Граф невольно вставал на сторону бывшего Гробовщика, однако, прекрасно понимал всю абсурдность его речей. Юноша остановился напротив Мары, смотря перед собой решительным взглядом, в котором разгорались пламенные искры.       — Найди своего хозяина, — через силу произнёс граф хриплым голосом: если всё окажется очередной театральной постановкой, Легендарный дорого заплатит за его мучения и за потрёпанную гордость от того, что звал демона, пусть и таким способом. — Не попадайся ему на глаза, — сурово взглянул на девушку граф, отчего та боязливо склонила голову, понимая всю серьёзность господина. — Затем доложишь мне, где он.       — Может Вам стоит...       — Я всё сказал, Мара, — пророкотал молодой демон, следуя к выходу. — Не лезь дальше, чем тебя просят.       — Слушаюсь, господин Сиэль.       После того, как дверь с едва слышным шорохом захлопнулась, девушка взглянула прямо перед собой. Во взоре было немало сожаления и едкой печали. Она была предана и своему хозяину, кого оберегала и помогала во всём, и бывшему графу, сила духа которого не могла не вызывать уважение — Мара и Маркиз в этом понимали друг друга.       Эриния горестно выдохнула и прикрыла тёмные глаза. Её прекрасное лицо немного скривилось, когда как тело начало преображаться — всё же, после великодушного наделения силами её хозяином, пусть и не ради её самой, любая метаморфоза оставалась болезненной, но терпимой. Силуэт девушки стал сжиматься под напором мрака, шелест крыльев постепенно становился громче, а пронзительный животный крик заполнил тёмную гостиную.       Через мгновение на стол вспорхнул чёрный ястреб, цепкие глаза которого осматривали пустынное помещение. Попробовав раскрыть крылья в полную силу, птица споро встрепенулась и, с новым взмахом, взмыла ввысь, не ведая преград. Поднявшись над мрачным замком, ястреб метнулся выше, скрываясь в кровавых облаках с немыслимой скоростью. Её гнал в человеческий мир и наказ юноши, и желание увидеть хозяина, за которого эриния могла отдать жизнь.

***

      Накрапывал мелкий осенний дождь. А из-за душного тумана дорога и вовсе вела в никуда, хоть машина и направлялась по оживлённой магистрали от Лондона в сторону Хитроу. Дворники рьяно выполняли свою миссию, смахивая назойливые капли с лобового стекла, однако, белёсая пелена с лихвой компенсировала чистоту окна. Блестящей от небесной воды тёмно-серый джип осторожно сместился вправо, беря курс на съезд в сторону терминала международных рейсов. Припарковавшись у стеклянного здания, Адриан размеренно вышел из салона автомобиля. Аккуратный хлопок двери и ласковый звук сигнализации сопроводили вальяжный шаг Легендарного жнеца в сторону входа.       Дождь, как назло, усилился, и торопящиеся пассажиры с чемоданами и провожающие пару раз толкнули мужчину, сопровождая свою неосмотрительность извинениями на разный лад. Но кроме лёгкой понимающей улыбки ничем не могли быть вознаграждены за свою вежливость, но те и не ожидали ничего другого — спешность брала своё. Седые, ничем не покрытые волосы, жадно впитывали небесную воду, спускаясь каплями по лицу и шее, прочерчивая дорожку за ворот белой рубашки, липнущей к телу. Рука крепче необходимого стискивала брелок ключей от машины, а с поволокой недовольства взгляд был направлен чётко перед собой.       Прошло два дня с тех пор, как Легендарный наведался к светлейшему бывшему графу, как он с ехидством называл про себя потомка Фантомхайв: от светлейшего там осталось не больше, чем в нём самом. Адриан, вопреки внешним проявлениям полного спокойствия и неприкрытой снисходительности, ждал, когда хоть что-то измениться в рутине последнего месяца. Однако, слишком слабое слово, чтобы обозначить всё нетерпение и тревожность, что завладевали душой жнеца, стоило ему хоть ненадолго оторваться от дел. Раздражение от того, что ничто не может предпринять, от осознания своего зависимого положения не от долга — оберегать Вэлери, — а от вздорных демонов, не способных найти общий язык и столь нужных сейчас. Время было дорого, и он молил и Бога, и Дьявола, чтобы с девушкой было всё в порядке. Чтобы та нашла силы не попасть в неприятности, просчитывать каждый шаг и не показываться никому на глаза.       Кревен не сразу почувствовал уверенную хватку на плече, которая была не крепче, чем нужно для поддержки. Переведя задумчивый взгляд на визави, а затем осмотрев, что стоит посередине зала прилётов, Легендарный пожал протянутую руку силовика в приветствии.       — Здравствуй, — тихо прошептал Крис, немного сжав губы после пронесённого.       — Приветствую, — повторил тон жнец и развернулся к прибывшему. — Есть что-нибудь?       Райли лишь помотал головой, понимая, кого именно касается вопрос, и аккуратно подталкивая спутника наследницы к выходу. Мужчины шли молча, на ином уровне понимая состояние друг друга — бывали в разных переделках, чтобы научиться общаться без слов. Снаружи дождь стал безжалостным. Райли поудобнее закинул сумку и прошествовал дальше за Кревеном, смотря в никуда. Лишь погрузив свою поклажу в салон и усевшись на пассажирское сидение рядом с Адрианом, он позволил себе усмехнуться: насколько же обстоятельства взяли над ними всеми верх! Пожалуй, подобное давно не занимало их всех настолько, и déjà vu, словно эхо из прошлого, когда маленькой девочке угрожала опасность, сильнее давало о себе знать! Непривычно... жутко...       Салон объяло тяжёлое молчание. Кревен и не думал включать зажигание, смотря в стекло, за которым виднелись взлетающие и садящиеся самолёты. Раздражение от неясности ситуации, откровенный страх за девушку вели его мысли супротив разума, что вылилось в неосознанные в своих последствиях слова. Но... он чувствовал что они, если не самые правильные, во всяком случае, не лишние.       — Должен тебя предупредить, Крис, — ровно начал жнец, не поворачиваясь к собеседнику. — Я не намерен раскрывать всего. То же относится к моим помощникам.       Кревен периферийным зрением уловил, как Райли повернул к нему голову, выражая настороженное внимание.       — Меньше вопросов, и результат будет более благоприятным. Они поедут с нами, как только мы закончим всё здесь. Поверь, их возможности в поисках Вэл будут не лишними.       — Поверить? — поморщился силовик, а скепсис пропитал насквозь каждый звук реплики.       — Она мне дорога, — тише продолжил Адриан. — Я готов отдать всё, лишь бы она была жива и невредима, — он посмотрел на своего напарника обезоруживающе и открыто. — Поэтому не буду гнушаться никакими средствами, чтобы добиться этого. Возможно, в сложившейся ситуации это самое малое, что мы можем для неё сделать.       Наверное, Кревен впервые за свою службу на семью Хокинсов позволил себе столь откровенно раскрыть свою душу. Все слова, минув разум, отражались от всех чувств, что томились в нём с того дня, как Вэлери сбежала от них... от него. Он не лгал и не думал даже лукавить — не его стезя. Он высказал самое главное желание всего своего существования со времён, когда встретил покалеченное создание, брошенное в темницу. Адриан не имел права допустить повторения тех жутких часов боли, что переносила девушка в лапах Создателя. Не смел...       — Тебе не нужно этого говорить, — поддержал тон беседы Райли. — Никто из наших не будет выступать против. Мы на той же стороне.       Вероятно, озвученному ответу силовика способствовало общее настроение всех вовлечённых в дело. Тем не менее Адриан едва улыбнулся, и в этом жесте была немалая толика благодарности, разбавленной признательностью и стремлением к действию, что силовик не мог не ответить тем же. Пара секунд, и джип, тихонько мурлыча, двинулся с места, направляясь к выезду с парковки. План дальнейших шагов был размытым, но это немногое уже давало силы идти дальше. Крис, как опытный "сыскарь", был весьма кстати на данном этапе, когда от демонов и других жнецов ничего не поступало.       Завтра состояться проводы семьи Моррис — тяжёлое испытание для родителей и родственников погибших. Адриан приложил немало усилий, как и сотрудники Департамента, чтобы собрать всех заинтересованных в этот день. Кревен считал, что так хотела бы Вэлери, и знал, что не ошибается. А после... дело обещало развернуться на новой площадке — в Лондоне, где когда-то всё закончилось... И вновь начнётся.

***

      Наступала ночь. Время, когда девушка была беззащитна перед тьмой, наступавшей на пятки и играющейся с ней, будто с безвольной марионеткой. Противно от самой себя, когда поддаёшься иррациональным страхам!       Маленький городок, название которого наследница даже не удосужилась посмотреть, встретил её тишиной и пустотой. Она проехала добрую половину страны, скрываясь от возможного... вернее, неминуемого преследования. Две ночи, проведённые в Александрии под Вашингтоном — каникулы, по сравнению с её дальнейшими путешествиями. Запутывать следы — главная цель на протяжении всего её пути. Дни слились в один грандиозный марафон, а время напоминало себе быстротекущими часами, но никак не днями. Она потеряла счёт, когда произошло то, что перевернуло её жизнь. Теперь столь эфемерное явление делилось лишь на день и ночь, не более.       День гнал её дальше от главных дорог, а ночь... тёмные часы, от которых не спрятаться. Сон становился роскошью, которая ей предоставлялась лишь на желанные пару часов. Дальше — оцепенение и игры разума, подкидывающие ей ужасающие картины неизвестного времени. Порой она не получала и столь малого, подрываясь на старой скрипучей кровати мотеля в Богом забытом месте. Фантомные боли завладевали телом, страдания — единственное достояние разума. Откуда и что это могло быть, Вэлери даже боялась предположить: страх, того, что это станет явью, останавливал от дальнейшего анализа своих ощущений. Поначалу столь тревожные в своей сюрреалистичности чувства она связывала с накопившийся усталостью, которую никак не удавалось побороть. Только воля держала её на плаву, но сомнения в правильности своих методов мерзким червём посещали измотанный разум.       Да, юная Хокинс скрывалась, петляя по пространствам страны. Да, она держала руку на пульсе. Даже с аскетичным образом жизни ей удавалось немало почерпнуть от случайных местных и средств информации, что происходит нечто невообразимое. Люди боялись настолько, что в сумерках редкий прохожий, торопливо направляющийся к себе домой и озирающийся по сторонам, мог ей встретиться. И тот, мгновением после, как завидел уставший изучающий взгляд явно приезжей, растворялся, чуть ли не бегом продолжал направляться по своему маршруту. Не то чтобы её это слишком волновало — её голову всегда занимал конкретный алгоритм действий на предстоящую ночь, — но было отчего задуматься: катастрофы случались одна за другой; природные катаклизмы во всех уголках света, даже не знавших такой беды; агрессия людей, выливающаяся в бесчисленные преступления всех уровней — от невинной кражи до тяжких. "Мир сходит с ума", — вертелось у неё в мыслях, когда она, слушая радио, вела свой автомобиль дальше вглубь Штатов. — "А может и я вместе с ним...".       В таких условиях работа становилась отдушиной, вопреки естественным потребностям организма, как отдых и питание. Зеркало, будь такое достижение человечества в новом убогом захолустье, тщательно избегалось: непривычная худоба наводила тоску, а синяки под глазами стали вместо теней, что рекламировались по скрежетавшему ящику, не унывающему в распространении чудовищных происшествий. Благо, удавалось уделить время физическим нагрузкам, которые давали возможность подумать и расставить всё по своим местам: "Тебя не должно это волновать. У тебя есть задача, которая висит в воздухе незавершённой. Помни о том, что должна".       В очередной раз проехав более полу тысячи миль от предыдущего убежища, она вынуждена забаррикадироваться вновь. Тишина в этом городе была более, чем обречённой: ещё одно напоминание об обстановке, завладевающей миром. Таких поселений, как это, можно исчислять сотнями тысяч, а следовательно она — иголка в стоге сена. Перекусив какой-то дрянью, купленной в фастфуде, Вэлери понимала, что это неминуемые издержки. Ведь слежка была поставлена неплохо, о чём она прекрасно знала и тщательно избегала. Сноп информации от ночи к ночи просматривался с фанатичной точностью, заставляя стискивать зубы от злости — кто бы ни сидел на хвосте, ему Ад покажется райскими кущами. Но... шифрованные каналы хоть и удавалось перехватывать с большими усилиями, но не выводили на источник. Она не дастся ублюдкам, возомнившим себя бессмертными! И она портила им жизнь по удалённому доступу, мешая их планам. Этих людей было немного, и ей пока не удавалось вычленить главного генератора идей, но проучить во всяком случае их стоило.       В её голове давно засел план, как расправиться с этой мразью, но нужно было её ещё вычленить. Пока список сводился к четырём участникам: боссу наркокортели, учитывая опыт её отца и покушение на жизнь его дочери; главе АНБ, мечтавший подсадить своего коллегу — начальника ФБР, который тесно сотрудничал с Хокинсами; приснопамятный сеньор Эррера — мошка, но весьма контактная и имеющая свои способы давления; наконец, главный поставщик для военно-промышленного комплекса США, за которым "паровозом" шёл Истман — старый еврей, умеющий во всём сыскать выгоду: крайне беспринципен и жаден, но имеющий полезные связи, без преувеличения, по всему миру.       Имена весьма серьёзные и имеющие немалый вес в своём деле, а, учитывая специфику их работы, вовсе местные "царьки", имеющие зуб на "соседей". Вэлери, копая их подноготную, если бы была сотрудником рядового правоохранительного ведомства, в страхе бы закрыла все дела и напрочь удалила бы любые файлы со всех возможных серверов, дабы искомые не могли даже подумать в направлении, что за ними могут наблюдать. Но она — младшая Хокоинс — наследница того, кто держал в узде и не таких мастодонтов. Девушка лишь чувствовала гордость за родителя, который сумел подчинить своей системе эти неподъёмные для других звенья, заковав каждого в свою железную паутину. Пока та удерживала сложившуюся систему. Предатель был среди них...       Девушка искала, если не того, что ждать, чтобы ублюдок выдал себя, а как спровоцировать его на ошибку. Закинуть блесну так, чтобы нужная рыба клюнула с готовностью и без задней мысли о подставе. Каждая ночь была подчинена отточенным действиям, которые должны были принести хоть какие-то плоды. По мере просмотра данных девушка с интересом обнаружила, что, например, испанец играл честно. "Аккуратен чёрт", — думала Вэлери, наблюдая за последними передвижениями в его сети с помощью её авторских шпионских программ. Пожалуй, в их работе честность воспринималась с большим скепсисом, чем бесчестие. Поэтому наследница расставила несколько "сетевых капканов" для проверки "на вшивость" — стандартная процедура в их деле.       По мере составления алгоритма на мониторе у неё высветилось окно, которое незамедлительно притянуло взгляд. "Код Адриана", — мысленно идентифицировала сообщение девушка, показывающее, что в её закрытом секторе сети размещён новый файл. Вэлери закусила губу, а движение пальцев по клавиатуре немного замедлились. Скинув с себя странное рвение проверить тот час же присланное, юная Хокинс застрочила с большим усердием. "Закончу и проверю", — решила девушка, вводя последние команды для шифрования нового "червя" — вируса, не затрагивающего программы, но раскрывающего все команды издали.       Через несколько десятков минут наследница откинулась на стену позади старой кровати, на которой устроила все гаджеты, что у неё были в наличии — вспомнилось, какое неудобство приносило сидение на холодном полу. Руки сползли с клавиатуры лэптопа на колени, а пальцы неспешно сжимались и разжимались, возвращая нормальный кровоток. Приоткрыв уставшие глаза, Вэлери взглянула на окно, которое никуда не исчезло, просительно возвещая о послании с другого конца света, где вовсю занимался день.       Кревен, пожалуй, впервые позволил себе побеспокоить её таким образом, явно, не очень надеясь на успех. Вэлери усмехнулась догадке, что её извечный спутник попросил кого-то из парней доставить ей сообщение. А раз так... Девушка, немного "поколдовав", чтобы голосовое послание оставалось якобы не тронутым, наконец расшифровала его. Первые слова невольно заставили слушать внимательнее, несмотря на усталость.       "Здравствуй, родная моя.       Мы не уверены, что ты получишь это, но Райли на пару с Майлзом сотворили нечто, что одной тебе из нас двоих понятно. Кстати, это также останется между нами... твой "стрелец" обещал — приходится верить. Я постараюсь уложиться в метраж записи, отведённый мне. Ради твоей же безопасности. Это главное для меня...       Склонен догадываться, что ты знаешь достаточно, тем не менее должен тебе сказать: завтра состоится процессия проводов Дэвида, Жаннет и Бриджит. Я всё подготовил."       Девушка невольно закрыла глаза, сдерживая непрошеные слёзы. Только сейчас она, немного расслабившись от дальнего по расстоянию, но такого близкого голоса, осознала, насколько утомилась и... смертельно устала. Пару раз глубоко вздохнув и долго выдохнув, Вэлери прокашлялась. Речь Адриана брала за живое, а его тон... заставлял глаза намокнуть. Она понимала, почему мужчина выбрал этот формат: проще зашифровать и высказать можно много больше, что не предназначалось кому-либо ещё, кроме неё.       "Мне хотелось сообщить тебе это лично, но получается только так... Прости, родная..."       Вэлери оттолкнулась от стены и вперилась взглядом в строку эквалайзера, отображающую силу звука Кревена, его дыхание... Каждое колебание было для неё эмоцией, которую испытывал Адриан, произнося слова...       "Нашли твоих родителей. Мне... Дьявол... Я... помню твой наказ и выполню его".       Вэлери закрыла рот ладонью, когда другая рука потянулась за кнопкой, чтобы выключить звук, но... пальцы сжались под властью подсознания. Слёзы хлынули по щекам. Уже другие — полные осознания неотвратимости случившегося. Солёная влага падала на закрывшее уста запястье, прикушенное ровными зубами, что не сильно помогало, а голос продолжал своё вещание.       "Я сожалею, родная... Я молю все силы только об одном — чтобы ты осталась среди живых. Должен сказать, я понимаю тебя и твоё стремление, но обстоятельства бывают выше нас".       Несмотря на всю боль интонация голоса мужчины неизбежно погружал девушку в то, что он ей говорил. Его серьёзность, где сожаление сменилось характерными нотами беспокойства, отчасти вывели из горестного морока: он хотел сказать много больше, чем могли передать слова. Она слышала, что Кревен говорит о чём-то, что ей пока не удаётся понять.       "Есть вещи, не подвластные людям. Будь настороже и слушай свой внутренний голос", — Адриан взывал к её сути, которая хоть и была недоступна, но оставалась в душе девушки. — "Будь сильной, не поддавайся страхам и манипуляциям. Живи, Вэлери, и мы встретимся вновь", — жнец перевернул слова, когда-то сказанные дорогим ему существом. — Береги свою душу и разум, и помощь придёт. Я... желаю тебе удачи.       До встречи, родная."       Звук прервался, а комнату будто объял голос жнеца, повторяющейся в голове той, кому он предназначался. Девушка вновь и вновь слушала его, словно запись продолжала своё повествование. Проматывала слова, чувства, его дыхание, эмоции. И лишь горестно констатировала, насколько тому тяжело. Его голос был ровен и твёрд, но паузы, едва слышное дрожание и ломкость речи... прошивали сердце, в такт заставляя замирать и биться чаще.       Наследница убрала с колен ноутбук и резко поднялась с кровати, ходя кругами по небольшому помещению, которые несильно отличалось от предыдущих. Рука не оставляла рта, в кожу вгрызались зубы, а слёзы продолжали течь. Тихое поскуливание сопроводило тишину, когда наследница рухнула на пол, согнувшись так, что лбом уткнулась в колени. Она задыхалась от горя, страшного и неминуемого. От страха, что может произойти запредельное, и чего она не выдержит: поставить под удар или вовсе потерять оставшихся в живых... приносить им боль от незнания, что с ней. Уступив внутреннему урагану эмоций, Вэлери рухнула на бок, отчего немного поперхнулась. Сжалась в дрожащий комок, притянув к себе колени и уткнувшись в них мокрым лицом. Наконец произошло то, что не находило свой выход раньше — осознание потери. Полное и безраздельное, без прикрас и самоуговоров... Осознание конца прошлой жизни и незнание, как начать новую. Она ощущала себя девочкой, у которой отобрали всё. Ребёнком, которая всем сердцем и душой поняла, что есть одиночество. Недавнее отрицание, сменившееся злостью на всех и вся, наконец нашло своё завершение в страшном смирении. Приглушённый вой страха от того, что нет пути назад и впереди неясная дорога во мраке, отразился от тонких стен. "Может стоит повернуть назад, почти всё закончилось. Я успею всё доделать до приезда..."       С этой завершающей трезвой мыслью потрясение от услышанного и чувствуемого настигло милосердно быстро, заставляя разум погрузиться в спасительный мрак — столь жизненно необходимый в последнее время. Руки разжались, падая на пыльный пол. Мышцы расслабились, освобождая ноги от давно давивших "кандалов". Дыхание резко прервалось, возобновившись в мало-мальски необходимом ритме для жизни. На пол падали слёзы прошлого. Вэлери наконец освободилась от гнёта, мазохистски лелеемого ею на протяжении более, чем месяца. Разум отключился, чтобы освободиться и возродить новые силы для пути вперёд. А пока состояние без чувств — благость для истерзанных тела и души. Время, чтобы раны затянулись, но оставили рубцы — память о том, что есть обязанность, которую необходимо довершить до конца.

***

      Кому, как не обещающему все "блага" мира, знать, куда заводят желания, мечты и чаяния. В особенности, если они произнесены несдержанно, заставляя саму тьму обратиться в направлении решительного голоса, полного болезненного отчаяния, когда сама душа взывает ко всем возможным силам! Существо охватывает возбуждённый трепет, а прекрасно лицо украшает оскал алчного предвкушения. Оно уже представляет картины звериной трапезы, наслаждения от лицезрения тотального ужаса в глазах, как желанная субстанция мечется в смертном теле только от одного факта присутствия рядом хищника, более не скрывающего свои намерения — пожалуй тот единственный и сакральный в своей скоротечности момент, когда создание беспрецедентно искренно. Мгновение, выбивающее все основы, раскрывающее иную грань представлений о том, кто неотступно находился рядом, отдавался всей своей тёмной душой ради хрупкого человека, потакая и исцеляя. И самое забавное для нечистого — насколько смертный уверен в его благостных намерениях, порой забывая о конце, образ которого настолько же ясен обоим, насколько страшен для человека. Поэтому разум, стремясь защититься от неминуемого, отторгает всё, кроме отточено созданного мирка, запрятав истинную подоплёку своего временного счастья в согласии с идеальным воплощением мрака подальше в подсознание.       Демон искренен. Демон никогда не лжёт — на лжи зиждиться сам мир. Демон выполняет договорённость с точностью, достойной редкого мастера. Его задача, закреплённая в договоре с душой, сводится к созданию желаемой для человека жизни. Он всецело живёт для своего смертного так же, как будет безбрежно честен в своём голоде по завершении контракта. Он не будет обманывать — ему нравится существование для кого-то. А демон привык делать то, что ему нравится — воплощение эгоизма: совершенного, бесстыдно прекрасного и притягательного. И человек поддаётся, даже не осознавая, как меняется его восприятие реальности, подчиняясь безграничной силе, находящейся настолько близко, насколько он сам того пожелает. Он становится похожим на демона, идя на поводу своих желаний: от наивысших до низменных. Но разница, являющейся по сути аксиомой, остаётся неизменной во все времена: человек слаб перед соблазнами, ибо его рамки, составленные его сородичами — обществом, — зыбки в той же мере, как и само его тело; стоит показать больше, и свобода опьянит, приглашая пуститься во все тяжкие. Власть над материальной силой, идеальной в своём воплощении перед смертным, становится каплей, заставляющей воду выйти за гладкую кромку прекраснейшей чаши — без последствий! Без ответственности! Без страха за себя и свою целостность, как личности и человека! И единственное "но" теряется в этом вихре ощущений, сводящееся к одному постулату: ты можешь почти всё же, что и "твоя тень", пока она является "продолжением" тебя.       Купаясь в океане удовлетворения и полного довольства, забываешь, что ты являешься продолжением с того момента, как оформлен контракт: не наоборот. Никто не обманывает тебя, кроме тебя же! Он и не скрывает этого, лишь не хочет напоминать о боли, которая свела вас, выполняя твоё собственное желание: жить по своим правилам. Честно и открыто, без прикрас и недомолвок. Всё так, как ты определишь.       А пока смертный, вернее, смертная, смотрит на него с любознательностью маленького ребёнка, смешанной с тихим, и оттого весьма показательным для демона, благоговением. Немного скованная улыбка в некотором смысле даже умиляет его, и он практически невесомо касается самыми кончиками длинных пальцев хрупких человеческих. Этого достаточно, чтобы пустить волну дрожи по слабому телу и ускорить дыхание. Уже кажется, что тепло сентябрьского солнца проникает внутрь, поднимая волну приятного жара, отчего по-осеннему прохладный ветер перестаёт тревожить.       Этой ночью она вообще перестаёт что-либо ощущать, кроме удушающего дыхания, хрипло вырывающегося из сорванного горла. Резкая боль смешивается с острым наслаждением, распространяющимся с бешено несущимися потоками крови в раскалённых венах. Тьма заполняет всё существо, гонит душу к ближе к скорому обладателю. Холодный пот стекает по её разогретой коже в то время, как мужчина остаётся в совершенном виде. Розовые, перечёркнутые остриём вертикального зрачка глаза голодно смотрят куда-то вглубь бьющегося в агонии адского желания тела, следя за ценной субстанцией. Та искриться, переливается — показывает всю свою красоту жадному хищнику, выбивающему последний дух из своей госпожи. Демон выполняет то, что просят, всецело получая своё — сущность человека, дышащая на смертном одре всеми гранями, подталкивая зверя к власти.       Как только душа поднимается выше, следуя к раскрытому от непрекращающегося крика рту, нечистый накрывает смертную женщину собой, неистово вбиваясь в терзаемое похотью тело. Та хотела почувствовать все те краски, которые были потеряны после приговора врачей о смертельной болезни; всю палитру чувств и эмоций, скованных под гнётом страшной утраты любящей жены и матери. Ей хотелось всего ярко и необузданно — в последний раз. Боль, съедающая жизнь, стала совершенно другой под извращённо чуткими манипуляциями падшего; удовольствие возносило на неизведанные высоты, заставляя задыхаться от свободы и наслаждения — казалось, навечно забытых; ощущение нужности кому-то выплёскивало несдержанные слёзы, являясь всем, с чем она связывала свою жизнь — спасителю её ранее приговорённого диагнозом врачей-циников ребёнка, сохранившего черты погибшего мужа; возвращение к настоящей жизни, пусть оно и было временным. Она сама готова была отдать ему всё: больше, чем ему было нужно...       — Пульс слабый, она не выдержит.       — Только кесарево.       — Ритм сердца ребёнка нестабилен. У матери больше шансов.       — Миссис Вулдридж, попытайтесь открыть глаза. Миссис Вулдридж...       Крик бил по перепонкам, а свинцовые веки лишь едва приподнялись с помощью профессиональных манипуляций сотрудников больницы. И вновь яркий свет резанул по глазам.       — Реакция есть. ЧСС ближе к нижнему пределу. Что у ребёнка?       — Ниже.       — Ясно. Приготовились. Кесарево, всё внимание на пациентку. Ребёнок не в приоритете.       Женщина на операционном столе взревела, вцепляясь в первого попавшегося врача. Вся боль от утраты супруга, недавно найденного в обломках самолёта, постоянные мучения, привнесённые раком в саму кровь, воспоминания своей жизни и жизни её семьи — каждый момент нашёл своё отражение в судорожной хватке в склонившегося над ней медика.       — Спасите его! — сорванным голосом едва прошептала женщина, хоть ей и казалось, что её крик слышен везде. — Его!       — Миссис Вулдридж, — спокойный и лишь слегка торопливый тон был не менее смертельным, чем другие произнесённые слова. — Либо Вы, либо Ваш ребёнок утащит Вас за собой. У Вас будет ещё шанс жить...       — Нет! Нет! — горло нещадно сдавило, слёзы лились потоком, но она была беспомощна.       — Доверьтесь нам, — и темнота скрыла тех, кто не собирался помогать.       Действие наркоза стремительно выбивало сознание, унося всё прочь. Патрисия цеплялась за остатки реальности, словно её сметало с нечеловеческой силой. Крик отчаяния разносился по мраку, не находя отклика. Она неистово кричала лишь об одном — чтобы её мальчик остался в живых. Просила Господа взять её жизнь, но не жизнь, что подарил ей её супруг — единственное, что осталось у неё от любимого Элиота. "Бери, бери, бери! Всё забирай, но не его..."       — Обычно просят, чтобы ему дали что-то, — пронёсся сардонический смех по тьме, врываясь в оголтело мечущееся сознание женщины. — Что же я могу взять у тебя?       — Всё! — не разбираясь, с кем она говорит и что происходит, выкрикнула Патрисия, не жалея сил. — Забери всё...       — Я понял тебя, — откровенно издеваясь, протянули во мраке. — Но, — шорох крыльев разнёсся по сторонам, словно стая воронов решила сделать прямо сейчас то, о чём просила несчастная. — Я знаю, что невозможно получить нечто без определённой цены, — с едкой снисходительностью продолжал голос, оплетая женщину в кокон неминуемости от принятого ею решения. — Ты назвала её, но что ты желаешь получить от меня?       — Спаси жизнь моего ребёнка! — не задумываясь ответила Патрисия, вкладывая все эмоции и силы, что остались. — Пусть он выживет и будет здоров! Прошу тебя, кем бы ты ни был!!       — Тебе даже не интересно, к кому обращаешься, — с любопытством констатировал незнакомец. — От этого зависит твоя собственная жизнь... и смерть.       — Неважно, что будет со мной... — прошептала сквозь слёзы женщина, моля о помощи. — Неважно, кто ты, если можешь его спасти.       — Как недальновидно, — обличительно усмехнулся голос на такое пренебрежение; с другой стороны, у него будет возможность ей всё подробно пояснить. — Всё за исцелённую душу и тело твоего дитя... — можно было легко представить, незнакомец приложил длинный когтистый палец к ехидно искривлённым губам, немного постукивая им по коже. — Интересное предложение. Вынужден обратить твоё внимание, — Патрисия немного сжалась от столь угрожающего тона в то время, как нечто прикоснулось к худощавой спине, словно оценивая её как товар. — Врата того, кого ты призывала всё это время, для тебя будут навечно закрыты. Он отвернётся от тебя, но ты не будешь одна: ни ты, ни твой живой маленький человек...       — Неважно, спа...       — Тшш, это я уже слышал, — смертельно холодная рука закрыла рот перепуганной женщине, что наконец узрела лик того, с кем всё это время разговаривала. — В моей власти сделать то, о чём ты просишь. И возьму то, что мне нужно. Что ты скажешь, смертная? — алчно пропел нечистый, зная ответ, но формальности сковывали даже таких, как он.       Патрисия смотрела в эти горящие глаза. Мраморная кожа будто бы светилась в кромешной тьме, которой был объят незнакомец. Чернильные пряди его волос спускались к мускулистым плечам и за широкую спину, подчёркивая невыразимую силу существа. Сомнения если и закрадывались в разум, то быстро были сметены главным желанием её души. Влажные глаза медленно закрылись, выражая полную покорность мужчине, что обещал самое сокровенное для неё. Остальное, как она множество раз повторяла, неважно.       Звериный предсмертный вой заполнил душную от безудержного животного соития небольшую комнату. Мужчина, приподняв над постелью беснующуюся хозяйку, сжал до хруста дрожащее в непомерном для человека оргазме тело, порыкивая от возбуждения. Уста с неприкрытыми хищническими клыками резко впились в искусанные губы женщины, буквально всасывая в себя её дыхание вместе с душой. Укол, будто бы от тока, задействовал неудержимый язык, вовсю хозяйничающий во рту смертной. Лоснящаяся от завершённости и счастья обретения субстанция втягивалась в тёмную утробу существа, заставляя того несдержанно терзать умирающую в своих руках. Нежданно богатая по спектру энергетики душа дарила успокоение и силы демону, чувствующему, как каждая клеточка его тела наполняется силой, бреши затягиваются вязким мраком, а зверь трепещет от удовольствия, подаренного сытостью. Горячее семя выплёскивается в тряпичное тело, когда последняя эмоция, испытанная смертной, врывается в сознание демона, показывая, что этот контракт завершён с обоюдным удовлетворением.       Женщина выскальзывает из немного дрожащих рук, что оставили широкие царапины когтей на влажной коже. Развороченное ложе, залитое кровью, приняло на себя падение мёртвой госпожи... бывшей госпожи. Демон невидящим взором смотрит на творение своей сути, наслаждаясь результатами своей вакханальной трапезы. Его лицо — непроницаемая маска. И только глаза, ярко горящие в объятом ночью пространстве, безудержно пламенеют, выказывая садистское блаженство. Нечистый сидел на коленях между разведённых ног убитой, всецело погружаясь в сладостные минуты, испытываемые от приобретённого. Он довольно втянул носом искрящийся сластолюбием и кровью воздух, откинув голову назад и прикрыв глаза. Горячие багряные капли человеческой крови спадали со звериных когтей, расползаясь по белой простыне. Демона заполняла гармония, какую могли испытывать только такие, как он, привнесённую изысканным пиршеством. А подача блюда оказалась не менее удовлетворяющей его вкусам, нежели само яство. На красивом в своей порочности лице расползалась пресыщенная полуулыбка. Гибкое мускулистое тело, словно мраморное безупречное изваяние, замерло в эгоистическом ощущении себя и своей сути.       Время шло медленно, к удовольствию освобождённого от пут. Постепенно создавшаяся атмосфера тёмного безумства меркла, оставляя лишь незначительные напоминания о полной картине этой ночи. Не открывая глаз, мужчина легко встал с постели и, не мысля ни о чём и не оборачиваясь, направился в главную комнату, где нашло своё место начало завершения контракта. Ничем не примечательная гостиная, чуть просторнее, нежели окровавленная спальня, встретила его той же обстановкой, в очередной раз напоминающей о бурном поглощении весьма достойной его пристрастий души — редкость в это время. Демон мог бы по пальцам одной руки пересчитать столь достойную в своей награде службу. И он позволял себе погрузиться в воспоминания, изрядно украшенные свежим терпким послевкусием на самом кончике языка. "Совсем не то, что было раньше, — горестно сетовал нечистый".       — Раньше ты был более аккуратным.       Мужчина вмиг подобрался, посмотрев прямо перед собой ещё затуманенным взглядом. Вялая догадка о слуховых расстройствах распалась в прах, когда с краю он увидел высокий силуэт, озаряемый отблесками уличных фонарей, пробивающимися в не зашторенное окно. Демон не смел повернуть головы, ожидая, что последует далее: он не сомневался, что пришедший не остановится на оценке внешнего вида, больше походившего на итог кровавой бани... или его развлечений.       Однако, время и не думало приближать развязку столь неожиданной встречи. Двое оставались на своих местах, один из которых показывал свою незаинтересованность в то время, как визитёр, не стесняясь, рассматривал нагого демона.       Недовольное цоканье чуть было не заставило привычно усмехнуться, но выдержка не подвела обладателя, оставив его абсолютно бесстрастным к происходящему.       — Приведи себя в порядок наконец, — угрожающе тихо прошелестел красивый голос.       Мужчина лишь опустил голову, заставляя пряди закрыть всё-таки пробившуюся едва змеящуюся издевательскую полуулыбку: такой тон никогда не оставлял демона равнодушным, вопреки издаваемому контрактёром раздражению. Рука сама собой приподнялась, а пальцы, увенчанные чёрными ногтями, последовали произнесённым словам и мелодично щёлкнули. Как только звук оборвался, в середине комнаты предстало совершенно иное существо, нежели мгновением ранее: классические прямые брюки и белая рубашка с закатанными по локти рукавами явили тот вид, что был привычен, без иронии, каждому из присутствующих.       Более мягкий в своём раздражении выдох последовал со стороны окна, пока демон стоял с опущенной головой. Визитёр присел на ближайшее потрёпанное кресло, и мужчина, ориентируясь лишь по звукам, вновь сдержанно улыбнулся: наверняка юноша смотрелся в этом антураже весьма несуразно, ведь его повадки остались прежними, хоть и прошло немало времени, и то с точки зрения самого бывшего графа.       Посчитав, что можно начать разговор, мужчина повернулся полу боком к пришедшему, безэмоционально смотря в темноту: он видел каждую чёрточку своего господина, которого не видел довольно длительное время — по чести сказать, непозволительно долго для слуги, пусть это и было желанием хозяина. Тот глядел в ответ, спокойно сидя в кресле, демонстративно сметая несуществующую пыль с тёмно-синего пиджака, подчёркивающего цвет глубоких глаз. Брюки в тон и белая футболка совершенно не простили сидящего, лишь подчёркивая его принадлежность весьма высокой от простого люда родословной.       — Прошу меня простить за неподобающий вид. Не думал встретить Вас в это время.       — То же могу сказать и я, — чересчур ровно произнёс юноша, заставив демона повернуться к себе всем телом.       — Господин?       — Да брось ты называть меня так, — раздражение вновь захватило интонацию. — У тебя, видимо, короткая память. Стареешь, Себастьян, — жёсткая усмешка придала красивому лицу весьма недружелюбное, даже по меркам демонов, выражение. — Бардак развёл. Что ещё у тебя нового?       — Боюсь, мне нечего Вам рассказать, — вежливый тон, чтобы скрыть пренебрежение и недовольство.       — Не злись, — юноша склонил голову набок, читая своего демона с лёгкостью, достойной лучших физиономистов.       — Вы решили пойти против Вашего решения?       — Оно было принято, — холодно ответил юноша, блеснув демоническими глазами для убедительности. — Я не изменю его.       — Тем не менее, Вы здесь.       — И мне это не нравится. Уясни раз и навсегда.       Сталь в синих глазах сцепилась с отчуждённостью коньячного взгляда — всё, как много лет назад. Их пути разошлись, но продолжают следовать параллельно, подчиняясь крепко установившейся связи на крови и на жертве.       Никто не хотел уступать, давать эмоциям выход, что было бы равно разоблачению. Каждый из них чувствовал это в другом, но они слишком хорошие актёры, слившиеся сутью со своими масками, чтобы быть уверенными в другом — порочный круг, который не в силах разорвать оба. Противостояние грозилось затянуться, однако, никто не хотел, чтобы оно длилось слишком долго. Упёртость в своём стремлении идти до конца и эгоизм соперничали в незримой схватке двух демонов. Обоим было невыносимо присутствие другого, и никто не смог бы чётко обозначить, в чём именно оно выражалось: неподдающийся пониманию клубок чувств с туго затянутыми нитями. В ту же баталию проникало и нечто сентиментальное, как бы назвали люди. То, что скрепляет и сцепляет вместе, подобно гнетущим кандалам, удерживающим на краю: сбросить — сорвёшься; оставить — нетерпимо.       — Сядь, — едва слышно произнёс Сиэль, не прерывая борьбу взглядов. — Покончим с этим побыстрее.       Михаэлис лишь изысканно и едва заметно приподнял бровь, про себя рассуждая, что же могло сюда привести графа, если он столь открыто сдаёт свои позиции: первым пошёл на попятную. Не сходя с места, мужчина начал опускаться, а из темноты постепенно вычерчивалось изысканное мрачное кресло, принимая в себя своего создателя. Изящно закинув ногу на ногу и устроив длинные руки на подлокотниках, Себастьян продолжал смотреть на господина, ничем не выказывая своей заинтересованности.       На действия мужчины юноша лишь красноречиво хмыкнул, выказывая всё о том пафосе, что был присущ его слуге всегда. Отчасти он даже смирился с этим по прошествии стольких лет. Видимо, отвык от зрелищности, каковую Михаэлис всегда демонстрировал при выполнении любого поручения, даже пустякового. На столь явное отношение демон никак не отреагировал, продолжая смотреть в упор на господина.       Вновь комнату объяла тишина. Себастьян не произносил ни слова, полностью сосредоточившись на сидящем напротив него юноше. Он отмечал изменения во внешности, во взгляде, небольших нюансах в поведении, однако, по мере молчания было ещё нечто, что он не мог охарактеризовать точно — неслыханно для него с его-то острословием. Михаэлис мог лишь витиевато отразить обстановку странной... растерянности, как неожиданно вывел для себя демон. Сиэль растерян! Мужчина несколько раз проворачивал эту мысль в голове, но она никак не вязалась с тем, что он знает о господине, и что видит в данный момент. Он находил это даже забавным в некотором роде, а внутри разливалось не менее забытое тепло: его господин мог напоминать ему прежнего себя. Демон погрузился в эти размышления, немного отойдя от реальности происходящего: слишком любопытное явление, потерянное в памяти ощущение интриги от следующего шага его контрактёра.       — Я ещё ничего не сказал, чтобы ты так задумался, — раздражённо бросил граф, давая Михаэлису полную уверенность в своих умозаключениях; Себастьян бессловесно ругнулся от того, что позволил предоставить господину возможность уловить его узнавание весьма необычного поведения юноши.       — Причин уже достаточно, — заметил демон.       — Чёрт бы тебя!... — рыкнул Фантомхайв и вскочил с места навстречу слуге.        Неожиданно прошёл мимо и встал в стороне за спиной сидящего. "Лично убью, если всё это окажется бредом", — про себя закончил свою мысль Сиэль.       Стены сотряслись от едва сдерживаемого гнева. Он не знал, стоит ли верить Легендарному, но... отчасти хотел, чтобы была возможность убедиться в правдивости его слов. Юноша начинал сомневаться в правильности выбора: прийти сюда, исполняя далеко не безосновательную просьбу жнеца, учитывая прошлое — их общее прошлое... Он знал, что нужно сказать, понимал, что оно будет означать для всех... В то же время, услышать и произнести самому — ни одно и то же от слова совсем. К тому же, когда не уверен в правдивости бывшего Гробовщика.       От подобных дум, полностью связанных с внешним проявлением силы, гостиная задребезжала, словно потревоженное стекло. Сиэль пришёл в себя, когда ощутил сильные эманации, которые чернильными тенями расползались по стенам, удерживая столь неустойчиво стоящие предметы и мебель на своём месте. Гул прекратился, но мрак продолжал сгущаться в назидание несдержанности, претившей старшему демону. Михаэлис откровенно не понимал, что привело сюда его господина и отчего он теряет над собой контроль, хоть Себастьян и мог предположить, что в силу их связи юноша волей-неволей всегда был достаточно честным со своим слугой — пусть не на словах, но в мыслях однозначно. Бывший дворецкий мог собрать воедино факты того, что Фантомхайв вряд ли воспользовался узами контракта только ради того, чтобы встретиться с ним просто от скуки. И цель этого визита уже напоминала морковку перед носом, хоть Михаэлис и скрывал свою заинтересованность, продолжая спокойно сидеть в высоком кресле, лишь сдерживая неясные пока порывы пришедшего разнести дом.       — Прекрати немедленно, — обернулся к высшему граф, когда тьма грозилась пробраться к нему непозволительно близко.       — Как скажите, — отчуждённо ответствовал слуга, без всякого на то желания прекращая нашествие своей силы. — Вам ещё многому нужно учиться, ведь возросшие силы требуют большего контроля, — уже по-другому "пошёл" в наступление Себастьян.       — Оставь свои проповеди!       — Я далёк от них, Сиэль, — обращение к господину он обмакнул в такой токсичный яд, что ни сколь не удивился, увидев перед собой пышущего яростью юношу.       — Не забывай, что мои приказы остаются в силе, демон, — прошелестел тот, не менее желчно, чем тон слуги, и в довершение нехорошо усмехнулся.       — Что нельзя сказать о Ваших решениях, — выбивающе отстранёно констатировал Михаэлис.       Улыбка на красивом молодом лице стала красноречивее, а хищный наклон вперёд и вовсе в некоторой степени восхитил слугу своим обещанием расправы.       — Ты был и остаёшься моим псом, несмотря на то, что я дал тебе вольную. Ты свободен от моего общества, но зависим от моего существования.       — Это применимо и к Вам.       — Глупо отрицать, — согласился Сиэль, выпрямляясь: он сказал то, что было известно и неоднократно обдумывалось обоими. — Изменить своим привычкам сложно. Они преследуют. Я бежал от прошлого, как и ты, когда я стал таким, — тут юноша вновь задумался, и слова рождались сами. — Мы не хотим смиряться с тем, что произошло не по нашей воле. Теперь же оно само настигло нас.       Фантомхайв замолчал, наблюдая, как небольшая эмоция лишь призрачно проглядывается на лице слуги, выраженная в слегка нахмуренных бровях и непривычно цепком взгляде. Он не акцентировал на ней особое внимание, но та демонстрировала себя слишком странно после века отчуждения. Это выражение излишне громко напоминало стародавние дни, когда Михаэлис был недоволен происходящим в то время, как Сиэль позволял себе затею, которая приходилась не по нраву его дворецкому.       — На этот раз инициатива к началу игры принадлежит не мне, — прокомментировал юноша, невольно осознавая, что теперь нет пути назад: ставки сделаны, и не им. — Вот, — в руке Михаэлиса появилась небольшая картонка. — Что ты можешь сказать?       Себастьян некоторое время всматривался в замутнённый взгляд господина, направленный на бумагу. Сжав пальцы и подняв предложенное, Михаэлис наконец прочитал то, что было напечатано на, как теперь он отчётливо видел, визитной карточке. Удивление невольно отразилось на лице, а глаза вновь и вновь пробегали по малочисленным строчкам, не говорящим ему ровным счётом ничего. Но было нечто, что заставило демона более внимательно изучать картонку: ни буквы, ни оформление — следы энергетики, которые не сказали бы другому демону ничего, кроме того, что её в руках держал жнец... и запах... Лёгкий, едва уловимый, лелеемый глубоко внутри, оберегаемый ревностно и бескомпромиссно, даже порой от самого себя. Флёр цвета поздней осени с вкраплениями зелени, неподвластной смерти с приходом холодов... Сознание не успело идентифицировать полученное, наполняясь звучным эхом белого шума.       — Что это значит? — мысли остановились и, проводив некоторые мгновения, понеслись с такой скоростью, что невозможно было уцепиться хотя бы за одну.       — Ты говорил, что душа может переродиться... — не имея в виду ничего постороннего, кроме озвученного, произнёс Сиэль перед тем, как его снесло с места и пригвоздило к стене.       — Что это значит?! — пророкотал демон, придавливая господина к твёрдой поверхности, невзирая на давно забытое жжение печати на тыльной стороне ладони: оно было кстати, учитывая что этот недоросток испытывает то же самое — то, что нужно, чтобы проучить мальчишку.       Гневная тирада вылилась в мученический выдох от сдавленных внутренностей. Глаза запылали, но их огонь не шёл в никакое сравнение с пламенной геенной разозлённого Маркиза. Его черты лица заострились, лишь отчасти оставаясь напоминанием человеческих. Мрак окутал юношу, не давая собраться с силами и выразить всё то, что думает об этой бешеной собаке, скалящей клыки на своего хозяина.       — Думайте лучше, Сиэль! — с рыком выплюнул демон, комментируя открытые для него мысли контрактёра.       — Отп...       — Не то! — на этот раз добавилась когтистая рука, сжимавшая горло анатомически точно, чтобы сдавить, но оставить возможность говорить.       Взгляды вновь скрестились, но на этот раз баталия выражалась в силе гнева и злости на оппонента. Юноша, будучи подвешенным за шею, стоически молчал, стараясь, если не словами, то взглядом показать все нелицеприятные характеристики сорвавшемуся с цепи слуге. Он не собирался ничего пояснять, даже ту малую часть, что сказал ему Легендарный; не думал выкладывать даже самые мелкие карты в своей колоде, пока Себастьян позволяет себе подобное отношение к нему — преступно недопустимое!       Ярость нарастала, накаляя метки обоих до невыносимой боли даже для таких, как они. Из-под ровных черт печати начала сочиться кровь, тёмными каплями окропляя скулу и щёку под глазом у господина, и запястье у разъярённого Михаэлиса. Обстановка комнаты вновь пошатнулась в самом прямом значении. По стенам поползли разломы; старая люстра сорвалась с опор, падая прямиком в центр гостиной; по стеклянным поверхностям расползалась "паутина" трещин и, не выдержав давления магии, разлетелись вдребезги; окна буквально вынесло из рам новой волной, когда контракт откинул обоих друг от друга. Бывшего дворецкого отшвырнуло в противоположную стену силой договора, и та обвалилась кусками. Сиэль рухнул на пол сломанной куклой, заходясь в кровавом кашле — судя по всему, раздробленные шейные позвонки ещё долго будут напоминать ему события этой ночи, цепляясь за внутренние ткани до полного восстановления. Демон смотрел на тяжело садящегося юношу, чья грудь была в чёрной крови. Михаэлис согбенно стоял, не обращая внимание на запястье, от которого остались лишь обугленные кости: мелочь для него — регенерация у Маркиза многократно превосходила ту же у раненого Фантомхайва.       — Иди... Идиот! — сплюнул граф кровавое месиво с видневшимися осколками костей.       Неприятная мысль о правоте Сиэля жгла не меньше, чем покорёженная конечность — благо, недавняя неплохая подпитка обещала довольно скорое исцеление вдобавок к немалым силам. Далее следовали нелицеприятные размышления что, клеймя господина за продемонстрированную слабую выдержку, позволил себе непозволительно большее. Действующий поныне контракт буквально давил на плечи, отчего ноги подкосились, и Михаэлис рухнул на колени, не отводя пристального взгляда с постепенно истлевающими в нём недавними чувствами с откинувшегося на стену Фантомхайва.       — Он точно поплатится, — прокряхтел бывший граф, скользя выше по стене и вставая на ноги. — Разберётесь между собой сами, когда всё выяснится.       — Кто такая Вэлери Хокинс? — сдавленно проскрежетал Себастьян, догадываясь и одновременно боясь своих выводов.       После слов Сиэля о перерождении, обнаружения следов бывшего Гробовщика на визитке инстинкт захватил всё его существо быстрее. Нежели разум смог наконец собрать воедино все факты, что так небрежно были ему выставлены на обозрение. Зверь сориентировался в скупом на информацию моменте, чуя неладное и совершенно беспрецедентное для его понимания: покусились на его сокровище. "Оно произошло", — неверяще шептал внутренний голос, повторяя и смакуя все грани испытываемых при этом эмоций, вмиг чудовищно и нагло разбуженных происходящим. Воспоминания затягивали в пучину, наперебой подкидывая слова, фразы, картины, настолько, что поверхность, где Михаэлис находился в данный момент, ускользала из виду.       — Ты всё понял, — тихо вошло в сознание потусторонняя реплика, выдёргивая наверх из сосущей все силы пучины.       Себастьян смотрел сквозь графа, произнёсшего эти короткие и ёмкие слова, окончательно ставящие демона перед реальностью. Его холодный во всех ситуациях разум и опыт прожитых тысячелетий отрицали любую возможность переданного ему, и высокомерно талдычили об этом внутреннему зверю, недовольно рычащему на выпады в свой адрес. Закованный пёс на привязи контракта и... на поржавевшей цепи, которую легко можно сбросить, но не оставить, ибо по ней он мог пройти дальше пунктов договора, где мог ощутить себя другим.       — Что с ней? — сосредоточенно спросив это, Михаэлис выпрямился как ни в чём не бывало, что не скажешь по его виду.       — Я знаю не больше, чем ты, — повторил манеру бывшего дворецкого Сиэль, понимая изменившийся тон слуги.       Прошло несколько дней с тех пор, как к нему явился сумасбродный жнец. Юноша даже ставил себя на его место, при этом признавая правильность выбранной тем тактики при творящемся беспорядке в обоих мирах: собрать максимальное число союзников. Докучливая мысль об очередном развлечении Легендарного покинула растревоженную гордость и теперь казалась бессмысленной с любой стороны. Этот старец взволнован и страшится, хоть по нему этого и не скажешь. Бесспорно, девушка дорога многим, но... отчего жнец паникует? С циничностью патологоанатома Сиэль препарировал все составленные им версии, но не находил ответа на свой главный вопрос: чем претившая всем смерть Вэлери Хокинс опасна, кроме полной потери разума сильнейшего из жнецов? Неприятие от подобной формулировки вполне ощущалось Фантомхайвом, но такая загадка не могла не найти отклика в любознательности бывшего Цепного Пса Её Величества.       — Она сбежала, — граф поморщился от неприятных ощущений в безжалостно медленно затягивающимся горле и продолжил. — Думаю, он опасается, что она, являясь человеком, не выстоит против призванных, — ровно выложил свои выводы юноша, смотря на цепко внимающего ему демона. — Не понимаю, с чего она может им понадобиться. Простая смертная...       — Простые смертные, ранее не имевшие ординарной души как таковой, не могут переродиться, Сиэль, — ошарашил Фантомхайва Себастьян, наставительно выделяя каждый звук.       — Что?       — Мы говорим с Вами не о человеке, а существе другого рода.       — Каком? — непонимающе переспросил граф, скептично посматривая на чересчур уж серьёзного демона.       — Смею предположить, что она единственная из подобных созданий, но кто и откуда — можно узнать только у одного.       — Легендарный, — понял Сиэль, а Михаэлис лишь слегка склонил голову, подтверждая правильность ответа. — "Поэтому он носится за ней, как сам не свой," — мысленно дополнил граф. — Выжившая?       — Создание существ и их пользование — древнее магическое таинство. Подобных примеров немало, и верно вычленить один можно с шансом, близким к нулевому.       — То есть никак. Вероятно, если она осталась одна, то кто-то очень хочет её заполучить, — задумчиво пронёс Сиэль. — Тогда понятны мотивы Легендарного.       Михаэлис был согласен со своим господином. Подобные предположения были логичны, если не брать в расчёт, что, с точки зрения всех магических норм и законов их вселенной, такое вряд ли под силу той, о ком они говорили. "Неужели она нашла лазейки, о которых даже они", — смотря на слугу и припоминая настроение жнеца, размышлял граф. — "ничего не слышали?"       Себастьян осознал то, что было сказано; понимал, что было озвучено, но... через что ей нужно было пройти, чтобы вернуться? Какой контроль должен быть осуществлён над своей сущностью, чтобы возродиться вновь?... "Невероятная", — забыто восхитился демон. Тело, помимо приятной сытости, грозилось сотрястись от предвкушения, за которым последует невообразимое. Вопреки тому, что взгляд ни разу не покинул спокойно стоящей фигуры напротив, теперь он сфокусировался на контрактёре.       — Похоже, мы наконец пришли к согласию, — холодно усмехнулся граф и, его губы дрогнули, когда в ответ получил призрачный ответ, проскользнувший по красивому лицу высшего.       — Ваше слово?       — А оно тебе нужно? — издевательски произнёс граф, приподнимая бровь, как делал мужчина: годы совместного существования не прошли даром для обоих, а произнесённая реплика Михаэлиса и вовсе дышала двусмысленностью — с этой магической формулировки, гипнотизирующей сознание жертвы, Себастьян всегда начинал новый договор.       Мужчина прикрыл глаза и вытянул вперёд руку ладонью вверх. Шёпот на преданном забвению языке заполнил разрушенное пространство и потерялся в ритмичных хлопках крыльев и мягком шуршании перьев птицы. Чёрная тень влетела в вынесенное окно и устроилась на предплечье нечистого, осторожно цепляясь коготками на рукав рубашки. Пару раз расправив крылья, чернильный ястреб успокоился, смотря на своего хозяина бездонными глазами, в которых угадывались преданность и готовность помочь.       — Раз уж ты привела его сюда, последуешь за ним дальше, — тихо прошептал Михаэлис, понимая намерения юноши лишний раз не пересекаться с ним даже в сложившихся обстоятельствах.       Тот уже вновь собирался возмутиться, как птица с последним произнесённым звуком вспорхнула и, преобразившись, встала сбоку от графа, замерев в поклоне. Себастьян довольно взглянул на эринию, которая, выпрямившись, встретила прямой взгляд хозяина.       — У Вас есть план, как я понимаю, — наконец посмотрев на юношу, прозорливо заметил слуга.       — Мне не нужна пом...       — Мара будет полезна вам обоим, — последние слова Себастьян произнёс чётко от того, что голос неуловимо понизил свой тембр, выдавая непримиримый настрой. — Она бы не хотела, чтобы Вы пострадали.       Уверенно отставив свои обязанности защитника, пусть и на словах, демон явно донёс смысл сказанного графу — они понимали, что каждый услышал за произнесённым отсылку к той, которой теперь нужна поддержка. Михаэлис знал, что Сиэль не примет от него помощи, хотя слуга никогда не позволял себе рисковать им и до этой поры. Потому использовал "запретный" приём для обоих. Метод, который мог обезопасить юношу, вопреки недовольству самого Фантомхайва.

***

      Восход бился в окна. Лучи не могли пролиться через непривычно плотные шторы, оставляя лишь намёк на приход нового дня. Гардины неплохо справлялись со своей задачей, позволяя свету лишь обрамлять проём неказистого окна. Солнце ближе к восточному побережью возвещало о своём присутствии раньше того часа, когда девушка ещё могла позволить себе отдых. Стоило признать, что даже этому она была рада — большой город мог предложить много лучшие условия для ночлега, чем Вэлери и воспользовалась.       Она захотела вернуться. Что самое ключевое в этом желании — могла отправиться в родной город. Должна была... Наследница никогда не верила в то, что эфемерная судьба ведёт человека, в силу своего характера, воспитанного близкими. И делала всё, чтобы опровергнуть этот тезис для себя же. Её вера оставалась прежней и тогда, когда она услышала голос Адриана в скромном номере сельского города. Похоже, в те мгновения наконец нашло выход всё лишнее, что угнетало, давило с неподъёмной силой на плечи, заставляя стискивать зубы и нести эту ношу дальше. Ни сгибаться, ни давать себе упасть. Ей казалось это знакомым, словно она была в этом состоянии ранее — затягивающем и обещающем потерю себя, если дать слабину и сдаться. С тем воем, пошатнувшим хлипкие стены деревенского мотеля, выходила боль, свёртывалась кровь, текущая из нанесённой раны, успокаивались сердце и разум. Потерянная девочка стала сильнее, сумев в некоторой степени перебороть себя. В этом была не только её заслуга — период горести, который она себе отвела, завершился окончательно с недавним присланным отчётом Майлза, говорящем о результатах расследования гибели её семьи и общих друзей. Пора делать свой ход...       С этими мыслями девушка вновь засела за аппаратуру, жадно впитывая в себя последние сводки. Она может позволить себе остаться здесь ещё на сутки и, возможно, связаться с... Нет, будет шанс, то будет думать и в этом направлении. Клацанье кнопок заполнило комнату, невнятные слова, сопровождающие процесс компиляции данных, бурчание телевизора и негромкая музыка, служившая вполне функциональным фоном по части создания помех, если кто-то вознамериться её прослушать дедовским способом — через микрофоны, — а не по шинам данных, работающих на полную мощность.       Ближе к сумеркам, когда, как она себе представляла, чикагские небоскрёбы являли всю свою световую мощь жителям, громкий вдох и последующее звучное нажатие кнопки возвестили о начале главного момента, который она представит на обозрения всем без исключения участникам созданной отцом системы. Вэлери выбрала более изощрённый способ вернуться и заставить других заплатить. Полоса скачиваемых и одновременно копируемых данных медленно оторвалась от своего старта и поползла к противоположному краю, отсчитывая ни больше и ни меньше, чем срок жизни каждого из них. А для кого-то — и вполне реальное время, когда он может насладиться последними мгновениями. Девушка откинулась на спинку кресла, отчего та немного скрипнула, и, прикрыв напряжённые глаза, снова начала проворачивать план, начавший формироваться на следующий день после приснопамятной ночи. Вновь и вновь, шаг за шагом, слово за слово, интонацию за интонацией — собранность работала с той же интенсивностью, как и машина, формирующая давно желанное событие в конкретные файлы, которыми можно уничтожить человека во всех смыслах. И сделает это не колеблясь и без каких-либо домыслов: всё уже обдумано стократно. Поэтому она здесь. Всё ещё здесь...       Она непонятливо нахмурилась, раздосадованная ненадёжной техникой, к чему она никогда бы, наверное, не смогла привыкнуть. Скрип телевизора начинал давить на нервы, и Вэлери уже дёрнулась в сторону, чтобы выключить тарахтящую так не вовремя плазму. Повернувшись, чтобы встать и взять пульт, она несколько раз моргнула, хаотично соображая, что происходит. Свет померк, оставляя лишь экран монитора её рабочего лэптопа, где процесс не дошёл даже до середины. Чертыхнувшись, наследница быстро села обратно и, схватив рядом лежащие наушники, приступила к тому, что могло пролить свет на происходящее.       Подключившись к неплохой, надо признать, если судить по тому времени, что она взламывала сервер, системе безопасности дома, где она остановилась на период, пока отсутствовали хозяева — и разрешение, соответственно, и не думала спрашивать у незнакомых людей, — девушка начала поочерёдно выводить на экран показания камер, которые оказались "немыми". "Что ещё ожидать, — злостно подумала Вэлери, выдёргивая ненужные наушники и "шерстя" по этажам". Как только она почти добралась до последних двух кодов камер, юная Хокинс наконец увидела доказательства, что это не неисправность оборудования. "Электронные глаза" отключались один за другим, словно некто двигался ей навстречу по тому же пути, по которому она прошла, чтобы обладать "зрением": камеры, что бы не случалось с оснащением, всегда работали от автономного источника питания, как часть системы наблюдения за всеми объектами страны в целях защиты и немедленного реагирования оперативников. Но если они отключались, причём настолько последовательно, это был некто внешний.       Юная Хокинс вновь взглянула на строку данных и готова была разразиться всем немалым нецензурным лексиконом: пятьдесят два процента. Взглянув на настенные часы, Вэлери выдохнула и прикрыла на мгновение глаза, чтобы затем немедля приступить к "эвакуации". Прекратить процесс можно, но есть риск потерять важную информацию, скачиваемую с многих серверов — не выход. Взять лэптоп с собой — отметается: слишком тяжёл и есть риск повредить его, тогда вся работа вовсе пойдёт насмарку. Похвалив себя, что не стала слишком обустраиваться на новом месте, девушка схватила увесистый рюкзак и побросала в него всё необходимое. Благодарности также был удостоен и Руперт, кто знал толк в "железе": приостановив процесс с помощью весьма полезной программы "заморозки", девушка опрокинула ноутбук и сняла заднюю панель, где диск находился в пазах, прикреплённых к небольшой батарее и дополнительной сетевой плате. Осторожно вынув необходимые внутренности и нехорошо усмехнувшись, что есть системный и другой накопительный диски, вернула компьютер на место: у неё ещё есть несколько секунд. Когда два потока проникновения столкнулись, юная Хокинс запустила вирус во вражескую систему и включила форматирование всех дисков на своём лэптопе. Поразмыслив, что таким образом выиграет немного времени, пока некто будет разбирать её "пустой" софт, загромождённый заражёнными для любого подключившемуся устройству программами, ища следы, Вэлери сможет это отследить дистанционно и незаметно: небольшая, но приманка. Экран начинал прыгать, пока работало очищение дисков, и девушка осторожно подходила к выходу, вытаскивая из рюкзака пару пистолетов в разными боевыми патронами и пристраивая их за пояс обычных джинсов. Засунув телефон в передний карман и застегнув кожаную куртку, она прислонилась к двери.       Ничего, кроме тревожных реплик соседей, старающихся выяснить, что произошло. "Если везёт, надо пользоваться до конца, — с этими мыслями наследница спокойно вышла в коридор, встречаясь с взволнованными людьми".       — Простите, а Вы можете позвонить в службу? — спросила напуганная пожилая дама, стоявшая на пороге своей квартиры по диагонали от девушки.       — Уже позвонила, мадам, — с безмятежной улыбкой ответила Вэлери, стараясь хотя бы успокоить старушку, и продолжила. — В течение получаса всё будет исправлено. Здесь темно, оставайтесь в квартире, пожалуйста.       — А, да, хорошо, — неуверенно затараторила та, скрываясь во тьме проёма и неверной рукой прикрывая дверь.       Юная Хокинс поспешила к выходу на лестницу, стремясь побыстрее добраться до нежилого первого этажа: обычные жильцы не должны быть затронуты ни ею, ни теми, кто всё это устроил — не за чем привлекать к себе внимания. Пробегая по лестнице, Вэлери затянула на талии ремень от рюкзака, висящего за спиной: без лэптопа он был лёгким и более удобным без, пусть и сглаженных, но неприятно выпирающих углов компьютера. На полпути девушка замедлилась, недоумевая, что никаких звуков нет. Будто за ней никто не гнался вовсе. Задумавшись, не настигла ли её паранойя, наследница, не теряя бдительности, вышла в проходной холл.       Мысли о разбушевавшейся в воображении мании преследования на время были отставлены из-за того, что на обычном месте не оказалось хрупкой дамы в форме консьержа: дом принадлежал не богатым, но средним горожанам. Нахмурившись, она максимально спокойно и расслабленно покинула тёмное здание, выходя на малолюдную улицу. Справа высились высотки центрального Чикаго, чьи окна дарили свет красивому заливу. Она запомнила их, когда ехала сюда. Сейчас тот вид был за пределами её зрения: далеко. Быстро оглянувшись и не заметив ничего, кроме компаний молодых людей, неоновых вывесок небольших магазинчиков и кафе, Вэлери прогуливающимся шагом направилась в противоположную от центра сторону. Где в нескольких кварталах был припаркован автомобиль. Её шаги терялись в гуле проезжавших машин, некоторые из которых буквально сотрясались от басов аудиосистемы, и звучавшей за стенами музыки клубов. Наверняка, сегодня пятница, думала девушка, останавливаясь на перекрёстке, пропуская поток тронувшихся на свой сигнал светофора автомобилей: наследница лишь знала, что сегодня девятнадцатое сентября, и не придавала значение дню недели — уже достижение для неё, ранее различавшей только ночь и день.       Вэлери засунула руки в карманы джинсов, продолжая расслаблено стоять, осторожно рыская взглядом по местности. Глаза лишь зафиксировали, что один из авто приготовился поворачивать направо, останавливаясь от девушки не более, чем в метре. За отсветами вывесок в окнах машины, одна из которых гласила, что позади неё находится парикмахерская, она увидела странную пару. Стоявшую дальше, о чём-то усиленно беседуя. Секунды, но этого было достаточно для юной Хокинс, чтобы успокоить сердце, уговаривая себя продолжить играть роль случайного пешехода. Это не доказательство, что приятели не вышли расслабиться после рабочей недели.       Светофор озарил зеленью зебру, на которую Вэлери вальяжно ступила и продолжила свой путь. И пожалела, что ранее не засчитала дополнительное очко разыгравшейся паранойе: в стеклянной витрине, к которой она подходила, девушка чётко увидела, как мужчины обернулись к ней и, также артистично разговаривая, продолжили слежку. Мгновения, что длилось это действо, порушило все надежды. Её нашли! Выкурили из неприметного здания, что немало важно. Так ещё и ведут, как последнего карманника, не предпринимая никаких решительных действий. Мысли понеслись с неуловимой скоростью, подкидывая варианты дальнейших шагов. Ненужные думы о том, где она могла ошибиться, катились в Тартар, подгоняемые праведной злостью на себя.       Судорожно соображая в этом направлении, Вэлери подходила к ещё одному перекрёстку, где слева в десяти метрах стоял шанс на её спасение — автомобиль. И вот она двигается в его сторону. Внутренний голос буквально надрывался словами "не садись". Быстротекущая растерянность растворилась под столь навязчивым криком, и девушка прошла мимо своей любимицы. Каждый шаг напоминал ей стрелки старинных часов, неприятно отсчитывающих секунды недавнего относительного спокойствия. До слуха внезапно донеслись вполне реальные щелчки, словно от остывающего после долгой работы металла. Юную Хокинс буквально сорвало с места с такой силой, что все мысли были разом выбиты из сознания. Скрежет железа и взрыв, сносящей с ног последовал за ней по пятам, отчего она буквально занырнула за рядом стоящие машины. Свернувшись в комок, она не успела сообразить, как последовал следующий, говорящий о том, что оставаться в столь ненадёжном теперь укрытии сродни смерти: запущена цепная реакция. Оттолкнувшись на согнутых ногах, Вэлери кинулась вперёд, убегая от поочерёдно взрывающихся авто, попавших в волну детонации от рядом стоящих машин.       Девушка неслась по улице, понимая, что единственный выход — бежать до парковки, что была в не более, чем километре от неё. Завернуть не было возможности, так как все ответвления, которые она миновала, представляли собой закрытые тупики. Напоминавшие ей в данный момент издевательски расставленные мышеловки. Вэлери на секунду взглянула за плечо, недовольно улавливая, как преследователи, пусть и задержавшись от преградившего дорогу пламени, сокращают расстояние. Немного согнув колени, девушка ускорила гонку, стараясь не придерживаться прямого маршрута.       Впереди виднелась магистраль со снующими машинами, влекущая к себе как сокровенное обещание спасения. Она ничего более не видела и не слышала, кроме чувства напряжения в мышцах ног и удерживаемого в равновесии дыхания от стремительного бега. Свет уличных фонарей пятнами ложился на мостовую, то ослепляя, то погружая во мрак. Но глаза смотрели только прямо, не замечая приближения пары фар огромной машины: переулок ответвлялся вправо, откуда на неё нёсся чёрный седан. Лишь зафиксировав этот момент, она понеслась дальше. В спину ей ударил тревожащий слух звук скольжения шин, сменившейся странной тишиной. До угла оставалось не более двадцати метров, и девушка уже приготовилась резко повернуть за него, как до сознания дошло ощущение острого жжения и резкой режущей боли. Ноги заплетались, а тело вынесло вперёд, грозя падением ничком на немалой скорости.       Действуя на инстинктах, Вэлери использовала эту инерцию и рванулась в сторону ближайшей стены дома, где стояли массивные мусорные баки. Девушка рухнула на подогнувшиеся колени, проехавшись по асфальту. Удары пуль по крепкому металлу заставили прислониться к земле и сжаться. Невзирая на боль, которая под действием бушующего в крови адреналина всё же притупилась. Дрожащими руками наследница вынула два ствола, при этом стараясь наладить ритмичность дыхания. В ушах неприятно шумела кровь, мешая сориентироваться, что происходит за пределами её укрытия. Превозмогая себя, юная Хокинс рывком поставила себя на колени. Наконец вдали послышались голоса, но слух по-прежнему не был к ней благосклонен. Не выдавая ничего, кроме жужжащего гула и неясных реплик в нескольких метрах от неё. От злости на свою слабость девушка тряхнула головой, стараясь выбить неприятные звуки, как нежелательную и угрожающую в данной ситуации самой её жизни помеху.       Юная Хокинс откинулась на холодную шершавую стенку бака и посмотрела влево, где продолжалась жизнь. Удивительно, что она не заметила мелкий накрапывающий дождик. От него желанный выход преображался до неузнаваемости: блики света на асфальте; снующие прохожие, не подозревающие развернувшуюся переделку прямо у них под носом — нормальная реакция в стране, где люди вольны в своих действиях настолько, пока не приступят закон; всплеск воды от проезжающих машин. Ей оставалось преодолеть совершенно немного, но... Вэлери опустила глаза вниз, где из-под куртки, уже по бедру обрисовалась кровавая струйка, размывающаяся настигнувшей непогодой. Завораживающее зрелище, учитывая, что кроме небольшого дискомфорта от раны, о состоянии которой она не могла знать — не видела под одеждой, — и от ноющих мышц девушка совершенно ничего не чувствовала. Она слышала шлепки тяжёлых сапог по лужам, как один из преследователей передёрнул затвор. Стихия не была сильной, чтобы скрыть приближение, но замаскировать — вполне.       — Если бы мы хотели тебя пришить, уже сделали бы это, — ворвался в разум хорошо поставленный голос, нереальный в размытом пейзаже подворотни. — Не дури и выходи.       "Вот ещё", — поморщилась девушка, отползая в сторону, где оставалось небольшое расстояние между стеной и баками, окружёнными зловонным мусором. Лаз оказался меньше, чем нужно было для неё. Успокаивая себя тем, что будет время привести себя в порядок, она закусила губу, изворачиваясь проползая назад в сторону мужчин. Дыша через раз, Вэлери проскальзывала по грязной мокрой земле дальше, уповая на своё преимущество во внезапной смене своей дислокации — каждый лишний метр между ними она уже считала плюсом в её пользу. Девушка медленно села, изо всех сил — насколько это было возможным в её состоянии, — прислушиваясь к скупым звукам в округе. Разведя ноги по бокам от узкой стенки невысокого металлического бочка, замерла, приготовившись встать во весь рост. Руки по мере опознавания местонахождения преследователей начали подниматься в направлении цели.       — Я не намерен здесь торчать всю ночь, сучка мелкая, — второй голос выдал себя с головой: полный раздражения, неприятно низкий и грубый.       Первый уже настиг бы её, будь она на прежнем месте. И вырвавшееся негодование должно было сыграть на руку, когда девушка поняла, что тянуть дальше — себе дороже.       — Твою мать, куда она...       Болезненный выдох при резком скачке вверх, чтобы выпрямиться, выдал бы Вэлери, если бы пальцы не сработали моментально, всаживая по несколько пуль по цели. Мужчины слева и справа рухнули наземь, не успев что-либо предпринять. В ту же самую секунду ещё одна вспышка боли прошила предплечье, отчего девушка вскрикнула и повернулась к двум другим, стоящим неподалёку от автомобиля. Здоровая рука лихорадочно давила на курок, не позволяя мужчинам взять её в прицел. Те кинулись назад, уходя с ореола света фонаря, который так неаккуратно для них и весьма полезно для девушки позволил выхватить из сумрака мишень. С хрипом правая рука поднялась, направив ствол с разрывными пулями в направлении машины. Вэлери вздохнула и, начав выдыхать, ритмично давила на курок, немало полагаясь при этом на удачу. Лишь пятая или шестая пуля достигла своей цели, а мужчины, поняв план девушки, бросились к ней навстречу, стреляя без разбора в её сторону.       От результатов её усилий девушка отлетела назад, ударяясь спиной о приснопамятный огромный бак, служивший ей прикрытием столь недолгое время. Взрывная волна буквально вдавила её в землю, а голова разрывалась от грохота и жёсткой "встречи" с металлом. Руки, не отпускающие оружие, легли сверху, прикрывая от летящих мусора и обломков бывшего седана. Ноги сами собой подтянулись к груди, словно ступни обжигали языки пламени. Понимая, что сознание вот-вот покинет её, Вэлери шептала приходившие на ум строки из книг. Глаза, вопреки их самостийному стремлению поддаться уставшему разуму, претерпевали нашествие воли девушки, которая держала их открытыми с неимоверным усердием. Множество образов слились в один поток. Спешные слова не доходили до потревоженного скрежетом и гулом огня слуха. За этой круговертью последовали странные картины из снов, повествующих о страдании и нескончаемых мучениях. Тьма грозилась подобраться ближе...       — Нет, не отключайся, Хокинс! — девушка ударила рукой по асфальту, и раскалённая лава всё же добралась до предплечья. — Чёрт!       Боль отрезвила. По телу прошёлся неприятный ток: Вэлери задействовала раненую конечность. Наследница шумно дышала сквозь зубы, ругая себя за неосмотрительность. "Какую по счёту, а?" — гневно заметила про себя юная Хокинс. Мысли перетекли в более злободневное русло, а сознание приобретало чёткость. По свежести воспоминаний девушка начала анализировать факты, так грандиозно предоставленные ей событиями этой ночи. Наследница поднялась на четвереньки, смотря назад на полыхающий автомобиль. Взгляд затуманился от заполнивших голову дум и выводов. В прострации девушка поднялась, сгорбленно стоя на месте. Придерживая покалеченную руку и смотря результаты недавней перестрелки.       "Они не знали, что получат отпор", — догадалась она. — "Были экипированы не по уставу — раз; а их автомобиль не был оснащён бронёй от разрывных пуль, пусть и не совсем обычных — два. Они не знали...".       Юная Хокинс отошла и быстро, насколько возможно, взяла снятый рюкзак. С кряхтением закинула его за спину, и вновь повернулась к озаряемому огнём проезду. За спиной послышались растревоженные голоса прохожих, но никто не собирался соваться сюда. Пейзаж был действительно не располагающим к праздному любопытству: четыре трупа, два из которых немало пострадали от взрыва, отчего на месте разорванных конечностей виднелись обгоревшие кости и зажаренные ткани; успокоившее своё нашествие, но упорно не желающее сдаваться пламя; смрад горящих покрышек и кожи.       Девушка не обращала внимания на зевак, будучи поглощённой упокоившимися инициаторами яркого во всех смыслах происшествия. Она смело шагнула вперёд, хромая на левую ногу: раненый бок не позволял более делать резких движений. Вэлери вообще не отдавала отчёт своему физическому состоянию, осматривая и потроша одежу на убитых. Наскоро забрав содержимое карманов, когда издалека послышались характерные сигналы полиции и пожарных расчётов, юная Хокинс скрылась за догорающим автомобилем, уходя вглубь проезда, откуда тот выехал. Зажав бок здоровой рукой пока вторая свободно висела, девушка двинулась в направлении изначальной цели. Без транспорта в таком состоянии она долго не протянет, отрубившись где-нибудь от потери крови.       Насколько она могла судить, пуля прошла по касательной в районе талии, но предплечье приняло на себя больший урон, хоть снаряд и прошёл навылет. Сделав остановку на достаточном расстоянии от места происшествия, девушка отчасти могла привести себя в подобие порядка: аптечка и несколько вещей были у неё в запасе изначально, как учили. После того, как раны были затянуты и споро обколоты специальными экстренными сыворотками, Вэлери наконец могла расценить своё спасение, как фортуну. Ни больше и ни меньше. Все участники оказались не готовы к такому сценарию. Только благодаря этому она могла доковылять до парковки в относительной сохранности по узким переулкам, постоянно озираясь и прислушиваясь.       "В другой раз может и не повести, Хокинс", — думала та, выходя через пару часов на искомую парковку с множеством автомобилей. — "Твоя работа ни черта не закончена". Рука неуверенно потянулась в карман джинсов, боясь потревожить другую, и достала смартфон. "Стоит пересмотреть своё решение о возвращении", — дрожащие пальцы с засохшей коркой крови запустили "взломщик". — "Как бы тебе этого не хотелось". Вдалеке пискнула отключенная сигнализация, поддавшаяся нашествию "хакерской атаки", пока девушка стояла на месте, продолжая проворачивать случившееся снова и снова, снабжая комментариями. "Теперь они будут подготовлены", — поправилась Вэлери, медленно ступая вперёд в сторону ново обретённого транспорта. — "Смогут действовать менее прямолинейно, а значит...".       Мысль прервалась от увиденного средства передвижения, "откликнувшегося" на "взлом". "Судьбы нет, говоришь", — впервые за долгое время усмехнулась Хокинс. — "Хочешь спрятать — оставь на видном месте. Хочешь вернуться — будь поблизости. Противостояние начато не мной, но, видимо, мне написано его закончить".       Турбины взревели при включении зажигания. Руки легли на руль, прощупывая удобство управления. Ботинки на ногах легко легли на передачи скорости. Шины проскользили на месте, и колёса мотоцикла понесли прочь из Чикаго девушку, которая не отказалась от своего изначального плана. Страх, несомненно, присутствовал, но теперь не за себя. Тому, кто столь дерзко позволил себе сегодня напасть на неё, не с руки угрожать другим. Слишком много смертей уже на его счету: непозволительно с его стороны и расточительно с её — потворствовать подобному.

***

      — Найти эту дрянь!       — Сэр, она оказалась подготовлена лучше, чем мы предполагали. Это небольшая потеря в сравнении с тем, что мы теперь знаем.       — Я предупреждаю тебя, — звук затвора положил начало отсчёта жизни каждого из двух присутствующих в комнате. — Слишком долго я ждал. Могу подождать ещё. Но если результатом этого станет провал, всё твоё бюро с остальными прикормышами отправится в мои застенки на полностью законных основаниях: решение прокурора не заставит себя ждать.       — ...       — Не трогай подручных, Конрад. Бери ниже, расшатай систему Хокинса, и верхушка повалится первой.       — Мы рискуем разворачиванием хаоса.       — Удержать процесс в правильном направлении — в конце концов, это твоя обязанность, данная федеральной властью и мной как её представителя.       — Я понял Вас, мистер Новак.       — Твои предложения?       — Вэлери Хокинс хоть и молода, но не бездумно импульсивна. Пару дней назад мои люди смогли засечь её на выезде из Рокфорда только потому, что на объездных дорогах проводился запланированный рейд полицейскими по причине усиления — удача, ставшая на нашу сторону. Однако, если судить по тому, что Хокинс выдала себя, она измотана, если не истощена. Поэтому хоть и оставила зацепку — автомобиль, — но мы уже могли беспрецедентно сузить район поиска до восточного Чикаго.       — Мне ясны твои выводы. Продолжай.       — Мы не знаем, что у неё на руках против нас. Софт, попавший к нам, вырубил нашу систему более, чем на три часа. Данных нет. Уверен, Хокинс сделает те же выводы, поскольку не поставит под удар своих.       — Откуда такое смелое суждение? Она может бросить остальных.       — Нет. Повторюсь: уверен в том, что это её слабость. После смерти отца она учинила со всеми виртуальную войну, скрываясь. Теперь можно сыграть на этом.       — Пятьдесят на пятьдесят, Конрад.       — Скорее, более девяноста, Новак.       — Вот как... Всё же ты настаиваешь на этом?       — Верный и быстрый способ, с минимальными потерями для нас. Нет времени на оперативную подготовку.       Дуло пистолета, уверенно смотрящего всё это время в лоб визави, спокойно опустилось, словно ничего и не произошло. Вооружённый отвернулся от коллеги, лишний раз не показывая своё удовлетворение сказанным. В целом верно, но рискованно. А когда было по-другому...       — Действуй.       — Есть, сэр.