The Souls cannot Die: Beyond the Life

      Предрассветные часы — самые тёмные и опасные, ибо человек неволен совладать с ними по причине своей слабости перед усталостью, не восполненной ночным сном. Такая особенность позволяет невообразимым для дня мыслям заполнять голову, высвобождать иллюзорные по сути, но не по ощущениям страхи, гнетущие загадочностью их изначальной природы. Однако, сейчас такое вполне вразумительное объяснение работы человеческого организма не могло пролить свет на то, отчего ей хотелось замереть у своего окна, глядя вниз на освещённые периметр Центрального парка; блуждать глазами по тёмным деревьям; прослеживать едва различимые дорожки в свете высившихся в стороне небоскрёбов. Её волновало другое, заставившее ещё некоторые мгновения назад резко распахнуть глаза, подняться с постели и медленно прошествовать к зашторенной панораме, замерев в ожидании того, что та может быть не той, к какой она привыкла.       Поэтому блестящий зелёный взгляд с несвойственным ему стремлением уличить представший вид в лживости прикипел к представшему пейзажу. По мере того, как отмечались привычные детали, лицо становилось более расслабленным, а дыхание выравнивалось. В то же время морщинка, залегшая между тёмных аккуратных бровей вразлёт, ревностно не желала уходить, являясь олицетворением иных дум, не подвластных логике, коей Вэлери всегда отдавала должное.       Она вскинула глаза к небу, где виднелись сияющие звёзды среди тёмных массивных облаков, лениво проплывающих мимо. Острый месяц навис над городом, свет которого не мог соперничать с созданным руками людей: ещё молодой и слабый. Глаза задержались на новой луне и затем облегчённо закрылись, отпуская недавние картины, пришедшие за время странного короткого сна; разрушительно подступившие после полной опустошённости. Картины, порой сопровождающие её дни и ночи, на этот раз подчиняли чужеродной правильностью и привычностью, взывали спящую девушку в свою обитель, даруя необъятные силы и спасительное понимание своих целей и смысла своего бытия — полное противоречие нынешнего состояния.       Запутавшись и в себе, и нахлынувшей лавине образов, наследница стремилась разобраться в том, где она находится и кем является на самом деле. Представшее её взору полностью подтверждало правильность своего восприятия, но... Отчего же её странно тянуло обратно в чужую долину, озаряемую серебром уже полной луны, отчего трава бескрайнего поля светилась потусторонним светом? Зачем манил тот мир, который походил на её и одновременно дышал нереальностью, окутанный неведомым? Почему он был местом... где она стала собой?...       Вэлери резко развернулась и вышла из своей спальни, которая стала давить своими тщедушными размерами. Не разбирая дороги, она вышла через кабинет на второй этаж, спустились по лестнице и направилась в просторную гостиную, где, казалось, больше простора и даже воздуха. Оказавшись на пороге заветного помещения, девушка едва ли не споткнулась на ровном месте, диким взором оглядывая изменившуюся комнату: перед ней простиралась та самая долина; на периферии зрения высилось нечто исполинских размеров, отчего Вэлери сразу же перевела взгляд на искомое. Высокое дерево... Оно шелестело листвой, подчёркивая своё хозяйствующее положение в пустынном пространстве, где не было ничего, кроме недостижимого горизонта. Наследница обернулась и вовсе готова была упасть на колени от внезапно возникших действующих лиц, стоящих в нескольких десятков метров от неё. Она не могла оторвать глаз от чётко выстроенных в подобие символа фигур, которые выглядели весьма чужеродно, но всё же походили на людей. Сердце бешено билось о рёбра, стремясь их проломить и выпрыгнуть навстречу видению. Юная Хокинс не могла почувствовать более ничего — даже дорожек слёз хлынувших от напряжённой оторопи, которая может быть при нежданной встрече с таинственным и лелеемым глубоко внутри, — когда двое двинулись навстречу друг другу. Рука сама собой вытянулась вперёд, а душу невыносимо защемило от узнавания изящного женского силуэта, царственно совершившего ни на что не похожий поклон высокому статному мужчине, дышащему невыразимой силой и величайшим удовлетворением... Колени Вэлери подогнулись под неясным стремлением повторить за женщиной, как и у других существ, оставшихся в круге. Иные же держались прямо, наблюдая, как пятнадцать девушек медленно опускаются в приветствии, элегантно выставив руки в стороны, словно крылья невиданной птицы: грациозно и свободно. Голова опустилась в завершении, веки прикрыли глаза, лихорадочно блестящие от непонимания и инстинктивного знания, что это является частью её.       Вэлери не могла открыть их, страшась образа, что сейчас предстал перед ней. И тот продолжал приближаться и сейчас, хоть все мысли были подчинены неумолимому стремлению избавиться от него всеми силами, будто от прошлого, которое неизбежно является частью тебя и не отпускает: оно нежеланно более; нестерпимо враждебно, потому что следующие за ним события изменили само отношение к тому далёкому времени — как и недавняя потеря родителей и друзей.       Наконец последняя мысль вернула её к одинокой реальности, которую она, как оказалось, и не покидала вовсе. Юная Хокинс боязливо приоткрыла глаза, смотря перед собой на знакомую арку, выходящую в коридор и к входной двери. Пытаясь привстать из позы, отдалённо похожей на необычный книксен, наследница покачнулась и отвела в сторону руку, чтобы уцепиться за резные перила ведущей на второй этаж лестницы. Однако, ищущая ладонь сомкнулась на мягкой бархатистой коже, а прохладные кончики пальцев нежно обхватили в ответ её кисть, удерживая на месте от падения. Жар и холод на руке отрезвили ровно настолько, чтобы Вэлери посмотрела на свою конечность, покоящуюся в контрастных бережливых объятиях. Различимые в сумраке чёрные пластинки ногтей буквально заставили вскинуть опасливый взгляд на недавнего нового обитателя этого дома. Очертания лица Себастьяна размывались от подступившей дурноты, застившей влагой глаза. Вновь твердь жестоко уплывала из-под ног, которые недолго прослужили девушке. Голова откинулась назад, и Вёлери начала опадать. Жаркое касание широких изящных ладоней на пояснице и спине стали последними реальными ощущениями перед тем, как мрак забрал её окончательно.       Михаэлис моментально сел на корточки и одновременно прижал юную Хокинс к себе. С лёгкостью расположив ту у себя на руках, демон провёл пальцами по её лицу, убирая неверные пряди, вглядываясь в бледный лик бессознательной девушки. Мужчина не мог взять в толк, отчего Вэлери спешно оставила свою комнату, где он неведомо пребывал всё время её сна после того, как Легендарный покинул дом, чтобы подготовиться к сегодняшнему дню, когда должны будут состояться похороны родных девушки. Демон пытался заговорить с ней, когда она шла по коридору в сторону гостиной, но его, очевидно, не слышали. Себастьян пытался остановить, однако, Вэлери продолжала шествовать одной ей ведомым маршрутом, не обращая внимания на его присутствие рядом с собой. Её последующее поведение и вовсе всколыхнуло его интерес до невиданной степени, когда наследница развернулась обратно и осторожными шагами шествовала к выходу, ведя себя совершенно необъяснимо. Михаэлис всё время находился рядом, не спуская глаз, догадываясь, что нечто терзает её, что он поначалу объяснял человеческой природой. Однако, когда юная Хокинс начала опускаться в поклоне, которого он не видел более двух тысяч лет, демон оцепенел от обрушившегося на него знания. Все догадки, что были у него, наконец сложились в призрачное понимание того, кто перед ним на самом деле!       А сейчас преданное забвению создание лежало у него на руках без чувств. Он безотрывно смотрел на неё, блуждая алчным до раскрывшейся тайны взглядом по чертам красивого лица. Себастьян изначально знал неординарность её сущности, проследил все ниточки ранее выстроенных версий и, наконец, достиг сути, что оказалась богатой на сюрпризы, которые даже он при всех своих умениях не смог бы предусмотреть.       Кровавый отблеск полыхающих глаз озарил драгоценную ношу, когда Маркиз медленно поднимался во весь рост. Окутывающее человеческим теплом тело было притиснуто ближе к жару обличья показавшегося из-за маски демона. Искусительная улыбка открыла острые клыки, обнажая желания зверя, чуявшего близость соблазнительной души.       — Ты всегда поражала меня до глубины бездны, — потусторонний утробный шёпот не мог потревожить ту, которой были обращены слова. — Твоё воскрешение станет восхитительным этому доказательством, — и мужчина наклонился к ней, вдыхая непревзойдённый аромат душевной субстанции, смешанный с дыханием из приоткрытых мягких губ Вэлери. — Он не получит тебя.       Мрак, источаемый фигурой, неспешно последовавшей в комнату наследницы, не касался юной Хокинс, со сдерживаемым собственничеством обволакивая. Плавная поступь Маркиза оставляла лёгкий флёр статусного величия обладателя, обретшего давно ожидаемое. Тонкий вытянутый зрачок на фоне огненной Преисподней глаз пульсировал в такт сердца, помнящего осторожное прикосновение души, покоящейся на руках демона. Когтистая ладонь неуловимо провела по влажной от слёз бархатной щеке девушки, которая была бережно опущена на кровать в тёмной спальне, озаряемой лишь свечением внимательных глаз нечистого. Встав на колено в покинутом недавно жесте, подобающем слуге, Себастьян рассматривал представшую перед ним картину лежащей бывшей жницы, словно великую ценность, неосторожно для неё и желанно для него попавшую в руки хищника. Грациозное мановение руки по воле разума Маркиза, и комната неуловимо исказилась, превращаясь в запечатанную от любого покусительства обитель покоя — барьер опущен до того момента, пока девушка не очнётся от пережитого потрясения.       Саркастическая улыбка сменила таинственную сосредоточенность лица при очевидной неточности мысли о том, что то самое потрясение всецело принадлежит наследнице: самокритика, пусть и с преломлением к дьявольскому перфекционизму — Михаэлис не лукавил, говоря о правдивости своего портрета, составленного девушкой, — всегда зиждилась на точном анализе. Поэтому неотвратимо было и признание того, что смятение от ночного события всё же было ими разделено на двоих. Себастьян с уверенностью мог бы сказать, отчего Вэлери вела себя столь непривычно, прежде всего, для неё самой: прошлая жизнь постепенно пробивала себе путь в это воплощение — об этом говорил тот поклон, давший в руки демона окончательный ответ на его предположения. Поэтому Легендарный искал его, преследуя лишь постулаты своего долга оберегать девушку: сокрушительная потеря близких разрушила тщательно выстроенные созданием преграды и вызволила томившуюся в заточении изначальную сущность, привлекающую таких, как он. Из-за этого он не отпустит её от себя, не подпуская жадные до власти силы — то, что обрёл демон, является всецело его. И этот неприкосновенный и непогрешимый в силу своей бездоказательности закон его расы распространяется и на других, что в будущем столкнёт многих в смертельной битве.       Прикрыв глаза, Себастьян размышлял об этом, постоянно возвращаясь к девушке, которая окажется в оке грядущей бури. Шторме, сметающем испокон веков установившейся порядок, выраженный в балансе нескольких сил.       Часы ползли, приближая новый день, но комната, объятая посторонним сумраком, продолжала служить отдыху Вэлери и судьбоносным думам демона. Краткий импульс энергетики заставил его взглянуть на по-прежнему мирно спящую девушку, которой ничто не угрожало, пока он находился рядом. Следующий же вынудил демона встать с пола, боком поворачиваясь к широкой кровати и посмотреть на прикрытую дверь, ведущую в небольшой личный кабинет. Приглушённый щелчок пальцев, и мантия барьера слегка дрогнула и накрыла постель, не давая ни единого шанса отзвукам внешнего мира проникнуть в сон юной Хокинс: что бы ни произошло, тишина сохранила бы её безмятежный покой.       Короткая полоска белого утреннего света ширилась по мере того, как дверь медленно открывалась, являя на пороге последнего обитателя апартаментов. Зелёно-жёлтые глаза спокойно осмотрели представший перед их обладателем вид, сразу же обращая внимание на девушку, окутанную магическим навесом. Кревен серьёзно взглянул Себастьяна, явно понимая, что подобная забота со стороны Маркиза вызвана не только его извечным стремлением оградить бывшую жницу ото всех, включая Легендарного: демонический эгоизм и жажда обладания не трогали Адриана так, как если бы этих качеств и вовсе не было бы в низложенном дворецком. Он вошёл внутрь, напрочь игнорируя магическую преграду и настороженную реакцию демона, и прикрыл за собой дверь. Короткий зеленоватый отсвет от кольца на указательном пальце пришедшего вызвал красноречиво ядовитую усмешку со стороны Себастьяна, который искоса посмотрел на, без сомнений, создательницу сего творения. "Предусмотрительно с твоей стороны дать ему свою защиту. Что ж, сожалеть я могу лишь себе...".       — Как прошла ночь? — насмешливо осведомился высший жнец, хоть выражение зелёно-жёлтых глаз совершенно не вязалось с тоном. — Вижу, что не без событий.       "...Сожалеть о том, что не осталось шанса его развеять к Дьяволу". Михаэлис зорко смотрел на вошедшего, не скрывая своего недовольства от неуместных колкостей, озвучиваемых Легендарным.       — Очевидно, как и твоя, — ехидно произнёс Себастьян, не думая раскрывать того, что он узнал несколько часов назад. — Уверен, ты всё подготовил.       — Ну, разумеется, — с таинственной улыбкой повернулся к нему жнец. — Неплохо было бы тебе создать подобающую атмосферу.       — Как это связано с ними? — раздражённо уточнил демон, уже предполагая возможную реакцию барьера на пришедших.       Адриан многозначно повернулся к двери, намеренно оставленной открытой. Несколько голосов быстро переговаривались, не превышая необходимого для бессмертных тона.       — Крис с Рупертом располагают неопределёнными судьбами, — протянул Кревен. — В отличие от её тёти.       — В твоём положении играть в игры опасно, Легендарный, — сдержанный рокот при ласковом тоне говорил много больше о настроении демона, чем гневный не затухающий огненный взгляд.       — Это говорит демон, для кого люди — источник извращённого развлечения. Я тебя отчасти понимаю, хи-хи, — легкомысленно заметил жнец, колко смотря на сдерживающего свою сущность зверя.       Наконец на пороге появились те, о которых Михаэлис знал посредством своей магии и предпочитал бы не видеть ещё несколько сотен лет.       — Бесси?! Ты...       Вопреки вполне современному и даже опрятному виду — что Себастьян с холодно сдержанным одобрением отметил, — настроение диспетчера он никогда не мог и не хотел назвать адекватным, а его постоянная переменчивость при общей вульгарности доводила Михаэлиса до состояния внутреннего бешенства. И сейчас, очевидно, завидев ещё одно существо, лежащее на кровати посередине комнаты, жнец больше стал напоминать выброшенную на берег рыбу, не знающую куда деваться, чтобы вернуться в относительно нормальное состояние — для Сатклиффа, разумеется. Рука потянулась к сопровождающему, начав дёргать восхитительно невозмутимого Уильяма за рукав длинного тёмного пальто, придающего Спирсу статности. При этом стоило посмотреть на самого начальника лондонского Департамента, становилось понятным, почему он настолько стоически владеет собой, что было весьма талантливым умением в сравнении с его подчинённым: непроницаемое лицо напоминало маску в то время, как глаза ожили от представшего перед ними вида давно почившей девушки... сейчас спокойно дышащей во сне в окружении высших существ двух противных друг другу рас.       — Это же...       Уилл с задержкой кивнул, будто сопоставляя реакцию Грелля, верность своего близорукого зрения и собственные мысли по этому поводу.       — Мари!       Сатклифф отцепился от начальника, явно желая в один прыжок достигнуть кровати Вэлери. В, несомненно, эффектном полёте ему суждено было встретиться с незримой преградой, весьма успешно справляющейся со своим предназначением. Барьер оттолкнул от себя "вторженца", и эмоциональный жнец полетел обратно в сторону Спирса, который предусмотрительно сделал шаг в сторону, уходя с опасной траектории. Стоявший вдалеке диван ненамного смягчил падение, что нельзя было сказать о норове диспетчера. Михаэлис довольно усмехнулся, наблюдая этот сюжет и припоминая, что удар по голове — а лучше в лицо, — действовал на Грелля отрезвляюще, хоть и ненадолго.       Истеричное икание рядом с Себастьяном довершало картину полной карикатурности, на что демон лишь досадливо нахмурился, припоминая, что за этим может последовать.       — Умно, демон, — морозно произнёс Спирс, презренно глядя на Михаэлиса и не пытаясь пройти через барьер. — Омерзительно, но должен признать необходимость твоего участия.       — Вы мне льстите, — невзирая на начальника Департамента, бархатно проговорил Маркиз. — Полагаю, ностальгия присуща даже древним существам, слишком часто имеющим дело с людьми, — Себастьян посмотрел на тихо посмеивающегося Адриана. — Пусть их отношение и сводятся к смерти последних.       — Сильно сказано, Бесси! — Грелль показался из-за спины Уильяма, слишком артистично потирая пострадавшую от удара о спинку перевернутого дивана поясницу. — Ещё скажи, что ты знал, что мы ещё встретимся после случившегося с твоим мальчишкой!       — Нет, — само собой разумеющимся тоном согласился демон. — Мысль об этом вызывает у меня отвращение, — Михаэлис обратился к маниакально улыбающемуся Кревену, не желая вступать в словесную перепалку с Греллем. — Зачем они тебе?       — Сущий пустяк, — ехидно заметил жнец, подходя к кровати девушки, игнорируя не действующие на него магические мантии, и заботливо поправляя одеяло, что никак не вязалось с его манерой вести беседу. — Помочь сберечь эту душу и тело и не дать попасть в не те руки, — Михаэлис удержался от того, чтобы показать своё отношение обозначенной перспективе, но выражение незамутнённого ничем чистейшего презрения тенью прошлось по мрамору лица.       — Да что же с ней творится?! — вскипел Сатклифф, однако, на этот раз к барьеру он не стал подходить слишком близко.       — Она живёт, молодой человек, и кому-то это доставляет неудобство.       — Да как же такое может быть, если её Книга обратилась в ничто!! — метался диспетчер, схватившись за голову.       — У неё нет Книги? — настал черёд демона искренне удивиться, позабыв о пришедших, и уставиться на девушку, каждую деталь которой он успел изучить за время своего пребывания в её спальне.       — Продолжим в гостиной, — гостеприимно предложил Адриана, заметив, как Вэлери неуютно и едва заметно поморщилась во сне. — Нас здесь слишком много для одного человека.       К своему неприятию Себастьян не мог не согласиться с таким аргументом. Он сделал ещё один изящный пас рукой, и нависающая над расслабленным телом мантия вспыхнула, а юная Хокинс мерно вздохнула, погружаясь в ещё более глубокий и спокойный сон. Михаэлис задержался в спальне, пока остальные покинут её, вперившись внимательным взглядом в спящую. Он мог неоднократно убедиться за эти пару дней, что был рядом — перед ним человек в полном смысле этого слова: невероятная душа, превосходящую по силе любую, которую он видел за всё своё существование; тело, ломкое и хрупкое, словно бесценный фарфор; ни намёка на иную сущность — ничего, что ставило бы под сомнение её земное происхождение. "Как всегда притягательно таинственная".       Неслышные шаги, беззвучно закрытая дверь, пустая спальня, окутанная шёлковым полотном безмятежности и бережности, дарованная тем, кому открылись эти понятия благодаря встрече, произошедшей когда-то в окровавленном переулке викторианского Лондона. Интерес с того времени преследовал идеального дворецкого неотступно, подогревая жажду познать сокрытое, а затем... Короткий миг острого голода, когда демон становится заложником своей алчности, и осознание того, что та жажда может быть управляема иными способами. Иной... Стремление понять незримую силу девушки и достучаться до природы изменений в себе привели к сегодняшней точке, тому, что он был верен своему слову, ибо не лгал ей. Тогда его это настораживало — теперь и давало власть над существом, отдавшем ему больше, чем душу; раньше его злила собственная откровенность, которая была подчинена цели заполучить ту, что видела в нём больше, чем он показывал — сейчас он готов сам и добровольно показать ей всё, чтобы девушка верила ему, вверила себя зверю и была с ним даже в забвении.       Наверное, впервые за долгое время она ощутила лёгкость с наступлением утра. Все мысли оставались на месте, но казались далёкими и неуместными настолько, что можно было махнуть на них метафизической рукой и медленно открыть глаза, чтобы увидеть новый день. Капли лёгкого дождя барабанили в окно, привнося домашний уют, который придавал сил на новые дела. Вэлери не ожидала от себя такого спокойствия при полном осознании грядущего мероприятия. "Неужели свыклась...", — думала девушка, приподнимаясь с кровати и осматривая преображённую комнату, раскрывшую себя в свете от не до конца зашторенного панорамного окна. — "И Адриан был прав вчера".       Она скинула ноги с постели и уставилась на вид за матовым от воды стеклом. В голове возникали образы, будто она смотрит в ночь, ищет что-то, даже без представления искомого. Она не помнила, какие сны сопровождали её сегодня, но то, что они были, не подвергалось сомнению. И самое главное — её это не волновало от слова совсем. Неопределённо усмехнувшись подобным идеям, Вэлери наконец приступила к привычным для себя утренним делам. При взгляде на часы она немало удивилась тому, насколько дрёма захватила её и не отпускала, по сути, почти три дня, не считая вчерашнего короткого пробуждения, потраченного на беседу с Михаэлисом и встречу Адриана с его выбивающем почву из-под ног вердиктом. А пока электронное табло выдавало половину девятого утра — неслыханно поздно для неё! Сосредоточившись на приготовлениях, на которые оставалось чуть более часа, юная Хокинс выкинула недавние мысли и принялась за сборы, скрываясь за дверью в личную просторную ванную комнату.       И снова ей казалось нереальным происходящее, пока она стояла в одном полотенце перед массивным шкафом, рассматривая свой немалый гардероб. Наследница понимала и всецело осознавала, куда они направятся сегодня, каким будет день, однако, она чувствовала себя сторонним наблюдателем, а не, без преувеличения, главным действующим лицом. Адриан в своё время и по её поручению взял организацию полностью на себя, снабжая свою подопечную исключительно отчётами о проделанной работе. "Так что же ты хочешь, Хокинс", — со скрытым укором заметила про себя девушка, наконец выбрав подобающее платье. — "Ты никак не участвовала в подготовке, не желала провожать их или...", — она стиснула чёрную приятную ткань в кулаках и остервенело прижала к груди. — "Трусливо боялась встретить правду, возложив всё на другого", — Вэлери не заметила, как закусила сухую губу, отчего на коже выступила яркая капля крови, а зелёные глаза невидяще и злостно смотрели в зеркало, где отражалась застывшая во внутренних метаниях их обладательница. — "Сбежала, не найдя сил бороться лицом к лицу с врагом наравне с союзниками... друзьями... Адрианом...".       Юная Хокинс согбенно согнулась. Её плечи задрожали, а предательская слеза упала на ткань платья, расползаясь пятном, свидетельствующем о признании своего страха. У неё не было сожаления — душу обуял гнев на саму себя. Месяц назад она не видела иного пути. "А искала ли я его?" — разумно возник вопрос".       — Нет, — хриплый шёпот, вырвавшийся наружу, возвратил ощущение здесь и сейчас. — Его не было.       Платье отправилось в полёт за спину и упало на кровать тёмным пятном, полотенце спало на пол, а яростный взгляд вперился в своё отражение.       — Его не было. Был страх, — собственный голос казался чужим и оттого неприятно громким. — За всех нас. Я хотела усложнить задачу тому, кто осмелился. Теперь его нет! И их нет...       С каждой новой фразой, выражавшей признание себе, слова давались легче. Недавняя лёгкость возвращалась, говоря о верности избранного пути, который она поставила под вопрос.       — Они остались в живых, — призрачная улыбка возникла на сосредоточенно горестном лице. — Не это ли доказательство того, что всё было сделано правильно, не так ли, Хокинс?       Глупо было ждать реакции от собственного отражения, но повисшая тишина казалась самым лучшим подтверждением её мыслей. Вэлери спокойно отвернулась от зеркала, вернувшись к нему лишь тогда, когда была полностью готова к выходу. Поправив незначительные складки на ткани, она наконец могла оценить не только то, как выглядит, но и иное: привычное спокойствие во взгляде говорило много больше, нежели опрятная ткань, обнимающая стройную фигуру. Убранные в высокую причёску волосы не падали на открытые плечи. Каскадная юбка немного не доставала до пола, компенсируя своей длиной элегантное неглубокое декольте. Длинные рукава прекрасно скрывали поджившие ранения и следы от царапин, полученных несколько дней назад. Не желая более терять времени, девушка отвернулась, захватила телефон и стремительно вышла из комнаты, не утруждая себя приведением своих покоев в порядок.       Стоило ей спуститься на первый этаж, как до её слуха долетело непривычно много голосов. Она остановилась около лестницы, слушая, но не слыша слов. Ей становилось не по себе от своего смирения перед предстоящим: сегодня она поедет к своим родным, но не встретиться с ними в живую — вот то единственное, что сносило её в даль от привычных берегов. Не было грусти, отчаяния, гнева — были воспоминания, счастливые и не слишком радужные, и оттого Вэлери не чувствовала истинности. Ощущение неправильности и одновременно неизбежности заставляло уйти в тень, разобраться, как быть дальше. Пресловутый страх перед неизведанным давно сошёл бурной лавиной за этот месяц, когда она была вдалеке от этого места, ведомая яростью на то, что некто позволил себе перевернуть её жизнь по своему эгоистичному замыслу. Она никогда не позволяла носить себе розовых очков, и Джонатан делал всё, чтобы она оставалась сильной, несмотря ни на что. У неё никогда не было ожидания страшной кульминации, хоть и имела об этом понятие в силу специфики их бизнеса — норма их жизни. Старший Хокинс делал свою работу, старался быть отцом и наставником в то время, как Анна хранила пламень очага семьи, возвращая покой и уют в их дом.       Наследница присела на ступень лестницы, погружённая в свои мысли, которые могли быть объединены ёмкими и греющими опустошённое существо словами — безграничная благодарность, признательность, любовь. Останутся ли они с ней — в её душе, — после того, как пройдёт церемония, она не задумывалась. Лениво рассматривая изменившуюся обстановку после того вечера, когда она сбежала из этого дома, Вэлери не хотела узнавать это. Она желала сохранить тепло, что всегда было с ней, пока родители были живы. Боялась потерять его навсегда, увидев свежие могилы. Рубикон приближался, но пока есть время, стоит отдаться этому чувству без остатка. Стоит погрузиться дальше в глубины памяти, миновав поверхность воспоминаний, затянутую гнусной плёнкой предательства и потери.       — Пока они есть, — шепнула девушка, смотря на дверь отцовского кабинета справа от лестницы.       — Из-за воспоминаний люди редко могут похвастаться одиночеством, — ненавязчиво и мягко произнесли со стороны, и Вэлери медленно повернулась к Себастьяну, который стоял в нескольких шагах от неё.       Девушка не сразу поняла, как он оказался рядом незамеченным. Мужчина смотрел на сидящую внимательным тёплым взглядом, отчего наследница неуютно повела плечами, складывая руки на груди: кровавые глаза как будто читали её мысли, которые она считала сокровенными и только своими. Юная Хокинс ненадолго перевела взгляд в конец просторного коридора, уходя от наваждения и про себя мимолётно подчеркнув превосходный вид Михаэлиса: тёмный костюм-тройка обрисовывал привлекательную стать, в то же время выдавая слабый намёк на кроющуюся за стройной фигурой сокрушительную силу. Но произнесённые Себастьяном слова всё же захватили своим посылом, и Вэлери вернула своё внимание на него.       — Почему Вы так подумали? — прощупывая смысл, прямо спросила девушка.       — Прощу прощения, я лишь предположил, к чему относится Ваше замечание, — поправился демон, немного склонив голову.       — И, — погодя некоторые мгновения, Вэлери продолжила: почему-то ей было интересно, как мыслит этот человек. — к чему привели Ваши размышления?       — Люди зависят друг от друга настолько, что они не могут прожить наедине с собой, как бы ни старались, — со скрытой усмешкой заметил демон.       — Вот как, — "Это более, чем интересно", — прокомментировала про себя Хокинс и приподнялась с места.       Невольно отмечая, что недавняя апатия начала проходить, Вэлери уцепилась за возможность отвлечься, сосредотачиваясь на новом знакомом. Она встала у стены, скрестив руки, и с любопытством смотрела на высокого мужчину, который оставался стоять на месте. Несколько секунд наследница сверлила того взглядом, думая о том, отчего в присутствии этого человека забывает о насущном — тот выводит её в иное измерение, где нет места самой её жизни; поглощает всё, что она знает, непреклонно ведя за собой. Во время второго разговора с ним один на один Вэлери уже могла отметить схожесть своих ощущений с теми же, что в прошлый раз. "Может дело не в нём, а во мне", — рассуждала про себя девушка, рассматривая спокойно выдерживающего её взгляд Себастьяна. — "Может это моя реакция на него...".       Юная Хокинс немного вскинула подбородок, стряхивая с себя странный морок, и вернулась к разговору, отчасти желая проверить свои ощущения и предположения.       — Почему, по-вашему, они не могут быть наедине? — тихо напомнила она его мысль.       — В современном мире Вы неизбежно встретитесь с себе подобным для исполнения самых обыкновенных потребностей, — теперь усмешка была очевидна и девушке. — Не беря в расчёт более сложные обстоятельства: боль близкого человека становится Вашей, и Ваше уединение теряет всякий смысл, ибо Ваши мысли служат Вам, но не наполнены Вами, пусть этого человека уже нет рядом.       — Тем не менее, существует грань, когда можно очнуться от них, — Вэлери одобрительно хмыкнула, поражаясь, насколько точно он смог описать её состояние, пусть он не в курсе её душевных метаний, и продолжила, отчасти раскрывая моральную дилемму хладнокровного человека, коим её воспитали. — Когда вопрос становится о его благе.       — Вы правы, — Михаэлис взглянул прямо в зелёные глаза, следящие за ним. — Но Вы не можете отрицать, что тогда человек выходит за пределы своего мира и отчасти забывает себя и то, что ценил, когда закрылся ото всех. Эта ценность становится мотивом его поведения, но не целью.       — Вы говорите об изменчивости человеческой природы, которая может проявляться совершенно разительными способами так, будто сами далеки от неё, — девушка загадочно улыбнулась и закончила. — Сколько же раз Вам приходилось менять роли? — она оттолкнулась от стены и встала прямо напротив мужчины, но не приближаясь к нему. — И каждая из них — как и то, что было до них, — влияла на Вас, хоть Вы и не обращали должного внимания на это. Статичная система нежизнеспособна — простой закон. Может поэтому мы обладаем мыслями, воспоминаниями, способностями к анализу, чтобы выбрать свой путь, кажущийся нам удобным и благостным. Нет того, что было, и сложно определить, что есть и будет, так как нельзя установить точку отсчёта.       — Её можете установить только Вы, Вэлери, — мягко произнёс Михаэлис, тепло смотря на наследницу. — Условия определяете Вы. Жизнь среди других людей вносит коррективы, но человек будет стремиться к воплощению своих желаний самыми непредсказуемыми средствами. Поэтому люди очень интересны.       — Интересны... — выдохнула девушка и обличительно усмехнулась: очевидно, приобретённая с недавних пор привычка. — Так интересны, что Вы лишаете их жизни?       — Я был уверен, что Вы разберётесь, — чересчур ласково улыбнулся Себастьян, едва ли демонстрируя свою сущность.       — Не сомневайтесь, — повторила его жест Вэлери, опуская руки вдоль тела и прохладно заканчивая. — Вы подтвердили мои выводы. И, говоря откровенно, Себастьян, я знаю, что Вы сделали для меня и моих близких, — она двинулась вперёд, направляясь в гостиную, где находились гости, и, проходя мимо мужчины, юная Хокинс ненадолго остановилась, приблизившись к демону и чётко нашёптывая последнее, требующее обозначения между ними. — Просто помни, что это не прибавляет тебе никаких очков.       Михаэлис повернул к ней голову и стиснул зубы от ударившего в нос усилившегося запаха мятежной души, смешанного с их дыханием. Зеленоватые глаза смотрели прямо и спокойно, однако, горячая волна прошлась по телу, что служило облачением зверя, от того, что было в глубине цвета молодой зелени: неунывающая сила и непоколебимая уверенность в собственных решениях, спасшие когда-то демона. Пока он был спокоен за свои инстинкты — оказывается, лишь ненадолго и ненадёжно притупленные последним кратким контрактом, окончившимся внезапной встречей с господином, — но голод иного рода, не испытываемый долгое время, впервые заявил о себе: близость этой дьяволицы, её соблазнительная человеческая хрупкость, аромат кожи назойливо продирался в нутро, будоража ненасытную сущность.       Одному Люциферу известно, что ему стоило, сдерживаясь, слабо кивнуть, хоть смысл слов был ясно понятен и неприятно зыбок. Расценивая медлительность девушки, стоящей рядом и что-то ожидающей, как насмешливую пытку над его гордостью, Себастьян прикрыл глаза, пряча вырывающееся наружу пламя. Бледные губы слились в плотную полоску, отчаянно пытаясь спрятать вытягивающиеся клыки, царапающие кожу изнутри. Вкус своей крови на языке раззадоривал гнев от необходимости обуздывать некстати мечущегося демона. Дрожащие кончики пальцев напряжённо скрючились, удерживаясь от того, чтобы сцепиться в кулак. Звучный вздох через нос показался громом, отразившемся от стен, а глаза широко распахнулись от понимания, что воздух, коим он дышал, сохраняя амплуа человека, не смешан более ни с чем — Вэлери не было рядом, а тень за спиной, сокрытая мраком коридора, всё же продолжала теснить любой намёк на свет.       Несколько раз вздохнув пресный кислород, Михаэлис приходил в себя от недавнего помрачения, отчего контроль был потерян. Омерзительное знание своей реакции на девушку, которая осталась сильной, ощущалась ударом под дых из-за собственной неосмотрительности. Второй был мысленно дан себе за ещё более жалкое для демона ощущение — за то, что недавний хмель пьянил похлеще кровавых баталий и оргий: изумительно грешно, пошло сладко.       Отпускать её от себя также не входило в его планы от слова совсем. Следовало во второй раз за время своих странствий в поисках уникальных душ быть рядом, сдерживать не только голод, а выработать новую тактику поведения, отмерить длину своего, чёрт бы его побрал, поводка. Себастьян прикрыл глаза перед тем, как отправиться за девушкой в гостиную, вспоминая иное — тот поводок уже не выброшен из рук властвующим хозяином; он в равной степени наброшен на ту, которая связана с ним узами, где они схоже зависимы от другого. Она подтвердила это в той жизни перед самой смертью — доказательств этому было в избытке и сейчас в речах Легендарного. Остальное — столкновение гордости и мудрости, агрессивности и соблазна, чувственности и тёмного собственничества, эмоций и инстинктов — свойства, разводящими их в противоположности, но сильнее притягательными друг для друга.

***

      Солнце заходило за линию горизонта, просвечивая через редкие деревья и усыпая землю золотыми искрами. Они сверкали в такт проплывающим мимо облакам, то и дело перекрывающим умирающее светило. Вечер был наполнен осенним теплом, выдавливаемом наступающей мёрзлой прохладой ещё нескоро наступающей ночи. Редкое гнусавое карканье напоминало о жизни даже в таком месте, где всё завершалось эпиграфом, выбитом в камне или беззвучно мыслимом присутствующими. Ветер гнал опавшую листву и теребил оставшуюся, утратившую свою зелень и пылающую прекрасными красками, словно холст талантливого импрессиониста.       Люди постепенно покидали местность, говоря последние слова или молча пожимая руку той, что стояла у могил, из последних сил принимая искренние и не очень соболезнования — таков мир людей. Вэлери чувствовала упадок моральных сил, что физические готовы были также поддаться царившей в округе атмосфере. Она не могла дождаться, когда сможет остаться наедине со свеже вкопанными памятниками и небольшими холмами, усеянными радугой цветов; мысленно обратиться к тем, кто останется здесь навсегда; побыть с ними, преподнося дань памяти.       С последним лучом солнца не осталось никого из приглашённых. Небо озарилось сиренево-розовыми оттенками, разбавленными рыжими всполохами последнего выдоха солнца, которое вновь вернётся в этот мир завтра — в отличие от смертных, покинувших землю. Поднимался ветер, гонящий всех прочь и милосердно поддающийся желаниям одной, что ждала этого с нетерпением. Сильные руки потянули за ворот, поднимая ткань и глухо застёгивая до подбородка. Девушка не считала нужным, уделить своё внимание Райли, что решил проявить свою скупую заботу. Сейчас её волновало одиночество, эгоистично необходимое и неизбежно яркое в этом месте. Сопровождающие в лице оставшихся в её жизни и ново обретённого убийцы, приведённого Адрианом, могли слышать ровный безэмоциональный голос, просивший оставить здесь на большее время — не требующий исполнения поручения, а взывающий к пониманию обеспокоенных перспективой "покидания" наследницы друзей, беспомощных в любых вариантах возражения просьбе юной Хокинс.       Вэлери, не замечая ни опасливого ухода своих спутников, ни живой тени, будто запутавшейся во мрачной листве окружающих погост деревьев, погрузилась в воспоминания, нарочно выуживая не только ясные моменты, но и с упорством изощрённого мазохиста погружаясь в жизнь, заставляя её бежать перед слепым взором. Наконец множество оттенков чувств, сдерживаемых весь день, смогли найти свой выход, обратиться к нужному адресату, освободить скованную волей душу, постепенно раскрывая свои призрачные свет и силу.       Неведомый соглядатай был восхищён тем, какой властью над мраком обладает показавшаяся по воле оставшейся в одиночестве девушки душевная субстанция; как та обволакивает нутро юной Хокинс, являясь отражением горестных мыслей, но продолжая давать слабому телу жизнь; поддерживать пламя самой сути человека, защищая и согревая. Откровенность эмоций у могил родных сбросила ненужные барьеры, оставив незамутненные чувства, разнящиеся по всему спектру всплесков и всполохов на лоскутном полотне души: болезненные, счастливые, мучительные, лёгкие, наивные, серьёзные — чистая амброзия, обещающая немыслимое доселе наслаждение тьме, что поглотит, растопчет, обернёт вспять, разрушит, низведет в ничто, тягуче упиваясь всеми ощущениями, пропитавшими этот живительный источник.       Пылающие глаза цеплялись за эту представшую картину, царапающую нервы своим видом и едва доносящимся с такого расстояния запаху. Лицо монстра ожило, словно перед ним в эти мгновения рассыпались мириады звёзд, умирая и даря невероятное мерцающее сияние. Это зрелище стоит того, чтобы стереть в порошок всякого, кто хотя бы помыслит заиметь этот родник жизненной силы; разорвать на части во имя тех самых осколков, покоряющих тьму своим светом. Демон, имеющий свои представления о морали, разнящейся от принятой людьми, возбуждённо содрогался от узнавания тайн, которые вспыхивали на его глазах и возвращали наследницу в прошлое.       Для Вэлери те мелькали кадрами ещё недавней действительности, бесповоротно — в прямом значении, — канувшей в сырую холодную землю, теряющую своё тепло, дарованное летом, и проникаясь неприятной сыростью осени. Столь мрачная метафора, неуместно пришедшая на ум, неприятно стиснула плечи, отчего девушка неуютно поёжилась. Странное ощущение на лице, и последовавшее за этим недоумение, что у неё могут быть ещё слёзы, распалось каплями по тонким холодным пальцам, невесомо пробежавшими по прохладной коже. Скорее автоматически подняв глаза к сумеречному небу, взгляд сощурился от попадающей в них дождевой воды. Ладонь теперь с силой прошлась по лицу, убирая выбившиеся пряди назад, покорно ложась под грузом зависшей в воздухе мороси.       Шум капель вводил в транс от окончания той жизни, отчего приходило мерзкое чувство своей чужеродности — фрик, не определившейся с целью и потерявший основу; защищающая коконом бесчувственность, достойная называться бездушием. Рука спала с головы и повисла вдоль тела, отчего брызги с рукава попали на близстоящие памятники, смешиваясь с густыми каплями усилившегося ливня. Грустная от свершившегося прощания улыбка растянула дрожащие от холода губы во время того, как каменные надгробия стираются из взора от обильного потока воды. Она не чувствовала дрожи, наблюдая, как размываются высеченные дорогие сердцу имена и связанные с ними воспоминания, навсегда скованные болью в сердце... Наследница с необъяснимым никому облегчением взглянула поверх памятников и долго выдохнула через приоткрытые мокрые губы от открывшегося в перспективе вида неподалёку: невысокая старинная башня здания стремилась в плачущее небо, маня за собой обещанием иной главы, где ещё не было наследницы семьи Хокинс.       Толком не отдавая себе отчёт в действиях — или инстинкт самосохранения отводил её от непогоды, или желание не видеть исход тех, кто нашёл здесь своё упокоение, — Вэлери двинулась в сторону старинной церкви, наверняка, помнящей времена резервации коренных народов Америки. Деревянные ухоженные стены; бережно покрытые белой краской колонны, удерживающий небольшой портик парадного входа; колокольная башня, недавно умолкнувшая с последним аккордом разливистого скорбного звона — место, непримечательное своей ординарностью подобных сооружений отдалённых кладбищ. Однако, не для девушки, усиленно моргающей, чтобы стряхнуть капли с густых чёрных ресниц. Не для той, для которой внутренний алтарь и убранство стали отправной точкой семьи, где она появилась на свет — именно здесь Джонатан и Анна соединили свои судьбы, произнеся искренние слова клятвы в поддержке и взаимных чувствах.       Чужое шелестение едва не напугало, а затем и вовсе привело в оцепенение. То был собственный скрипучий смешок, отражающий болезненную ухмылку над их воплотившимися обещаниями о жизни в союзе до самой смерти. Беспомощность, угнетающее бессилие, внутренняя исковерканная ругань на себя за неадекватность заменили всё остальное, когда Вэлери зашла под крышу и толкнула удивительно легко разверзшую проход дверь в святилище. Фигурку человека на мгновение сковал мрак, затем отступивший перед настойчиво мягким и тёплым светом пламени множества свечей, что были поставлены живыми для обозначения пути мёртвым в ином мире. Деревянные изваяния святых, смиренно склонив головы, замерли по замыслу мастера над пьедесталами, полными свечей, будто всматриваясь в рыжее зарево в поисках ответов на сокровенные вопросы и думы.       Вэлери проходила меж рядов пустынных скамей, направляясь к одиннадцати восковым свечам на постаменте у алтаря, озаренного множеством маленьких и таких важных огоньков. В воздухе витал неожиданно приятный аромат плачущего воска, впитываясь в одежду, волосы и кожу. Гулкий стук капель о металлические откосы высоких окон, не обременённых никакими архитектурными изысками, контрастировал с уютным покоем внутри церкви — два мира, отделённые друг от друга вековой простой ветхой деревяшкой. "Покой", — ёмкое описание прокатывалось в мыслях, желанное, прежде всего, для тех, кого более нет рядом. — "Покой".       Губы повторили слово, нехотя освобождая нужные звуки на выдохе. Наследница тяжело опустилась на колени, словно у неё вынули всё нутро. Стеклянный взор вперился в изображения тех, которые остались снаружи в заливаемой водой земле. Фотографии почивших семей смотрели на неё в опровержение тем ужасающем надписям на памятниках, кричащих о том, что их жизни окончились. Даты рождения разнились, что делало более ужасающими другие — день, когда их заставили покинуть этот мир. День, который должен был стать праздником юной Хокинс, появившейся на свет восемнадцать лет назад. Торжеством для каждого, кто мог бы быть рядом с ней и кому она была бы безгранично признательна за простое присутствие рядом в тот августовский день.       Стеклянный взор бродил по фотографиям, откуда на неё смотрели самые дорогие её семье люди. Вот Джейк Соммерсет с радушной улыбкой и неизменно проницательными карими глазами; его супруга Меган, умеющая найти общий язык со всеми в любой ситуации, а её голубые всегда озорные глаза, делающие её похожей на своенравного подростка, хранили в себе оттенок мудрой женщины, знающей, как поддержать своих мужа и сына; Артур, на плече которого покровительственно покоилась широкая рука отца, являлся уменьшенной семилетней копией Джейка, хоть и со светлыми глазами, как у матери; грузный наставник юной Хокинс Фрэнк Тёрнер, держащий на своих необъятных плечах кажущуюся на его фоне невесомой непоседливую с извечными белокурыми кудрями дочку Бекки, и стоящая рядом миниатюрная супруга Кэтрин, больше известная всем, как несгибаемая Кэтти в силу своей весьма рациональной приверженности интересам своей семьи; извечный душа компании и прекрасный переговорщик Дэвид Моррис, присевший на корточки перед стеснительной восьмилетней Бриджит, которая всегда славилась своими успехами в учёбе и была весьма вдумчивой в любом деле, чем всегда безмерно радовала свою маму, Жаннет, поощрявшую любую инициативу дочери и стремившуюся к тому, чтобы та могла заниматься тем, чем нравится — семейство Моррисов навечно осталось в Великобритании и чтить их память оставалось лишь по погребальным карточкам, на другом от погибщих конце мира.       И только на центральной фотографии зеленоватые глаза ожили, со всей силой вперившись в изображение родителей. Взгляд прикипел к родным чертам отца, его стальным очам, видящим всех будто насквозь; лицу, на котором отчётливо читается сила и одновременно вежливое благодушие; матери, чьи внимательные серо-зеленые глаза всегда отражали её любовь к супругу и дочери, вне зависимости от собственного душевного состояния; кроткие ласковые руки Анны обнимали Джонатана, покровительственно защищая от любых неприятностей или проблем, а едва заметная улыбка на красивом лице и вовсе говорила Вэлери больше, чем произнесённые матерью слова.       Наследница смотрела на них, снова чувствуя колющую сердце боль. Дыхание становилось неровным, отчего режущее грудь ощущение грозилось проткнуть её насквозь. Юная Хокинс резко выдохнула, опустив голову вниз, и сильно согнулась, стискивая себя руками. Воздух звучно покидал и наполнял лёгкие, словно она задыхалась от нехватки кислорода. Голова гудела, а тело дрожало от безмолвного рыдания, для которого не было выхода, но оно продолжало свои попытки вырваться наружу вместе со всеми страданиями, что казались неиссякаемыми. Безнадежность на иной исход, пустота, наполняющаяся въедливым гулом, злость, заменяющая саму кровь, разъедали нутро, словно кислота. И не было ничего, отчего можно было кричать — не было слёз или сил на вопль, чтобы сбросить то, чего на самом деле нет более, но, будто живое, давит и терзает каждую клеточку тела. Веки с силой сомкнулись до боли в призыве к тьме, что заточит это безумие — долгое время она была спасением для Вэлери. И та, казалось, изменила девушке, не придя на подсознательный призыв забрать муку. Кроме своего дыхания, смешанного со стонами, не было никаких звуков, и те били посильнее хлыста.       Наследница ещё больше сжалась, стараясь избежать соприкосновения с неясным, когда тело захватили тиски. Успокаивающее наметившуюся тревогу внешнее тепло проникало под одежду, согревая мокрую от дождя кожу. Оно обволакивало незримой силой, ужасающей и немилосердной, словно необузданное пламя. И было невероятно уютным, словно бережливые руки, преграждающие путь всяческому вторжению из вне — собственнически и бескомпромиссно.       Вэлери постаралась разогнуться, но за завесой собственного тяжёлого хриплого дыхания смогла ощутить, как нечто широкое скользнуло по её телу. Она ошарашенно дёрнулась инстинктивно в сторону. И то самое незримое прошлось по сгорбленной спине вверх, тепло мягко коснулась оголённой шеи и запуталось во влажных волосах. Щека ощутила шершавость чего-то мягкого и шерстяного — её накренило в противоположную сторону. Мерный стук проникал в сознание. Чёткие удары не были сравнимы даже с метрономом — сильные, уверенные, мелодичные. Её дыхание стало жить своей жизнью, мерно и без всякого усилия подстраиваясь под этот звук. Девушка поймала себя на вопиющем умозаключении, что готова была просидеть так сколь угодно долго, затерявшись в тепле и в этой прекрасной мелодии.       Однако, любознательность, извечное стремление понять саму суть вещей да и банальный инстинкт самосохранения перед незнакомым сами распахнули глаза. Прибавив к ощущениям видимую картину происходящего. От долгого напряжения под крепко сомкнутыми веками взгляд прояснялся неохотно, будучи также под влиянием странного транса. И этого было достаточно, чтобы увидеть сильную руку у себя на животе — по ощущениям, то же происходило со спины, — кромку лацкана и воротник чёрного кашемирового пальто. Рука опасливо легла на незнакомое широкое плечо, и одновременно чужое жаркое дыхание ударилось в макушку. Удивлённо распахнув глаза, девушка извернулась так, чтобы быть лицом к лицу к тому, которого она ожидала увидеть в последнюю очередь. Не успев осознать, что окажется между его ног — тот сидел, как оказалось, на корточках, — она вцепилась в его плечи, чтобы удержать равновесие от долгого сидения не в очень удобной позе. Зорко взглянула в спокойное бледное лицо, чего нельзя было сказать об обнимающем вниманием взгляде красного коньяка.       — Почему ты здесь? — с хриплым шипением осведомилась девушка, недовольная присутствием именно этого субъекта. — Я же просила...       — Прости за вторжение, — с нежной усмешкой прервал её Себастьян, протянув руку, чтобы поправить выбившиеся рыжеватые пряди. — Зная твой талант попадать в неприятности, лучше не отставлять тебя одну.       Вэлери изумлённо взглянула на этого типа. Возмущение воплотилось в решительном ударе по руке, что невесомо приводила её причёску в порядок. Безжизненное до этого девичье лицо превратилось в гримасу злобы, когда она схватила Михаэлиса за лацканы пальто и решительно приблизилась к его лицу.       — Да что ты знаешь обо мне?! — гневный шёпот горячим выдохом ударился об искривлённые призрачной улыбкой губы демона, хоть и выражение лица того неуловимо изменилось. — Что ты...       — Достаточно, — ровно встрял Себастьян. — Чтобы ослушаться.       Юная Хокинс блуждала настороженным взглядом по безэмоциональному, как и голос, лицу мужчины. Она прекрасно слышала твёрдую решимость в спокойной интонации произнесённых слов. Этот тон не оставлял места сомнениям в том, что его обладатель знает досконально, о чём он говорит. Готов привести любое доказательство в поддержку этого изречения.       — Очень самоуверенно, — вслух вынесла вердикт Вэлери, находясь также близко. — Что равняется недальновидности.       — Жизнь показывает иное.       — О чём ты вообще...       Тихий по звучанию, но накалённый до предела спор прервался проникающим до костей звериным воем. Юная Хокинс отвернулась от Михаэлиса и опасливо взглянула в сторону приоткрытой двери церкви. При новом аккорде снаружи её лицо захватили в чашу те самые широкие ладони и заставили посмотреть обратно на мужчину. Полная сосредоточенность отчасти выбила девушку на путь полного непонимания — почему Себастьян настолько встревожен. Ей даже не дали открыть рот, чтобы возразить, что это нормальные звуки в этих краях, полных койотов.       — Это не они, Вэл, — прочитав её мысли, убедительно возразил Михаэлис. — Нам надо уходить.       — Что... — на этот раз она не была прервана демоном — приблизившийся вой ударился о стены часовни.       — Пошли.       Михаэлис решительно поднялся, потянув за собой девушку. Болезненный стон Вэлери всё же вырвался из-за стиснутых зубов. Долгое сидение дало о себе знать онемевшими мышцами ног. Мужчина, увидев и почувствовав сильную хватку на своём плече оттого, что наследница искала опору, решительно наклонился, чтобы взять ту на руки.       Удивлённо почувствовав руки у себя на талии и под коленями, юная Хокинс сноровисто отпрянула от мужчины, несмотря на дискомфорт. Схватилась за спинку скамьи, чтобы дать себе ещё несколько мгновений привыкнуть.       — Ты слишком много себе позволяешь! — уже громче заметила Вэлери.       — Ты слишком часто это повторяешь, — злясь на так некстати проявляющийся норов девушки, нехорошо осклабился Михаэлис, при этом памятуя подобный укор бывшей жницы в свой адрес много лет назад.       Внезапно Себастьян кинулся вперёд к ней, отчего наследница сделала несколько шагов назад от неожиданно устремившегося на неё демона. Ужасающий звук разбившегося стекла ударил по перепонкам, когда мужчина прижал её боком своим телом к стене в нише у одной из деревянных фигур часовни. Взглянув в сторону, откуда доносился звук, она увидела, как из-за проёма высокого окна показалось то, что с большой натяжкой можно было назвать собакой. Клыки в силу их размеров просто не умещались в пасти, выглядывая наружу острыми, как бритва, клинками. Горящий взгляд не покидал двоих, один из которых прикрывал хрупкую девушку собой. Когти, полоснув по полу во время приземления внутри часовни, выбросили сноп искр. Деревянное покрытие мгновенно обратилось в золу, окропляемую жидкостью похожей на слюну — от её цвета уже подступал смердящий ком в горле.       Михаэлис отвернулся от девушки, подобравшись для прыжка, и выставил руки назад, чтобы та не посмела двинуться в сторону. К ним издалека приближались иные существа того же рода, что перед ними сейчас.       — Оставайся на месте, что бы ни происходило! — рык мужчины слился с боевым рёвом зверя.       Озвученные слова никак не желали умещаться в сознании. Те казались дикими, словно на неизвестном языке. Слишком долго она оставалась в стороне. Ситуация нестерпимо неясна сейчас, чтобы просто стоять и наблюдать непредсказуемую развязку. Наставление мужчины, иными словами, противоречило всему её существу.       — Чёрт, Вэл... — Михаэлис прекрасно чувствовал решимость, сквозящую в душе, что стояла позади него, и у мужчины не было ни времени, ни желания вразумлять самовольную девчонку сейчас, когда перед ним стоит вожак адских гончих, примеряясь к нападению на высшего, защищавшего девушку.       Не успел он крикнуть более жёсткое приказание, как до его слуха донеслась пара щелчков. Наследница потянулась за пистолетами, закреплёнными на бёдрах под длинной юбкой платья. Полы пальто стремительно раскрылись. Ткань одеяния оголила стройные ноги, перечерченными мягкими кожаными ремешками с закреплёнными на них кобурами. Резкое движение, и пистолеты привычно легли в ладони. Руки направили оружие на цель. Шаг в сторону внутри ниши, и немилосердный залп был пущен в подобие пса, приготовившегося к финальному прыжку навстречу демону. Существо, не ожидавшее, как и Михаэлис, такого рода нападения, завалилось набок. Падая в лужу собственной едкой крови, кислотой разъедающей дерево.       Себастьян, оценив обстановку, обернулся к Вэлери, что не сводила пару стволов с пытающегося встать пса. Юная Хокинс не могла взять в толк, как после очереди её любимых из-за своей эффективности разрывных пуль тот мог в принципе дышать и двигаться. Сознание пыталось добраться до разгадки. Резанувший по слуху животный вой зверя, ответ сородичей издалека и резкая хватка помножили эти старания на ноль.       — Вэл! — Себастьян схватил девушку за плечи, немного тряся, чтобы та наконец смогла прийти в себя и вернуться в "здесь и сейчас".       Девушка перевела лихорадочный взгляд на него, едва дыша от олицетворения собственного потрясения, что елозило на полу за спиной мужчины.       — Ты... — быстро перехватив оружие, убрав один пистолет во вместительный карман, она приставила дуло к шее Михаэлиса, смотря на того диким взглядом. — Я требую объяснений, какого хрена здесь происходит, Себастьян!       — Время не подходящее, — он схватил ту за руку и потянул за собой к выходу, переходя на бег на приделе возможностей человеческих сил.       Вэлери рыкнула от того, что ни черта не понимает в отличие от мужчины и, следовательно, должна слушаться его себе во благо. Она старалась поспевать за ним, когда они выбрались на улицу, где ливень не прекращался, дополнившись грозой с ослепляющими молниями. Ноги вязли в грязи размытой дороги в то время, как Михаэлис вообще не обращал внимания на подобные неудобства. Глаза застила вода. По округе разносились необъяснимые для девушки крики, перемежающиеся с утробным рычанием и громом. Немалые силы были задействованы на удержании дыхания в нормальном ритме и равновесии на скользкой поверхности, когда её насильно тянули за собой по узким тропинкам, уходящими в другую сторону кладбища — дальше от новых захоронений.       На новом повороте у потрёпанного временем склепа ноги запутались в отяжелевшем от воды подоле платья, с чем девушка более не могла мириться. Она дёрнула на себя Михаэлиса, заставляя того приостановиться и недовольно глядеть на потуги юной Хокинс, пытавшейся порвать юбку по шву.       — Твою... — шипела девушка, прекрасно слыша приближение гомона голосов, по меньшей мере, стаи неизвестных существ.       — А сейчас не спорь со мной, — Себастьян решительно схватил девушку с намерением всё взять ту на руки, но и эта попытка была прервана девушкой, что выстрелила тому под ноги, отчего пуля врезалась в грязь, окатив мерзкой жижей брюки мужчины.       — Не смей! — выкрикнула та. — Чёрт бы её разорвал... — со злобой на юбку, закончила она.       — Как скажешь, — усмехнулся демон, стоя в одном шаге от наследницы.       В одно мгновение он оказался рядом с девушкой. Придавив её к одному из памятников у той за спиной. Вэлери вскинула голову, сердито смотря в лицо, что было в нескольких сантиметрах от её собственного. Положив ладонь на её руку, что до сих пор сжимала ткань, Михаэлис сноровисто разомкнул холодные длинные пальцы, смотря на девушку сверху вниз нечитаемым взглядом, едва мерцающем в темноте. Треск с лёгкостью разрываемой ткани резонировал с поднимающейся вдалеке грозой. Отсвет молнии и вовсе привносил в их положение остроту от близости и играющего в человеческих венах адреналина. Вэлери, будучи поглощённой этим гипнотическим воздействием, на периферии сознания ощутила, как мокрая ткань соскальзывает с её бёдер по коленям и опадает мёртвым грузом у щиколоток. Капли сталкивались с прохладной кожей, стекая по оголённым ногам.       — Следующая остановка будет только у машины, — шепнул Михэлис, запахивая на той пальто.       — Веди уже, — чересчур ровно велела та, отталкивая от себя мужчину.       — Слушаюсь...       — Осторожнее!       Девушка едва не запоздало увидела, как из зарослей показались несколько псов, направляющихся к ним, ловко огибая старинные могилы. При вспышке молний они казались настолько отвратительными, что руки сами собой навели оружие на цели. "Снятая" с намеченной траектории пара созданий по инерции выстрелов отлетели назад, попутно снеся пару памятников. Другие же, лавируя и не желая повторять участь собратьев, начали окружать своих жертв.       — Сколько их ещё...       — Лучше не считать, — со спокойным одобрением реакции наследницы ответил мужчина, ища путь к отступлению. — Послушай меня хоть раз, — он посмотрел на внимательно следящую за замедлившемся передвижением собак девушку. — В конце тропы будет калитка. За ней моя машина. Садись и уезжай.       — Пешком пойдёшь?! — прошипела та, лишь на мгновение взглянув на собранного мужчину, как на больного, и вернула своё внимание на цели.       — Я тебя догоню...       — Ненормальный!       — Вэл, — неожиданно Михаэлис встал на траектории выстрела, отчего дуло пистолета уперлось в широкую грудь, и взял лицо девушки в свои ладони. — Верь мне, помни, кто я.       — Ты — чокнутый наёмник, Себастьян.       — Этого достаточно, — легкомысленно усмехнулся демон и настойчиво толкнул девушку. — Беги!       Вэлери уже начала уставать бороться с этим безумием, но всё же не могла просто так уйти. Однако мгновенно вселившееся в неё нечто отвернуло от Себастьяна. Ноги сами понесли вон с кладбища. Словно в тело вошло потустороннее существо, над которым у неё нет контроля. Она бежала по чётко заданной мужчиной траектории, поскальзываясь на неровностях. Возвращая равновесие и продвигаясь дальше. Ветки деревьев хлестали по лицу сильнее, чем ливень и горечь. Ладони сжимались в кулаки от незнания, что её ведёт — инстинкты или незримая сила. Всё, что происходило сейчас, напоминало кошмарный сон, где тебе принадлежит лишь роль созерцателя, но не сила управления собой и своими действиями. Сюр, абсурд, сумасшествие — тот малый набор эпитетов, что взрывались в голове яркими ослепляющими вспышками, не давая другим мыслям хода.       Ни думая о том, что она одна садиться в чёрный седан Мерседес, где было тепло и уютно; что остервенело топит педаль в пол, несясь прочь из этого места — только о том, что она сейчас никак не желала возвращаться и забрать Михаэлиса. Его непробиваемое спокойствие, убийственная сосредоточенность и несгибаемая самоуверенность низводили все её попытки достучаться в ту самую грязь, которой вымазаны её ноги и полы пальто — в ничто.       — Чёртов безумец, — шипела та, выворачивая автомобиль в сторону от магистрали и останавливаясь на границе у близлежащего спящего мало освещенного города. — Зачем же, дурак?!       Стоя на парковке у закрытого магазина, девушка едва ли помнила, как сюда добралась и где именно находится. Она с силой ударила ладонями по рулю, отчего руки неприятно заныли. Смотря на дрожащие пальцы, Вэлери замерла, осознавая что её сподвигло действовать таким, а не иным способом — страх. И теперь этому чувству не было оправдания. Страх за свою потрёпанную жалкую шкуру, которую захотел спасти этот убийца, велев убираться. Она своими глазами видела, как пули исчезали в теле того пса, разрываясь внутри. Как хлестала кровь, почему-то разъедающая пол. Как он, продолжая воинственно рычать, пытался встать, пробираясь ближе к людям.Да и общий его вид навевал бредовые мысли о потустороннем либо о галлюцинациях, захвативших ослабленный пережитой смертью близких рассудок.       — Стоп! — Вэлери взглянула на себя в зеркало заднего вида, лишь отдалённо отмечая свой не самый рекламный вид даже в темноте: лихорадочный взгляд, подтёкшая тушь, румянец, прилипшие к лицу пряди. — Он пришёл и хотел меня увести оттуда ещё до всего этого... Он знал... Бред, хоть и логичный. Чёрт!       Девушка остервенело завела машину и рывком стартанула с парковки, развернувшись при заносе.       — Я не потерплю больше смертей. Не в моём окружении, хоть ты и чужак!       Автомобиль понёсся в обратном направлении в сторону семейного кладбища. Свет ксенона разрезал темноту степи, вонзаясь во мрак. Белёсая вспышка передних фар стремительно сменялась кровавым отсветом задних габаритов, размазанных в висящей в воздухе густой влажности. Соглядатай видел бы не более, чем чёрную стрелу, в которую превратился седан на скорости почти двухсот километров в час. Но не демон, бегущий по прериям в сторону Нью-Йорка, куда должна была отправиться девушка по его велению. Незримый фантом, по мере своего перемещения в пространстве, сбавил темп. Возникая посреди бескрайних полей чернильной тенью с горящими глазами, наблюдающими знакомую машину, двигающуюся в обратную сторону.       — Ты неисправима! — рявкнул демон, вновь исчезая с места.       Его путь не оставлял следов, кроме смертоносной ауры, убивающей всё живое. Его пламенный взгляд был прикован к автомобилю, двигающемуся к развязке, ведущей по направлению к Александрии — городу, где началась и закончилась история семьи той, что вошла в этот мир спустя более, чем век.       Девушка притормозила на скользком покрытии перед крутым поворотом. Вывернув руль, она направила машину в сторону. Ореол фар высвободил из темноты силуэт, а затем представил испуганному взгляду препятствие в виде человека, стоящего посередине односторонней дороги. Удар по тормозам, и повёрнутые до предела для поворота колёса пошли юзом, вводя тяжёлый автомобиль в занос. Рефлекторно сделав все необходимые манипуляции, Мерседес замер поперёк изначального маршрута, едва ли не съехав за обочину в овраг. Вэлери выскочила из салона, не будучи напуганной такому манёвру — бывало и не такое. Она буквально облетела седан и двинулась в сторону спокойно стоящего Михаэлиса.       Кровавый и зеленоватый взгляды скрестились в обоюдном недовольстве друг другом посередине степной дороги. И лишь дрожащий от гнева бархат голоса добавил в шелестящую от дождя тишину ещё больше опасных искр, обещающих в скорости привести к полноценному взрыву.       — Я тебе сказал уезжать...       Громкий влажный шлепок стал тем самым детонатором, когда девушка стремительно подняла руку. Хрупкая ладонь соприкоснулась для злобной пощёчины. Лицо Михаэлиса покорно отвернулось в сторону от удара. Веки сомкнулись дабы не выказать взорвавшегося в очах взбесившегося адского пламени.       — Ты мне много чего говорил, — прошипела Вэлери, не чувствуя угрызений совести за столь уничижительный для любого мужчины жест. — И хорошо скрывал смысл. Ты знал, что они придут, Себастьян. Знал, что это не просто свора диких койотов или псов. Мой вопрос прежний: кто ты, чёрт бы тебя побрал, и что тебе нужно?       Михаэлис немного опустил голову и повернул её в сторону девушки, не открывая полыхающих глаз.       — Я не могу тебе...       И снова щедрая на силу пощёчина обрушилась на лицо, выворачивая шею в другую сторону.       — Скорее не хочешь, чтобы марионетка знала о своём кукловоде достаточно и поняла, что она — просто игрушка, не так ли?       — Хм, — жёсткая усмешка исказила каменное лицо. — Ты всегда видела больше, чем я хотел тебе показывать.       — Настолько, что прячешь взгляд, храбрец? — едко заметила Вэлери, рассматривая выражение лица и не видя глаз.       — И никогда не боялась меня.       — Отлично, переходим к угрозам...       — Нет, я лишь хотел, чтобы ты понимала, на что идёшь.       — Удобная позиция, Себастьян, — тихо проговорила девушка. — Но только для тебя. Может тогда просветишь, чего я не понимаю?       — Как скажешь, — Михаэлис медленно повернул голову и неспешно открыл глаза, свет которых отражался от дождевых капель, освещая прекрасное лицо юной девушки, медленно преображающееся в изумлении и замешательстве.       Невольно Вэлери отошла назад, дыша через раз и вперившись взглядом в розоватые всполохи, обрамляющие вертикальный зрачок бывших до этого необычных кровавых глаз. Она видела языки пламени... неземного пламени, завораживающие своей таинственностью. Но... они не были воплощением кровавой жажды, как у тех псов, но выражали угрозу своей потусторонней природой. Перед ней стоял не человек — убийца в ещё более ужасающем значении этого понятия. Огненная бездна дышала самим откровением смерти, мучительной и долгой. Истинное значение конца не только в биологическом понимании — полное уничтожение твоего бытия, вырезанного из памяти всех, кто тебя знал. Обещание полного забвения...       Поэтому псы, завидев это существо, гневно усмиряли свой пыл, тщательно выбирая момент и угол для атаки. "Они боялись его", — про себя домыслила Вэлери, вспоминая реакцию животных на Себастьяна.       — Удивительная душа, не страшащаяся демона, стоящего перед ней, — пророкотал Михаэлис голосом изодранного когтями бархата — тоном изувеченной красоты.       Девушка наконец полноценно выдохнула и вздохнула, отчего оцепеневшее от неожиданности правды сердце вновь забилось, пускаясь бешеный вскачь.       — Демон... — реплика повторилась сама собой вместе с дыханием, а ноги готовы были подогнуться от удивления, но упрямство силы воли удерживало тело в вертикальном положении.       — Правильно, — и внимательно следившие за реакцией девушки глаза выгорели, оставив необычный тёплый цвет красного коньяка — поспешно, как оказалось.       — Ты совершенно не похож на Адриана, — глубокомысленно проговорила наследница, даже не осознавая, насколько близка к сути.       — Он не принадлежит моему роду, Вэлери, — снисходительно подтвердил Михаэлис, убирая все сомнения девушки в человеческой природе Легендарного.       — Господи! — девушка обняла себя руками, отходя к машине, и уткнулась в крышу Мерседеса. — Это же... бред! Сумасшествие на почве истощения...       — Я не вижу в тебе этого недуга — душа цела и прекрасна...       — Боже, помолчи немного! — выкрикнула юная Хокинс, не меняя позы.       — Он тут точно не при чём, — через пару мгновений шепнули рядом, отчего девушка выхватила из кармана пистолет и наставила в лоб близко стоящему мужчине.       — Может тебя это и не убьёт, но заставит задуматься, — наставительно произнесла наследница, памятуя реакцию пса на её выстрелы: ущерб, не более.       — Как пожелаешь, — с улыбкой проговорил Себастьян, спокойно отодвигаясь.       Под неопределяемым взглядом Михаэлис прошёл к задней двери и открыл её, приглашая Вэлери сесть внутрь.       — Время позднее, и ты вся промокла.       — Просто дьявольская наблюдательность, — ехидно ответствовала девушка, удивляясь резкому повороту их, с позволения сказать, беседы. — Садиться в машину с демоном — инфернальная сообразительность тоже присутствует.       — Тогда, — Михаэлис закрыл дверь и открыл салон уже со стороны водительского сидения, напрочь сбивая наследницу с толку. — Увидимся дома, Вэл.       Совершенно не ожидая такого поворота, юная Хокинс даже не успела набрать воздуха для очередного замечания, как демон буквально растаял во мраке. Она блуждала глазами по сумраку, пытаясь найти следы скрывшегося мужчины. Не видя ничего вокруг, Вэлери на ватных ногах прошла к машине и села внутрь, закрыв дверь. Неуютно поёжившись и включив климат контроль на полную мощность, наследница вновь проверила округу на наличие людей, но, закономерно, никого не было как снаружи, так и внутри. Свои действия она могла осознавать со скоростью зажёванной в механизме проигрывателя плёнки, тогда как голова напоминала потревоженный улей — неприятно, надо признать.       Дорожное полотно тёмной скатертью стелилось перед мчащимся в ночи автомобилем, как было ещё более месяца тому назад, когда она сбегала из дома после нападения. Но теперь не было мыслей той потерянной девочки — были мысли лишь о том, что произошло сегодня, почему?! Причины были ей не понятный априори, ибо здесь замешаны иные материи. Конечно, ей был известен фольклор, произведения искусства на эту тему, но, твою ж..., кто подумает, что может встретиться с этим лицом к лицу?! Она — не страдающий от скуки подросток, играющийся в игры с потусторонним больше от обилия времени; она — земной человек с мирскими проблемами, полными таких оттенков, что обывателю не достижимы.       — Нет, нет, нет, бред! Как вообще можно анализировать подобное?! Как такое может быть?... И... Почему я не боюсь его?... — машина притормозила с этим вопросом, но продолжила следовать по магистрали, ведущей в Нью-Йорк. — Соображай, Хокинс... Какого он здесь делает? Что ему нужно? — глаза продолжали следить за дорогой, но разум был занят другой, уже более подобающей ему задачей — находить и раскладывать по полочкам в нужном для работы порядке. — Я? Он мог легко убить меня сегодня в любой момент, или наблюдать за тем, как меня разрывают на части те твари. Ждал удобного момента? Он был тогда, когда мы стояли на дороге посреди поля: ни улик, ни свидетелей, ни оружия. Чёрт, он не человек Хокинс! Нахрена ему оружие и все остальные примочки?! Соображай!... Ждал удобного момента... Так... Чем же те пощёчины — не удобный момент? Состояние аффекта, агрессия, ответные меры — ничего не было. Он дал ответы на мои вопросы, но... их количество не уменьшилось. Неужели ему даже... понравилось? — вспоминая реакцию демона, который вёл себя смиренно перед обычной смертной, бившей его по щекам, как неразумного человечишку. — Нет, понимал. Всё же ждал, что будет дальше. Кукловод дьявольский! Ему никакого вреда — лишь оценка моего состояния. Чёрт... С его же стороны совершенно правильная стратегия, как ни посмотри, — Вэлери маниакально улыбнулась подобным выводам, сворачивая на набережную Джона Фицджеральда Кеннеди, обрамляющую Манхэттен. — Хм, что же там Фауст пытался провернуть? И что от него хотел Мефистофель? Что вообще хотят демоны?... — "Я не вижу в тебе этого недуга — душа цела и прекрасна...", — возникла в памяти фраза. — Душа... Посмотрим, Михаэлис. Ты здесь не просто так: или ты не желаешь мне вреда, тогда мотивы вообще туманны либо это хорошая игра, правила которой знаешь только ты. Пока что...       Звонок продырявил тишину салона, разбавляемую одержимым разговором самой с собой — от монолога становилось легче. Неизвестный номер навязчиво просил ответить на звонок, но отчего-то девушка медлила — слишком много сегодня было потрясений и сюрпризов, не приносящих за собой ничего, кроме маячившей в не отдалённой перспективе головной боли. И всё же, стиснув зубы, Вэлери взяла телефон, невольно кинув взгляд на часы: без четверти три — ещё не самый тёмный час, но куда хуже?...       — Слушаю.       — Здравствуй, — мягкий голос Кревена оказался тем драгоценным ключиком из темницы сомнений и нескончаемого напряжения.       — Здравствуй, — прокашлявшись в сторону от динамика трубки, поприветствовала девушка. — Извини, замоталась, забыла позвонить. Я в десяти минутах от дома.       — Рад это слышать, — по звуку было ясно, что Адриан улыбнулся. — У тебя всё в порядке?       — Да, в норме, — ровно ответила та: тише, чем хотелось бы, что было связано с вертевшимся на языке вопросом.       — Вэл? — пауза для Кревена была красноречивее всего.       — Я скоро буду, Адриан, — выдохнула та и, не дожидаясь ответной реплики, вырубила связь.       На том конце оборванного звонка остались двое мужчин один на один в тихих апартаментах, наполненных разве что неприятием друг друга. Легендарный опустил руку, сжимающую телефон, смотря вниз на артерии освещённых улиц — где-то там чёрный седан пронизывал себе путь домой. Жнец откровенно не знал, как смягчить то знание, которое было получено наследницей сегодня. И злился на Михаэлиса за то, что тот раскрыл себя, поставив под удар весь выстроенный Селиной план возвращения: как обернётся открывшаяся информация не мог предугадать никто — выдержит ли сознание Вэлери и как оно отразиться на остальных воспоминаниях, что хранятся в ней и в кольце.       — Её душа вспоминает... — возник потусторонний голос из другого конца сумрачной комнаты.       — Ты зашёл дальше, чем необходимо.       — Я уже это слышал.       — Твоя самонадеянность может обернуться для неё трагедией.       — У меня нет оснований так полагать. К тому же выбор ты оставил мне.       — У тебя не получится ускорить течение времени, и ты знаешь это, — прозорливо возразил Легендарный, абсолютно понимая мотивы демона.       — Она уже ступила на путь изменений, раз её Книга обратилась во прах и по её следу идут гончие и другая нечисть, — не желая раскрывать того, что знает, правдиво отметил Михаэлис. — Её аромат — путь для тех, кого она видела и могла погибнуть. Ты же оставил её на кладбище...       — Ты не в силах покинуть её, — резко повернулся к бывшему дворецкому жнец, намеренно и со всем возможным убеждением в истинности чувств нечистого ударяя по гордости. — Она тебя ещё не знает так, как меня. Удалось избежать более разрушительного потрясения.       — Кто ещё говорит о самонадеянности?... — едко пропел демон, выходя вперёд в ореол света, падающего на пол гостиной из просторного коридора. — Тебе придётся раскрыть карты, Легендарный, если она не решит иначе.       — Ты рискуешь разрушить её существование, если будешь лезть в это, — сквозь зубы произнёс Кревен.       — Всё зависит от неё, не твои ли это слова? — с улыбкой закончил тот, слыша, как в замке двери поворачивается ключ. — И ты знаешь это, — ввернул высший, смотря на спокойно раскрывающейся проход в апартаменты.       Под одинаково оценивающими взглядами присутствующих Вэлери вошла в дом, держа в руках напрочь испорченные ботильоны и загвазданное в грязи пальто. Она не смотрела в тёмную гостиную, пребывая ещё в своих мыслях, и кинула вещи в сторону большого шкафа в прихожей. Задержав взор на бесформенной тёмной куче, наследница посмотрела вперёд, где стояли двое мужчин, пристально следящих за её действиями. И не смогла отвернуться, когда завернула в сторону лестницы с намерением наконец снять изодранный капрон, который раньше назывался колготками, привести себя с порядок и вернуться к ним для... Она не знала, что говорить и стоит ли — лишь желала очутиться с ними наедине и увидеть их лица при вечернем свете ламп, чтобы иметь хоть какой-то ориентир для дальнейших действий.       Поэтому через несколько минут Вэлери спутались в гостиную, где при мягком свете её ожидали, как оказалось, с не меньшим нетерпением и неуверенностью, чем у неё самой. Босыми ногами, облачёнными лишь в короткие светло-голубые джинсовые шорты, она прошлёпала к длинному дивану, устраиваясь напротив сидящих в кресле, слега оправив серую майку, открывающую забинтованную подживающую рану на руке. В отличие от неё, переводившей взгляд то с одного, то на другого, мужчины смотрели на неё выжидающе, что откровенно возмущало: кто перед кем должен отчитываться. И юная Хокинс решила обозначить эту неучтивость Адриану и Себастьяну.       — Сговор на лицо, господа, — шепнула наследница, скрещивая руки на груди — говорящая поза, но сил держать марку не находилось. — Мне любопытно, в чём он состоит.       Те не шелохнулись, но Вэлери уловила тревожность в обоих взглядах, направленных прямо на неё. Блеск глаз будто ожил в неясных отсветах из прихожей во мраке — мало, хоть уже и кое-что.       — Неужели демону и... оборотню нужны наводящие вопросы? — с вызовом подняла подбородок юная Хокинс: отчего-то по телу разливалось отчаяние, которое наступает тогда, когда человеку более нечего терять.       — Что ты хочешь знать, Вэл? — шёпот знакомого с детства голоса привлёк всё внимание девушки. — Волей твоего отца мне предрешено заботиться о тебе и не дать последовать за ним, — горящий истинностью взгляд необычных жёлто-зелёных глаз приковывал не слабее, чем дробь слов, вселяющих в душу правильность произносимого — сокрушительную по силе и в этой чудовищной ситуации реалистичность, ведь он никогда не смел предать наследницу, и хотел всем сердцем, чтобы она вновь услышала это. — В моей власти отваживать от тебя смерть, но только ты можешь решать, куда следовать по жизненному пути. Я лишь хочу, чтобы он у тебя был.       — И ты должен знать, — юная Хокинс, словно под гипнозом, слышала его, внемля ему всей душой. — Что со мной на том пути...       — Поэтому, — едва уловимая улыбка явилась яркой вспышкой признательности Вэлери за их несломленное веками взаимное понимание и одновременно гордости за то, что это существо не растеряло своей сути, хранящейся внутри и по капле выходящей на свет после долгого заточения — значит, всё было не напрасно. — я... должен вверить тебя тому, кто сможет тебя сберечь, — короткая запинка в начале фразы жнеца, и несильный излом морщинки меж тёмных бровей выдал непонимание юной Хокинс, отчего внезапное сомнение закралось в столь уверенную и мягкую речь.       — Ты заставляешь меня поверить в то, во что сам не до конца веришь, — чересчур быстро встряла наследница, и повернулась к молчаливому Михаэлису, чей взгляд буквально пронизал насквозь, теперь обращаясь к нему. — Почему?       — Ты сама готова поверить демону? — ровный замогильный тон, в котором было больше подтекста для бессмертных: для Вэлери то звучало вполне логичным вопросом в то время, как Легендарный без труда уловил двойное дно, оканчивающееся ловушкой, ибо для ответа на него нужно было, прежде всего, заглянуть внутрь себя — готова ли Геката встать рядом с нечистым.       Девушка замерла, разглядывая ожидающего её ответа мужчину. Отчего-то ей казалось, что за их беседой постоянно таиться совершенно иной смысл, о котором ей никогда не узнать. Либо это планомерно занимающая ключевые позиции паранойя, оголтело ставящая под сомнения не то чтобы слова — любой жест. Интересно другое — Адриан и Себастьян остерегаются не меньше, чем она сама. Извечный вопрос "Почему?" начинал любую мысль, которая рассыпалась в прах под гнётом такого количества вариантов продолжения, что становилось дурно. Она уже была знакома с потерянностью — гнетущей, гулкой, безжалостно молчаливой, являющейся синонимом "великого ничто", — но не с той, что проникала в каждую клеточку, изменяя — не растворяя, как раньше, — саму свою суть.       — Верить, — Вэлери обняла себя руками под этим обжигающим взглядом тлеющей морозной бездны и закрыла глаза, отчаянно перебирая возможности для ответа: в конечном счёте, она должна разобраться в себе, так как сумбур в голове, мыслях, душе изматывал больше, чем бессонные ночи работы в бегах, и грозил вполне реальной перспективой свихнуться к чёртовой матери. — Возможно, поверить... — пытаясь больше сформулировать своё отношение, чем ответить на вопрос, начала юная Хокинс. — Отчасти поверить, — зеленоватые глаза взглянули на сосредоточенного на её лепетаниях демона. — Однако, я не могу тебе довериться.       Бездна под покровом красного коньяка утрачивала искры, превращаясь в чернильный мрак. Девушка смотрела на эти метаморфозы, забыв как дышать, ибо такого взгляда без какой-либо насмешливой или таинственной интриги она ещё не наблюдала у Себастьяна. Теперь на неё смотрел совершенно другой человек — открытый, без посторонних деталей, смиренный, понимающий, тёплый... понятный. Такой взор нельзя сыграть, невозможно создать или изобразить, ибо он настоящий. Вэлери невольно сжала руки на предплечьях, поражаясь такому откровению. Всё нутро сжалось в один дрожащий ком при этом взгляде, который мгновенно взорвался, обволакивая всем своим противоречивым содержимым. Словно мягким уютом и участием. Каждая струна внутри трепетала от эмоций в чернильном провале этих глаз. От симфонии, что возносила до невиданных высот, погружая в блаженство и удовольствие. Если такое испытать, то оно никогда не покинет душу. Навечно оставшись внутри осколком неиссякаемой силы, ведущей вперёд. Чтобы однажды снова погрузиться туда без остатка.       — Но... почему-то я верю, — на грани шёпота произнесла Вэлери, чтобы никто не смог услышать то, что происходит внутри — когда одним электрическим разрядом мёртвый оживает, возвращаясь к жизни после того, как побывал на иной стороне. Но кто это будет теперь?...       Михаэлис неслышно выдохнул застоявшийся в лёгких воздух от долгого перерыва в своей игре "быть человеком". Он видел и чувствовал всё также ярко, как и сама девушка, не нарочно следуя за её притягательными ощущениями — подобно слепцу, что прозрев, увидел усыпанное звёздами северное небо. Ещё более столетия назад он мечтал окунуться в то, что ощущает жница, когда та касалась его, ненавязчиво проникая внутрь самого зверя, не боясь и находя в том отклик на своё присутствие рядом с собой. Новая цель, больше перерастающая в ненасытное желание, захватила, дрожью пробегаясь по человеческому обличию — стремление ощутить то снова в полную силу, когда создание перед ним обретёт себя. Ведь только это может даровать силу тысяч самых изысканных душ, если намёк на это можно ощутить сейчас на собственной животной шкуре.       — Я благодарен тебе, — мягкий шёпот из-за не смеющих улыбнуться губ вызвал вполне видимую реакцию на молодом девичьем лице, которая кивнула в понимании его реакции.       — В нашей ситуации уже неплохо, Себастьян, — пожалуй, пиано голосов сложно было связать с форте произнесённых звуков: тихие слова — громогласная суть. — Я потеряла настолько дорогое, что остальное кажется настолько сокровенным и хрупким, что мои руки не смеют прикасаться.       — Вэл, что ты...       — Мне и без того нелегко, Адриан, — выдохнула девушка, уже во второй раз за сегодня смотря на Кревена просяще. — Дай мне закончить, — Легендарный, помедлив, сомкнул губы, показывая послушание просьбе — тоже не впервые.       Девушка посмотрела на Михаэлиса, чей взгляд пытливо бродил по лику наследницы, выискивая ему самому неизведанное: душа девушки разгоралась ярче вопреки усталым словам, что никак не вязалось в демоническом разуме. Юная Хокинс хотела сказать много больше, чем до этого себе позволяла, но что это будет — памятуя её неординарность, — Маркиз уже не хотел предполагать, а тем более мешать.       — Я не знаю, как назвать то, что я чувствую, — медленно продолжила девушка своё обращение Себастьяну и встала с дивана. — Но я точно знаю, что должна сохранить то, что осталось, иначе я мизинца их не стою. Это не долг, навязанный мне семьёй — это кровь, вся я. Возьми часть — и не останется ничего. Если я не могу коснуться, то могу быть рядом, — с каждой новой фразой голос становился увереннее и настойчивее. — Я — человек, мне не понять причин, и, уверена, ты мне их не выложишь. Уже неоднократно ты мог сделать со мной всё что угодно тебе. И я приложу все усилия, чтобы ты выдал себя... Моя вера зыбка, но, — она подошла ближе, задирая голову, чтобы взглянуть во внимательные омуты, которые более не блуждали по лицу, а смотрели вглубь той, что вещала; что раскрывала себя и, одновременно, защищалась от неизвестного. — В твоих силах сделать так, чтобы эта вера стала большим; чтобы я могла стоять к тебе спиной, не оборачиваясь и не ожидая удара. Можешь ли ты совершить подобное, демон Себастьян Михаэлис?       Он слышал каждое её слово, мельчайшую интонацию; считывал все оттенки всполохов на пылающей уникальной силой душе; видел прямой и открытый взгляд, смотрящий на него чистейшей уверенностью. Человеческая девушка бросала вызов высшему демону, заставляя биться на её поле — людском и несовершенном; приглашала к испытанию его сущности в куда более неоднозначном деле, нежели услужение в рамках контракта. Эта дьяволица задевала самое дороге, что есть у любого демона — гордость, тождественную гордыне, воплощению самого смертного греха.       — Можешь ли ты быть честным с собой настолько, чтобы быть искренним со мной?..       На завершающей фразе красные омуты на мгновение невольно распахнулись при полном осознании того, что когда-то девушка уже задавала ему этот вопрос, хоть и по-другому. Она призывала его к признанию самого себя — того в себе, о чём он был вынужден забыть; что стало для него откровением после долгого существования во мраке, созданном в сопротивлении своему прошлому. Он помнил тот разговор, ощущал обстановку так, словно он снова оказался в объятом лунным светом библиотеке старинного поместья, а перед ним с осторожным любопытством на лице стояла жница, смело вскрывая давно зарубцевавшуюся безграничной ненавистью рану своими речами.       Михаэлис таинственно улыбнулся повторению истории, не слишком успешно сбивая Вэлери с толку подобной чуткой реакцией. Девушка вздрогнула, когда широкие ладони накрыли её собственные, невесомо сжимая — даря удивительное для "нечеловека" тепло. Она скосила глаза вниз, смотря на их руки, и снова вернула своё внимание на непробиваемого, вопреки неоднозначности сего жеста, мужчину, что смотрел на неё привычным ироничным взглядом с завораживающими тёплыми бликами азарта.       — Сложно отказаться от подобного приглашения, Вэл, — ласкающий слух шёпот грозился навести туманный морок в разум, отчего девушка отошла назад, запоздало высвободив свои руки из бережного плена.       — Принято, — первое, что пришло в голову кинула девушка, всеми силами пытаясь не показать свою неловкость от двусмысленности ситуации.       — Давайте закончим на сегодня, — мягко вторгся в умолкнувший диалог Кревен, чересчур спокойно смотря на обоих.       Юная Хокинс для себя на периферии отметила этот нюанс, но, действительно, если и оставались силы на анализ, то были погребены под малодушным нежеланием делать ещё хоть что-то в этом чертовски длинном дне.       — Да, ты прав, заговорились, — девушка благодарно улыбнулась Адриану, что не осталось для последнего незамеченным, и вновь вернулась к демону. — Я рада, что мы определились. Позвольте мне вас покинуть, господа, — не услышав никаких возражений, Вэлери облегчённо направилась в коридор. — Всё же завтра будет ещё день.       — Спокойной ночи, родная, — негромко кинул ей вслед Кревен, на что девушка лишь махнула рукой, не удостаивая никого из мужчин взглядом, будь даже из-за плеча.       И лишь маячившее ощущение кровавого взора между лопаток не давало полностью расслабиться, превознося недавнее обещание в конкретное действие — быть всегда на стороже, пока она находиться в пределах видимости демона. Она даже не удивлялась своей чересчур спокойной реакции на то, что в её доме — да и вообще в реальности, — находится такое существо. "Слишком многое характеризуется, как чрезмерное", — наконец относительно расслабленно подумалось Вэлери, когда за её спиной закрылась дверь в проходной к спальне кабинет.       Логика подсказывала единственный вариант причины её состояния — банальное незнание как реагировать: смириться, принять или противоречить. Нет, ей было не наплевать на себя и тем более на своё окружение. Мысли крутились в поисках детских в своей простоте формулировок вопросов, но ответы требовались зрелые, продуманные и обстоятельные. Только... кто ей их даст? Кревен, скупо обозначивший свою позицию, выражавшейся в соблюдении целостности девушки во всех смыслах? Михаэлис, кто не смеет произнести лишнего слова, кроме своевременных, надо признать, наставлений?       — Не смеет... — собственный шёпот потонул в мягком ударе о кровать, когда наследница позволила себе буквально развалиться звездой на потрясающе мягкой и удобной постели. — Нет, слишком своенравен, чтобы ставить себе подобные ограничения. Ну, почему?! — подушка с силой ударилась о лицо, а руки лихорадочно сжали наволочку, прижимая. — Чёрт бы всё побрал... — приглушённый рокот не вырвался в полную силу из-за плотной ткани. — Зачем он здесь, Адриан?! Что всё это значит... папа? Мама?... Джейк... Фрэнк... Дэвид...       Вэлери слышала мольбу в своём голосе, перечисляя самые дорогие сердцу имена, что всегда служили синонимом благополучия и понимания в любых перипетиях. Да, с возрастом она начала отодвигаться от них, становилась самостоятельнее, порой давая им собственный совет и делясь мыслями, но сейчас нет ни того, ни другого. Она перестала быть веретеном, из которого вились многочисленные нити к другим. Они обрублены, оставлены бесцельно висеть, поддаваясь любому дуновению, и приводимые в движение лишь волей из вне.       Вот и руки сами сняли подушку с согретого ею лица, глаза оставались плотно закрытыми трепещущими от напряжения веками, а по коже блуждал столь любимый прохладный ветерок из приоткрытого ещё с утра окна. Наследница представляла себя той самой осиротевшей ниточкой, будучи покойной в ожидании столь желанного сна, что станет логичным окончанием кошмарных для любого человека суток. Она сноровисто пыталась выбросить весь тот гудящий рой мыслей, призывая ночь в разум, что всегда скоротечна и целебна.       Время шло, усилия напрасно истощали силы. Тело немело без движения, оставаясь вместе с разумом в бодрствующем состоянии. Теперь к думам прибавилась и другая, более злободневная: как провалиться во тьму, забыв обо всё хотя бы на несколько мгновений. Блекло-синий свет от прикроватных часов резанул любопытствующие приоткрывшиеся глаза, отметившие приближение шестого часа. Минуты тягуче тянулись, словно издеваясь и изводя терпение. С раздражённым рыком полным недовольства своим состоянием Вэлери поднялась и чеканно пошагала на выход, плюнув на все попытки отрубиться. Шальная мысль буквально снесла её вниз по лестнице, ноги чуть ли не порхали над ступенями и едва касались дубового пола на пути к внезапно желанному тайнику. Приглушённый свет автоматически включающихся при движении ламп проявился и померк. На мгновение ворвавшись в просторное помещение кухни-столовой. Быстрый осмотр обстановки — эстетичного обеденного стола с приставленными к нему мягким диваном у стены и множеством удобных стульев, барной стойки, противоположной кухонной стены с бесчисленной утварью, техникой, ящичками и полочками, — и наследница облегчённо выдохнула от признательности всем, кто находится в доме, но кого здесь нет. Лёгкое открытие неприметной створки, и ладонь уверенно обхватила шершавое горлышко початой бутылки дорогого коллекционного виски из тёмного матового стекла. Ещё одно движение — и во второй оказался гладкий бокал с толстым донышком. Торопливо юная Хокинс устроилась за столом на диване, замедлившись только при наблюдении за блестящей в мрачном сумраке янтарной струёй, ударяющейся о дно и стенки ёмкости. Бутылка была недалеко отставлена с перспективой верной надобности позже, и с прежней скоростью бокал был опустошён несколькими большими глотками. Рот обожгло, а по пищеводу пронеслось густое пламя, согревая съёжившееся от внезапности нутро. Стук резко поставленной ёмкости о столешницу послышался далёким ударом, казавшимся более чем органичным в этом месте. Кашель был заглушен на корню, преобразившись в удовлетворённый выдох от вожделенного свершения задуманного. Хмельная улыбка растянула смоченные алкоголем губы. Язык жадно повторил их контуры, забирая оставшийся на устах огненный вкус. Девушка содрогнулась от порыва икоты из-за крепости напитка, но и не думала покончить со своей авантюрой — напиться, чтобы попытаться забыться. Пусть и не во сне.       Отточенная манипуляция, и полный бокал во второй раз приятно отяготил руку, что уже подносила спасительную жидкость, трепещущую в стекле, к искривлённым довольством губам. Замедленная от выпитого залпом количества "живительной воды" реакция не сразу подала сигнал в затуманенную голову об отсутствии в руке дражайшего напитка. Откровенное недоумение во взгляде на пустую ладонь было бы комичным при общей пошатнувшейся трезвости. Не нужно было долго думать, как это произошло, учитывая знакомый силуэт, резво выпрямляющейся после своего возмутительного деяния. Теперь бесполезная рука упала на бедро, а глаза обречённо закрылись, несмотря на холодный тон шёпота.       — Верни что взял.       — Тебе не надо пить...       — Я не думала, — блестящий от дурмана взгляд вонзился в визави, пытаясь сохранить того в фокусе больше из-за темноты, чем алкоголя. — Что должна спрашивать у тебя совет. Верни.       Она не изменилась в лице, когда "вторженец" матёро осушил бокал и спокойно поставил его перед Вэлери, которая не нуждалась в данное время в пустых ёмкостях, прозябающих без дела. Молчаливое противостояние рождало взрывоопасные искры в воздухе между двумя упёртыми подобно старому ослу оппонентами. Мятежный порыв взять бутылку и повторить прерванное занятие вновь потерпело фиаско, когда пальцы протянутой руки бескомпромиссно были объяты широкой ладонью. Глаза обоих не прекращали борьбу, а со свершившимся прикосновением взгляды и вовсе приобрели угрожающую остроту. Михаэлис немного склонил голову в бок, с молчаливым и едким недовольством вопрошая, на что осмелиться сощурившаяся столь непотребному поведению демона девушка.       — Да что же ты хочешь в конце концов?! — вполне искренне озлобилась Вэлери, пуская в тихий голос всё желание наконец разобраться в происходящем.       — Ты не должна делать с собой то, чем могут воспользоваться другие, — низкий голос сквозь сомкнутые зубы ломал все попытки наследницы достучаться до истины: реакция Себастьяна ставила её в глухой тупик, а ходящие на прекрасном лице желваки и вовсе показывали, что стоит мужчине сдерживаться, только для чего?...       — Под другими я понимаю всех, кроме меня, — не уступала юная Хокинс. — И это прежде всего ты.       — Пусть так.       — Да чёрт тебя раздери, Себастьян! — девушка вырвала свою руку из уверенной хватки и вышла из-за стола, не переставая сверлить следящего за ней демона взглядом. — Какого всё это началось и становится только хуже! Если ты так рьяно взялся меня защищать, что Адриан отошёл на второй план, почему сейчас? — звучная ухмылка растрепала последние остатки терпения, и Вэлери не удержалась. — И как это понимать?       — Всё же ты признала мою роль...       — Ни хрена я не признала! — уже твёрдым, хоть и слегка размытым от хмеля голосом, открестилась наследница, удаляя свободной ладонью по столешнице. — Судя по обилию событий, ещё не скоро смогу даже приблизиться к этому... признанию, — последнее слово было презренно выплюнуто. — Поэтому твоя пьеса мне не понятна априори.       — Она не моя, — и снова шёпот, заставляющий слушаться, что вызывало омерзение юной Хокинс от собственной слабости. — Всё началось с тебя. Ты узнала меня и хранила сокровенное у своего сердца. Я не мог противиться. Как бы ни пытался, Вэл. А я пытался, — обречённая в признанном поражении улыбка смягчила серьёзное лицо демона, когда тот медленно начал своё шествие к девушке. — Оно между нами, и я не волен его потерять. То, что досталось демону, никогда не будет отдано никому — такова моя сущность. Только тебе я способен доверить его. И из-за него я должен и хочу тебя спросить: готова ли ты выслушать меня и свою душу? — Михаэлис проглотил некстати образовавшийся голодный ком от упоминания этой восхитительной субстанции, что возбуждающе влекла, горя внутри человека перед ним. — Готова ли встретиться с ответами, которые так жаждешь получить? — проникновенный красивый голос ещё больше наводил дурмана, и Вэлери не могла оторвать глаз от этого мужчины, произносящего искусительные речи, взывая к страстно желаемому, вскрывая нутро и вытаскивая на поверхность, при этом отгораживая от всего лишнего. — Сможешь ли принять и не терзаться сомнениями? Ты можешь разрушить их, — девушка поражённо выдохнула, когда бережные ладони легли ей на лицо, слегка поглаживая, привнося в гипнотический морок львиную долю блаженства, от которого готовы были подкоситься колени, а внизу живота разгорался трепещущий огонь незнакомого удовольствия и предвкушения. — Я могу их уничтожить для тебя. Одно твоё слово станет для меня всем.       — Посмеешь, господин бывший дворецкий, и твоей заботой до конца времён станет собственная жизнь.       Девушка лишь немного раскрыла глаза, не сразу узнав иной голос, чем тот, что приятно будоражил и навевал соблазнительную негу. Тёплые руки прошлись по щекам, шее, приоткрытым от свободной кофты плечам и исчезли, оставив после себя неприятное чувство покинутости, которое отчасти заменялось недоумением, как вообще такое могло с ней произойти. На непослушных ногах наследница немного отошла в сторону, упершись бедром в кухонный стол, и прислонила руку к неприятно кружащейся голове. Через несколько медленных вдохов и выдохов дыхание и вовсе замерло, когда она наконец смогла увидеть Кревена, стоящего в паре метров от Михаэлиса, будто держа нечто весьма немалых размеров в руках, однако, те для Вэлери выглядели пустыми.       — Ты в порядке, родная? — не смотря на Хокинс, сосредоточенно осведомился Адриан, удерживая свою косу, невидимую для человека.       — Ты так говоришь, будто не должна, — хоть голос предательски подводил, манера ровной речи дочери Джонатана не вызывала опасений.       — Я так говорю, потому что назначенный мною твой патрон слишком много себе позволяет.       — Похоже, с этим ничего не поделаешь, — прокомментировала та.       — Бездействие — не лучший выбор, — ровно произнёс демон, спокойно оборачиваясь к Легендарному, не убирающему оружие. — Твоя тактика выжидания нужного момента может стоить ей жизни.       — Ты имеешь в виду наш недавний разговор? — девушка пыталась из крупиц информации собрать нечто более или менее цельное.       — Верно, — убедительно подтвердил ей Михаэлис, и Вэлери теперь отчасти могла понять мотивы Себастьяна, который действовал согласно ролям, обозначенным Адрианом — пока она не была уверена, что хочет знать подробности.       — Тогда что, — она махнула рукой в сторону окна, где они стояли до вмешательства Адриана, — всё это значило?       — Я не лгал, говоря о том, что могу развеять твои сомнения в том, что происходит с тобой, — мягче повторил мужчина, смотря прямо в зеленоватые глаза сосредоточенной наследницы.       — Но не упомянул, как это может сказаться на тебе, — спокойно дополнил Кревен, наконец опустив свободные руки.       — И как же? — насторожилась девушка.       Адриан молчал, остерегаясь сказать лишнего — и так весь вечер и половину ночи они находились на грани, словно вслепую шествуя по минному полю. Он боялся за Вэлери, гневался на демона за то, что тот не оставлял попыток вернуть ту девушку, которую он считал своей. Легендарный всецело понимал её душевные метания, хоть и не мог видеть их так, как считывал Михаэлис. Они все долго шли к этому моменту, чтобы всё ставить на карту теперь, когда находятся в конце столь долгого и тернистого пути.       — Ты не уверен, — холодный шёпот юной Хокинс удивительно точной догадкой привнёс в душу жнеца внезапное облегчение от того, что где-то внутри она понимает его мотивы.       Кревен склонил голову в почтении перед этим человеком, что являлась для него всем, и которая чувствовала его на не объяснимом ни для кого уровне.       — Я всецело осознаю своё положение, — продолжила Вэлери, неуверенно ведя плечами в попытке сформулировать необъяснимое для неё. — Как несведущего в подобных материях, но... Почему ты настаивал на моём решении... — и посмотрела на ожидающего демона. — позволить тебе... рассказать?       — Непонимание сводит тебя с ума, — наследница не ожидала такой прямоты, отчего аврально собрала все силы, чтобы сдержать свои эмоции и не дать им показаться. — Не знаешь, как относиться к тому, что ты видела. Твоё стремление к выяснению сути сталкивается с преградой, неподвластной человеческому разуму, на который ты всегда полагаешься. Он тебе твердит о вероятности продолжения, так как привык просчитывать множество сценариев.       — Это не единичная акция, — с робкой надеждой на ошибку то ли спросила, то ли подтвердила Хокинс, слегка сморщившись.       — В этом состоял мой вопрос: готова ли ты выслушать меня и поверить, что я здесь для твоей защиты; что я не отступлю и буду рядом, чтобы однажды ты смогла вспомнить нас.       — Михаэлис! — предостерегающе вторгся угрожающий голос Легендарного.       Демон покорно замолчал, но лишь от того, что Вэлери сокрушённо закрыла глаза и упёрлась в столешницу кухни, стиснув от немилосердно логичного вывода зубы, чтобы не застонать от бессилия перед навалившейся на неё сумасбродной догадки. А Себастьян уверенно и мягко подвёл её к этому краю, откуда можно увидеть гудящую бездну, напоминающую его глаза, и продолжал стоять позади, выжидая, что предпримет девушка — как впрочем и всё время, что они знакомы. Это ощущение её не отпускает, изводит и одновременно манит. Он её знает! Простодушно это отрицать, и одновременно идти на его поводу Вэлери не считала безопасным. Этот искуситель может ей сказать так, что трепещет всё нутро, входя в резонанс со словами.       — Нас... — шепнула девушка, даже боясь повторить сказанное, вернее, то, что за произнесённым скрывалось. — Я тебя встретила третьего дня, но...       — Вэл, дыши ровнее.       — Я пытаюсь, Адриан, — ком в горле в действительности душил, и наследница пыталась вернуться в нормальное состояние, насколько то вообще возможно. — Ты знал. Поэтому о тебе не было никакой информации никогда, — наследница повернулась к послушно принимающему все выводы Кревену. — И... я склонна... как ты мог, Адриан? Ты же мог...       — Прости, Вэл, — шепнул жнец, слыша, о чём идёт речь. — Мы всё узнали от связных Дэвида. Информация, о которой ты говоришь, поступила только в тот вечер, когда ты уехала, — Хокинс мотала головой, смотря на Легендарного, словно видит чудовище. — Можешь спросить у них, если ты этого хочешь.       — Обязательно, Адриан, — выдохнула девушка, немного задрав голову, чтобы было легче, и уперлась поясницей в столешницу, которая весьма кстати поддерживала норовящее покоситься от снопа открытий. — Даже не сомневайся.       — Я всё устрою тогда, когда тебе будет нужно.       — Подожди, — устало махнула рукой наследница, отчасти закрыв один вопрос, как другой хронологически выплыл следом. — Вспомнить... Как это должно происходить? — она недоверчиво смотрела на вытянутых по струнке собранных визави, пытаясь одновременно прочитать ответ по их лицам.       Михаэлис красноречиво скосил внимательный взгляд на мысленно перебирающего варианты Легендарного, который одновременно следил за состоянием своей подопечной. Пример прошлой жизни вряд ли применим в этой, ибо бывшая жница догадывалась о том, что возвращение её сил будет происходить планомерно и поэтапно. Однако, Мари имела начальные способности, чтобы спрогнозировать изменения. Сейчас же обстановка разительно отличалась от той — Вэлери не обладала ничем сверх того, что может обычный человек, за исключением, пожалуй, гиперчувствительности, порой удивительной сдержанности для своего возраста и — нечего скрывать, — пола и незаурядности ума.       — Смею предположить, что ты видела что-то в своих снах, не так ли? — неожиданно для Вэлери прозорливо спросил демон, смотря на замершую от его слов девушку.       — Д... Да, — не смотря на Михаэлиса, промямлила наследница, вспоминая свою последнюю перед приездом в Нью-Йорк ночь в гостинице пожилой семьи. — Как видения, не могу объяснить...       — Когда это началось? — серьёзный тон резанул по слуху, и Хокинс измученно взглянула на вопрошавшего жнеца.       — Недавно, — неуверенно ответила та, припоминая и другие странности уже в этой квартире. — Незадолго до моего возвращения.       — Вэл, — Адриан подошёл к девушке, покровительственно кладя руки на напряжённые плечи. — Посмотри на меня, — Вэлери зажмурилась ненадолго, и раскрыла глаза только тогда, когда смогла выполнить просьбу, выныривая из сумбура дум и воспоминаний. — Ты поймёшь, когда будешь готова узнать всё до конца. Послушай, — Кревен мягко прервал зарождающуюся реплику наследницы. — Мне жаль, но ты права в своих выводах, родная, — обречённый зеленоватый взгляд резал Легендарного по-живому, но он должен был обозначить нюансы ей во благо. — Должен признать, что ты отлично держишься, — Хокинс обессиленно закрыла глаза и не открывала даже тогда, когда знакомые пальцы одной руки зарылись в волосы, успокаивающе массируя кожу. — Не надо думать лишнего и винить себя...       — Но почему... — наследница уткнулась лбом в широкую грудь, словно пытаясь спрятаться за тканью извечного тёмного пуловера.       — Хотя бы потому что все изменения стали следствием, а не причиной, — девушка неуверенно отстранилась и внимательно взглянула на серьёзного мужчину, проникновенно глядящего в ответ. — Я уверен в этом, родная, — дрожащие суховатые губы Хокинс заставили жнеца сомкнуть ненадолго свои и продолжить. — Видения могут повторяться, и ты можешь, если посчитаешь нужным, рассказывать о них.       — Как будто есть другие варианты.       — Обнадёживать не буду.       — Тогда говори начистоту, — хрупкая рука легла на сильное предплечье Кревена, уверенно сжимая.       — Большую часть времени с тобой будет находиться Себастьян.       — Почему он? — и тихое покашливание в стороне привлекло внимание разговаривающих, намеренно прерывая.       — Почему же? — сощурившись, предостерегающе спросил Легендарный, немного отодвигаясь от Вэлери, чтобы та могла видеть дипломатично прервавшего их Михаэлиса.       — Охотника может раскусить лишь другой охотник, — само собой разумеющейся заметил тот.       — Ты охотник? — ровно переспросила девушка, не ожидавшая такой профессиональной самохарактеристики мужчины.       — Убийца, Вэлери, как ты заключила, — снисходительно подтвердил Себастьян, отчего девушка нахмурилась от неприятия: Михаэлис знал, как та не любила подобный тон, и намеренно его использовал. — Убийца, выслеживающий своих жертв. Демон, охотящийся на лучшие души.       — Ты с кем меня вознамерился оставить? — чуть ли не пророкотала Вэлери Кревену.       — Убедишься сама, когда посмотришь на него в деле, — увильнул тот от прямого ответа: у Легендарного было много сомнений на этот счёт, но не в отношении демона к девушке, о чём Михаэлису он не хотел говорить, дабы не тешить и без того зашкаливающее порой самолюбие и гордость.       В кухне воцарилось молчание, когда девушка пристально посмотрела на демона, спокойно воззрившегося на наследницу в ответ. Их безмолвный разговор на уровне взглядов жнец не смел прерывать, стоя в стороне и думая о том, что он узнал о Вэлери. Та ничем не выдавала происходящих изменений, и даже кольцо никак не отреагировало на постепенно пробуждающуюся создательницу. Кревен — он всецело это осознавал, — не мог спрогнозировать грядущие события, что тревожило его до глубины души. И единственным, что могло успокоить его опасения, — иронично, не правда ли... — стал бывший дворецкий, который в то же время вёл собственную игру. И первый раунд их противоборства остался за Михаэлисом, вопреки недовольству Легендарного, не раз озвучиваемого им в совместных дискуссиях. Главное осталось неизменным — девушка в надёжных руках, хоть жнец всегда будет присматривать за ними. Более того, они не нарушили ход времени, и Хокинс пережила сегодняшний разговор, чем Адриан весьма гордился и чему незаметно радовался, ведь последствия могли быть совершенно иного рода, затрагивающие само существование древнего создания.       Пространство постепенно заполнял матовый свет нового дня, но это никак не влияло на обстановку, полную мыслей о будущем. И одна из них касалась человека, который уже почти сутки находился на ногах без отдыха. Вэлери готова была упасть там, где стояла, но понимала, что принятие горизонтального положения действительно снимет лишнюю нагрузку на тело, но не на голову. Поэтому продолжала упорно стоять, скрестив руки на груди и поглядывая на двух мужчин, пока один из них всё же не нарушил утреннюю тишину.       — Попробуй поспать, — мягко вторгся в задумчивость наследницы Адриан.       — Уже пробовала, — строптиво отказалась та от притягательного, и, как она была уверена, неисполнимого предложения.       — Вэл, — демон прошёл к девушке и мягко взял одну её руку в свою. — Я говорил, что не стоит делать с собой то, чем могут воспользоваться другие. Разум человека слабнет без отдыха и становится подвластным воздействию извне.       — Не пытайся меня успокоить, тем более, что у тебя не получается, — недовольно заметила Вэлери и высвободила свою ладонь.       — Я — демон, и вижу желания человека. Одно из них пересиливает все другие.       — Да, сейчас одно точно пересилит, — гневно шепнула Хокинс не вызвав никакой реакции, кроме лёгкой улыбки.       — На него у тебя не хватит сил, — на этот раз мужская ладонь уже увереннее обхватила женскую руку, чтобы решительнее повести за собой. — Если у тебя не получиться самой, я сделаю так, что сон придёт без усилий.       — Этого ещё не хватало, — поражённо прошептала наследница. — Спасибо, конечно, но я справлюсь.       — Как угодно.       — Вэл, — Кревен положил руку на плечо, чтобы несильно подтолкнуть ту за демоном после просьбы. — Прошу твоего разрешения съездить в офис для проверки дел.       — Есть что-то срочное? — устало, а от того преувеличенно по-деловому спросила Хокинс.       — Нет, ничего, — лёгкая улыбка, уверенный жёлто-зеленый взгляд, рука, поправляющая спадающий с плеча свитер, не оставляли сомнений в правдивости слов. — Ты в своё время прекрасно всё сделала. Осталась текущая работа, которую надо поддерживать.       — Адриан, мне помниться, что ты сам обозначил свою новую обязанность, поэтому не стоит постоянно спрашивать... разрешения её исполнять, — мысли начинали плыть с приходом утра после бессонной ночи и насыщенного прошлого дня, отчего язык слегка заплетался. — По крайней мере, до моего распоряжения об изменении.       — Принято, родная, — рука слега поглаживала плечо в доказательство того, что Кревен понял намерения девушки: всё же он не мог не спросить, ибо наследница оставалась во главе компании, которая требовала субординации, несмотря на дружеские отношения. — Хорошего тебе отдыха, — мимолётный колкий взгляд на демона во время того, как жнец приобнял Вэлери, показывающий всё, что не может быть сказано вслух, и снова спокойствие и мудрость глаз провожали Хокинс, что, кивнув, пошла за Михаэлисом.       Когда те скрылись, Легендарный широко усмехнулся внезапному осознанию чувства déjà vu: то, как он повёл себя по отношению к Себастьяну, полностью повторяло манеру Джонатана — к Кревену, выражавшую подчёркнутое недоверие и предостережение, хоть по факту того не было в таких масштабах. Он понимал старшего Хокинса всем любящем девушку сердцем, но сегодня впервые ощутил себя полностью в его шкуре — непростое занятие, надо признать, причём авторитет Адриана был несравним с реноме Джонатана в глазах юной наследницы. При этой мысли улыбка спала с лица величайшего: он был уверен, что не стал бы препятствовать событиям, повлекших смерть отца Вэлери. Но, как её верный спутник, сделал бы всё возможное, чтобы подготовить молодое создание к неизбежному, случись всё иначе. Однако, судьба складывалась непредсказуемо ни для кого, словно специально толкая юную Хокинс дальше по пути, выбивая из устоявшейся, хоть и богатой на неожиданности, жизни.       Кревен присел за барный стул, смотря на закрытую в кухню дверь и возвращаясь к скоротечным разговорам с Маркизом, кто считал по-своему, и кто видел девушку в ином свете. И, Дьявол, пока правда оставалась на стороне низложенного дворецкого: вместо того, чтобы огораживать от всего, Себастьян отвечал на её вопросы, погружаю душу человека в хаос, веря, что Вэлери найдёт правильное применение полученной информации. И тем не менее Легендарный не смел действовать иначе, как и Михаэлис, ведь они двигались с противоположных сторон, избирая способы, отвечающие их убеждениям.       — Мы оба правы по-своему, демон. Но ты не должен забывать, что твоя напористость может её уничтожить, — чёткий шёпот распространился по пространству, будучи убеждённым в том, что он будет услышан бессмертным, находящимся за его пределами. — Или привести к ней того, кто использует её в своих интересах. Тогда уже никто не выживет, и мирам придёт конец. Береги её, Себастьян.       В это время на втором этаже в рабочем кабинете девушки сидел тот, к кому была обращена речь Легендарного. После недолгих препирательств, обусловленных прежде всего усталостью наследницы, Михаэлис и Хокинс сошлись на том, что он останется в соседней комнате, пока последняя не уснёт, так как демон напрочь отказывался покидать её.       Находясь на диване и расслаблено закинув ногу на ногу, Себастьян, прикрыв глаза, слышал каждый шорох, доносящийся с постели, и улавливал каждый вздох находящейся на грани сна девушки. Поэтому без какого-либо труда или напряжения внимал спокойным по интонации и грозным по смыслу словам жнеца. Последнее наставление заставило мужчину взглянуть в стену напротив, замерев от тона, которым было то произнесено: вопреки наигранности, он мог различить, какие чувства пропитали просьбу Кревена — насыщенные, сильные, человеческие, чистые. Те два слова неосторожно приоткрыли душу Легендарного и находили отклик в самом звере, осознающие губительную для него силу: так говорил человек, не просто служивший интересам создания, а отдавшим ему всего себя по своей воле, в отличие от демона, что отдавался только во имя контракта и лишь до той степени, чтобы быть близким к букве договора. Однако, он стал демоном, что дождался самого ценного за всё своё существование.       И эта ценность теперь погрузилась в сон без всякой помощи с его стороны, о чём свидетельствовало тихое и глубокое дыхание. Стоило Себастьяну взглянуть на этого человека, как становилось понятным, что свободолюбивое существо познало свободу, неведомую ранее. Свободу, расширившуюся до способностей чувствовать совершенно по-другому. Ощущать так, как не был способен раньше, цепляясь за привычное бытие, характеризующееся лишь извечным поисками побега от скуки, участия в кровавых войнах, захлёбываясь от силы, сметающей врагов, погружения в сладострастие от поглощения уникальных душ или от неземных утех с лучшими демоницами — теперь всё привычное казалось пародией на то, что можно получать на самом деле. Узнать, до каких глубин возможно опуститься и к каким вершинам взмыть, и чувствовать каждый раз обновление.       Михаэлис смотрел на ту, которая показала ему это, прежде всего, внутри его самого. Кровавые глаза прикипели к красивому расслабленному лицу, оголённому плечу, нежным рукам, открыто лежащим на одеяле, и наполнялись эмоциями, которые были бы не понятны любому из его рода, но легко читаемые всем остальным существам этого мира. Чувства, что ведут за собой, даруя блаженство, забытое демоном во грехе; не имеющие целью вернуть на истинный путь, оставленный давно, а удерживая на своём пониманием и принятием; возрождающие преданную забвению душу, оставленную на верную погибель во чреве алчного зверя, жаждущего свободы от всего и самого себя.       Поэтому смертоносные для любых врагов руки с неожиданной бережностью поправляют одеяло, спавшее с раненого предплечья, когда Вэлери лениво повернулась во сне, глубоко вздыхая; из-за этого Михаэлис садиться на край постели, считывая любые изменения и отгоняя непрошеные сны, даруя той безмятежный отдых; потому длинные пальцы с чернильными ногтями невесомо оправляют разметавшиеся рыжеватые пряди, не в силах сдержать порыв прикоснуться. Себастьян с удовольствием втянул нежный аромат души, погружаясь в незабываемый ещё с прошлой жизни флёр, который слегка потерял свою силу, пока девушка спит, и прикрыл глаза, входя в одному ему ведомый транс, напоминающий дрёму расслабленного хищника.       Несмотря на утренний свет, комната оставалась в приятном полумраке, что не мог быть потревожен никем, пока здесь властвовал демон, обретший ту, которая навсегда стала частью его — частью, ставшей синонимом его существования, которое он мог назвать жизнью.