Без названия

Ночь 2. Я бы, может быть, и увидела что-нибудь во сне, если бы уснула. Но я видела все, кроме сновидений: я маялась от скуки. То глазами Хо смотрела, то глазами Николая. Вторая часть его имени, как я поняла, это отчество, или... имя отца, которое называется в знак уважения тем, кто старше... ну или просто в знак уважения. Но он никак не был старше меня, чего он бы себе не думал, а уважаю я его или нет? Ну, я же его еще не знаю. Я смотрела глазами Светы. Она была в трейлере вместе с другими: там спереди сидел лишь водитель. — Стоит ли нам доверять этим новым попутчикам? – Говорил какой-то парень. Кажется, его звали Дмитрий и он, как и Катя, был из Беларуси. В общем, он выделялся своими голубыми глазами и светлыми волосами. Что еще было в нем примечательного? Да, в общем, ничего: обычная славянская, как я поняла, внешность, только что лицо в следствие аллергии или просто переходного возраста... было испещрено красными точками, нарывами что ли? — Ты так говоришь, будто у нас есть "эти старые попутчики", — пробормотала Катя. Она сидела на кровати, подобрав под себя ноги, с недовольным лицом. Ее глаза были немногим насыщенней, чем глаза собрата. Лицо было островатым, каким-то слишком тощим, как и она сама. Кажется, она была крашеной, потому что для такого лица, такой бледной кожи и светлых глаз не был типичен черный цвет волос. — Ну, были же какие-то, с ними тоже шел какой-то парнишка, наподобие Яха. Точнее, очень даже похожий... — Они ведь тоже шли к Гробнице Верховной Жрицы Египта? – Спросил Дмитрий, наморщив лоб. Ой-ля-ля, кажется в его голове есть какая-то интересная мысль! Я перебралась в его сознание и теперь снова оглядела комнату. Я посмотрела так же на Свету, у нее, между тем, оказались светло-зеленые, словно выцветшие, глаза. А по мнению парня, она была весьма симпатична. Вот уж эти... Ее лицо было полноватым, глаза немного великоватыми для лица, в окружении длинных ресниц. Полные губы, и округлый нос... В общем, она явно не в моем вкусе. А в голове Дмитрия была вообще великолепная мысль: он так же, как и до этого Сая, обдумывал, зачем они все уезжают, так и не добравшись до Гробницы? Почему сопровождавший экспедиторов-браконьеров мальчишка теперь бродит с "с какой-то странной теткой в сари". И вообще, откуда посреди Египта появилась эта самая "странная сари-тетка". Я, кажется, будучи в своей трейлере усмехнулась, потому что услышала шепот Яха, сидевшего возле меня: — Госпожа, я-то знаю, что вы не спите, а как мне обосновать Артему, почему вы смеетесь во сне? Я улыбнулась и ответила ему мысленно: — Я якобы вижу радостные сны. Так и говори: люди в это верят. Ях улыбнулся и отошел от кровати. Они с Артемом снова о чем-то заговорили, кажется, они находили общий язык... и это был русский. Вот изверги! Ведь я понимала его только находясь в голове кого-нибудь из людей, как язык, на котором они думают. Я приноровилась, и попала в голову водителя нашего трейлера: видно, Николай уже устал, поэтому вел Хо. Сая все еще что-то ему говорила, но он был поглощен своими размышлениями. Через некоторое время он попросил ее не отвлекать, девушка насупилась, но не обиделась: понимающий человек, особенно из человеческих женщин, крайняя редкость, но бывают и исключения. Как и всегда у людей. Его размышления были куда более занятными, нежели размышления всех других. Он, кажется, что-то (а точнее меня) метафизически ощущал и был этим несколько перепуган. Все остальные люди в группе, как оказалось, были совсем непробиваемыми для парапсихических вещей. Хо же ощущал меня как дрожь по всему телу, "муравьи по коже" думалось ему. Он бы начал верить, что я и есть та самая Жрица, гробницу которой они искали, если бы не сомневался в существование вампиров. Не нравится мне это слово! Как я поняла из воспоминаний людей, потревоживших мой покой, это наименование моего народа было осквернено какими-то... нет, я еще не знаю определения для этого слова. Английский совсем не тот язык, на котором можно было коверкаться словообразованием. — Хо, ты меня слышишь, — говорил ему Николай уже который раз, — Хо! Мать твою китайскую! — Да? – Парень отошел наконец от транса мира мыслей и услышал только последние пару слов. — Ну, наконец-то! – Воскликнул "начальник", как думал о Николае Хо. По его лицу можно было с уверенностью сказать: сердиться. На что, непонятно ни мне, ни азиату. — Что случилось? – Недоумевая произнес парень. — Я зову тебя уже добрых минут пять, ты где пропал? — Я задумался... — Задумался? Мы проморгали два выезда к шоссе, идиот! На этом моменте я осознала: вот оно! Вот тот язык, который был бы мне так полезен в размышлениях (и определении того, в кого же превратили добрые людишки имя моего народа). — Хмм... Разворачиваться обратно, или ехать дальше? – Мысли Хо все еще были затуманены, он не мог размышлять то ли из-за того, что я поселилась в его голове, то ли просто из-за своих собственных мыслей, которые не мог сконцентрировать на том, о чем говорит начальник. — Конечно же ехать дальше, — пыл Николая оседал, он успокаивался из-за ровного голоса китайца, тихого и спокойного голоса. – Мы к третьему выезду как-никак ближе, чем ко второму. Как ты умудрился вообще? — Не знаю, где-то пропадаю я... — Да уж, мы заметили! – Воскликнул Николай и откинулся на сидение. До этого он нагибался, чтобы смотреть на парня. Я соскучилась, рассматривая мир со всех сторон глазами разных людей, потому вернулась сама в себя и увидела пустоту перед глазами. — Возьми флейту, — прошептала я в сознании Яха. – Если нет возражающих, поиграй мне на флейте. Я буквально ощутила, как Ях пожал плечами. Он что-то еще обсудил с Артемом, спросил у всех, видимо, не против ли они, чтобы Ях поиграл, потому что отовсюду послышались соглашающиеся интонации, — ведь слов-то я не понимала, — и "сын" присел рядом со мной. Он начал играть какой-то новый, отличный от предыдущего, мотив. Кажется, это был аккомпанемент какой-то песни, потому что Сая перебралась через кресло и, присев на другую кровать вместе с Яхом и Артемом, запела что-то на китайском. Ее голос был сам по себе дивной, загадочной музыкой. "Тысяча чертей! – Сказал бы на моем месте человек. – Да она же поет как ангел!" В принципе, я не слышала пения ангелов, сколько не жила на этом свете. Может их и нет вовсе, но людям нужно во что-то верить, и что-то, во что не верить – мой народ тому пример. Хотя, как я могу называть их "своим народом" если не являюсь их прародителем? И пусть это не так, но я наверняка одна из старейших, поэтому во мне говорят какие-то материнские инстинкты. И когда одна мелодия сменила другую, в песню вступил голос Артема. И они пели, как оттеняющие друг друга: высокие напевы девушки и низкое, словно бы рычание, парня. "Красавица и чудовище" – так называют подобные коллективы. Или мне кажется? — Госпожа, Госпожа! – Кричали мне бегущие люди. Их было много для того, чтобы я могла их принять в обнаженном виде, но они все рассыпались за ближайшей ко мне занавесью, буквально попадали на колени, бросаясь лбом к земле. Они все словно тряслись, испуганные, побитые. У девушек были испачканы одежды, поцарапаны руки и лица. Люди выглядели так, словно их забрасывали камнями. – Госпожа, — выдыхали они один за другим то порознь, то вместе, вознося ко мне молитву. — Слушаю вас, люди мои, — я не употребляла слов "слуги" или "рабы", потому что они прекрасно знали, от кого они зависят, и это был фараон – никак не я. Но и Ему необходимо было считаться со мной, ведь лишь у меня было лекарство от всех болезней, поддерживающее его правление и жизнь. Они все пытались что-то говорить, один за другим или вразнобой, таким образом получалось нечто вроде: — Госпожа, маг... -...Чародей.... -...Чужеземец... -...Заморский... -...Гад... — Он покусился на Вашу Усыпальницу... — Госпожа! — Что? – Я ничего не понимала, что они говорят, ведь им всем хотелось донести до меня мрачные вести. Они не знали, что гонца с плохой вестью казнят, но они знали меня: в случае чего-то по-настоящему дурного они просто обязаны явиться ко мне и сказать об этом. Правда, я не говорила им, что они могут врываться не обращая внимания на Сару и мой покой, ну что же... Тут дела пострашнее, нежели людское непослушание. Но в другой раз им это явно с рук не сойдет! – Пусть говорит кто-нибудь один, — я оглядела толпу, как мне показалось, людей: их было довольно много, чтобы спрятаться еще за несколькими занавесями, где я их уже смутно видела. Я поднялась с подушек и окуталась зеленой тканью, подошла к ближайшим ко мне. И тут я выделила знакомую одежду, хотя, по сути, они все одевались похоже, — Пусть мой новый знакомый Ревид, объяснит мне, что случилось.— Его дрожь прекратилась, он поднял голову и обратил ко мне перепуганный взор. В глазах был написан такой страх, какого я ранее никогда не видела.— Что я говорила тебе, а, Ревид? Такая сильная личность вот так падает на колени? – Я подошла к нему вплотную и смотрела на него, наклонив голову. Волосы мои щекотали его шею. Руками я прижимала лен к груди, поэтому его подбородок я приподняла ногой. Он бы так и поклонился целовать пальцы на них, но я приказала: — Вставай, Ревид. Силен ты или дрожать намерен? Где в этой стране наберется защитников, когда мне необходимо будет уйти на покой? Где? — Силен... – прошептал Ревид, закрыв глаза. — Что ты там пробормотала себе под нос, тварь дрожащая? Громче, давай – я не кричала, но голос мой раздавался эхом по всей комнате, и свисающий с потолка лен не препятствовал ему. — Силен, — сказал Ревид немного уверенней, я подняла его подбородок ногой еще выше. Еще немного и ему было бы уже трудно так держать голову. — Громче! Встань, человек! — Я сказала это еще более сильным голосом, чем раньше. – Поднимись, ничтожное существо! Ты человек, или насекомое? — Человек, — в голосе Ревида послышалась нотка злости. — Встань! Наконец, он решился, но поднимался медленно, неуверенно, словно бы чувствовал себя слабее всех людей на свете, наверное, думая, что на его жизнь выпали самые худшие испытания. Но глаза он не поднял, он смотрел в землю прямо перед собой. — Ты силен, человек? – Прошептала я ему на ухо, привстав на цыпочки. – Ревид! — Да, Госпожа. Я силен, — его голос обретал, наконец, еще больше уверенности, становился ровным, спокойным. — Так смотри на меня, а не на землю, к которой склоняют глаза рабы! Ты раб, Ревид? — Да, Госпожа. — Не ври мне, мерзкое отродье! – Крикнула я и ударила его по лицу наотмашь, второй рукой все так же поддерживая ткань. Он продолжил стоять так, с отвернутым от меня лицом, смотря в землю. – Рабы ползают на коленях пред домом фараона, а ко мне являются люди, служащие мне по своей воле, Ревид, ты это понял? — Шептала я ему на ухо. – Отвечай мне, Ревид, — я провела рукой по его лицу и шее. — Да, Госпожа, — он сглотнул и повернулся ко мне. Его черные глаза, полные силы, решимости, уверенности, независимости, смотрели в мои. Я улыбнулась. – Я человек, я силен, я служу Вам по своей воле, моя Госпожа. — Доволен ли ты своей службой, Ревид? — Да, моя Госпожа. — А теперь скажи людям, чтобы они встали, — я провела рукой по шее мужчины и отступила. – Обернись к ним и скажи это — Почему не Вы сами? – Ревид был немного удивлен, но это в его глазах пробежало лишь на долю секунды и снова исчезло. Теперь он глядел совсем другим человеком, измененным, улучшенным. Вот что такое кнут и пряник – лучшая методика воспитания кого бы то ни было. — Потому что ты теперь, я так хочу, представляешь меня в мире людей, всегда и всюду будешь сопровождать меня. Всегда и всюду. — Как раб? — Разве я говорила о рабстве? Но если тебе захочется служить мне, как я говорю, мы обсудим судьбу всего твоего рода. А сейчас – скажи людям, наконец, что они люди, а не мелкий домашний скот! Я отошла от них и снова упала в подушки. Ревид заговорил с людьми и я поняла, что не зря выбрала его: его речь была убедительной, решительной, успокаивающей. Его речь для этих людей была как вода для погибающих в пустыне... или даже ценнее: как молоко. Люди поднимались с колен, не способные верить, что они вот мгновение – и уже не рабы, а Люди, именно с большой буквы. — Так что случилось, Ревид? – Спросила я, лежа в россыпи подушек. Ко мне подбежали, мурлыча, священные кошки: они были моими помощниками в некоторых заклинаниях. Особенно велика их помощь при составлении предсказаний для нашей земли и народа. Кошки, Рин и Сати – соответственно абсолютно черная и лунно-белая – терлись об меня, прося ласки. Завидя, как ко мне подошли священные животные, глаза людей засияли: они, наверное, снова бы попадали на колени, если бы не устроенное мною недавно представление с Ревидом — это их удерживало. – Рин, Сати, дорогие. Чего вы хотите? – Коты что-то замурлыкали и свернулись двумя теплыми шариками рядом со мной. Шарики увеличивались и уменьшались соответственно вдохам и выдохам, их мурлыкание было прерывистым из-за дыхания. Коты требовали внимания, и я дала его им: я стала гладить каждого из них, то одной, то другой рукой. Люди смотрели на меня, как на богиню, я а ведь была лишь Жрицей. Коты стали засыпать, я поцеловала каждого из них в лоб и повернулась к Ревиду, разговаривающему с людьми. — Ревид, — обратилась я к нему. Он обернулся и его глаза не стали больше прятаться от меня, выражать испуг или просто дрожать – человек становится сильнее, если ударить его больней. — Да, Госпожа? -Что случилось, хм? Вы нашли мага? Чародея? Искусника? Кто он? Какой он? Где он? – Я говорила спокойно, равномерно повышая голос с каждым словом. Ревид уже собирался падать на колени, и я крикнула: — Стой на ногах! Стой на них уверенно, ведь ты Человек?! — Человек, моя Госпожа, — он опустил глаза. — Тогда отвечай мне, глядя на меня! — Он маг. Кажется... — Кажется? Мало того, что ты человек, ты еще и мужчина! Ты должен говорить уверенно, — громом разнеслись мои слова, и почти шепотом я добавила: — Иначе, тебе просто не прельстить девушек. Итак, кто он? Ревид прокашлялся, встал прямее и ответил мне громко: — Этот человек, по словам людей, чародей крови: он заставляет кровь вскипать в человеке, и если человеку не повезет – он разлетается на мелкие кусочки из-за давления крови внутри. Он кровь вытягивает, заставляет ее выливаться из человека. Человек просто иссыхает, Госпожа, на глазах иссыхает. И направился он к Вашей вековой усыпальнице, куда Вы уходите от нас для восстановления своих сил во времена, когда, как Вы считаете, в Вас нет крайней необходимости. — И он из-за моря? — Да, моя Госпожа. — Красавчик? — От этих слов Ревид поперхнулся собственной слюной, и от этого я заулыбалась сильнее. – И он пошел к моей Усыпальнице, — я снова откинулась в подушках и смотрела в потолок. Оттуда свисали красные, пурпурные, зеленые, синие и золотые полоски ткани, собираясь в одной точке у самой верхушки. Свисали бусы из клыков львов, тигров и гиен, со спинными позвонками коз и одним большим бычьим рогом, которым все это сплетение и было прикреплено к потолку. Еще от него во все стороны разветвлялись грубые льняные нити, украшенные то золотыми украшениями, то камнями, то травами, то еще клыками. – Давно начал путь этот треклятый чародей, маг и просто изверг? — Сегодня утром, моя Госпожа, — сказала женщина в сером калазирисе. У нее были собранные кверху черные кудри и серые глаза, такие же неприметные, как и одежда. Лицо и тело было словно иссушено голодом: слишком острые скулы, слишком большие западающие глаза, слишком большие на этом фоне губы. Да и смуглость ее кожи была блеклой: то ли от возраста, то ли от какой-то магии. Может, она из тех, кто чудом пережил нападение заморского гостя? Я поднялась с подушек, на что мурчащие клубки не повременили отреагировать: они, как и всегда, когда уходит источник их уюта, убежали, что-то промяукав мне напоследок. Я не стала обременять себя подниманием тканей – лишь помотала головой со стороны в сторону, рассыпая волосы вокруг себя, прикрывая тем самым наготу. — Кто ты? – Обратилась я к женщине. — Я – Ниа, сестра Ревида, моя Госпожа, — она поклонилась, но снова выпрямилась и встала рядом с братом. Из-за ее худобы, или из-за слабости ее вида, они были вовсе разными людьми, ни капли не похожими между собой. — Ниа, — я смаковала ее имя – оно было слишком красивым для меня. – Ты так худа от голода, возраста, или встреча с чужеземцем привела тебя к такому виду? — Встреча с чужеземцем тому вина, моя Госпожа, — ответила она громким, ровным и спокойным голосом. — Тебе бы брать пример у своей сестры, Ревид. Послушай, какая уверенность в ее голосе, непоколебимость, сила! Я не пойму, то ли ты сама по себе более сильная, то ли били тебя больше. То ли это из-за того, что ты, все же, женщина, — я подмигнула ей. Подойдя ближе, я коснулась подбородка Нии. Она чуть пошатнулась, но затем успокоилась и полностью доверилась мне, чем вызвала во мне не только интерес, но и что-то доброе, словно материнский инстинкт. Я ощущала себя кошкой-матерью, встретившей маленьких брошенных котят. — Ниа, — позвала я ее, и был это зов не голоса, а крови. Она глядела в мои глаза своими бездонно-серыми. Мгновение и вот – вот этот чужеземец. Он действительно был бел, белее моей драгоценной Сати... или я преувеличиваю, конечно. А вот глаза его... я действительно очень давно не видела дневного неба, а если бы видела, то навсегда потеряла бы зрение, да и саму жизнь тоже. Но это была та утерянная для меня синева, которой столько тысячелетий не было перед моим взором. Эти самые глаза выделяли его как ничто не могло выделить кого бы то ни было, они не были ни большими, ни маленькими... Как сказать: они были просто идеальными для всей формы лица. Глаза в окружении черных ресниц прятались под крупными бровями. После них внимание обращали на себя скулы и квадратная, немного, форма лица, при этом подбородок у него не был тупым, а треугольником смягчал резкость скул. Нос был немного великоват, не идеально смотрясь со всем прочим великолепием. Но это, на самом деле, лишь красило: ведь не бывает так, чтобы все было в совершенстве... или я не права? Его волосы были сияющим золотом, плавно спадающим на его коричневые одежды. Он выглядел красиво и между тем – странно. Он проговорил что-то на своем языке, но я разобрала лишь "сангвина"... не знаю, что это значит. Но кровь Нии начала стекать к нему в ладонь, и девушка закричала. На крик прибежали другие люди, и Ревид, подкравшись к человеку сзади, ударил незнакомца глиняным кувшином – он разбился, и на незнакомца полилось молоко. Явно опешив, чужеземец решил бежать. Я вернулась из воспоминаний Нии и засмеялась: — Да мы запросто найдем его по запаху! – Я продолжила смеяться, глядя на недоумевающих людей. Но Ревид и Ниа вспомнили, что случилось, и усмехнулись вместе со мной. – Ниа? Кровь? Она, может быть, не сразу поняла вопрос, но после некоторых размышлений, кивнула. Я взяла ее руку и погладила запястье, глядя девушке в глаза. Вот мгновение – и она пропала, утонула во мне, ее глаза стали пустыми, стеклянными, ненастоящими – и я погрузила клыки в мягкость ее иссушенной кожи, как бы парадоксально это не звучало. Я постигла все ее знания: Ниа работала со льном, и она одна из тех, кто делал эти тончайшие ткани, окружавшие меня повсюду. Ее отец был лекарь, а брат – Ревид – в юности был пастухом-мениу, а позже занимался охотой и земледелием, помогал отцу. Их мать умерла при родах. Ревид был последним ребенком в их семье, но видят боги – они хотели бы еще детей! Вдохи Нии стали прерывистыми и я поняла, что мне следовало бы остановиться. Я освободила ее руку от своей хватки и прокусила свою руку. Приложив запястье к запястью я вознесла заклинание стихиям. Вода смешалась с землей, огонь в воздухом, и получившиеся элементы соединились, проникли между запястьями и вдохнули в Нию новую жизнь. Она не стала подобной мне – ни в коем случае! Я не могу желать кому-либо из людей подобного проклятия. Но, возможно, прокляла ее и... весь ее род... куда сильнее: они теперь на веки вечные были связаны со мною кровью и четырьмя стихиями. Вечное служение? Возможно, так оно и есть... но я предпочитаю это называть это несколько иначе. — Ревид, — сказала я, — подойди ко мне. Человек послушался. Я укусила за запястье и его, но крови не пила, а просто поднесла его руку к своей и снова сплела заклинание. Что я с этого имела? Дневных слуг? Завтрак? Дневные глаза и уши? Вечное спасение? Может быть. Что имели с этого они? Устойчивость к болезням, больше силы, больше уверенности, больше здоровья, больше выживаемости. Они становились чуточку сильнее во всем, умнее и красивее. Хотя, куда уж красивее? И тут один минус: эта кровная связь будет передаваться из поколения в поколение... Проклятие? А Ниа тем временем словно лотос расцвела, похорошела. Она стала настолько красивой, что другие присутствующие в комнате девушки и женщины ахнули. Нет, ей не затмить жрицы, но получить из иссохшего трупа такое живое великолепие? — Проклятие или дар? – Спросила я у самой себя. – Вы у меня в вечном кровном родстве. Проклятие или дар? — Дар, — проговорили в один голос брат с сестрой. — Все ваши дети, когда бы, от кого бы они ни появились, дети ваших детей, все – в вечном кровном родстве со мной. Проклятие или дар? — Дар, — повторили они. — Что же, как знаете, — я пожала плечами и отошла от них. Мои материнские инстинкты теперь стали еще сильнее: ведь теперь они не просто два котенка на улице, а два приемных котенка. – Рассвет близок, — прошептала я. – Я прошу у вас прощения, у всех вас... но я уже не смогу ничем помочь... Сара! – Прокричала я в гулкой тишине комнаты, полной людей. Из-за толпы подбежала девушка. — Госпожа? – Произнесла она своим мелодичным голосом, словно пропела. — Темное, от света, куда-нибудь, — я уже начинала говорить что-то бессвязное. Когда я использовала стихии, да еще перед рассветом... это всегда выбивало меня из колеи. – Пусть все уйдут. А для брата с сестрой – комнату в моих покоях. Сара, — я попыталась сказать что-то еще, но рухнула на подушки. Последнее, что я помню: мужественные руки поднимают меня с подушек вместе со льном и держат, как ребенка. — Мам, — прошептал над ухом Ях. – Скоро закат. Тебе следовало бы уже просыпаться. — Айаспаула? – Произнесла я каким-то бессвязным текстом, прокашлялась и попробовала снова: — а я спала? Хотя, можешь уже не отвечать: по голосу своему слышу. О! – Я встрепенулась, открывая глаза и практически попрыгивая на кровати, — закат! — Я же только что об этом говорил, — угрюмо пробормотал мальчик. — Дааа... и ладно тебе! – Я усмехнулась и хлопнула его по плечу. И затем, приблизившись к его уху, я прошептала: — Дар или проклятие? — Дыхание Яха на мгновение прекратилось. Он обдумывал? – Только скажи, пожалуйста, правду. — Дар, — выдохнул он. — Почему? — Я отстранилась и поглядела в его по-кошачьему желтые глаза. — Почему вы так говорите? Я привязала весь ваш род к себе кровью. Вы вынуждены служить мне, не способные оборвать этот порочный круг. Почему же это – дар? — Вы спасли нас. Вы спасали нас всегда: в годы голода, во времена воин. Благодаря Вам мы живы и можем служить Вам, Госпожа, — он на мгновение опустил глаза, но затем цепко держал взгляд на мне. – Но, тем не менее, все остальные... остался только я... — И я не могу вас потерять, — я притянула его к себе и обняла. Мы говорили не на английском, но и не на египетском, чтобы не пугать людей. Но это был какой-то наш язык, общий у меня и связанного со мною кровью. Поэтому, я надеюсь, люди восприняли это как простую милую беседу матери с сыном. Хотя, бродя по сознанию Артема, я поняла, что так он и решил. Но все же стоял немой вопрос: "На каком языке они разговаривают?" И это его интересовало и пугало. — И как долго я сплю? – Я начала разговаривать на английском, чтобы не пугать парнишку и поэтому он посмотрел на меня с непонятным выражением лица. Что-то слепленой из любопытства, удивления, негодования... И шепотом Яху я добавила: — Я голодна. – И глупо улыбнулась, глядя в его немного испуганные глаза. – Я надеюсь, перетерплю... Как думаешь? — Кхм... – он поправил голос, сделал важное лицо и как шут стал зачитывать с несуществующего листа, — "И когда я проснусь, первые пару дней я буду бесконтрольна". – Обратная перемена в нем произошла незаметно, и вот он уже своим голосом, затягивая в свои бездонные глаза, продолжил: — Так ты говорила. — Я так говорила? – Я все так же удивленно смотрела на него. Кстати Артем в это время отошел к Сае и остальным. — Мы здесь, наверное, остановимся, — проговорил он, возвращаясь. – Здесь какое-то поселение, и мы надеемся устроиться здесь на ночлег. — И в поселении говорят на английском? – Усмехнулась я. Ну зачем в пустыне знать какой-то язык? – Или на русском? — Нет, — нахмурился мальчик. – Но я и многие изучаем арабский. — Изучаете? — Можем разговаривать... на примитивном уровне, — пожал он плечами. – К тому же в этом селении... – "О! – Подумалось мне. – Можно перекусить!" – ...вы можете найти кого-нибудь, кто поможет вам... не знаю, с вещами или документами, например... Наивный мальчик: где среди деревни он видел человека, способного помочь мне с документами? Да и зачем они мне? Я жила – и спала – столько лет, чтобы наткнуться на человеческую бюрократию? Не дождетесь. Но вслух я ответила, мило улыбаясь: — Если можно будет, мы здесь вместе с вами пройдемся, осмотримся. Артем тоже не сдержал улыбку и кивнул. Отойдя к "начальнику" он о чем-то заговорил по-русски, а я ничего не понимала. Я протерла глаза и посмотрела на Яха. — Если они попытаются от нас избавиться, — заговорила я, ощущая, как дьявольские огоньки заплясали у меня в глазах. — Эх, Сеу, Сеу... – помотал он головой со стороны в сторону, закрывая глаза. — Дорогой, ты спать не хочешь? — Кажется, нет. — А днем спал? — Когда ты уснула после такой милой колыбельной, — усмехнулся мальчик, ощущая триумф, победу над большой красивой... тетей, — да, я спал. И теперь у нас обоих голод... Но разный, — вот чего недоговорил Ях, когда мотор заглох и спереди донесся голос Николая: — Приехали, ребятки! Артем вышел первым. Его примеру последовали Сая и Хо, но сначала они зашли в сам трейлер – наверное, что-нибудь взять. Ях протянул мне руку, помогая подняться. Я приняла его руку и не отпустила ее, пока мы не вышли из трейлера. Первым до меня долетел крик Саи, и мы с Яхом, переглянувшись, побежали к ней. Я не стала глядеть на саму девушку: запах крови был здесь повсюду. Я оглянулась. То, что я увидела мне совсем не понравилось: весь мой завтрак теперь был разбрызган по стене небольшого домика. Рядом с ним лежало то, что осталось, по-видимому, от девушки: создавалось ощущение, что она взорвалась изнутри. — Здесь повсюду так хреново? – Раздался крик Дмитрия. Он не был ни отчаянным, ни испуганным, просто повышение голоса, чтобы его услышали. Другие выкрики не только ответили, что именно так и есть, но, кажется, сказали, что здесь намного хуже. Я теперь не просто смотрела, я пыталась унюхать запах живого существа, услышать звук бьющегося сердца, ощутить энергию кого-либо, кто не был частью нашей группы. Раздались гудки, и я не сразу поняла, что это Николай набирал по спутниковому телефону службу экстренной помощи. Люди засуетились, начали искать кого-нибудь живого... но я знала: никого живого здесь нет. Я не заметила сама, как прошла к ближайшему дому. Я прикоснулась к стене, и меня посетило видение: небесно-синие глаза в глубоких глазницах, окруженные иссушенной кожей, рассматривали меня. Не знаю, насколько это было реальным, но я чувствовала, что я его знаю, что я его видела ранее... Он уже знал, что я, как и он, не сплю. Хм, кто он? Ях коснулся моего плеча, и видение пропало. — Он знает, где мы? – Спросил Ях. — Нет. Кажется, он ушел на запад. – Меня посетила безумная мысль. – В Россию, дорогой! Мы уезжаем в Россию! — Почему же? – Непонимающе вскинул брови парень. — В другую сторону, нежели какое-то существо, явно желающие пока поднакопить сил, чтобы уничтожить дорогую-любимую меня. Не знаю почему, но мне кажется, он за мной. — Хорошо, как мы уговорим Николая Анатольевича и остальных? – Ях переминался с ноги на ногу, словно нервничал. Он не разглядывал кровавую кашу вокруг. Погоди, а человек вообще способен такое выдерживать? Я хочу есть. Я хочу есть. — Аааа, я хочу есть! – Пробормотала я, кажется вслух. — Как тебе теперь напитаться? – Ях вдруг окаменел, напрягся, словно говорил, что он не хочет делиться кровью больше. Или просто был испуган видением. Когда я пила его кровь, мысленный образ вполне мог оказаться общим. Может быть, он боялся снова видеть умирающего отца. Я потянулась к нему, и, не смотря на то, что он отшатнулся, обняла его. Он дрожал мелкой дрожью и не сразу решился сделать объятия взаимными. — О, как! — Воскликнул Артем. – Вокруг кровавая бойня, а вы обниматься! — Кто у кого ищет утешения? — Спросила Сая. Артем, недопоняв девушку, взглянул на нее. Когда он снова смотрел в мои глаза, в них было что-то другое: знание. Он знал, что Сая права, что кому-то из нас необходимо утешение. И вот почему мне казалось, что этот "кто-то" совсем не Ях? Или я так думаю из эгоистичных соображений? Хотя, кто в этом мире людей думает, не исходя из потребностей и желаний собственного эго? Ведь люди так и не научились ценить и любить то, что имеют, заботиться и уважать, любить тех, кто рядом с ним. Ведь не научились же! За две с половиной тысячи лет... люди, мои любимые люди... Нет, не потому что съедобные: я редко думаю о людях лишь как о еде. Они же... требуют защиты, такие слабые, такие сильные, беззаботные, дети и старики... Как можно их не любить? — Кажется, утешение нужно обоим, — прошептал Артем. Сая положила на его плечи руку, и они ушли. Еще некоторое время мы стояли молча, держа друг друга: 16-летний человеческий мальчик из рода людей, которых я отметила Зовом крови со мной, и 13-тысячелетняя бродящая в ночи... египетская жрица. — Так, — я высвободилась из уюта его рук. – Это вопрос с потребностью питания не устранило... Попробую сейчас найти что-нибудь... Я закрыла глаза и отошла от Яха на несколько шагов. Вокруг, кроме знакомых мне, живых людей не было. Я принюхалась... Чую, чую запах свежей крови: все здесь было превращено в настоящие куски мяса, то существо их всех превратило в разбросанные тут и там части тел, разлитой крови. Из этого стоит сделать вывод, что крови ему было необходима самая малость, но в порывах своего безумия он уничтожил все, что могло от него убежать, закричать или испугаться. Удар сердца. Еще один. Где-то рядом, я чую, рядом есть еще живое существо. Почему незнакомец его не убил? Или ее? Я открыла глаза, и ответом на мой вопрос был ее взгляд: эти светло-каре-зеленые, выцветшие ямы бесконечной пустоты и мудрости впивались в меня, словно она знала заранее, что я приду. — Здравствуй, Сиа, Верховная Жрица, — прошептала женщина. У нее была темная, но уже довольно посеревшая кожа, абсолютно белые волосы. Аккуратное, худощавое треугольное лицо было испещрено бороздами морщин. В белой брови над миндалевидными глазами было кольцо с перышком ибиса. Небольшие уши также были украшены кольцами с травами, перьями или клыками львов и леопардов. Ее одежда была такой же древней, как и мои воспоминания об одежде и такой же далекой и забытой, как мое имя, произнесенное ею. Тонкие льняные ткани скрывали то, что нужно было скрыть, и подчеркивали то, что должно было быть подчеркнуто. Женщина сидела на камне, вокруг нее кровью был начертан круг, написаны иероглифы: "Да спасет нас Жрица наша и насытит землю свою кровью нашей". Все выглядело так, словно она перепутала чары защиты и чары плодородия: вокруг жрицы была немалая лужа крови, она держалась за живот и руки ее были в крови. — Ты спутала чары, но он тебя все равно не убил? – Я упала пред нею на колени, почувствовав при этом холод застывающей крови у себя под ногами. – Как ты могла спутать чары? – Я уронила голову ей на колени, обнимая их, и зарыдала: соленые слезы, прозрачнее воды, скатились по моим щекам. Мгновение – и цвет их переменился, вот они порозовели, и вот – совсем алые. — Сиа, Госпожа моя... Вы так долго спали, не мудрено, что все забылось... – женщина закашлялась, начала гладить мои волосы. — Даже мое имя? – Текущие по щекам слезы становились все горче и соленей. — Имя твое, Верховная Жрица, никому подлинно неизвестно: лишь тем, с кем ты связана Зовом Крови. Мальчик этот, лунный, знает твое имя, но имя знает кровь, не разум. — Кровь, — повторила я ее слово, словно бы оно само шевелило моими губами, управляло голосом. — Жрица, ты голодна, знаю это, — говорила женщина своим спокойным ровным голосом. Она убаюкивала меня, словно это она старше меня, словно это я человеческий ребенок. – Пей мою кровь, бери мою память: все это поможет тебе, а я... я уже умираю, Госпожа, — она снова закашлялась, протянула мне руку, всю в крови. Я неразумно пробормотала что-то в благодарность и прижалась губами к запястью. — Кровь – крови твоей, пульс – пульсу твоему, разум – разуму твоему. Да прибудет с тобой сила моя и знания мои, Верховная Жрица наша. – Сказала она и образами ее память врезалась в мою. Вот возделывают землю, вот прядут лен, вот читают на древнеегипетском, вот разговаривают с туристами, вот говорят по-арабски, слушают игру арф и флейт. Глаза... синие-синие глаза – единственное живое на всем этом мертвом лице. Сухая его кожа натягивается, образуя множество складок и морщин, когда он ухмыльнулся, глядя на женщину. -Ты даже заклинание свое перепутала, — проговорил он и засмеялся. От его дикого хохота по спине пробежали мурашки, он испугал жрицу до дрожи, но она сильнее других, и это ее глазами я сейчас смотрела. — Ты не можешь даже и тени своей хозяйки вспомнить, отступница человеческая! Дьявольское отродье! Все еще поклоняешься своей "Жрице", да?! — он ударил женщину, не пошевелив ни рукой, ни ногой. Мгновение – и она захлебывается кровью, сплетая на крови еще одно заклинание, чтобы продержаться до моего прихода. Лич смеялся, он заходился хохотом. Голос его разносился по всей этой маленькой деревушке. Слышались запах крови, сила разрушения, крики и стоны... и потом уже ничего, ни звука... И лишь эти бездонные синие, небесно-синие глаза глядели на жрицу. Его желтые волосы были похожи на мочалку, спутанные, грязные, сухие... Даже не на мочалку, а на переплетение высохшей травы. Его одежда: грязные тряпки, на голых серых костях, наполнявшихся от силы, крови и магии, стремящихся к нему отовсюду. К нему текла кровь, поднималась по этим костям, наполняя их, создавая новые ткани, органы, мышцы, превращая скелет в более живое существо. По лицу женщины текли красные слезы. Лич, заметив это, засмеялся сильнее. Он подошел ближе к жрице, но круг крови, круг силы, круг чар, мешал ему это сделать. Тогда лич в ярости начал разбрасывать вещи по комнате. Его безумие переполняло взгляд, и страшно было поднять глаза, чтобы не быть затянутой в эту небесную бездну. Он заскрипел зубами, шепча что-то на непонятном языке, кажется, на латыни, и выбежал. Выбежал к луне и вот его дух пропал, исчез из деревни. Жрица вздохнула и замерла, все ее существо остановилось до прихода Госпожи. Образы... текущая по шее кровь, запястья, слезы, крики, лежащие повсюду куски того, что некогда было человеком... Мертвый пес, мертвые козы. Люди, люди, люди... — Спа... – прошептала женщина, отдавая мне последнюю кровь, последние знания, последние силы. Она бы упала, если бы я ее не схватила, чтобы положить на пол. В дверях стоял Николай. Мне кажется, или он и в самом деле был слишком бледен? Но вот в чем дело: он видел то, что здесь произошло. "Ях, не подпусти никого к дому жрицы", — послала я ему мысленный приказ, а сама... — Вы увидели что-то страшное? – Прошептала я, захватывая взгляд Николая. Пустыня, он видел огромную, бескрайнюю пустыню снега. "Инфаркт", — вот то единственное слово, крутившееся в его голове. Человек упал на колени. — Вампир, — произнес он. Дальше он начал приговаривать что-то на русском и, мне кажется, молиться. Наверное, — я же не могу знать, — это сильное потрясение для любого верующего или не верующего человека – увидеть что-то или кого-то, кто подтверждает твои самые страшные опасения и самые тайные надежды. Я же была страхом, кошмаром для людского рода. Николай замер, его глаза стали еще шире, чем когда он меня увидел. Пульс его слабел, с каждой секундой все тише и тише. Теперь, когда он умирал сам по себе, от своего, посаженного алкоголем и курением, здоровья, от испуга, я, из самых своих эгоистических побуждений решила его использовать. Невидимым для человеческих глаз движением я приблизилась к нему, склонилась над его шеей и запустила клыки в бьющуюся затухающим пульсом артерию. Он был похож на птицу, замирающую от осознания невозможности выбраться из клетки. Николай вскрикнул, когда я начала пить его кровь, и я стала питаться не только кровью, но и эмоциями Николая: страх, беспомощность, надежда и его возродившаяся вера в бога или богов, – все это смешивалось и давало замечательный коктейль с ярким, кисло-сладким вкусом. И тут же его воспоминания начали сменяться, как времена года: стремительно, незаметно, переплывая одно в другое. И я поняла, что теперь выбираю, что хочу вытащить из его памяти, и потянулась за его речью, за языком, на котором он разговаривал. Я изучила все, что он мог знать сам, сознательно или нет. Я узнала, что они нашли про меня, про историю этих мест, и ничего этого не было в реальности – я почему-то именно так и считала. Они полагали, что в моей гробнице найдут мертвое тело, что и было бы, не разбуди меня их соперники. И вообще: я не могу быть вампиром, я просто мумия. Вы сомневаетесь? — Мам, — проговорил из-за дверей Ях. Когда он вошел, и взгляд его обнаружил мои глаза, которые были весьма темны, глубоки и насыщены кровью, силой. Парень испуганно попятился, но, заметив за собой это движение, остановился. С явным усилием он сделал шаг навстречу мне. И тут я поняла, что чувствую: его страх раскрывался, как цветок лотоса, раскрываясь ароматом корицы с акацией. Мои руки опустились, и я уронила человека, обескровленного, бледного, и непроизвольно потянулась к Яху. С каждой секундой глаза его становились все шире, пульс все чаще, а запах – все сильнее. Парень закрыл глаза и медленно опустился на колени, — Госпожа, — проговорил он, и это обрело какое-то действие, потому что я тут же поняла, что это – связанный со мной Зовом Крови человек, что я не могу ничего с ним сотворить хотя бы из-за этого. — Что... – я поглядела на тело, бывшее некогда Николаем, словно бы новыми, другими глазами. – Что я только что сделала? Это же был мой путь в мир людей! – Я негодовала, но это было больше похоже на слезы крокодила, проглотившего свою жертву, и со стороны, кажется, выглядело скорее комично, нежели драматично. – Ях, дитя мое, кажется, нам пора... уходить. — Госпожа... – Смог пробормотать мальчик, все еще с безумием страха в глазах, голосе, дыхании, сердцебиении... пульсе... кровь, хочу кровь. Больше крови! Я протянула к Яху руку, и что-то в этом движении, или в том, как я его сделала, испугала Яха еще сильнее. — Корица, акация... Я хочу тебя съесть, — я слышала, ощущала умопомешательство в своих словах. — Госпожа, э... это все он... лич на вас так подействовал, Госпожа... прекратите, пожалуйста... – Но он не убегал. Он немного отшатнулся от моей руки, коснувшейся его лица, но даже не предпринял попытки уйти от меня, от возможной своей гибели. – Гос... — Кровь, — перебила я его. Ях закрыл глаза, предоставляя себя моей воле. Я не была против этого, не могла быть. Я приблизилась к его шее, к этой пульсирующей силе... свободы, стучал пульс, свободы требовал этот напор, эта мощь, этот аромат... Что? Где я? Что-то случилось. Погоди. Да, действительно. Это не та комната, в которой я была. Что происходит? Я оглянулась. Первым, что попалось мне на глаза, была красная луна. Красная-красная. Что-то мешало мне наблюдать луну целиком, и не сразу я поняла, что лежу рядом с мертвой давным-давно ивой. Журчала вода, лился звук замечательной флейты. — Я нашел тебя, — проговорил кто-то совсем рядом. Еще несколько секунд на осознание того, что моя голова у кого-то на коленях. И этот кто-то играл на флейте, а теперь, когда я пришла в себя, он перестал. — Почему ты не играешь? — спросила я, не приходящая в себя ото сна. — Ибо я говорю с тобою, — он, показалось мне, улыбнулся. — Кто ты, и что я здесь делаю? Это сон? Воспоминание? Иллюзия? – Но мой разум все равно спал. Я смотрела на происходящее через пелену тишины и спокойствия, никогда так сильно не овладевавших мною. Ничто не может сейчас меня побеспокоить, разбудить, привести в чувства, взволновать. — Сон? Нет. Воспоминание? Частично. Иллюзия? Похоже. Но нет. Это просто альтернативная реальность, относительно той, в которой ты была всего мгновение назад. Я долго искал мелодию, которая позволила бы тебе вспомнить меня, и эту луну, и это дерево. Помнишь меня? — Кто ты? — Эх, луч серебра в ночи моей, не вспомнишь... Как и говорила мне, не вспомнишь. Еще вернется мое время, еще вернется. Я лежала на спине. Что привело меня в чувство? Вода? Но ее было не много. Слеза? Он привел меня в чувство своим плачем? Я посмотрела на заплаканное лицо Яха: — Ну, что за ерунда? Ты у нас кто? Единственный мужчина в семье. Что тебе положено: быть сильным! Что тебе нельзя? Слезы запрещены, слышишь, Ях? — С Вами все в порядке, Госпожа, — он улыбнулся, но улыбка была слезливой, однако... счастливой-счастливой. Он был прав больше, чем сам думал. Я была не просто в порядке, я чувствовала себя более чем просто хорошо. Это состояние полного умиротворения окружало меня. И так хорошо, так тихо, так спокойно... наслаждалась бы этим сколь угодно долго. Но, что мне нужно сейчас сделать? Я приняла вид потерпевшей раньше, чем в домик кто-то заглянул. Кто бы мог подумать, что я так хорошо играю? — Что?.. Господи Иисусе! – Произнес вошедший Дмитрий. – Вы не пострадали, Сеу, Ях? Что здесь произошло? — Ээ... это был тот монстр, который изрезал всю деревню, — проговорила я, мелко дрожа. Ях понял мою игру и сам стал каким-то безумным. — Он пытался напасть на маму, но мой приход спугнул его, кажется... — Но вы говорили, он далеко. Нет? — Он спрятал себя здесь... это ужасно, он загрыз Николая прямо на моих глазах! Это ужасно, ужасно, УЖАСНО! – Я вскрикнула и спряталась в объятиях мальчишки. Он заботливо обнял меня и поглядел на Дмитрия. — Отсюда нужно уходить... — Мы это уже поняли, — донесся голос Саи. – О Боже! Господи, Николай Анатольевич! – Ну, ведь сразу понятно, что она заглянула в домик, как и Дмитрий. Я не видела, но я начала смотреть всей комнатой, всем помещением наблюдать за происходившим в нем. – Пойдемте отсюда, — девушка протянула мне руку, и я взяла ее. Они с Яхом помогли мне встать. И мы сбежали. Я – с места преступления, прочие – от кровавого монстра, находящегося в деревне. Все были испуганы, тихи и молчаливы. Рассвет встретил нас уже в пути. До границы оставалось ехать несколько часов, так сказал Хо, и это были единственные слова, произнесенные с момента нашего отъезда из деревни. Никто не хотел спать после увиденного, но я, виновница и жертва, уснула, как только моя голова коснулась подушки. Я помню дикий голод, и этот голод исходил не из меня. Толпа мяукающих созданий крутилось возле меня, они терлись о мою кожу, мурлыкали, о чем-то перемяукиваясь между собой. Я открыла глаза и увидела жутчайший хаос, или, быть может, комнату Рая, но то, что я видела, было сумасшествием: вся комната кишела кошками, словно змеями пещера. Я бы испугалась, если бы не ощущала окружающий меня голод. Во всем этом что-то было не так, не по-настоящему. Кошки? Как только я подумала о них, они все одновременно глянули на меня, от чего стало дурно. Они точно все настоящие? – Одна за одной, кошки стали исчезать. Я закрыла глаза, ощущая присутствие чего-то вокруг меня. Магия? Кажется, во сне я ею воспользовалась, сама того не зная. Кто-то или что-то повлияло на меня, я не могу так сильно себя не контролировать, прошло слишком много времени после моего Посвящения. Лишь две кошки остались рядом со мной, Рин и Сати, неразделимая пара. — Что хотите сказать мне, Рин, Сати? – Обратилась я к ним, снова открывая глаза, приподнимаясь на подушках. Я огляделась: подвал, куда меня обычно приносят на сон, был освещена лишь одним факелом, который, наверное, нужен был не столько мне, сколько Саре и остальным служанкам. Комната была с одной стороны уютна, с другой – не совсем. Здесь можно было прятаться от жары на поверхности, здесь всегда было прохладно и сухо, здесь хорошо дышалось и думалось. Я лежала в своем каменном гробу, окутанная в лен, и гладила кошек, лежавших по разные стороны от меня. – Что здесь произошло? Рин мяукнула и спрятала нос в ткань, Сати приподняла на меня испуганные глаза и промолчала. Я поняла, что виновницей случившегося все же являюсь я, но почему? Сколько веков прошло с того момента, когда я смогла жить лишь по ночам? Тысячи лет уже, и за это время я еще ни разу не спала... Мой мастер предупреждал меня, кажется, близок час моего сна. Если бы я засыпала сама, мне бы не было нужды вынужденно покидать мир на множество лет. Ох, кажется, я получу свое за непослушание... — Госпожа, Вы проснулись? – Послышался голос Сары. — Да, если солнце село, то такого вопроса и не могло возникнуть. – Я еще не видела девушку, но знала, что она вот-вот войдет. – Сара, от кого мне взять питание? — Госпожа, могу ли я предоставить Вам свое запястье? – Она вошла со склоненной головой, словно рабыня, а не служанка Жрицы. Мне это не нравилось, мне всегда это не нравилось. Если я больший хищник, нежели они, зачем мне ими управлять... так явно? — Что произошло, Сара? — Почему Вы думаете, словно что-то произошло, моя Госпожа? – Девушка медленно подошла ко мне, но глаза на меня не поднимала. — Достаточно посмотреть на тебя, чтобы понять, что что-то не так. — Приехал незнакомец с голубыми глазами со светлыми волосами, моя Госпожа, и он требует, чтобы вы пришли. Незамедлительно. – Она взглянула на меня, и, вероятно, увидев в моих глазах немой вопрос, добавила: — Он лишь взмахнул рукой, как у стражей взорвались головы, — девушка всхлипнула, — это было... так... ужасно, — Сара упала на колени, слезы капали с ее лица. – Возьмите питание от меня, Госпожа, Вам нужно будет много сил, чтобы справиться с ним. Я провела рукой перед лицом девушки, и оно стало пустым: Сара даже не пыталась сопротивляться гипнозу. Клыки начали удлиняться, причиняя мне тупую боль. Мне не нужны были воспоминания девушки, но некоторые образы все равно промелькнули в моей голове: вот она ухаживает за Рин и Сати, вот заигрывает с каким-то парнем возле пирамиды, вот она защищает своего брата от нападок старших детей, издевающихся над ним, и вот бездонные пучины страха синего цвета... Странно. Я насытилась раньше, чем Сара начала заметно слабеть. Избавив девушку от гипноза, я попросила ее проводить меня наверх. Я ощутила его присутствие потому, что кровь Сары внутри меня начала кипеть. — Сара, вернись в подвал, — приказала я девушке. Она непрекословно подчинилась мне, вероятно, сама ощущая эту дикую силу снаружи. Я закрыла глаза ладонью, покачнувшись. — Хохо, ты так слаба, что не можешь стоять на ногах, жалкое кровососущее создание? – Услышала я. — Как ты прошел, незнакомец? – Спросила я, отняв руку от лица. — О, твои слуги были так любезны, что не захотели истекать кровью. Они понаблюдали это зрелище десять раз, потеряв самых несговорчивых, прежде, чем сдались. Ты воспитала в людском роде некоторую честь, это верно. — А ты сам не из людского ли рода? — Нет, я несколько выше. Я не это жалкое пресмыкающееся, но и не ходячий мертвец, нет! Я выше. Я маг, нуждающийся в крови, как и ты, и ходящий под светом, как и люди. Я – новая ступень эволюции! — Умолкни, — скомандовала я, и ткани, находившиеся в комнате, повиновались мне: они тут же окутали незнакомца, связав его, заткнув ему рот. – Знаешь, что я больше всего ненавижу? Вот таких, как ты, выскочек, которые кричат, что они лучше нас всех, вместе взятых. И знаешь, что они постоянно не учитывают? Волю слабых к победе над сильными. Если ты посчитаешь меня слабой, если посчитаешь слабыми весь человеческий род, то ты не просто ошибешься. Ты наткнешься на неприятности. И это не из-за того, что мы тебе их устроим, а из-за того, что ты ослепнешь от своей силы и славы, и станешь слишком слабым, чтобы сражаться. Вы, отрицательные герои мифов и легенд, всегда погибали из-за глупости. Кстати говоря, ты был так глуп, что сам пришел ко мне, а я хотела уже тебя искать. Я думала, молоко тебе понравилось, — говоря все это, я приближалась к парню, и мой голос становился все тише и тише. Стоя в полушаге от него, я протянула руку, взяв его за подбородок: — Ты не сможешь победить тех, кто всегда выживал. Люди, они как крысы: неприятности только усиливают их, каждое новое испытание делает их выносливее, отважнее, сильнее. Их способность к выживанию нельзя недооценивать. Кстати говоря, я не представилась: Сиа Морана Маат Иса Бастет. Теперь я ожидаю твоих слов, — я приказала тканям убраться с его лица. — О, Бастет? Сама богиня-кошка? — Это единственное, что ты знаешь? Я жду, назови мне свое имя. — Я мрак вашего царствия, поганые немертвые, много вас еще осталось? Ах да, ты же никого из других никогда не видела со дня, когда они появились. Они обрушивают на людей свой голод, а ты ничего не знаешь, существуя так, словно ты и есть – богиня всего сущего! — Я приказала тебе назвать свое имя, — проговорила я, мой голос громом отразился от стен комнаты, свет померк, и звуки усилились: дыхание было подобно ветру, гуляющему среди пирамид. — О, богиня, — произнес он с неприкрытой насмешкой. – Я всего лишь раб Вашего величия, — он засмеялся. – Иллия. Меня зовут Иллия, сын Фехеля из Средиземноморья. Я с другого берега от этой земли. Трудно было добраться сюда: не хватало крыс на корабле, чтобы кормиться от них, пришлось перебить всех крестьян. Они думали добраться сюда с миром, но я приехал лишь за одним: уничтожить эту тупую заразу, убивающую мой народ. И я нашел ее источник. Узнав о твоей смерти, твои дети спрячутся. В один миг он порвал ткани, державшие его, стало ясно, что он лишь притворялся, что он действительно в ловушке. Он поднял руку прежде, чем я успела что-либо сделать, и он воззвал к крови, находящейся внутри меня, к человеческой крови. — Ты одна из тех, — сказал маг крови, — кто считает себя выше, одна из тех, о ком ты только что говорила. И, как и было сказано тобою, не стоит недооценивать слабых! Последнее слово он выкрикнул, вскинув руки вверх. Меня стошнило кровью, затем она стала течь из ушей и из глаз. Меня согнуло пополам, я еле уже держалась на ногах. — Ты же – один из тех, — я закашлялась, хватаясь за стену и ткани, пытаясь встать, — кого хочешь уничтожить, — и выбросила рукой, с тканью на ней, вперед. Ткани взвились, подчиняясь моей воле, связали его руки, развели в разные стороны. – Есть у меня одно любимое маленькое занятие: я обожаю всяческие виды пыток, разнообразные способы казней. Знаешь, какое одно из них? Практикуют на Востоке, в стране с вкусным травяным напитком, что они называют "чай". Бамбук прорастает через твое тело, медленно, но верно. Хочешь испытать на себе? – Я взметнула в воздухе другой рукой, и из моих покоев в маленьком мешочке вылетели семена, мягко опустившись на руку. — Я думаю, мне еще рано испытывать на себе изощрения твоего разума, дьяволица! – Он засмеялся, словно расставшись с рассудком. В глазах у него плясали чертики, полное отсутствие разума пугало. Капли крови, растекшиеся вокруг меня, взлетели вверх. Это было больше похоже на копья из крови, нежели на простую красную жидкость. Те, которым удалось меня коснуться, порезали мою кожу. Несколько таких "копий" насквозь пронзили мои ступни. Я стояла, прикованная ими к земле, не способная пошевельнуться от боли, потому что, проникая обратно в меня, кровь больше была похожа на раскаленный металл. – Сначала ты испробуешь мои изощрения, — он снова засмеялся, и голос его раздался эхом в покоях. Я прошептала нечто на понятном только мне и ветру языке, и мешочек с семенами, который уже падал из моей ослабевшей руки вниз, взметнулся вверх. Шелковая нить, связывающая его, развязалась, семена просыпались на лужу крови вокруг меня. Почувствовав ее, семена тут же занялись, но земля пошевельнулась, и корни в ней были перемещены ближе к магу крови. Вода наполнила семена силой, и они взросли быстрее, чем это было возможно. Иллия наполнил дикий испуг, он смотрел на происходящее расширяющимися глазами. Бамбук пронзил его тело, разрастаясь внутри. Он забыл, наверное, о своей магии, и "копья" крови упали с мелодичным звуком падающей жидкости. Маг пытался бороться с растением, но против природы никто не может пойти. Веточки пронизывали его изнутри, каждая стремилась вверх, каждая стремилась к свету. И я дала свет: воздух вокруг Иллия засветился. Мгновение: и нечто, похожее на человека превратилось в нечто, похожее на одетые в причудливую одежду заросли восточного растения. Я улыбнулась, еле держась на ногах, прикрыла глаза и рухнула на колени. — Это еще не все, — донесся последний шепот Иллия. Но миг – и я не слышала его пульса. Я закрыла глаза совсем, и свернулась калачиком в своей собственной крови. — В гробницу, — произнесла я подошедшей Саре. Она поняла, что я ухожу на покой, зарыдала. На ее горе прибежал кто-то еще, слышался отдаленный лепет, чьи-то голоса. Они все бормотали что-то, я летела в клокочущую темноту тишины и сна. Покой.