***
Невыносимый грохот капель, разбивавшихся о мрамор; шуршание каменной крошки в воздухе; чужое тяжелое дыхание… Я боялся открыть глаза: образ матери все еще был свеж, напоминая о боли прошлого. Как я мог открыть их и увидеть перед собой ад? Громкий рваный вздох отрезвил меня, давая понять очевидное: кто-то принял мое наказание на себя… «Отец?» — всепоглощающий ужас вновь сковал мое тело, мешая ясно мыслить. Я должен был. Я резко распахнул глаза. Мимолетный призрак, паривший передо мной, растворился в бледном свете, лившемся с потолка. Наконечник копья прошел сквозь ее живот, вышибая позвоночник. Ошметки кишок распластались перед моими ногами, омерзительно поблескивая багровой кровью. Она с огромным трудом держалась на ногах, крепко вцепившись руками в древко копья. Ее спина взмокла; одежда липла к коже, очерчивая позвонки, которые у нее еще остались. Я задержал дыхание, когда девушка рванула оружие вперед, еще больше увеличивая рану. Будто из-под воды я услышал глухой смешок, в котором промелькнул некий страх. Кетерния пошатнулась, неловко отступив назад, — под ногами хлюпали ее же внутренности. Она не смогла удержать равновесие: позвоночника не было, а я, будто и раньше так делал, выставил руки вперед, чтобы поймать ее. Она была легче, чем я думал. — Кетерния! — глухой крик прорвался к нам, но я знал, что хотя бы несколько секунд мы были в полнейшей безопасности. Стражница глубоко вдохнула. Ее глаза были прикрыты из-за боли, пронзавшей все тело, но ресницы трепетали, пока жизнь струилась сквозь пальцы — ее кровь. Почему она меня более не пугала? Я оглянулся вокруг, ища помощи: неужели никто не поможет последней стражнице? «Даже Александер?» — я сам не заметил, как назвал его по имени. Но все чего-то ждали. Чего? Я крепче обнял ее, словно вокруг этой хрупкой стражницы сосредоточилась вся моя жизнь… Я не хотел, чтобы она умерла у меня на руках, я бы не смог пережить еще одной смерти, виной которой был я… Внезапно она широко распахнула глаза и внимательно посмотрела на меня: они действительно были золотыми, они сияли, словно полуденное солнце. Ее глаза были волшебными. — Зачем?.. — осмелился выдохнуть я, понимая, что вся моя кожа пропиталась ее кровью. Время, казалось, замерло, когда Кетерния властно откинула мои руки. Я стоял, беспомощно открыв рот. Стражница с грохотом обрушила копье на пол, чтобы устоять на ногах. Девушка слегка покачивалась, но это было неважно. Я всегда думал, что после смерти матери сошел с ума, но даже мое безумное сознание не могло придумать того, что было перед моими глазами. Рана Кетернии заживала: органы вырастали заново, позвоночник блеснул белым в кровавом месиве, когда кожа окончательно уничтожила все следы удара. Я взглянул на пол и отшатнулся, наступив на ошметки ее органов, распластанных по белоснежному мрамору Совета. Животный страх сжал сердце. «Все-таки она не была обычной». Она сделала шаг вперед, продолжая опираться на копье, наконечник которого засиял алым: ее силы были полной противоположностью главы Совета. Воздух наэлектризовывался с каждым ее движением в сторону ниши главы. Я услышал, что даже Toro вздохнул, будто в страхе перед ее силами. — Вы же понимаете, что это неправильно? — голос Кетернии звучал механически, холодно, резко. «Мертво», — подумал я, следя за ее силуэтом, казавшимся таким маленьким по сравнению с великим Советом. — Предлагать встать на колени? Это милосердие? — каждое слово разрезало те невидимые путы, что сковывали меня. — В этом состоит величие Совета, о котором я читала? Стражница резко обрушила копье на тумбу перед нишей главы Совета. — Если это так, то я не приму такой суд. Комнату тряхнуло, когда мрамор под копьем пошел крупными трещинами. Кетерния отступила, уверенно расправив плечи. Она смогла бы принять любую казнь. Я, сжав кулаки, выпрямился в полный рост: путы исчезли, стражница отобрала вожжи у Совета. Она грубо выхватила власть из их рук. «Откуда такие силы?» — я вспомнил вспышку света, озарившую небо, когда я умирал на снегу. — Назовитесь, — голос главы, потерявший свое властное очарование, эхом разлетелся по залу. «Что? В этот раз без латинских цитат?» — я вновь почувствовал себя живым, когда угроза смерти исчезла. — Вы знаете мое имя, — твердо ответила Кетерния, не опуская головы. — Кетерния! — Александер разжал кулак, словно хотел дотянуться до девушки. В его глазах мелькала мольба, хотя лицо сохраняло относительную невозмутимость. Я слегка улыбнулся: Йенсен боялся того, что могло произойти. «Что плохо ему, то мне на руку?» — я почувствовал, как новые мурашки побежали по спине, оставляя меня в сладком предвкушении. Я обернулся на отца, сжимая руку в кулак. Кольцо отдавало приятным теплом, давая понять, что теперь я смогу защитить себя. Страх перед отцом никуда не делся, но я верил, что этот дряхлый старик, опиравшийся на свою верную змеиную трость, не смог бы уже ничего мне сделать. И не только из-за того, что все силы его покинули, это, напротив, не внушало никакого спокойствия. Просто он был испуган: слишком сильно он вцепился в рукоять трости, но внешне он создавал видение полного безразличия. — Я настаиваю, — никогда бы не подумал, что глава Совета опустился бы до упрашивания кого-то: он привык приказывать. Я непроизвольно улыбнулся. Совет трещал по швам. Я избежал смерти. «Плевать, что я должен ей», — я положил руки в карманы; они все еще были влажными из-за крови стражницы. — А вы назовете свое? — я практически услышал, как глава тяжело выдохнул воздух. — Хотя, мне это не так важно. — Кетерния! — в отчаянии позвал ее Йенсен, но ее уже было не остановить. Кетерния скрестила руки на груди, горделиво поднимая подбородок. Она мало напоминала стражницу, которую я считал слабой влюбленной дурочкой. Девушка глубоко вдохнула. Мурашки побежали по спине, заставляя меня все больше улыбаться: я предвкушал то, что еще она могла показать нам сегодня. — Кетерния Люсент, — воздух затрепетал; я обернулся на отца: он тоже почувствовал, сколь много силы это имя несло в Совете. — Меня зовут Кетерния Люсент. Зал угрожающе задрожал; мрамор под ногами пошел крупными трещинами, сходившимися под стражницей. Свет, что лился с потолка, усилился, ярко выделяя смоляные тени присутствующих. Кетерния ярко горела на фоне тьмы. Ее сила рассеивала густую липкую отвратительную власть Совета. — Мы потеряли Мариссу, — с отвращением процедила Кетерния; моя улыбка несколько померкла. — А вы планируете стереть еще одного члена команды? Она резко махнула рукой, указывая на главу Совета. Уверен, что только Люсент могла видеть его глаза в непроницаемой тьме. — Если ваше решение таково, то мы не позволим, — она с надеждой обернулась на Александера, лишь на секунду взглянув на меня. Ее глаза нечеловечески сияли. Я должен был признать, что был абсолютно очарован ей: ее сила влекла к себе. Кетерния была сильной, но только когда с ней кто-то был рядом. Она нервно рассмеялась, стоило Александеру отвести взгляд. «Что? Уже разлюбил ее?» — толика извращенного счастья загорелась у меня в голове. — Я не позволю, — Кетерния исправилась, гордо подняв голову. Потолок с новой силой засиял золотом, пронзительно высветившим образы членов жалкого Совета. Каждый из них скрывался под маской из тьмы, нельзя было узнать, боятся ли они стражницу так, как боялся бы я, будь на их месте. — Айна, Стефан, вы свободны, — бесстрастно обратился к бывшим стражам глава Совета. — А ты, Габриэль, выведи остальных. Я удивился, что глава открыто обратился к одному из членов Совета. — Стойте! Что вы с ними сделаете? — госпожа Анна Йенсен обратилась к главе слабым голосом; ее руки старчески дрожали. — Это уже не ваше дело, бывшие стражи, — ответил представитель оборотней, с нажимом произнося «бывшие». Я краем глаза наблюдал за отцом: он не хотел уходить, но последовал за женщиной, покидавшей зал Совета. Наверное, никогда больше они не увидят этого зала. Стоило дверям закрыться за ними, как вся магия, что буквально заполняла комнату, растворилась. В нишах началось шевеление. Из той, что была слева от главы, вышел Toro. — Давно не виделись, — он скинул плащ, открывая свой лик. Кетерния слегка вздрогнула, стоило ей заглянуть в темные глаза вампира. Я был знаком с этим испанцем уже очень давно, но никогда не испытывал к нему дружеских чувств. Даже я понимал, что если бы он захотел убить меня, то огонь бы не помог мне спастись. Я улыбнулся ему, встречая ответный оскал. Александер, стоило стене между нами рассеяться, подлетел к Кетернии и схватил за руку, отводя прочь. «Уже поздно защищать ее, она увидела твои сомнения», — казалось, это ее открытие делало ее образ в моих глазах чуточку лучше. — Ты не возьмешь меня в плен? — я вытянул руки в призыве, стоило Габриэлю оказаться подле меня. Он подмигнул и последовал к дверям, держась впереди. Я слышал, что Кетерния и Йенсен шли за нами. — Александер, — голос главы остановил нас. — Задержись. Габриэль недовольно шикнул, прикасаясь к дверям: что-то интересное собирались обсудить без него. Честно говоря, я разделял это разочарование, только на лице Кетернии не было никаких эмоций. — Он проиграет Совету старшин, — прошептала стражница перед тем, как покинула зал.***
Тяжелые двери с мягким грохотом закрылись за нами, отрезая от Совета. Габриэль сразу же исчез, не сказав ни слова. Я облегченно выдохнул, опираясь на ближайшую колонну, приятно холодившую тело. Улыбка так и рвалась наружу, но, увидев Кетернию, стоявшую в стороне от меня, я сохранил лицо непроницаемым. — Спасибо, — благодарность сорвалась с языка до того, как я успел остановить ее. Несколько долгих минут тянулась тишина. Однажды она уже убила меня, и ничего не мешало ей сделать это снова, а, может, и мешало. — Спасибо за то, что спасла твою жизнь или убила? — с горечью сказала она, не поднимая глаз. — Спасение тут лишнее, — Габриэль вышел из-за колонны, около которой стоял я. — А вот убийство звучит интересно. У него в руках была какая-то увесистая книга, название которой было стерто временем. Заметив, что я рассматривал ее, Габриэль оставил ее за одной из колонн. Вампир положил руку мне на плечо, довольно оскалившись; в его глазах сияли какие-то садистские искры, подогретые любопытством. — Здравствуй, стражница, помнишь меня? — вампир пошел к ней, лениво запуская руку в волосы. Девушка смело встретила взгляд Габриэля, будто абсолютно ничего не боялась. — Проглотила язык? — юноша недовольно нахмурил брови. — Царство мертвых, наш общий знакомый, наша ма-аленькая стычка, — протянул вампир. — Ты же не думала, что я забыл? Я знал, что мы еще встретимся. Правда, Себастьян? Я вздрогнул: обычно такой инстинктивный страх обездвиживал в минуты опасности. Я сделал шаг к Кетернии, мельком взглянув на нее. «Сейчас не стоит убегать: я всего лишь верну должок в случае чего», — подумал я, действительно надеясь, что она не отступит. — Ого, вы так напоминаете мне одних давних друзей из прошлого. Знаете, только ради этого воспоминания я прощу вашу с Александером грубость, — Габриэль рванул к Кетернии, властно поднимая ее за подбородок. Я потянулся к вампиру, готовый защитить ее, но Toro отодвинулся прочь. — Не стоит так волноваться, Себастьян, — Габриэль угрожающе взглянул на меня, очаровательно улыбаясь. Именно с такой улыбкой он, скорее всего, мучил и убивал своих жертв. — Знаете, я так невежлив, должен же я представиться. Ты в зале это сделала так эффектно, у меня так не выйдет, но я попробую, — вампир наклонил голову, положив руку на грудь, где у него, наверное, когда-то было сердце. — Габриэль Монтойя, глава клана Монтойя. Он отошел к одной из колонн и внимательно смотрел на нас, лениво улыбаясь. Его белая холщовая рубашка и простые штаны, которые обычно носили обычные люди в теплых странах, выглядели чужими в коридоре Колыбели Совета. Вампир опустил взгляд вниз, позволяя кудрявой темной челке упасть на лоб. Он смотрел на свои руки. Я непроизвольно взглянул на свои: они все еще были в крови стражницы. — Я задумался, что на моих руках тоже бы неплохо смотрелась твоя кровь, Кетерния, — Габриэль ухмыльнулся. — Она странно пахнет. Я знал, что эти слова испугали стражницу: она сжала кулаки, готовая сразиться с вампиром, только вот она бы проиграла в любом случае. — Монтойя, не см… Вампир подлетел ко мне, прикладывая палец к губам. — Мы же просто говорим, Леруаморо. Тем более, я имею право жаловаться: меня выставили с интересного обсуждения, чтобы я следил за вами. Этот наш разговор стал бы намного дружественнее и приятнее для всех нас, если бы вы в нем тоже участвовали, — Габриэль убрал палец с моих губ и прикрыл глаза на секунду, будто пытаясь справиться с гневом. — Каких давних знакомых мы тебе напоминаем? — осторожно спросила Кетерния. — Другое дело, совсем другое дело. Я знал нескольких представителей рода Люсент и всех из семьи Леруаморо. Да только вот если с Леруаморо мы давно исчерпали конфликты, ну, если не считать одного гордого затворника, но это другая история. Так вот, Люсент, — Габриэль развел руками. — Я был уверен, что вы все вымерли. Я практически почувствовал, как эти слова обрушились на Кетернию. Я взглянул на нее краем глаза, чтобы она не заметила, но не встретил недовольства: лишь пустое застывшее выражение лица, за которым она спрятала боль. — О, я не про твоих родителей, глупая! — вампир прочел ее мысли. — Я не заинтересован в простых смертных. Меня интересуют исключительные экземпляры. Как ты, как, я думаю, твой замечательный предок. Он так потрепал мне нервы однажды. Надеюсь, что ты не принесешь таких проблем. Габриэль подошел к Люсент вплотную и смерил ее пронзительным взглядом. Она не подняла глаз. — Габриэль, отойди от нее, — слова вырвались против моей воли. «Я просто должен вернуть долг», — пытался убедить я сам себя. — Между вами есть что-то общее, — вампир проигнорировал меня. — Вот у него был точно такой же символ на запястье… Монтойя взял Кетернию за левую руку, поворачивая ее запястьем к свету. — И взгляд, у тебя такой же взгляд, — Габриэль мягко прикоснулся пальцем к символу, обводя его контур. — Больше не лаешь, щенок? Я резко рванул к заносчивому вампиру, намереваясь ударить его, но Люсент опередила меня, всаживая тонкий незаметный кинжал прямо в грудь Габриэля, мгновенно скривившегося от боли. Вампир не намеревался отпускать руки стражницы, лишь сжал ее крепче, но Кетерния умела драться: пламя быстро поднялось с ладони, охватывая лицо испанца. Монтойя отпустил ее, отступая назад, но то было только на секунду: как я и думал, огонь не возьмет Toro. Я должен был успеть. Секиру, которую я так давно не держал в руках, я бы создать не смог, а вот щит… Я спрятал Кетернию за своей спиной, когда Габриэль, бесстрастно ударил рукой по каменному щиту, сразу уничтожая его. Его рука будто впилась в мой живот, когтями пробираясь к внутренностям. Я сдержал крик, когда вместе с Кетернией отлетел прочь, тяжело ударяясь о двери в комнату заседаний Совета. — Милая, ты что, так и не поняла, что драться со мной чревато последствиями? — Габриэль медленно шел к нам, вкушая ту боль, которую мог нам причинить. — На тебе заживают любые раны? Ты, наверное, не знаешь, но сейчас проверим. Пронзительная боль в животе и ребрах не помешала мне закрыть Кетернию собой. Однажды я уже спасал ее так. От той, чье имя я не мог более называть. — Где твой кавалер, когда он так нужен? — я улыбнулся краешком рта, чувствуя вкус крови во рту. — Ты испачкал меня кровью, — Кетерния зажмурилась, будто собираясь наколдовать что-то. Вампир резко рванул меня за плечо, больно вцепляясь в него. Я был намного выше него, но чувствовал себя невероятно ничтожным. «Он может убить меня», — глупая мысль пронеслась по сознанию. — С удовольстви… Огненная лента со свистом пронеслась и обвила запястье вампира. Его глаза налились красным. Он по-настоящему разозлился. Габриэль отпустил меня и в мгновение оказался перед стражницей, выставившей перед собой катар. — Думаешь, что сможешь им защититься? — вампир обхватил раскаленное лезвие: запахло горелым мясом и кровью. — Бесполезно. Почему, когда мне нужно было оружие, огонь не слушался меня? Он будто уходил прочь. Я прикоснулся к кольцу со змеей, шептавшей: «слабак». Я на секунду прикрыл глаза, я не должен был видеть, чтобы слышать. — Не трогай меня! — я не знал почему, но крик Кетернии отрезвил меня. — Эй, Монтойя. Она тебе не ровня. — Как и ты, щенок. Леруаморо уже давно мне не ровня, — Габриэль даже не обернулся, а зря. Потолок затрещал, когда я провел пальцами по одной из колонн. Мрамор действительно приятно холодил кожу, но внутри у камня будто что-то билось. Может, сердце, а может, просто мои силы резонировали в колонне. — Мне никогда не хватало сил огня. — Сегодня не вечер откровений, — Монтойя наклонился к шее Кетернии, глаза которой впервые горели с мольбой. Почему она то сильная, то слабая? Хотя, ничего удивительного, что она не могла отбиться от Габриэля: он был силен. — Возвращаю должок, — одними губами произнес я, резко проводя по колонне. Молочный камень молниеносно разлетелся в дребезги, следуя за моими руками. — Что ты… Первый камень, что был больше всех, сшиб вампира с ног; мелкие и острые осколки жадно вонзились в кожу, а оставшиеся — зависли в воздухе, ожидая моих приказов. — Сукин сын. Кетерния подбежала ко мне, но не спряталась: встала рядом и приготовила второй катар, чтобы защищать нас. Двери Совета зашевелились, открывая нам вид на зал. — Что здесь происходит? — Королева Благого Двора, уже скинувшая балахон, не шедший к ее образу, уверенными шагами вышла к нам. Йенсен следовал за ней, но стоило ему увидеть Кетернию, как он рванул к девушке и заботливо взял за руку. Я отвернулся разжимая кулак — остатки колонны упали на пол. Габриэль сразу же поднялся и пошел на меня, намереваясь, как минимум, убить, но Королева Благого двора властно остановила его, положив руку ему на грудь. — Уверена, что ты сам их довел, — спокойно сказала она, встречаясь взглядом с вампиром. — Но на такое у тебя прав не было, даже если ты будешь отвечать за их подготовку. — Что? — Кетерния возмущенно шагнула вперед, но Александер удержал ее на месте. — Я потом все расскажу, — пояснил ледяной страж. — Сейчас нам пора. Королева, передайте Совету, что нам жаль за причиненный беспорядок. До свидания, не нужно нас провожать: я помню дорогу. Йенсен, продолжая держать Кетернию подле себя, направился в противоположную сторону от зала заседаний. Я поймал себя на мысли, что стражница выглядела рядом с ним какой-то несчастной. — Ты идешь с нами, — процедил Александер, поравнявшись со мной. В его стеклянных глазах не было ни капли пощады. Наверное, он никогда меня не простит. Как и я себя. Я махнул рукой Королеве и Габриэлю. — Без обид, Toro, — кинул я, догоняя оставшихся стражей.***
Мне нравилось перемещаться из одного места в другое: казалось, что я был свободнее обычных людей с подобной способностью. Однако сегодня перемещение не причинило мне никакой радости, ведь Йенсен мертвой хваткой вцепился в рукав моего потрепанного пальто. Теперь я был под присмотром у двух людей, ненавидевших меня больше всего на свете. Обстановка в их квартире сильно отличалась от нашей лондонской, но все выглядело чистым, кроме дивана перед телевизором, на котором выделялось бордовое пятно, подозрительно напоминавшее кровь. Я задумался о том, кому она могла принадлежать, пока Кетерния с Йенсеном испепеляли друг друга взглядами. — Что сказал Совет? — стражница села на спинку дивана в подозрительной близости от меня. — Ничего важного, — Александер заметил, как она вела себя. — А что ты не рассказал мне? Я наклонил голову вниз, скрывая улыбку. Почему-то я был рад, что весь праведный гнев девушки обрушился на ледяного идиота, а не меня. Александер молчал. — Ничего важного? — Кетерния поддела его, хотя в словах сквозила горечь. — Я расскажу тебе, когда его не будет рядом, — Йенсен кивнул в мою сторону. Я устало засунул руку в карман, надеясь, что сигареты еще остались, но пачка, как назло, оказалась пустой. — У нас в доме не курят, — парень с нажимом произнес слово «у нас». — Мне все равно нечего, — я потянулся, зевнув. — Можешь рассказывать ей то, что не хотел при мне, я сгоняю в магазин. Только сейчас я заметил, что Люсент внимательно смотрела на меня. Я смерил ее пустым взглядом, который часто настораживал людей, окружавших меня, — она даже не вздрогнула. Я отвернулся и, поправив воротник, направился к двери, где недавно по глупости собирался убить Йенсена. Сейчас же он сам преградил мне путь, в его руке красноречиво светился Gelidus Corde. — Тебя никто не отпускал, — свободной рукой он схватил меня за плечо. «Правильно распределил силы для меткого удара кинжалом», — отметил я бесстрастно. В глазах Йенсена, цепко изучавших меня, светилась ненависть: это выражение лица я бы ни с чем никогда не перепутал. — Что ж, тогда доноси слова Совета и позволь мне сходить за сигаретами, — я наклонился к его лицу, — лидер. Он мгновенно убрал руку с моего плеча и сделал шаг назад. Я, зная, что надавил на самое больное, не мог понять, настолько ли испугал его этот титул, или же он был польщен хоть и лживым обращением. Кетерния тоже заметила реакцию Йенсена: я буквально чувствовал, как она следила за нами. — В связи со сложившейся ситуацией вы в Совет в ближайшее время допускаться не будете, — Александер сделал еще один шаг назад; было видно, что он удерживал на лице строгую маску. «Я и не сомневался, что они так поступят», — я глянул на стражницу: ее ладони были сжаты в кулаки. — Но это лишь пока. Как только они будут уверены… — Йенсен замялся. — Уверены в чем? В том, что он, — Кетерния указала пальцем на меня, — не грохнет кого-то, а я не разрушу Совет? — Или тоже не грохнешь кого-то, — я крепко сжал упаковку из-под сигарет, готовясь к возможному удару, но его не последовало: она лишь недовольно хмыкнула. — Нет, они… — Александер потерялся под ее напором, хотя, наверное, ощущение страха еще вносил и я. Я хотел было подлить масла в огонь, но остановился, уже успев натянуть на лицо любимую улыбку. Зачем мне было ухудшать и без этого отвратительную ситуацию, которая так-то мало меня касалась. — Саша, а ты ведь знаешь, что со мной что-то не так, — вся злость пропала из голоса девушки, будто ее и не было. — Даже он знает. «Не-а, не знаю. Знал бы, сразу бы воспользовался этой информацией», — именно это я хотел сказать, но предпочел подождать ответа Йенсена. — Я ничего не знаю, — насколько же он преувеличил свое незнание. Кетерния промолчала, лишь покачав головой: даже она поняла, что ледяной придурок ей врал. Неприятно, наверное. — Что же еще хочет от нас Совет? — спросила стражница, бессильно улыбаясь.***
После нудного разговора, во время которого Александер говорил скорее Кетернии, чем мне, о том, что разрушать Совет — плохо, а еще хуже — пытаться задавить их своим авторитетом. Я, как и она, понимали, что теперь Совет нас не любил. «Хотя меня он не любил сразу после смерти Мариссы», — думал я, спускаясь по лестнице в подъезде. Йенсен до последнего сопротивлялся, не желая отпускать меня, пока стражница не взяла его за руку, утаскивая за собой. Я бы соврал, если бы сказал, что мне не было интересно, чем они сейчас занимались. На улице было все так же промозгло, как и всегда с тех пор, как я начал обитать в этом городе. Вопрос моего проживания здесь волновал меня намного больше, чем все разборки в Совете. Домой я вернуться не мог, да и не хотелось, но в Петербурге все меня раздражало: смешение стилей, грубый язык, грязные улицы и необразованные люди, кишевшие повсюду. Ближайший магазин пах канализацией, а на полках в основном был дешевый алкоголь. Я задумался о том, чтобы выпить вина. «Или чего покрепче». Но, естественно, все напитки были дешевыми подделками настоящего алкоголя. Самое интересное, что, в отличие от Франции, производители даже не скрывали своей ущербности. Я подошел к кассе, вежливо попросив сигареты, которые хоть и не были моими любимыми, но мне не было жаль выкурить всю пачку за вечер. Продавец, недовольно ворча, порылся в коробке, где кощунственно хранился товар, а затем, покрыв меня матом, сказал, что таких нет, и предложил отсыревшую пачку папирос, которые, похоже, лежали в этом «магазине» еще со времен Советского Союза. Я вышел из магазина, не чувствуя угрызений совести из-за того, что в ближайшие минут пятнадцать, алкогольный отдел загорится. Я ненавидел, когда у меня заканчивались сигареты.***
В квартире было тихо, когда я вернулся, так и не купив ничего. Я подумывал съездить в какой-нибудь бар, но уж очень не хотелось, чтобы мою руку отрезали кинжалом. «Или катаром», — с горькой иронией подумал я, поднимаясь по лестнице, ведущий на второй этаж. Я замер перед дверями спальней: осознание, что дверей было всего три, не сразу достигло моего разума. Я тяжело сглотнул подступивший к горлу комок. Было ли так всегда? Или же еще одну комнату убрали, когда ее не стало? Последнее казалось невероятным. Я знал, какая комната была моей: только от двери по центру несло магией, запечатывавшей пространство. Я повернул ручку, тяжело опираясь на косяк. Моей единственной мечтой было покинуть злосчастный коридор и попасть в комнату. И закурить. — Блять, — выдохнул я, закрывая за собой дверь. Пустая пачка все еще прожигала карман. Шкаф, кровать, стол, на котором стояла пустая ваза для цветов, дверь на балкон, дверь в ванную. Я сел на чистое покрывало, опрокинув голову на сложенные ладони. Моя одежда провоняла улицей, а пальто, похоже, нужно было выкидывать. — Все нужно выкидывать, — сказал я, раздеваясь. Я, прихватив с собой полотенце из шкафа, открыл дверь в ванную. Неприятным открытием послужило то, что я делил ее с Йенсеном. «Замечательно», — подумал я, не решаясь говорить: он мог меня услышать. Или они. Быстро приняв душ, я глянул на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Мне просто необходимо было поспать, хотя последнее время я мучился бессонницей, причина которой лежала на поверхности, однако признаваться в ней совсем не хотелось. Я уже собирался уходить, когда за дверью услышал тихий разговор. Все это время они были в комнате Йенсена вдвоем. Занимательно. — Завтра я снова отправлюсь в Совет, рано утром, я думаю, — голос ледяного стража был спокойным и ласковым. — И зачем же? — Кетерния говорила с легкой обидой, но все же было ясно, что она более не злилась. — Пока не знаю, — девушка явно как-то отреагировала на его слова. — Честно, мне еще ничего не говорили. Как только я хоть что-то узнаю, сразу скажу тебе. За дверью что-то зашуршало. — К вам завтра придет Габриэль, будет вас тренировать. Постарайся уж не убить его. — Как получится, — ее ответ я не дослушал, закрыв за собой дверь. Я чувствовал себя омерзительно, косвенно вмешавшись в их разговор. За окном медленно кружились крупные снежинки, яркими пятнами выделявшиеся на фоне темного неба. Я рухнул в кровать, не потрудившись даже нормально расправить ее. Подушки ничем не пахли, а одеяло было таким же холодным, как и снег, украшавший перила балкона. Я закрыл глаза, мечтая заснуть.***
Я не предполагал, что смогу спокойно проспать лишь два часа. Хотя именно спокойно я провел только первый час: потом ужасающие кошмары заполонили голову, заставляя беспокойно сжимать край одеяла и метаться по кровати. Раньше мне снилась мать, теперь меня преследовала она. Я знал, что был виноват, ведь я лично вонзил в нее нож, но она так истошно плакала, протягивая ко мне руки. Я встал с постели, и накинул пальто на голые плечи; подкладка приятно охладила разгоряченную кожу. Я открыл дверь на балкон и задумался о качестве своей идеи лишь на секунду — ледяной снег под ногами мгновенно отрезвил меня, а холодный ветер сдул остатки сна. Я махнул рукой, растапливая сугроб в углу балкона. Камень был приятно теплым, и я сел на него, не боясь окончательно замерзнуть. Было бы забавно, если бы огненный страж замерз до смерти. За два часа небо очистилось от туч, поэтому я, пусть и прищуриваясь, все же видел несколько звезд в непроглядной тьме. Похоже, что сегодня я больше не мог спать. Я поднял руку к небу, позволяя отсветам фонарей играть в алых глазах змеи, обвившей верх перстня. По внешнему ободку вились давно знакомые слова, которые я всегда ассоциировал с отцом. — Igneus Serpens Tentator, — прошептал я, прикрывая глаза. — Что это значит? — я резко посмотрел в сторону, откуда шел голос. Было глупо не заметить, что балкон я делил с Кетернией, которая сейчас стояла в двери, пристально рассматривая меня. На ней была растянутая мужская футболка, в которой девушка выглядела хрупкой. «Не Йенсена ли часом?» — задался вопросом я. — Уже ушла от Саши? — я с особой ненавистью произнес его прозвище, но стражница и бровью не повела, услышав этот вопрос. — Огненный змей искуситель, вот, что это значит. — Ясно, — это прозвучало ужасно незаинтересованно. Я думал, что она уйдет, поэтому продолжил пялиться на небо, но все равно чувствовал, как ее золотые глаза внимательно следили за мной. — Почему ты здесь сидишь? — А ты? — меня не тянуло говорить ей правду. — Кошмары снятся, — девушка опустила взгляд на свои руки. — Частенько в них есть ты. — Сочту за комплимент, — едко ответил я, мечтая закурить. — Твоя причина? — Кетерния казалась видением. — Я хотел покурить, но в твоем городе нет нормальных магазинов, продающих хорошие сигареты, — стражница вновь осталась безучастной моей грубости. — Во всяком случае, поблизости точно нет. Девушка, дослушав меня, вздохнула и ушла в свою комнату, притворив за собой дверь. Не то чтобы я находил такую реакцию странной, но я ведь не заставлял ее с собой разговаривать, а значит, ей не стоило меня терпеть — ушла бы сразу. Я вновь закрыл глаза, предположив, что хотя бы подремать мне удастся. — Держи, возвращаю должок за Габриэля, — Кетерния вновь стояла на балконе; у нее в руках была пачка сигарет, причем именно тех, которые закончились. — А то, похоже, для тебя очень важно курить. Я протянул руку к девушке, но она отклонилась назад. Я и без этого понял, что был ее ночным кошмаром. Она кинула мне сигареты, облокачиваясь на перила на противоположном конце балкона. Я открыл пачку и с удивлением обнаружил, что несколько сигарет не хватало, да и сама упаковка выглядела потрепанной. — Твои что ли? — я взял одну из сигарет и слегка сжал ее губами. — Нет, я не курю, — Кетерния сказала это с какой-то невероятной грустью в голосе и отвела взгляд. Иногда мне можно было даже не зажигать сигарету: одного лишь ощущения ее во рту хватало для спокойствия, но именно сейчас было не так. Небольшой огонек вырос из ладони, быстро опаляя кончик сигареты. Я глубоко вдохнул горьковатый дым, а затем выдохнул его через нос. Теперь все казалось проще. — Чьи тогда? — спросил я, делая вторую затяжку. — Того, кто курил. Я ухмыльнулся, но дальше не стал задавать вопросы. Первая сигарета быстро выгорела, возвращая мне былую невозмутимость и спокойствие. Я не остановился, доставая вторую и зажигая и ее. Кетерния все еще стояла в своей части балкона, но теперь я и не думал ее прогонять: я был благодарен за сигареты. Почему-то мне захотелось узнать у нее, не раздражает ли ее запах, но потом передумал. Я знал, что она изучала меня, поэтому и сам позволил себе рассмотреть Кетернию Люсент внимательней. Она очень отличалась от нее: была ниже и как-то теплее. В девушке, стоявшей передо мной, в самом деле был огонь, неуловимая жизнь. Это сквозило в ее лице, глазах, в которые я не осмеливался смотреть дольше пары секунд, в прямой спине и руках, которые вроде и были очень тонкими и женскими, но уже были испещрены шрамами. Мне не нравилось, в каком беспорядке были ее волосы, хотя они в самом деле напоминали языки пламени. — Себастьян, — внезапно заговорила Кетерния, — скажи, почему ты убил Мариссу? Я знал, что однажды услышу этот вопрос от нее, Йенсена, семьи и всех, кто был в курсе о моем поступке. Однако именно сегодня я не хотел отвечать на него, даже вспоминать о том, что сделал. — Просто у меня закончились сигареты. Я ухмыльнулся, пытаясь в самом деле заставить ее поверить в эту шутку, но Кетерния все же не была дурой, как я предпочитал думать. Стражница, смерив меня неясным взглядом, открыла дверь к себе в комнату и замерла на пороге. — Спокойной ночи, Себастьян, — Кетерния даже не обернулась.