***
Оказавшись дома, я с легкостью определил, что Кетерния была зла, но не так, как это бывало обычно. В ее глазах пылал гнев, разжигаемый ее мыслями. Я пошел на кухню, чтобы заварить себе кофе, пока не попал под горячую руку. Йенсен тоже видел настроение своей девушки, но молчал, ожидая, во что выльется ее немая злоба. — Какого блядского черта? — я обернулся в гостиную, не ожидая таких слов от Люсент. — Никто не говорил с нами лично, Илэрии вообще не было в Совете. Какой это к черту суд? Стражница рухнула на диван, скрестив руки на груди. Йенсен, похоже привыкший к такому, сел рядом, будто собираясь прошептать ей что-то, но, к моему удивлению, он заговорил громко, чтобы и я слышал. — Ты права, но никто не мешает нам самостоятельно узнать что-либо, — я присоединился к ним, сев на пуфик, в котором сразу утонул, чуть не пролив на себя кофе; Кетерния пустым взглядом смотрела за моими передвижениями. — Что ты имеешь в виду? — я задал вопрос, который, по моим представлениям, хотела задать Люсент. Йенсен долю секунды помялся, смерив меня неясным взглядом. Он сцепил руки в замок и наклонился вперед. — У меня есть предположение о том, где Илэрия проводит свое время, — лаконично ответил он. — Мы можем отправиться туда… — Сегодня, — Кетерния оживилась, поправив растрепавшиеся волосы. — Сейчас. Трудно было это признавать, но мы с Йенсеном были согласны в одном: отказывать Люсент и откладывать встречу с фейри в долгий ящик было худшим решением, но почему-то никто из нас даже не дернулся, чтобы подняться. — Я все думаю, а если виной тому вечеру были мы, — девушка говорила медленно; ее взгляд вновь был отсутствующим, прежний гнев давно улетучился. — Уверена, что кто-то знал, что мы там будем. И даже если не мы с Сашей, то ты. Она внимательно посмотрела на меня. В ее словах был смысл. — Только вот кому выгодно убивать нас? — я знал много ответов, но хотел услышать их мнение. — Габриэль. Йенсену и не надо было пояснять свою догадку: вампир всеми действиями демонстрировал свое отнюдь не теплое отношение к стражам. Однако я знал, зачем он сам был в баре. «Он бы не тронул нас, пока не получил бы желаемого», — с уверенностью, заставляющей меня чувствовать себя больным, подумал я. Мы замолчали. Время медленно текло вперед; на город упал поздний вечер, тьма которого рассеивалась желтым светом уличных фонарей. — Нам пора идти, — думаю, Йенсен сказал это через час. Кетерния, задремавшая на плече у стража, сразу открыла глаза, несколько раз моргнув. Не знаю зачем я сидел с ними все это время, но сдвинуться с места казалось преступлением. Мы вместе вышли в прихожую, такую тесную для нас троих. «Если бы нас было четверо, то было бы еще хуже», — я предпочел не сильно уделять внимание этой мысли. — Одевайтесь теплее, — Йенсен даже не застегнул свою куртку. — Грядет метель. «Я ненавижу этот город».***
Сперва мы шли по длинному и широкому проспекту, усеянному туристами, торговцами, магазинами и машинами. Я внимательно рассматривал толпу, изредка замечая среди обычных людей нечисть, со страхом в глазах смотревшую на нас. Естественно, что никто из них не понимал, кто мы такие сразу, но стоило мысли посетить их голову… — Нам сюда, — Йенсен, крепко державший за руку Люсент, повел нас в переулок, лихо петлявший среди домов. Похоже, что ледяной страж отлично знал дорогу. После еще пары шумных улиц, подпитой компании и замерзшего бомжа в подворотне одного из домов, мы вышли к лесу, который буквально насквозь пропах нечистью. Сугробы вокруг доходили до пояса, но мы могли с легкостью пройти по протоптанной дорожке, которую еще не успело занести и в самом деле разыгравшейся метелью. Однако мы не заходили. Я подумал, что Йенсен умудрился забыть дорогу, но что-то в его лице подсказывало мне, что дело в другом. — Кетерния, — он только и успел обратиться к стражнице, сразу же отразившей его попытку к коммуникации. — Если ты хочешь попросить меня остаться, то можешь даже не заикаться. Страж улыбнулся, и его взгляд скользнул по мне — я успел отвести свой. Йенсен пошел впереди, за ним — Кетерния, я замыкал наше шествие. Чем дальше вперед мы шли, тем чище становилось ночное небо, в котором с трудом, но можно было разглядеть звезды. Непогода осталась позади, хотя сугробы все равно веяли холодом. Частенько нам приходилось отводить руками тяжелые ветви елей, навязчиво лезших в глаза. В самом деле было очень холодно, но спокойствие будто одеялом накрыло меня. Впервые я не чувствовал бремя, которое теперь тащил на своих плечах. «Ты — убийца», — правда из уст Кетернии эхом прозвучала в голове. Мы вышли на небольшую опушку, окруженную голыми деревьями и елками, стоящими на страже леса. В центре на снегу сидела Илэрия, огненные волосы которой даже в темноте ярко выделялись. Фейри сложила руки в молитвенном жесте, хотя я помнил, что практически никто из нечисти не верил в богов, которым поклонялись люди. Мы встали поодаль, не решаясь подойти. — Пожалуйста, упокой его душу; пусть жертва его не будет напрасной; пусть люди, любимые им, будут счастливы… — слова молитвы сливались в одно, Илэрия практически не шевелила губами, наверное, ей было не важно, услышит ли кто-то ее: все равно мысли и стремления лучше передавали истинное желание. Я слушал эту оду отчаянной скорби и думал, что в Париже кто-то тоже молился так каждый вечер за мою душу, хотя я никогда и не заботился о ней. Эта мысль заставила меня вздрогнуть. Я был ужасен. Из раздумий меня вырвал хруст снега, который теперь громом гремел в ушах. Кетерния мягко выпустила руку Йенсена и шла вперед одна. Она так отличалась от ледяной стражницы. Я моргнул, когда на долю секунды ее тень выросла рядом с Люсент. Она возвращалась все реже. — Можно? — голос Кетернии был очень нежным и спокойным, она будто говорила своей грустью. Илэрия лишь на секунду вздрогнула и разжала руки, безвольно упавшие по бокам; ее пальцы побледнели от холода. Люсент нагнулась над могилой. Конечно, это была могила. «Могила Бостона, который их спас ценой своей жизни», — груз вновь упал на сердце. В голове крутилась фраза на латинском, но я не смел вымолвить ее: я был убийцей, пришедшим на могилу героя. «А еще я не глава Совета». Глаза Кетернии были закрыты, волосы неряшливо выбились из-под детской шапки, а руки сжимали снег — под ним пряталась отсыревшая земля, внутри которой скрывался промерзший труп. Вершины деревьев скорбно завыли. — Илэрия, нам нужно с тобой поговорить, если ты готова, конечно, — фейри с благоговением смотрела на то, что сделала Кетерния; мелкий кивок обозначил согласие. Йенсен шел впереди, за ним — Илэрия, потом — Кетерния; я должен был идти последним, но почему-то ноги будто приросли к земле. На заключенной в ледяной плен могиле, на которой даже не было памятника со слезливой эпитафией, росли подснежники, которые, я был уверен, не умрут от холода. Утешение, надежда — главное лекарство от скорби. Утри слезы, верь, что в будущем еще будет свет. Все вокруг умолкло, будто вдыхая, чтобы сказать что-то. — Леруаморо, не отставай, — Йенсен спугнул какую-то истину, которая была готова вот-вот рухнуть на меня. Я развернулся и торопливо побежал за стражами с фейри, но я спиной чувствовал, как подснежники покачивались на ветру, прощаясь с нами.***
Нам пришлось ехать на метро, которое насквозь пропахло сыростью одежды и потом. Я не был уверен, что это был лучший опыт в моей жизни. «Надо было просто вызвать такси», — закипал я, пока мы шли по широченному проспекту к дому Илэрии. Затем я вспомнил, что у меня отобрали все средства к существованию. Я тяжело вздохнул, на что обратил внимание Йенсен, в глазах которого, конечно, не было волнения — лишь раздражение. Снег повалил сильнее, заставив меня прикрыть глаза. Ледяной страж отвернулся. Квартира была на третьем этаже, куда вела узкая ухоженная лестница с отполированными до блеска деревянными перилами. Ключ дрожал в руках фейри, поэтому Кетерния предложила ей свою помощь, но та лишь отмахнулась: — Побочный эффект алкоголя. «Или чего-то покрепче», — с интересом подумал я, когда дверь наконец была открыта настежь в призыве войти. Илэрия любезно разрешила нам обойти квартиру, пока сама исчезла на кухне; было слышно, как она возилась с посудой и чайником. В комнате фейри не было ничего привлекающего внимания по делу, но зато было нижнее белье, которое хозяйка, похоже, предпочитала всегда видеть перед собой. Йенсена как ветром сдуло с порога комнаты, стоило ему это увидеть. «Если бы не все, что случилось за последние месяцы, то я бы мог по-дружески поддеть его слабость перед такими интимными вещами», — не знаю, почему я даже подумал об этом. В отличие от слабонервного ледяного стража, я же задержался подольше. На угловом столике, единственном чистом месте, была простая черно-белая фотография с слегка заметным желтым оттенком — Илэрия и Бостон в «Царстве мертвых». Они выглядели счастливыми. Я пошел дальше по узкому коридору и попал в комнату, которую основательно оккупировали Йенсен с Люсент. Все внутри выдавало, что это была комната вампира, что не требовало дальнейших подсказок. Все стены были усеяны фотографиями: старыми и чуть более новыми, черно-белыми и цветными, добрыми и жестокими… Я помнил, что многие стойки в «Царстве мертвых» были украшены вырезками из газет и фотографиями, автор которых уже умер. Никто из нас не проронил ни слова, впиваясь глазами в незнакомые лица и места. «Здесь практически вся его жизнь с момента изобретения фотографии», — с восхищением подумал я, позволяя себе мимолетно проводить кончиками пальцев по бумаге. Одна из фотографий с тихим щелчком отлетела со стены, чем вызвала повышенное внимание к тому, что она скрывала. «Тут не один слой», — с удивлением отметил я, поднимая отлетевший снимок. За ним пряталось кое-что поинтереснее. Четверо молодых людей, выглядевших не старше тридцати. Слева стоял высокий темноволосый юноша, влюбленные глаза которого были обращены на невысокую и хрупкую девушку, чьи волосы были еще чернее, чем у ее возлюбленного; на ее губах застыл смешок, глаза были прикрыты. Рядом с ней возвышалась худощавая, но жилистая подруга, чьи светлые волосы были старомодно завиты. Ее партнер приобнимал ее за талию; они оба улыбались. Из-за того, насколько сильно меня поглотила фотография бывшего поколения стражей, я не заметил приближения Йенсена, вставшего сбоку от меня. — Раньше они были другими, — я не понимал, почему у меня в горле стоял ком, мешавший мне говорить, ведь я не помнил их такими. После долгого молчания ледяной страж холодно вымолвил: — Раньше не было тебя. Не хотелось признавать, что слова остро резанули по сердцу: если бы Марисса была жива, то мы бы могли снять такое же фото. «Но ты убил ее», — каждый раз голос в моей голове напоминал мне об этом. Я молча закрыл фото со стражами прежде упавшим снимком и повернулся лицом к тому месту, где без движения уже некоторое время стояла Кетерния. Теперь к ней присоединился Йенсен, державший две карточки в руках. Было видно, что они были свежими. Я перевел взгляд на лицо Кетернии, по щекам которой бесшумно текли слезы. Я знал, что мне не стоило подходить ближе, ведь это было не моей заботой, но любопытство увлекло меня вперед, заставив заглянуть Йенсену через плечо. Первая фотокарточка запечатлела Бостона с растрепанными волосами, лежащего в постели, приведенной в полный беспорядок; в углу виднелась часть лица женщины, что сделала снимок. Она чем-то напоминала Кетернию, из чего я сделал вывод, что это была ее тетя. Вторая была слегка размыта по краям из-за движения: Кетерния, сидевшая за столом над тетрадками, видно, резко повернулась, отчего ее волосы создали неясный золотой вихрь. На ее губах только начала появляться ухмылка, оставшись на фото лишь предвкушением. — Можешь забрать их, — Илэрия стояла в дверном проеме, завернутая в просторный джемпер, определенно слишком большой для нее. Кетерния резко стерла слезы рукавом кофты и, поджав губы в сомнении, покачала головой: — Я возьму только одну, — она забрала снимки от Йенсена, лишь сейчас заметившего слезы девушки. Я не на секунду не сомневался, какую фотокарточку она выбрала. Илэрия тяжело вдохнула, сократив расстояние между ней и огненной стражницей. Фейри ласково обняла Кетернию, позволяя той зарыть лицо у себя на плече. Лицо нечисти стало бледнее, когда Люсент выпуталась из кольца ее рук. Из глаз последней исчез какой-либо намек на грусть. Я с интересом поднял бровь, но Илэрия никак не отреагировала на это. — Предлагаю пойти на кухню, если вы хотите поговорить, — лишь проговорила она. Кетерния пошла вместе с Йенсеном, взявшим ее за руку, но утешения ей уже не были нужны. Я задержался в комнате, борясь с желанием забрать размытый снимок с призраком улыбки на лице Люсент. Илэрия ждала меня на пороге, но никак не показывала свое отношение к моей внутренней борьбе. Я протянул руку к фотокарточке и мягко провел пальцами по изображению, но я не почувствовал абсолютно ничего. — Если хочешь, забери, — фейри только предлагала. Я догадывался, что, пока мы стояли в этой комнате, у Йенсена и Люсент был шанс побыть наедине. Однако тут я боролся с внезапным желанием унести с собой что-то, что несло большее значение для них, чем для меня. — Это не мое дело. — Тогда и не делай его своим, — Илэрия пожала плечами, пытаясь скрыть дрожь. — Но забрать можешь. После этого она ушла, слегка покачивая бедрами. Видно, что даже скорбь не могла выбить из людей каких-то привычек. Я вышел в коридор, на секунду задержавшись около курток. «Не мое дело», — напомнил я сам себе, входя на кухню, освещенную нежным желтоватым светом. Кетерния и Йенсен сидели на жестковатой софе, за которой, спрятавшись за занавесками, темнело окно во двор-колодец. Я сел напротив, устало откинувшись на деревянную спинку стула. Хотелось курить, но, даже заметив пепельницу, я не решился. — Ваш чай, — Илэрия поставила по чашке перед Йенсеном и Люсент и перевела взгляд на меня. — Чего покрепче? — я не обратил внимания на недовольный вздох ледяного стража; фейри ободряюще улыбнулась. «Ей явно хочется выпить не меньше моего», — с радостью отметил я. Илэрия с ловкостью, натренированной годами, держала два полных хрустальных стакана с Hennessy между пальцами, пока наливала трезвой части собравшихся на кухне людей чаю. Я жадно отпил коньяк, стоило фейри отдать его мне. Она села справа от меня и также не преминула пригубить напиток. Мы все неловко молчали. Наконец Илэрия, нависнув над столом, поочередно оглядела нас и спросила: — Что именно вы хотите знать? Я посмотрел на Йенсена с Люсент, в нерешительности приоткрывших рот. — Все, — отрезал я, прикончив коньяк одним глотком. — И про твои силы тоже. Оставшиеся стражи посмотрели на меня с некоторым удивлением, но я не был столь эмоционально потрясен, чтобы не заметить некоторую особенность рыжеволосой фейри. — А ты внимательный, — Илэрия по-кошачьи прищурила свои лимонные глаза, а затем рвано вдохнула. — Начать придется очень издалека. Фейри на секунду отвлеклась, убирая огненные кудри в неряшливый пучок. — Надеюсь, что все вы знаете, что фейри лет этак до пятнадцати растут как и люди, а потом замирают и стареют тысячами лет, — мы все кивнули, хотя я не был уверен в Кетернии. — Отлично, — Илэрия отхлебнула еще коньяка. — Я родилась когда-то в 1820-х, потому что после 1837 года я перестала расти как вы. За год до этого меня нашел Бостон, на тот момент не представлявший из себя ничего хорошего, но в моих глазах он был настоящим героем, даже заменил мне отца. — Где он тебя нашел? — спросила Кетерния. — Ты спала с ним после этого? — почему-то именно этот вопрос казался мне самым интригующим, однако он вызвал шквал недовольных взглядов со стороны Люсент и Йенсена. Илэрия, слегка раскрасневшаяся скорее из-за алкоголя, чем из-за вопроса, рассмеялась, поднимая стакан в немом тосте. — Да, бывало и такое, но не стоит меня за это судить, — фейри прикончила свою выпивку. — То, где и как Бостон нашел меня, напрямую ведет к моей силе. У всех представителей Благого Двора, даже отрешенных, есть какие-то необычные силы, чаще всего связанные с природой, как и ваши, но несколько слабее. Однако существуют и исключения из правил, одним из которых и являюсь я. В каких-нибудь фантастических книжках меня бы назвали эмпатом, но мы не пользуемся такими ярлыками. Фейри поднялась из-за стола и долила себе еще алкоголя, предложив мне, на что я ответил утвердительным кивком. — Ты понимаешь эмоции людей? — Йенсен впервые задал вопрос. — Вот именно поэтому мы и не используем никаких заумных терминов, — Илэрия недовольно покачала головой, вернувшись на свое место. — Своим прикосновением я могу узнать, какие чувства кипят в человеке, но это бесполезно. Сами подумайте, по лицу часто можно прочесть эмоции. Главное, чем меня одарили Боги, — способность заменять чувства людей на любые другие, лишь с одной оговоркой: замещаемые эмоции переходят ко мне. — Так ты забрала скорбь Кетернии, когда она увидела фото, — с ноткой неуверенность заключил Йенсен, опередив меня лишь на секунду. — Да, — Илэрия даже не замешкалась со своим ответом. — Спасибо, — Кетерния упрямо избегала чьего-либо взгляда. — Так где он тебя нашел? Фейри будто и не заметила поведения стражницы. — Италия, пригород Манфредонии, канава, куда меня бросили клиенты, когда я стала бесполезна. Я уже знал, какова была ее история детства, потому жалел, что задал вопрос про Бостона. Стаканы негромко звякнули, когда фейри стукнула краем своего о мой. Ее рука на секунду коснулась моей, поэтому я отдернул ее назад. — Не волнуйся ты так, я не лезу в голову к убийцам и психопатам, — в глазах Илэрии была неутомимая грусть. — Да и ты не в моем вкусе. Я просто поняла, что ты уже все понял, а они — нет. Йенсен и Кетерния в самом деле выглядели так, будто само слово «клиент» было на каком-нибудь мертвом языке. «Латыни», — я улыбнулся собственной шутке, радуясь тому, что коньяк был очень вкусным. — Мои родители продали меня за круглую сумму некой пожилой госпоже, собиравшей необычных девочек и мальчиков для проституции. Я была ее самородком. Все побои на мне заживали быстро, а необычные внешность и способность вкупе давали невероятно преимущество перед моими «коллегами». — Тебя продали для проституции? — голос Кетернии был глухим. — Так делают и сейчас, — Илэрия пожала плечами, будто ей было все равно. — Но не стоит меня жалеть, все же я пробыла там не больше двадцати лет, а проработала не больше пятнадцати. Впервые я почувствовал тошноту, подступившую к горлу. «Она ведь была совсем ребенком», — я жадно отпил горьковатого напитка, заглушая отвращение. — В один из дней госпожа решила знатно подзаработать и отдала меня на выходные к какому-то богатому мужчине. Естественно, что мои силы достаточно быстро иссякли, особенно из-за наркотиков, которыми меня травили весь вечер, и тот клиент в порыве злости вместе со своими друзьями вышвырнул меня на дорогу из кареты. Кажется, тогда я сломала ногу, — фейри задумалась. — Да, я точно не могла идти, поэтому и осталась лежать там. Именно тогда меня нашел Бостон. — Что было потом? — Кетерния подалась вперед, впиваясь глазами в Илэрию. — Жили в Манфредонии, потом переехали в Россию, потому что Бостону предложили работу. И не спрашивайте, кто это был, потому что я знаю только то, что Бостон был знаком со своим нанимателем. Открыли бар, а затем к нам однажды заглянуло бывшее поколение стражей, — Илэрия подлила себе еще коньяка. Йенсен, вторивший Люсент, наклонился к столу. — Они предложили ему работать на Совет? — Сперва они попросили выпить, а потом да, поступило предложение, отказаться от которого было достаточно опасно. Из того, что известно мне, хоть вампиры из Леруаморо и не принадлежат Совету, они обязаны ему содействовать, поэтому Бостон и согласился. Подчинялся он твоему отцу и матери, потому что, мол, одна кровь, — фейри состроила неясную гримасу и махнула рукой. — Я ничего, конечно, не имела против них на тот момент. — А сейчас? — в этот раз я, обхватив стакан руками, приблизился к фейри, внимательно изучая ее глазами. — Если ты хочешь, чтобы я обвинила твоего отца в смерти Бостона, то этого не будет. Непроизвольный выдох облегчения сорвался с моих губ. — Он, конечно, редкостный говнюк, но Бостона он бы не стал убивать. Йенсен с явным раздражением откинулся на спинку. Похоже, что все его теории о деле рушились с каждой минутой. — Почему ты так думаешь? Фейри вздохнула. — Потому что ему было выгодно, что именно Бостон следил за Люсент. Стефан, несомненно, знал, что ты, — она многозначительно посмотрела на Кетернию, — специфическая. Доподлинное знание о тебе давало ему козырь перед Советом. Будь я на его месте, я бы тоже воспользовалась подобной ситуацией. — Но ведь Бостон мог кому-то рассказать, — предположила Кетерния, которая, похоже, сама не верила тому, что вампир мог предать ее. — Он ведь любил твою тетю! Не стал бы он трепаться о вас кому попало, — нотка раздражения прозвучала в голосе Илэрии; костяшки ее пальцев побелели, когда она обхватила стакан рукой. «Видно, она ревновала, но мотивом это не станет, потому что она в самом деле любила его», — сразу понял я, прикончил второй стакан и жестом отказался от добавки. — Илэрия, — я поймал слегка помутневший взгляд фейри. — Кто, по-твоему, это был? Фейри тяжело вздохнула, поднялась со своего места и достала с полки пачку сигарет, какие курил я. Я на секунду посмотрел на Кетернию, но она никак не отреагировала. Илэрия вернулась за стол и в задумчивости достала из пачки сигарету; Люсент сразу же протянула ладонь, на которой плясал огонек. — Удобная способность, — одобрила фейри, делая первую затяжку; сероватый дым приятно щекотал ноздри. — Я думаю, что виноват Габриэль. Я не могу смело утверждать этого, но я знаю, что была стычка между вами, — она посмотрела на Йенсена и Люсент, бросивших нервный взгляд на меня. — А перед Toro не стоит махать алой тканью — убьет. «Значит, не один я предпочитаю скрывать что-то от Совета?» — я продолжал буравить взглядом стражей, сидящих напротив меня. — Как это доказать? — Йенсен явно хотел скрыть их недомолвку. Илэрия глубоко затянулась, расплываясь в улыбке. Похоже, что курила она не из-за того, что ей это нравилось: это был очередной способ отдать должное погибшему Бостону. — Пойти к лучшему источнику информации. — Кто это? — Кетерния несколько приободрилась. — Падальщицы. Одно лишь это слово заставило мурашки побежать по спине. Никто из стражей не оставался в неведении о столь прекрасных дамах, блуждающих на грани жизни и смерти. — Вы всегда советуете худший вариант? — норвежец изменился в лице. — Что, Бостон уже отправлял тебя к ним? — фейри искренне рассмеялась, а затем зашлась сухим кашлем, прерванным очередным глотком коньяка. — Понимаешь, им просто больше нечем заняться, кроме как собирать информацию, поэтому у них есть ответы на все. — Все? — Кетерния подскочила с места, уперев руки в стол; ее глаза загорелись огнем, значение которого было ясно всем. Она надеялась найти разгадку самой себя. — Будь осторожна, они просят плату, — предупредила Илэрия. — И часто она слишком велика, — я не удержал слова внутри. Три пары глаз устремились на меня, внимательно изучая. — Во всяком случае, так говорят, — было видно, что отговорка не произвела желаемого эффекта. Я улыбнулся, откинувшись на спинку стула — лицо Йенсена скривилось еще сильнее, чем прежде. «А вот это достигло цели», — подумал я, стараясь успокоить бешено бившееся сердце. Мы просидели в тишине несколько долгих минут. Я не мог понять, о чем именно думали Йенсен и Люсент, зато я чувствовал болезненно знакомое чувство вины, которое исходило от Илэрии. «Ты ни в чем не виновата. Даже вампиры уходят», — эта мысль, казалось, принадлежала не мне, но именно это заставило меня чувствовать себя лучше. Наконец Йенсен поднял голову от рук и взъерошил свои короткие волосы. — Пойдем в полночь, чтобы… — Привлечь как можно больше внимания? — продолжил я, подняв бровь. — Чтобы избежать встречи с людьми и объяснений, с кем мы разговариваем на пристани с частными лодками. — Совет, думаю, все равно будет где-то рядом. — К черту Совет, — ответила Кетерния с пылом. — Чем быстрее мы сходим к падальщицам, — стражница произнесла это слово со слабо заметной неуверенностью, — тем скорее получим ответы. После еще одной недолгой паузы, во время которой мы взвешивали наше решение, а Илэрия допивала очередной стакан, будто и вовсе не замечая нас, мы поднялись из-за стола и направились к выходу. Фейри очнулась от своего сна наяву и гостеприимно проводила нас к двери. — Не стоит говорить всем о моих предположениях, — сказала она на прощание. — Вы должны лишь помнить о том, что погиб не только Бостон, но и другая нечисть, ради которой вы должны найти виновного, а не слепо следовать за догадками. Илэрия не дожидалась нашего ответа, потому с грохотом захлопнула дверь в квартиру. Этот звук спугнул голубей во дворе, мирно дремавших тихим январским вечером. Мы практически бежали к метро, но причиной была не метель, которая совершенно не задевала Кетернию и Александера, а на меня обрушивалась чрезмерно остервенело; мы бежали, потому что даже у стен, казалось, были глаза, светившиеся потусторонним светом в тьме подворотен.***
Дома мы были намного раньше полуночи, поэтому, договорившись, что за час будем выходить, мы разделились: Йенсен и Люсент пошли наверх, живо переговариваясь о том, что они увидели в доме Илэрии и Бостона; я же, вспомнив о состоянии библиотеки, решил скоротать время там. За перестановкой книг я все больше погружался в свои мысли, скорее, машинально расставляя тома в порядке издания. Все в деле вело к Габриэлю, но многое уводило прочь. Казалось, что взрыв, вероятнее всего, произошел сам, чем был устроен кем-то. Однако Илэрия знала, что между Бостоном и Габриэлем что-то было. «Почему именно Бостона выбрали посыльным нашей семьи? Значит ли это, что он был знаком с верхушкой клана?» — вопросы ворохом кружились в голове. Мне нужно было закурить, чтобы прогнать этот шум, но я знал, что в этом всем было что-то важное. Поставив последний учебник по магии огненных стражей на законное место с предпоследним, я подошел к шкафу с книгами о нечисти. — Вампиры, кланы, история, — палец медленно шел по корешкам, мне даже не нужно было читать, что они гласили — лишь чувствовать. Я положил пару подходящих изданий на стол. И, словно одержимый чем-то, второпях пробежал глазами по указателям. Монтойя, Леруаморо, восемнадцатый век, образование клана свободных от Совета… Камелия, смотревшая со страницы книги, была ребенком, Рафаиль, возвышавшейся за ней, казался ее женихом или мужем. Они были прекрасны, как любые вампиры. — Что было между ними и Монтойя? — я повторял один и тот же вопрос, судорожно перелистывая страницы с бесполезной информацией. Наверху кто-то пошел в душ, отчего в трубах загремела вода. «Убийства, вражда, угроза войны, объединение в момент опасности…» — все это было пустым. Я закрыл первую книгу и перешел ко второй. О Леруаморо всегда мало писали: они не повиновались Совету, хотя и принимали их правила во внимание, во многом подчиняясь им. — Леруаморо придерживались строгих устоев, долгое время удерживавших клан от расширения, — я откинул челку, навязчиво лезшую в глаза. — Что это значит, черт тебя дери? Я вскочил на ноги и начал нервно прохаживать по комнате. «— Эй, а ты любишь загадки. — Нет, просто я умею находить крупицы информации в тексте». — Я ненавижу загадки! — я подбежал обратно к столу и склонился над книгой. «Долгое время удерживавших клан от расширения. Дальше что?» — я перешел к главе о Монтойя и посмотрел на ее содержание. — Образование, главы, отношения с Советом, отношения с другими кланами… — шелест страниц казался свистом ветра на фоне грома воды в трубах. Раздел об отношениях начинался с массовых убийств одиночных представителей нечисти, не желавшей подчиняться клану. Дальше говорилось о монопольном подавлении Европы, попытке завоевать Америку, а затем о резком обнищании на фоне разрушения дома клана. — 1808 год, май. Некто ворвался в крепость Быка и разрушил монументальное сооружение до основания. Выжили единицы. Предполагается, что остальные сбежали, — я замер, напряженный. Я вернулся назад. — В начале девятнадцатого века Леруаморо начало активно участвовать в борьбе за лидерство в Европе. «Вот оно», — я уже знал, что было дальше. Я знал, что связывало Бостона и Габриэля. Эта информация почему-то меня не удивляла, зато теперь я мог взять книгу по другой теме, предварительно вернув предыдущие на полку. «Убийство Бостона привлекает трех подозреваемых: Илэрию, Габриэля и моего отца, неудачно оказавшегося в баре в тот вечер, — я рассеянно водил рукой по корешкам собрания о нечисти. — Фейри явно не могла этого сделать, а вот оставшиеся претенденты могли». Я никогда не скрывал, что мой отец был жесток, но в некоторых ситуациях я думал, что он поступал правильно. Книга была пыльной, намного старше остальных — название стерлось с обложки, а страницы пожелтели от старости. — Благой и Неблагой Дворы, — прочитал я, переворачивая титульный лист и натыкаясь на содержание. Я не знал, что именно мне нужно было искать. Я знал общие мифы и истории о фейри, потому что обычно они не делились своей настоящей историей. Это издание, я был уверен, не дало мне иной информации. Я вздохнул, почувствовав внезапно накатившую усталость, и перелистал на необходимую мне главу. «Как я и думал — все это догадки», — с разочарованием отметил я. Раздел о способностях фейри лишь вскользь упоминал о чем-то необычном. — Некоторые умеют каким-то образом управлять чувствами и эмоциями людей, но доказательств этому предоставлено не было, — прочитал я, с некой гордостью отметив, что у меня был живой пример с такой магией. — Иные предположительные возможности: подчинение воли, телекинез, диалог с мертвыми, ослабление чужих сил, воровство чужих сил, смена внешности. Все, кроме последнего, скорее всего, — лишь человеческие мифы и легенды, никем не проверенные. Я глубоко вздохнул и вернул книгу на место. Распластавшись в стуле, я опер голову на руку и смотрел на плотные шторы, заставляя себя думать. Я слегка нахмурился, и темная ткань колыхнулась в сторону. «Никем не проверенные», — повторил я, заставляя слова отпечатываться в уме. Я слышал, как Кетерния ходила по своей комнате. Внезапно в голове пронеслась вспышка, заставившая меня резко подняться на ноги и рвануть из библиотеки на второй этаж. На ходу я думал, к кому лучше пойти, но это было бессмысленно: Йенсен бы точно не отнесся к моим догадкам серьезно, если бы их не поддержала Кетерния. Я выдохнул, убрал челку и постучал в дверь, скрытую во тьме коридора. Почему-то Люсент никогда не включала свет. — Ты чего? — дверь распахнулась лишь слегка, выхватывая узкую полоску комнаты. — У меня есть догадки по делу Бостона, — эти слова не произвели должного впечатления, поэтому я продолжил: — Я думаю, что знаю, кто все подстроил. Люсент молча затворила дверь, а через секунду вышла, укутавшись в плед. Она прижала палец к губам, намекая, что нужно молчать, и показала наверх. — Крыша, — беззвучно произнесла она. Я смиренно пошел за девушкой, прислушиваясь к каждому шороху: Йенсен был в ванной, а внизу кто-то забыл закрыть форточку, отчего ветер гулял по тренировочному залу. Кетерния с должной осторожностью открыла люк, ведущий наружу и выскользнула на крышу, на которой лежал тонкий слой снега. — Часто здесь бываешь? — спросил я, пряча руки в карманах. — Мы часто тут бываем. Слова говорили сами за себя. Мы ненадолго замолчали. Стражница вглядывалась в небо, хмурясь. А я смотрел на нее, замечая, что Люсент переоделась в приличную одежду, которую она пыталась скрыть под пледом, и даже накрасилась. — Так что ты обнаружил? — Какой повод? Мы задали вопросы одновременно. Кетерния кивнула, обозначив, что я буду говорить первым. — Думаю, что изначально Бостон был в клане Монтойя. Может, даже Габриэль его обратил, — стражница тщательно делала вид, что не удивлена, но то, как ее пальцы зарылись в пушистую ткань пледа, говорило об обратном. — А еще я думаю, что взрыв был организован не без помощи фейри. — Им это зачем? — Кетерния подошла к перилам и посмотрела вниз. — Как говорил Готтфрид, там были люди из Неблагого Двора. Надеюсь, ты знаешь о них, — я позволил себе съязвить. — Уже читаю, — отрезала Люсент. Похоже, сейчас ее голова была занята совсем другим. — Это не объясняет причин, — напомнила она. — Неблагой Двор ненавидит Совет. Достаточная причина? — Но почему тогда Королева промолчала о таком? Этот вопрос волновал и меня. Возможно, она могла покрывать кого-то там. — Не знаю. Однако на фейри указывает и то, что у вас пропали силы. Кетерния ухмыльнулась. — Никем не проверенные данные. Она в самом деле уже читала. — Хорошо, я расскажу Саше об этом. Ты ведь за этим пришел? — я кивнул. — И мы сможем спросить об этом у падальщиц, — продолжил я ее мысль. Девушка кивнула, поплотнее запахивая плед. В ее голове явно творилась неразбериха и смятение, вызванное слишком большим количеством информации и сложившейся ситуацией. — Ладно, я пойду. Закрой потом люк, чтобы снега не надуло, — все так же рассеянно сказала Люсент, двигаясь к выходу. — Так повод-то какой? — кинул я ей вслед. Кетерния развернулась, встречая мой взгляд. — Сегодня у него день рождения. В голове что-то щелкнуло, стоило мне услышать эти слова. Я хотел было спросить что-то еще, но стражница уже исчезла, оставив меня наедине со своими мыслями. Я поднял ладонь перед собой, встречая резкие порывы ветра, трепавшие волосы, и медленно сжал кулак, останавливая стихию. Во мне клокотала неясная ярость, смешанная с горькой скорбью. Я сел на ледяную поверхность крыши и достал помятую в кармане пачку сигарет. Негасимый огонек плясал в кольце ладоней, согревая пальцы и слегка опаляя щеки. Сигаретный дым практически не выделялся на фоне серого Петербурга. Я закрыл глаза.***
Семнадцатое февраля 2014 года. Отец посчитал, что провести вечер в толпе костюмов и дорогих платьев было моей ежедневной мечтой, поэтому привел меня сюда, а сам исчез по заданию Совета. Конечно, зал был прекрасно украшен: с потолка свисали хрустальные люстры с ненастоящими свечами, а зеркала по периметру старались обмануть гостей и визуально расширить и без того внушительную комнату. Повсюду звенели бокалы и велись иногда светские, а иногда пошлые разговоры, разницы между которыми, в общем-то, чаще всего и вовсе не было. Я стоял в нише около стола с закусками и алкоголем — самого популярного места сегодняшнего вечера. Чаще всего я был не против проводить свое время среди высшего общества, собравшегося в Париже из всех уголков мира, будто у них не было других забот, но сегодня Регина осталась дома, сославшись на плохое самочувствие, хотя еще совсем недавно утром преспокойно каталась на лодке вместе со мной. Только она могла скрасить подобный вечер. Хотя, когда с нами отправлялась Лили, то становилось еще веселее: ее попытки найти жениха доводили до истерики, когда ты наблюдал все это со стороны. Сегодня все было скучно, хотя народу было много, потому что одна из компаний добилась невероятного успеха на Азиатском рынке и поэтому угощала всех самой дорогой и изысканной едой и алкоголем, но все они были одинаковыми. Я отхлебнул вина, сохраняя невозмутимый вид. — Тобиас! Вон там есть ребята твоего возраста, — темноволосая незнакомка, за которой следовал мальчишка лет десяти, пронеслась в сторону алкогольной секции. — Иди к ним, пожалуйста. Не могу же я сидеть с тобой весь вечер. Было заметно, что Тобиас радовался раздражению сестры — между ними было заметное сходство. Ребенок убежал прочь, определенно не заботясь о внешнем виде, который он безвозвратно разрушил. Кто-то даже недовольно глянул на него, будто он был проказой, а не ребенком. Я перевел скучающий взгляд на его сестру, жадно пьющую шампанское; на столе около нее уже стоял один пустой бокал, что заставило меня сомневаться в ее состоянии. У меня все равно было отвратительное настроение — хуже оно бы уже не стало. — Плохой вечер? — я протянул незнакомке еще бокал шампанского, но она отмахнулась и показала на вино. — Сегодня мой день рождения, а я торчу здесь, — она взъерошила челку, но сразу же опомнилась и начала ее судорожно поправлять, смотрясь в свое отражение в ведерке для алкоголя. — Да, не слишком хороший. Она приняла бокал и сделала большой глоток. У нее были необычные глаза, цвет которых напоминал мне о природе: горах, грозовом небе и рудниковой воде, и о мокром после дождя асфальте. — Как твое имя? — Мелисса, — она соврала, но я ее не винил, потому что собирался поступить так же. — Серафин, — я поклонился, удерживая взгляд на ее лице, на котором расплывалась улыбка, тщетно скрывавшая смех. — Потанцуем? — Почему бы и нет, Серафин. Я помнил свою руку у нее на талии. Помнил еще два бокала вина. А потом, кажется, еще один. Помнил балкон, куда никто не выходил из-за ветра и неприятной сырости. Помнил, как снял пиджак и накинул ей на плечи. — Я не замерзла, но спасибо, — она раскраснелась из-за алкоголя и танцев. Я кивнул, облокачиваясь на массивные перила, и достал сигареты из внутреннего кармана. — Не против? — я для вида достал отцовскую зажигалку, которую он отдал мне на прошлое рождество. — Ты ведь знаешь, что курение убивает? — «Мелисса» расправила складки на юбке платья, так сильно контрастировавшего с ее внешностью: насыщенные мятный и бирюзовый делали ее ярким пятном в одинаково черно-сдержанной толпе. — Да, но нас убивает абсолютно все, — я пожал плечами, делая короткую затяжку. — Нравится Париж? Девушка слегка поморщилась. — Раньше я не любила его, но теперь он нравится мне чуть больше. Я наклонился к ней и разделил один короткий вздох, перед тем как поцеловать ее. Я знал, что это было большой ошибкой, но мне было скучно, а у нее — день рождения. Если бы мои сестры были сегодня на вечере и увидели наш невинный поцелуй, то никогда бы больше меня не оставляли без присмотра. «Мелисса» отстранилась и по-детски прикусила губу. — Это неправильно, — ее голос даже не дрогнул. Я сделал еще одну затяжку сигаретой, бессмысленно тлевшей во время нашего поцелуя. Раз она этого не хотела, то и я не настаивал, просто все это казалось приятным развлечением на один вечер. Мы оба молчали, будто не зная, что делать дальше, когда она внезапно заговорила: — Это, конечно, неправильно, но давай продолжим? Я только этого и ждал. Затушив сигарету о перила и выкинув ее на улицу, я развернулся в «Мелиссе» и, обхватив ее лихорадочно горящее лицо руками, вновь поцеловал ее с неясной жадностью и голодом. Она незамедлительно ответила, запуская руку в мои волосы, а второй сминая мою рубашку. Кажется, мне становилось веселее. Я помнил, как мы бежали по коридору в какое-то служебное помещение, которое я приметил еще во время прошлого светского вечера. Помнил, как мы судорожно искали выключатель, не разрывая поцелуя. Помнил, как она обхватила мои бедра своими ногами. Очень хорошо помнил, как она скрывала стоны, кусая меня за плечо. Я все это помнил. — Так как тебя зовут на самом деле? — она сидела у меня на коленях; ее юбка вся измялась, а темные волосы разлетелись по плечам и спине. — А тебя? Я не собирался отвечать, как и она. Кажется, она что-то говорила мне, но я не слышал. Вокруг гулял ветер, гремел город.***
— Себастьян, — я резко открыл глаза, когда почувствовал чью-то руку у себя на плече. Сигарета, зажатая у меня между губами, догорела до основания. Я лежал на спине на крыше и смотрел на небо, с которого медленно шел снег, приближаясь к земле. Я чувствовал холод. — Ты пробыл здесь все это время? Наконец я заметил девушку, склонившуюся надо мной, но я не мог понять, кто она: черты лица расплывались, а в голове все еще гремел звон бокалов. «Это Кетерния, никто другой не может быть», — я старался дышать ровнее. — Я просто заснул, — я сказал это слишком неуверенно, потому что-то воспоминание казалось таким реальным. Стражница села около меня и заглянула мне в глаза. Она уже была одета в верхнюю одежду. — С тобой все нормально? Я не знал почему, но этот вопрос оскорбил меня до глубины души. Все было далеко от нормального. Я отмахнулся от Люсент и поднялся на онемевшие от холода ноги. — Все прекрасно. Кетерния на секунду задержалась, смотря мне в спину. Я спрыгнул вниз, но, скорее, машинально замер, протягивая стражнице руку, которую та проигнорировала. — Мы ждем тебя, — она торопливо пошла в сторону лестницы, но остановилась перед тем, как спуститься. — Оденься теплее, не думаю, что такая погода идет нам на пользу. Хоть немного заботься о себе. Я горько улыбнулся ее словам.