Мы шли в пристань пешком, чтобы не привлекать лишнего внимания, но я был уверен, что три стража, шатавшиеся ночью по улице, были красной тряпкой для быка, роль которого представляли прихвостни Совета.
Глубокой ночью стало ещё хуже. Холод жёг легкие, глаза горели из-за ветра, а в голове пылали обрывки сна. Я всё ещё ощущал её губы на своих, чувствовал, как руки зарывались в её волосы, хотя вокруг был лишь лед. Я закурил, стараясь отвлечься от мыслей, но лишь сильнее сконцентрировался на этих проклятых картинах прошлого. Из-за этого я не заметил, что Кетерния уже некоторое время наблюдала за мной. Украдкой, краем глаза, но всё же смотрела. И Йенсен заметил, как она следила за мной. Я улыбнулся ему так, как улыбался отец: беспощадно и безразлично. Мороз жадно кусал щёки.
Йенсен отвёл взгляд и взял руку Кетернии, увлекая её в свой карман.
«Она моя», — откровенно говорил его выпад.
А я и не посягал.
Мы давно оставили позади все мосты и уже шли по старым, неухоженным промышленным районам, которые начинались, стоило лишь свернуть с обманчиво прекрасного проспекта на любую боковую улочку. Чувствовалось скорое приближение воды; в пустых окнах будто кто-то копошился, заставляя меня опасливо коситься по сторонам.
— Здесь всегда так? — Кетерния не показывала страха, но что-то в её нахмуренных бровях подсказывало мне, что ей тоже было не по себе.
— В прошлый раз было хуже, — Йенсен выдохнул облачко пара.
— И что же ты делал тут в прошлый раз? — я нагнал их, затягиваясь сигаретой.
— Хотел узнать, что с тобой не так, — отрезал норвежец.
Я усмехнулся.
— Почему хуже? — Кетерния прервала нас.
— Я был тут один. А ещё тогда я не знал, что они едят.
Стражница на секунду замерла, с опаской смотря на Йенсена.
— И что же?
— Мужчин, — запросто ответил я.
Я ускорился, чтобы идти слегка впереди.
— Ты сейчас серьезно? — я кивнул, но всё равно не мог сдержать улыбки из-за не верящего лица девушки. — Ты врёшь.
— Вроде ты сказала, что я тут убийца, а не лгун, — я старался поддерживать беззаботный вид, хотя запах затхлой воды уже одурманил голову.
— Он не врет, — Йенсен подтвердил мои слова и крепче сжал руку Кетернии: и он боялся.
Небольшой порт прятался в тени болезненно-жёлтых облаков, набухших из-за новой порции снега, поджидавшей подходящего момента для обрушения на город. Вокруг пристани покоились лодки, застывшие в тонкой корке льда, из-под которой слышался гул воды. Длинная дорога, раскинувшаяся перед нами, уходила в глубь Невы; на самом краю стоял фонарь, свет которого выхватывал лишь небольшой кусок усыпанной снегом пристани. Мы остановились на условной границе суши и воды. Никто не решался сделать шаг вперёд. Я докурил сигарету и бросил её в снег.
— Чего мы стоим?
Кетерния взглянула на меня, затем повернулась к мертвецки бледному Йенсену.
— Пошли?
— Да, но говорить буду я.
«В этом никто и не сомневался», — я последовал за парочкой, медленно двигавшейся вперёд.
Вокруг всё шелестело и булькало. По льду, сковавшему реку, гуляла поземка, вихрем взлетавшая на дорогу и продолжавшая свой бессмысленный путь дальше. Я плотнее запахнул пальто и спрятал руки в карманы. Позади раздался до боли знакомый скрежет. Я резко обернулся, обнажая секиру, но никого не было, лишь берег слабо сиял вдалеке.
— Себастьян, ты чего? — Кетерния окликнула меня.
— Всё нормально, показалось, — я ещё несколько секунд продолжал пялиться в ночь, крепко сжимая секиру в своей руке, но ничего не произошло: я рассеял магию и нагнал остальных.
Мы дошли до конца пристани и замерли в слабом свете фонаря, озираясь вокруг.
Йенсен выпустил руку Кетернии, пошёл к заснеженному краю дороги и присел на корточки, вглядываясь в мутное стекло льда. Я присел на одну из бочек, составленных вокруг фонаря; я постучал по ним костяшками пальцев— пустые. Люсент несколько секунд напряжённо стояла около ледяного стража, а потом подошла ко мне, в страхе сжимая и разжимая кулаки. В первый раз я нервничал не меньше. Хотя, даже сейчас я чувствовал страх, медленно сковывавший сердце: падальщицы были не лучшими собеседниками. Я достал сигарету и, позволяя огоньку заплясать на кончике пальца, заметил, как мелкая дрожь била руку.
— Какие они? — прошептала Кетерния, продолжая смотреть на Йенсена, напряженно нависшего над льдом.
— Это проще увидеть, чем описать, — я пожал плечами, делая глубокую затяжку.
Стражница кивнула ещё более рвано и обеспокоенно и отошла к другому краю пристани, оставляя безопасный круг света только для меня. Сейчас грань между мной и оставшейся командой стражей наблюдалась особенно явно — я предпочитал ждать встречи, а не искать её любыми способами. Пока эти двое копошились около льда, напряженно выглядывая что-то, я успел докурить сигарету и поднять глаза к небу. Низкому, грязно-серому, отвратительно чужому.
— Здесь никого нет, — заключил Йенсен, поднимаясь на ноги и отряхивая руки от снега.
— Хорошо сходи…
Кетерния по-девчачьи громко вскрикнула, резко отпрянув от воды. Норвежец подскочил к ней, а я, преодолев расстояние в пару шагов, склонился над нетронутым льдом.
— Что там было? — Йенсен заглядывал в её испуганные до смерти глаза.
Варианта было два: она увидела падальщицу, или падальщица увидела её.
— Что-то… — голос Кетернии на секунду сорвался, — Что-то ударилось о лёд.
— Ты уверена?
Я не стал слушать ответ: секира со свистом рассекла воздух и, пробив ледяную корку, с шлепком утонула в абсолютно чёрной воде.
— Ты чего?! Вдруг там в самом деле что-то есть? — Йенсен удержал Кетернию, посчитав, видно, что мой способ был неплох.
Я склонился над водой и заставил лезвие секиры раскалиться добела: тошнотворная вода паром взвилась в воздух. Пахло гнилью. Такой едкий аромат всегда сопровождал падальщиц.
— Нафееерное, Марииисса тошеее скоро бууудет источаать такой запаах, — я обернулся и рывком поднялся на ноги.
За Йенсеном и Кетернией в спасительном круге света сидела на бочке девочка, которую, возможно, можно было принять за живую, если ты был слеп и не различал запахов. Её кожа повисла на скелете, кое-где оголяя зелёно-жёлтые кости, волосы непонятного цвета прикрывали самую прогнившую часть лица, где не было щеки… А глаза! Когда-то мне уже снились в кошмарах эти серовато-белые глаза, казавшиеся слепыми, но видящие не хуже моих. Я рассеял секиру, решив проигнорировать её слова о Мариссе.
— Доооброй ночиии, страаш, — девушка кивнула Йенсену, по-детски болтая в воздухе ногами, не достающими до пола. — Ты появиилсяа вне сезооона, поэтомууу тут и неет никого.
Я поравнялся с остальными стражами, встав около Кетернии. У неё на лице было всё написано: отвращение, страх и непонимание.
— Ты привёёл страашницууу, которааяа таак прекраснаа, как её и описываают, — Люсент не отреагировала на комплимент. — И убийцаа страашей тут…
— Давай перейдем к делу, — было видно, как Йенсен сглотнул страх, подступивший к горлу. — Нам нужна информация о взрыве в «Царстве мертвых».
Девочка повела рукой в воздухе, будто подначивая уточнить просьбу.
— Имя того, кто всё устроил, — пояснил Йенсен.
— Ещё информация о роде Люсент, — Кетерния грубо вмешалась в разговор.
Йенсен хотел было её приструнить, но вместо этого уверенно кивнул.
— Да, и это тоже.
Девочка подняла лицо к нам и улыбнулась, заметив, как Кетерния неловко отступила назад. Такое зрелище в самом деле не могло вызвать счастья. Все знали, ну, кроме Люсент, что падальщицы редко жили дольше пары лет, но эта явно была намного старше, о чём говорили ошметки её одежды и остатки тонкой сгнившей кожи. Падальщица откинула волосы прочь, всколыхнув прогнивший воздух — я прикрыл лицо рукавом пальто.
— Этооо бууудет ошеень дорогоо стоиить вам, страшиии… Такаяаа драгоценнаяааа информацииия. Штооо вы готофыыы отдаать за нееоооо?
Мы переглянулись, хотя моё мнение всё равно бы не учитывалось. Я в самом деле хотел узнать, был ли виноват во взрыве Габриэль, или же мои догадки были верны. Помогать Кетернии я, наверное, всё же не думал.
— Я скажу, почему убил Мариссу, — Йенсен и Люсент прожигали меня своими глазами, но я не обращал на них внимания, сосредоточившись на безэмоциональном лице падальщицы.
Некоторое время мы молчали, пока девочка не засмеялась. Её смех напоминал пронзительный скрип ржавых дверных петель.
— Яаа догаадываююсь, пошеемууу ты убииил её. Мнее интереснеее другоеее.
— Что? — я тяжело сглотнул.
— Кааак твояаа семьяаа, Леруаморооо? Все живыыы? — я непроизвольно сжал кулаки, пряча их в карманах. — Ходяат слухии, штооо у вас кто-то на грани смерти!
Падальщица закончила последнюю фразу, перестав растягивать слова, её речь походила на живую. Редко утопленницы говорили внятно: просто им было легче тянуть слога и издавать звуки, напоминавшие предсмертные хрипы.
— Мы пришли говорить не об этом. Если у тебя нет ответов, то мы найдем другого… — вмешался Йенсен.
— Другогоо? Когооо жеее? — страж отвёл взгляд лишь на секунду, но тем самым показал свою слабость. — Мальчишшшкааа ответииит на вопрооос — я тошеее отвечууу, — падальщица вновь посмотрела на меня. — Так когдаа?
— Когда что? — спросил я сквозь стиснутые зубы, понимая, что Люсент и Йенсен смотрят только на нас.
Ещё я понимал, что не было на свете человека, ради которого я бы ответил на вопрос, который падальщица собиралась задать мне.
— Когда в наших рядах окажется Леруаморо? — в разбухших от воды глазах будто мелькнула искорка извращённого веселья.
Наверное, где-то глубоко в сознании я понимал, что идея была плохая. Дерьмовая. Может, даже ещё хуже. Однако в тот момент я знал, что ни купленный Советом Йенсен, ни бестолковая Люсент не должны были слышать даже этого вопроса. Тайна должна была оставаться тайной, пока я бы не решил её.
Секира вновь лежала в руке по-родному. Я рванул вперед быстрее, чем остальные стражи сообразили, что происходит, но падальщица была хитрее. Конечно, у падальщиц нет сезонов — они всегда где-то рядом. Я слышал, как треснул лёд вокруг пристани, и оставшиеся утопленницы единой массой хлынули на асфальт. Я бросил мимолётный взгляд через плечо, с удивлением обнаружив, что оба стража даже не собирались как-то предотвращать конфликт мирным путем: пылающие катары уверенно разгоняли ночную тьму, под их светом моргенштерн казался упавшей с небес звездой.
Я вернулся к своей погоне, понимая, что гниющей девочке удалось ускользнуть от секиры только потому, что она знала пристань лучше меня. Другой причиной был её вес. Лёд выдерживал падальщицу, поэтому её тонкая фигурка буквально в сотне метров от меня была красной тряпкой для меня.
— Боииишьсяяя правдыыы, Себааастьяаан?
Я спрыгнул с пристани на лёд, опасно затрещавший под моими ногами.
— Пока что он выдержит тебя! — никогда в жизни я так не радовался голосу Йенсена.
Я не был неотъемлемой частью команды, но всё же после нашего разговора я стал их ненадёжным союзником. Я отбросил все размышления прочь и бросился вперед, чувствуя, что лёд под ногами становился всё толще.
«Он мог бы утопить меня, но спасает… Идиот!»
Наконец падальщица оказалась прямо передо мной. Во мутной тьме она выглядела ещё хуже.
— Откуда у тебя информация про мою семью?
Гнилая отвратительная улыбка. Девочка театрально подняла руку к небу.
— Богиии прошептааали.
Я, не думая ни секунды, обрушил секиру на падальщицу: лезвие без сопротивления преодолело её руку, прорубаясь сквозь кость. Девчонку отшвырнуло прочь, я сделал один шаг к ней, когда левая нога провалилась под лёд, блестевший будто стекло. Я посмотрел вниз и увидел своё отражение. Когда мой взгляд стал таким безумным?
— Тебеее не вылезтиии…
— Пошла к чёрту.
Секира вошла в лёд как по маслу, в тот же момент в мою ногу вцепились раздробленные зубы одной из падальщиц. Кровь хлынула из раны, но тёмная вода не могла стать ещё темнее. Я провалился вниз.
Холод сбил с меня всю спесь, а стремительно приближающееся илистое дно не предвещало ничего хорошего. Я замахнулся тяжёлой секирой на падальщицу, продолжавшую держать меня, но та сразу отпустила мою ногу. Я протянул свободную руку вниз, пытаясь нащупать острые камни, покрытые склизкой тиной. Лёгкие ещё не начало жечь. У меня была ещё пара минут. Если бы я только понимал, куда стоило плыть: вокруг всё было чернее ночи; мутное жёлтое небо не хотело указывать мне дорогу.
Я прикрыл глаза, слушая воду. Естественно, что меня скинули на дно не просто так. Я вогнал древко секиры между камнями и обхватил его ладонями, разогревая лезвие, однако я не был достаточно сильным огненным стражем. Ледяная вода не позволяла мне делать трюки в стиле Кетернии. Справа послышалось глухое шипение. Я махнул рукой в сторону источника звука — галька со дна, хоть и притормаживаемая толщей воды, сбила падальщицу, которая, к сожалению, пришла не одна. Толчок со спины увлёк меня от секиры, когтистые пальцы вцепились в мой рукав, стремясь оторвать его вместе с моей рукой, но я резко разжал кулак. Глухой удар и противный вкус, преобразивший воду, дал мне понять, что я попал в цель. И зря. В следующую секунду несколько пар рук вцепились в мою спину, я почувствовал зубы у себя на запястье и шее — они тащили меня ко льду и явно не для спасения.
«Надо быстро что-то сделать», — судорожно подумал я, сжимая обе руки в кулак: одна призывала секиру, а вторая пыталась удержаться за тяжёлые каменные глыбы на дне.
Однако падальщицы всегда были командными игроками — несколько пар рук превратились в десяток, если не дюжину. Секира пробила их группу лишь на секунду, но это всё равно бы не спасло меня от удара. Я выставил оружие вперед, надеясь пробить лёд и сделать хотя бы один вдох. Секира утонула в ледяной коре, не пробив её: это была слишком мощная преграда. Удар от основания секиры пришелся в солнечное сплетение; я не почувствовал, как порезал голову о лёд, даже не понял, когда ещё несколько пар зубов вцепились в мою кожу.
Мама всегда говорила мне, что с падальщицами стоило сражаться на суше, вне их родной стихии.
Я услышал грохот, будто кто-то прыгнул в воду.
«Надеюсь, что это ещё падальщицы», — с горечью подумал я, безразлично выпуская остатки воздуха в тёмную воду, приобретавшую оттенок моей крови.
Меня тянуло ко дну. Через сомкнутые веки проступал свет. В спину утыкались острые камни. Я надеялся, что всё же умру, а не буду оживать вновь и вновь на радость падальщицам. От нехватки кислорода я уж точно должен был умереть.
Меня потянуло вверх за воротник пальто, вокруг было так тепло, как на юге Франции, куда мы приезжали с семьёй, где однажды мы вчетвером провели наш сон… Йенсен тогда ушёл с Мариссой, она даже надела шляпу, потому что знала, что она ей идет… А я гулял с Кетернией, мы говорили о чем-то. Важном.
Я резко открыл глаза и увидел размытый силуэт стражницы, в правой руке которой пылал катар, разгоняя прочь густую тьму. Она ударила подплывшую падальщицу, не позволив той даже на секунду прикоснуться к себе.
«Конец близок», — мой мозг напомнил мне, что нужно было срочно сделать вдох.
Кетерния, заметившая, что я собирался умереть, подплыла ближе ко мне. Она села на колени на камнях, увлекаемая вниз катаром, пылавшим ещё ярче, чем прежде, и коротко выдохнула. Пузырек воздуха, не больше виноградины, замер на уровне её глаз, будто даже и не собираясь лететь к поверхности. Я, не веря своим глазам, из последних сил вытянул руку и прикоснулся к капле воздуха, резко увеличившейся в размерах. Я встретился взглядом со стражницей, когда вокруг меня установилась воздушная сфера.
— Это ты сделала?
В её глазах не было явного ответа. Она показала наверх.
Боги прошептали.
Я протянул ей руку, доверяя свою жизнь не такой уж бесполезной Люсент. Я снова был должен ей. Её рука была теплой, намного теплее моей.
Падальщицы не решались подплывать к нам, шарахаясь от пылавшего катара, заставлявшего воду кипеть вокруг нас. Кетерния тянула меня к грузным теням, парившим на самой поверхности воды.
— Лодки… — выдохнул я, не понимая, как сам не заметил их прежде.
Я вытянул левую руку и развел пальцы, развеивая застрявшую во льду секиру. С Кетернией рядом у меня было время создать новую.
Густая тень от лодки на несколько секунду обратила воду в абсолютную тьму, разгоняемую лишь катаром. Люсент отпустила мою руку и рванула к поверхности, я последовал за ней. Воздух был всё таким же морозным и пронзающим лёгкие. Я закашлялся.
— Со мной всё нормально, — я предупредил вопрос Кетернии.
— Саша! Ты как? — стражница посмотрела в сторону пристани, фонарь на которой горел несколько увереннее, чем прежде.
На дороге было тихо, хотя мы оба знали, что Йенсен должен был быть там.
— Саша! — голос Люсент сорвался.
— Йенсен! — мы подплыли ближе, когда я услышал рваный вдох и хлопок.
Я резко схватил Кетернию за запястье и, несмотря на её сопротивление, увлёк её под воду. Внезапно поднявшееся течение с остервенением швырнуло нас каменному фундаменту пристани — ил, поднятый мной со дна, мягко объял нас. Лодки опасно накренились набок, под водой всё гремело и скрежетало. Кетерния вырвалась и закрыла свои уши, зажмурив глаза. Она кричала, клубы воздуха летели к поверхности, укрытой одичавшими кораблями.
«Что за херня?» — подумал я, приказывая камню держать меня, не позволить всплыть.
Я протянул руки к Кетернии и привлёк её к себе, позволяя ей спрятать своё лицо у меня на груди. Будь мы наверху, её крик резко оборвался бы, посылая эхо на округу. Мимо пролетали падальщицы, не справлявшиеся с усиливавшимся течением. Кетерния вцепилась в мою спину, её плечи слегка дрожали. Одна из утопленниц напоролась на винт одной из лодок. Я видел, как её череп разлетелся на части, будто хрустальная ваза, встретившаяся с полом. Волосы Люсент, выглядевшие в этой тьме тёмно-коричневыми, вихрем следовали за течением, мешая видеть все детали.
«Детали силы Йенсена, — подумал я, только сейчас осознав, что никто из нас не был таким уж слабым. — Кроме меня».
Через несколько минут хватка на моих плечах ослабла, хотя Кетерния и не подняла лица. В тот же момент вода резко хлынула прочь, течение исчезло, а лодки перестали крениться на бока. Над головой раздался мягкий треск; Люсент отпустила меня, стоило воде слегка отхлынуть от основания пристани.
— Я никогда не был так рад тебя видеть, Йенсен, — выдохнул я, различив резковатые черты ледяного стража, склонившегося над нами.
— Лучше б ты утонул.
Кетерния побежала наверх по выраставшим под её ногами грубым ступенькам. Только сейчас я заметил, что она осталась без куртки; её золотые волосы облепили лицо и плечи, но девушке, кажется не было дела. Она замерла на краю пристани, смотря на Йенсена. Я остановился за ней.
— Двигай, Люсент, не последний раз видишься с ним, — проворчал я, но стражница даже не шелохнулась.
— Вы забааавныеее, — гниющая девочка снова сидела на бочке, но сейчас рядом с ней было ещё две падальщицы, старательно пришивавшие руку своему лидеру.
Я хотел было метнуть в её маленькую мёртвую головку кинжал, но Люсент опередила меня. В два решительных шага, один из которых был сделан, чтобы обойти Йенсена, на лице которого я впервые прочитал какой-то виноватый испуг, Кетерния оказалась перед юной падальщицей. Лоб ей прожигал кончик катара, пылавшего с таким остервенением, что раскалял воздух вокруг.
— Кетерния, что бы ты ни собиралась делать, не глупи, — Александер проговорил это глухо.
Стражница не обернулась. Я поднялся на промёрзший асфальт пристани, промокшее пальто тянуло меня вниз.
— Как мы уже сказали, — Кетерния разрушила застоявшуюся тишину, — мы найдём другого информатора.
— Обидееелась, чтооо яа поиграаала с вашииим Леруаааморо? — падальщица подняла здоровую руку и коснулась указательным пальцем острия катара.
Люсент отдёрнула лезвие в сторону, отсекая часть темных патл падальщицы. Та лишь расплылась в ядовитой улыбке. Стражница растворила катар и развернулась к нам: её волосы и одежда уже высохли; руки были сжаты в кулаки. Что-то в ней было не так, хотя это было характерно для девушки: редко выглядеть нормально было её талантом.
— Пошли? — спросила она у Йенсена, будто всё же не решаясь уйти без информации.
Норвежец кивнул и, слегка задев меня плечом, в этот раз явно не специально, подошел к Люсент и протянул ей свою куртку. Она приняла её, и мы пошли в сторону суши; поток тёплого воздуха объял меня, но я махнул рукой, не желая получать излишнюю заботу от стражницы.
— Кетернииия, а что с тобооой не тааак? — вопрос ударил в спину, заставив всех остановиться; стражница не поворачивалась к падальщице. — Отвееетишь, получииишь кое-что.
— Кетерния, — шепнул Йенсен, надеясь, что утопленница не услышит его слов, — любая информация, которую она предложит, не стоит того.
Я сделал шаг к ним.
— А если, все же, поможет? — я не знал, чьего мнения стоило придерживаться.
Йенсен был прав: падальщица могла сказать завтрашний прогноз погоды, просто чтобы поиздеваться над ними, но, зная этих омерзительных тварей, я знал, что она в самом деле могла дать полезную зацепку.
— Времяяя идёт, дорогааая, а Люсееент большеее не становитсяаа.
В этот момент молчаливая перебранка между Кетернией и Йенсеном резко оборвалась. Девушка внимательно смотрела на падальщицу. Её зацепили слова про «больше».
— Люсент, не стоит, — в этот раз предостерёг я, но не посмел остановить её, когда стражница сделала несколько шагов к соблазняющей знанием девочке, с притворным любопытством изучающей свою вновь обретённую руку.
Даже Йенсен не остановил Кетернию.
— Что ты имеешь в виду?
— Вааас всё меньшеее, а секреетов вы оставляааете всё большеее. Я знаююю, что ты вспомнилааа что-то, а ещё знаююю, что это что-то так и рвёёётся из тебяяя. Расскажиии свой секрет, а я поделюсь секретом с вааами.
— Откуда я знаю, что твой секрет достоин моего?
«Она в самом деле собирается рассказать что-то», — с немым ужасом подумал я.
— Её нужно остановить, — сказал я одними губами Йенсену, который будто и вовсе не видел меня.
— Клянууусь своим постом, — прошипела падальщица, наклоняясь вперёд в нетерпении.
Всё так и кричало «ну же!». Я чувствовал, что был рад узнать хоть что-то: как она спасла Йенсена? Что же было с ней не так?
Поза стражницы изменилась, она чем-то напоминала сломанную куклу, у которой больше не было сил стоять прямо, не было сил делать вид, что она была хоть на секунду из благородных семей стражей. Все в ней кричало о неповиновении.
— Саша, я не злюсь на тебя, — она повернулась к нам, лишь на мгновение встретившись со мной взглядом: её центром вселенной был ледяной страж, на лице которого была написана глубокая скорбь. — Просто помни это.
В следующую секунду Йенсен щёлкнул пальцами, а стражница развела руки, до этого безвольно висевшие по бокам. Пристань пошатнулась, будто сам фундамент, до этого верно удерживавший нас от разыгравшихся сил Александера, треснул в основании; будто мы оказались в эпицентре бури. Я невольно вспомнил сражение Кетернии и Мариссы, когда всё вокруг было объято водой и ветром. Так было и сейчас: вода хлынула над нашими головами, образуя мост, внутри которого швыряло остальных падальщиц, которым было не за что удержаться. Некоторые лодки опрокинулись в воду и непременно бы ушли ко дну, если бы Йенсен не встрял, заставляя посудины вернуться в изначальное положение. Я не мог дышать.
— Впечааатляя… — падальщица оборвалась, когда водяная арка стремительно заледенела, стоило Кетернии лишь щелкнуть пальцами; во льду были видны гниющие конечности падальщиц.
С неба валил снег, задуваемый в наш тоннель.
«Все силы ушли ей», — с нескрываемым ужасом понял я.
Однако в тот момент я не осознавал, как кардинально это меняло всё, что было и ещё собиралось произойти. Я лишь видел Люсент, которую создал я, овладевшую водой и воздухом. Видел ошеломляющую Люсент.
— Теперь, — стражница прервала мои мысли, возвращая к реальности, — выдавай свой секрет, иначе сожгу тебя, а они, — она указала на заледеневших падальщиц, — не выберутся из-подо льда до поздней весны.
Юная утопленница, на лице которой впервые отразилась искренняя эмоция — глубокое удивление, смешанное с раболепным страхом, — спрыгнула с бочки и подошла к Кетернии, не выказавшей отвращения.
— Не могууу рассказать про тебяяя или взрыв, но у меняяя есть кое-что, что заинтересуееет вас, — многозначительный взгляд упал на меня и Йенсена; мы одновременно подошли к падальщице. — Задаам ваам вопрооос, который спровоцируееет поиск ответааа…
— Мы не так договаривались, — Кетерния остановила её.
— Что ж, будууу вам должна в будущееем, но вернууу долг, возможно, и не я.
— Что за вопрос? — потребовал Йенсен.
— Торопиииться плохо, но я понимаююю тебя. Итак, вспомнииим кое-что. Твой дедушкааа, Джонатан Йенсееен, умер в пожаре, — падальщица сосредоточилась и стала меньше тянуть гласные. — Сгореть дотлааа в собственном домеее, интересная смерть, не так лиии? Особенно, когда ты управляешь водой, да ещё и лидер стражееей. Не странно ли это?
Мы молчали, не зная, что ответить.
— Дам подсказку. Такая смерть никогда не приходит однааа.
— К чему ты клонишь? — не могла же она сейчас обвинить моего отца в том, что произошло почти двадцать лет назад.
— Спросите последнюю ледяную стражницу…
— О чём? — пронзающий холод исходил от Йенсена.
Падальщица плотоядно улыбнулась. Мы все прекрасно всё поняли.
— О том, когда Вивьен Мерсьеее окончательно сошла с умааа, — она выдержала паузу, — а ещё уточните, когда умер твой дедушкааа и, может, вааас заинтересуют даты.
Я хотел поправить её: мама никогда не называлась девичьей фамилией, хотя и сохранила её, но не стал. Не смог. В голове всплыла страница из книги «История и генеалогия стражей», где было нарисовано дерево рода Йенсен. Я не помнил точной даты и месяца, но знал год — 1996, около года до того, как я появился на свет… В голове был туман.
Я не заметил, как растаяла ледяная арка, увлёкшая в воду всех падальщиц; как стражница взяла лицо Йенсена в свои руки и убеждала его в чём-то; я даже не заметил, когда мы направились домой.
— Леруаморо! Идем! — прежде Люсент не звала меня по фамилии.
Обратный путь среди полуразрушенных дорог больше не казался таким страшным. Вокруг было пусто.
— Надо спросить у отца… — вяло предложил я, даже не задумываясь о том, что в самом деле говорил вслух.
— Ты с ума сошел?
— Нет, не смей спрашивать у него. Мы пойдем… — Йенсен осекся.
В итоге мы не дошли до дома. Правильнее было бы, если бы мы завалились в какой-нибудь бар и запили наши раздумья, но вместо этого мы, пренебрегая правилами, переместились домой, оставив позади себя на безлюдной дороге лишь воспоминание.
***
Дома было хуже.
— Я же правильно поняла, что она намекнула на то, что он, — Кетерния многозначительно указала пальцем на меня, — сын твоего деда и его матери.
Йенсен кивнул; между его бровей образовалась морщинка.
— Ты не думала, что с такими мозгами могла бы стать учёным? — колкость сорвалась бесконтрольно.
Я даже не заметил недовольного взгляда стражницы, не выпускавшей Йенсена из внимания.
— Когда мы отправимся к твоей бабушке? — я сбросил сырое пальто на спинку дивана. — Я предлагаю сейчас.
— Ты с ума сошел? — Кетерния прожгла меня взглядом.
— Ты повторяешься. Что мешает нам отправиться сейчас?
— У нас нет плана! Ты собираешься в лоб пожилой женщине сказать: «Извините, а ваш муж случайно не спал с моей матерью? Если нет, то это я пошутил»? — меня пробрало на нервную улыбку.
Я упал в кресло напротив дивана и протер лицо руками.
— Тогда какой план?
— Завтра придёт Габриэль, мы должны быть здесь, хотя бы для вида. После того, как он покинет эту квартиру, мы переместимся на Сенью. Но мы не должны там задерживаться, чтобы не вызвать подозрений…
Было видно, как Йенсен продумывал все отговорки, которые потом можно было бы предъявить Совету.
— Завтра ты тренируешься с Габриэлем, — с ноткой удивления сказала Люсент; её руки были сцеплены в замок, костяшки побелели от усилия.
— Да, поэтому я пойду спать, — Александер рассеянно поцеловал стражницу в лоб, пожелав спокойной ночи, и исчез на лестнице, через секунду хлопнув дверью.
— Я тоже пойду, — кинула Кетерния, не смотря на меня.
Я кивнул и зарыл лицо в руках. Если то, что говорила падальщица, было правдой, то я становился практически дядей Йенсену. И у меня появлялась ещё одна сестра. Я рассмеялся, не чувствуя почвы под ногами.
***
Сны причудливо сплетались, перетекая из приятного сюжета в кошмар. Я метался во сне, мне нужно было куда-то сбежать. Кровать насквозь пропиталась моим холодным потом, когда я не выдержал и поднялся с неё. На столе лежал блок сигарет, я вытащил одну, а затем, недолго подумав, вторую. После этого я обещал, что усну, чего бы мне это ни стоило.
Оказалось, что мы были у падальщиц не так уж долго — на улице всё ещё была глубокая ночь, с неба шёл пушистый снег, нежно опускавшийся на кожу. Сзади открылась дверь.
— Зажечь? — голос Кетернии был усталым.
— Давай, — я слегка пожал плечами и затянулся сигаретой, когда на кончике заплясал огонек.
Стражница встала слева от меня; хотя мы не смотрели друг на друга, мы оба понимали, что нас многое гложет.
— Почему ты не спишь?
— Кошмары, — я устал врать. — Ты?
— Мысли.
Внизу светофор мигал жёлтым, так и не сменив его на зеленый или красный.
— О чём думаешь?
— Обо всём сразу. Готов оказаться родственником Саши?
Я рассмеялся, резко вдохнув горьковатого дыму.
— Это будет интересный опыт, но, думаю, лучше уж узнать об этом, чем жить, не подозревая о нашем родстве.
Кетерния покачала головой.
— Если бы ты не знал, тебе было бы проще, — на выдохе сказала она.
— Если бы я завёл с ним отношения, то было бы не проще, — пошутил я, улыбнувшись уголком рта.
Кетерния ткнула меня локтем в бок. Мы снова замолчали; я обнаружил, что общество стражницы меня не заботило, было приятно поговорить с кем-то, кроме Мариссы из кошмаров, умолявшей о пощаде, пока её кровь текла по моим рукам.
— Кетерния, ты давно управляешь всеми стихиями? — её силы вспомнились мне только сейчас.
Девушка тихо рассмеялась, подняв руку в воздух — снежинки закружились в небольшом вихре и зависли над её ладонью, в следующее мгновение их объяло огнем. А потом их сдуло ветром, будто они не полыхали ещё секунду назад.
— Я забыла об этом ненадолго, но да, похоже, что давно. Будто с самого начала. Это пугает, не так ли?
Она повернулась лицом ко мне. В желтоватой полутьме она выглядела старше своих лет.
— Скорее настораживает, — я зажёг вторую сигарету; её огонек на секунду отразился в глазах стражницы, будто и не видевших меня: они смотрели на Йенсена.
Если бы я не убил Мариссу, то всё было бы по-другому. Мы были бы в Лондоне, сидели вместе у камина, может, образ Мариссы, положившей голову на колени Йенсена, не был бы таким болезненным, пока Кетерния крутилась бы где-то рядом… Однако всего этого не было.
— Можно? — стражница кивнула в сторону сигареты.
— Только не делай сразу глубокую затяжку.
На секунду наши руки соприкоснулись. Сигарета смотрелась чужеродно в руках Кетернии, но та смело затянулась и вернула сигарету мне, будто торопилась избавиться. Она приоткрыла губы и выпустила сероватый дым в небо.
— Сладких снов, Себастьян, — в уголках губ стражницы спряталась улыбка.
— Спокойной, Кетерния, — я махнул ей рукой, а затем услышал, как закрылась дверь.
До утра ещё было так далеко. Я решил, что можно выкурить ещё пару сигарет.
Светофор переключился на зеленый, стоило снегу прекратиться.
