Пароль: одержимая или эффект зверя

      Объяснение, которое всё-таки состоялось.       Вы с Итачи в следующую секунду очутились где-то далеко-далеко от места сражения, от земель могущественных даймё, в той самой маленькой Стране Чая, где протекало лечение брюнета, и ты поняла, что он перенёс вас обоих в созданную им иллюзию.       Ты и нукенин стояли в трёх метрах друг напротив друга посреди бескрайнего зелёного поля на узкой прямой тропинке, уводящей вдаль. Эту же иллюзию он уже показывал тебе, когда Коноха напала на Акатсуки, да и эти поля, чистое безоблачное голубое небо и морской воздух навсегда врезались в память с тех пор, как вы с напарником наяву совершали долгие молчаливые прогулки под жарким палящим солнцем. Уже знакомый мягкий бриз гнул к земле высокие стебли травы и развевал твои распущенные длинные волосы.       Ты стояла перед Итачи такой, какой он тебя запомнил и привык видеть, хоть это и не был твой настоящий облик: семнадцатилетней девушкой с седой отросшей чёлкой, достававшей до шеи, и каштановым оттенком волос. В чистой одежде, избавленной от следов крови и грязи. С ясными тёмно-малахитовыми глазами. С потупленным взглядом, в котором читал лишь скорбь и тоску.       Пение цикад в густой раскачивающейся траве, разливающееся в воздухе, и свистящий звук ветра создавали призрочную иллюзию умиротворённости и наполненного спокойствия. Вселенная замерла, стирая пространственно-временные границы.       — Неужели, — тихо раздался твой голос, — всё так и закончится?       Ты кротко посмотрела на впереди стоящего шиноби.       Итачи красивым небрежным жестом руки убрал с лица разметавшие мягким ветром тёмные пряди волос. На душе тяжёлым грузом накопилось столько всего, что бы хотелось сказать, за что хотелось попросить прощение, но вместо этого он лишь с грустью и присущей серьёзностью окинул твой силуэт взглядом, как поступал неоднократно, когда слова давались ему особенно тяжело.       — Я не сделал твою жизнь легче, — прямая констатация факта, что он врядли когда-нибудь сможет себя простить. — Даже изменив внешность и личность, не смог уберечь от грязи и несправедливости этого мира.       И.: «А сколько раз сам намеренно причинял боль во имя собственных эгоистичных интересов, стремился манипулировать — давно сбился со счёта».       — Сейчас это уже неважно, — преодолевая смущение и гордость Рене, ты с особым внутренним трепетом и нежностью посмотрела на хладнокровного темноволосого мужчину, закутанного в тёмный плащ с кровавыми облаками. — Мне достаточно, что в ней был ты.       Что это ложь, знали оба.       Твоя душа разрывалась на части. Т.: «Нет… Я бы хотела изменить конец этой трагичной истории! Изменить твоё решение! Сбежать далеко-далеко и жить вдвоём до седой старости, забыв всё, как страшный сон. Даже если не любишь… просто быть рядом и заботиться о тебе! За что ты мечтал поступить со мной так жестоко, оставив жить рядом с твоим убийцей в слепом неведении? За что так жестоко поступил с собой?! Как же ты мучался…»       Даже сейчас эти три шага, как пропасть, непреодолимая стена между вами. Как болезненное напоминание самим себе, что у нукенина и куноичи нет общего будущего.       — Я сама была не подарок, — ты пожала плечами, стараясь говорить, как можно нейтральнее и с поддельной лёгкостью. — С самого начала излишне самоуверена и глупа. Мне стоило понять всё гораздо раньше и разделить с тобой груз ответственности, а не пытаться что-либо доказывать или мстить. Последнее — наверное, влияние твоего братца, с которым ты меня свёл. И о чём только думал…       Губы Итачи тронула мимолётная улыбка, на секунду являя его настоящего, а не тот доведённый до совершенства и автоматизма холодный образ. С ним говорила повзрослевшая Асами.       — Мне так многое хотелось рассказать тебе и о стольком поговорить, — щёки предательски покрылись румянцем. Грудь переполняло одно странное большое чувство, в котором сплелись сразу и волнение, и эйфория, от чего ты боялась не найти подходящих слов в голове. Но Итачи спокойным тембром остановил тебя, будто прочитав мысли.       — Я всё знаю, Рене, — его черты лица оттаяли, и то, с какой интонацией он произнёс твоё имя, заставило тебя вздрогнуть. Несмотря на его простоту и выдуманность, именно оно стало для него по-настоящему родным за те дни, прожитые с тобой и вдали от тебя.       Ты, действительно, внезапно поняла на уровне инстинктов, что ничего не нужно. Так он когда-то уже смотрел на тебя — это было очень давно, в прошлой жизни, когда вы были детьми. Он, правда, всё знал и не нуждался в словах.       — Так жаль, что мой кеккей генкай позволяет видеть лишь способности и силу шиноби, но не может распознать ложь, — с горечью выдохнула ты.       — Если ты когда-нибудь сможешь простить меня за мои поступки… Я нисколько себя не оправдываю, но смысл истинного шиноби заключается в том, чтобы защищать из тени. Я всего лишь защищал то, что было дорого мне.       Бесценное время неумолимо иссякало. Ты чувствовала, как тело медленно наливалось свинцом, и картинка перед глазами становилась всё менее чёткой. Вдруг непонятно откуда взявшаяся копна зелёных листьев взметнулась с земли и закружилась вокруг фигуры брюнета, и ты ощутила всем серцем, что вот и наступил момент прощаться. Учиха стоял на месте, но как будто бы начал отдаляться. Холодный испуг, что ты больше никогда его не увидишь, сдавил грудь и в отчаянной попытке не допустить, не дать ему уйти, ты хотела броситься к нему и даже протянула руку, напрягая зрение, всматриваясь в его идеальное мраморное лицо.       — Стой!.. — ты молила, страшась темноты.       Слабеющими глазами, в которых стремительно всё вокруг погружалось во тьму, ты внимательно, до боли, всматривалась, как его губы медленно и беззвучно складываются в какие-то слова. Последние слова… По его губам ты прочла:       «Аищитеру…»       — Итачи, — прошептала ты перед тем, как навечно закрыть глаза, чувствуя, как в груди разлилось успокаивающее и согревающее тепло, — мне так хорошо… — испуская дух. — Я обязательно передам отцу, что ты сдержал обещание…. Прощай, Учиха Итачи…       И ты в последний раз, уже навсегда сомкнула веки.       Гениальный злодей.       Это было бы странным, если бы не постепенно вступающая в свои права зима и холодный ноябрь, особенно суровый и лютый в северной Стране Молнии. В тот момент с затянутого тучами серого неба упала одна снежинка, за ней вторая, и пошёл снег.       Ты умерла с улыбкой. Сначала из тёмных графитовых глаз ушла вся осмысленность, а затем тонкие руки беспомощно упали по швам. Тело, которое покинула жизнь, на секунду как-то озадаченно зависло в воздухе, будто не поняло, что уже неживое, после чего с глухим звуком посреди пробирающей гробовой тиши свалилось к ногам старшего Учихи.       — Что ты с ней сделал?!.. — леденея от ужаса, Саске лишь таращил огромные, как в детстве, глаза на сохранявшего спокойствие брата.       — Показал напоследок иллюзию, которую она хотела увидеть.       А в действительности, просто хотел попрощаться. Итачи посмотрел на безжизненное тело.       — Она любила меня, — с бесстрастным лицом добавил мужчина.       — Что?! Да за что можно любить такое чудовище, как ты?! После того, что ты с ней сделал!       И.: «Ты прав, маленький глупый братик. На этот раз абсолютно». Но он твёрдо решил доиграть роль злодея до самого конца, чтобы сорвать овации.       — На самом деле, девчонка всегда только мешалась, — преодолевая внутренний барьер, Итачи неожиданно поставил ногу на твой согнувшийся на земле в позе зародыша окровавленный труп и грубо отпинул от себя, перекатывая на другой бок.       — Ублюдок, ты понятия не имеешь… — Саске едва шевелил губами, чувствуя, что готов сойти с ума прямо здесь и сейчас: от боли, от отчаяния, от ненависти, надеясь, что всё это до сих пор какое-то страшное, кошмарное гендзюцу. — Она носила под сердцем моего ребёнка!       Кажется, закалённое и привыкшее стойко держать удар сердце хранителя коноховских и клановых тайн пропустило удар, а за ним и ещё один. От неожиданности он посмотрел на твоё бездыханное тело ещё раз, но на этот раз как будто видел впервые.       И.: «Она была… беременна?!..»       Он же сам хотел именно этого, чтобы младший брат обзавёлся семьёй в Конохе и когда-нибудь возродил их клан, который, обновлённый, станет чище и сильнее и будет свободным от предрассудков и клановой ненависти. Итачи идеалистически мечтал об этом. Ещё в Стране Чая, когда он спросил, не хотела ли бы ты стать частью такого клана, как Учиха ичизоку, он уже задумывался об осуществлении подобной идеи, но по привычке мечтал об этом не для себя, а снова для младшего любимого брата, судьбу которого искренне стремился скроить и устроить наилучшим образом. Пусть даже пришлось пожертвовать собственными желаниями. А теперь оказалось, что вместо счастливого хэппи энда, который тот после своей смерти готовил для Саске, на его собственные плечи легла ответственность за ещё две сгубленные невинные жизни. Он не смог уберечь племянника или племянницу и эту безрассудно пожертвовавшую собой ради него — человека, давно выбравшего смерть — упрямую девчонку, которой на роду ещё было написано жить да жить. От осознания собственной вины и никчёмности больше не хотелось затягивать с неизбежным, поэтому, когда Саске почти в безумии бросился на брата с Кусанаги, через которое пропустил Чидори, Итачи не предпринял никаких попыток, чтобы увернуться и даже не дёрнулся.       Трагический финал. «Я не хотел для тебя этой боли».       Смерть принесла с собой и даровала осовобождение. Он больше не должен разыгрывать из себя спятившего сумасшедшего, бесчеловечное, беспринципное зло во плоти — отличная цена за то, чтобы быть проткнутым катаной младшим любимым братишкой.       Запачканный собственной и твоей кровью, которая смешалась на его одежде, в последний раз посмотрев на брата, чьё лицо казалось безумным, Итачи согнулся, чувствуя, как тело резко немеет, и замертво свалился поверх твоего трупа.       Саске, рвано дыша, поражённый и одержимый яростью, застыл над телами двух мёртвых шиноби, не в силах отвести взгляда от тел брата и возлюбленной. Вместе с осуществлением мести все его мечты о будущем оказались погребены в общей могиле. Руки тряслись, окровавленный Кусанаги выпал из разжавшихся пальцев, и интуитивно захотелось сложить их в печать овцы, чтобы всё произошедшее оказалось лишь обманчивым, ненастоящим гендзюцу, чтобы ты оказалась жива, и вы могли вместе вернуться в Коноху. Чтобы те шокирующие воспоминания, которые ты ему показала, были лишь плодом его больного воображения. Чтобы он знал, что его возлюбленная не любила всё это время убийцу и предателя, которого в итоге предпочла, невзирая даже на крохотное, ещё нерождённое существо внутри себя, которому он, Саске, подарил жизнь. Осозновать правду оказалось слишком мучительно. Психика парня не выдержала, и он, схватившись в безумном порыве за голову и выкрикнув что-то невнятное, согнулся пополам, точно кто-то спереди сильно ударил в солнечное сплетение. Ослепляющая ярость сменилась внезапным смертельным испугом, ведь раньше, до этого проклятого часа, была ты, уже был ваш общий нерождённый ребёнок — воплощение и продолжение его чувств к тебе, заветных надежд относительно возрожденипя клана, а теперь — пустота. Он остался совершенно один, собственными руками убив всё самое дорогое. Истощённое боем тело и уничтоженный открывшейся правдой дух — вот всё, что у него осталось. Саске был больше не в силах вынести этого сильнейшего эмоционального потрясения, чувствуя, как кружилась голова, и всё вокруг проваливалось в кромешную тьму. Он едва держался на ногах и, полностью обессилев, свалился на сырые голые камни. Перед мокрыми от солёных смешавшихся с кровью слёз глазами продолжал опускаться на землю снег, и два силуэта шиноби, неподвижно лежавших неподалёку, стали быстро расплываться, выцветая из его сознания вместе с болезненными воспоминаниями. Последнее, что Саске запомнил перед тем, как провалиться в беспамятство, было чувство жуткого пробирающего холода, как в детстве… А потом всё, наконец, закончилось.