He is another

Его правый глаз горел оранжевым. Говоря по правде — я в жизни не видела у Папайруса что-то наподобие «боевого режима» и смотря на него сейчас… Он, черт возьми, выглядит просто потрясно! Думала я, пока он не стал подходить ко мне. Я была бы не против, если бы он остался где стоял. Папайрус щелкнул пальцами, и вокруг него возникло множество бластеров. Я обернулась. Проем в двери был заделан костями, тем самым последний ход к отступлению был закрыт. Папайрус продолжал медленно ко мне приближаться, сжимая в руке кость. Я была слишком испугана, чтобы защищаться, и просто стояла, не двигаясь. Не думала я, что приму смерть от Папса. Когда он был в метре от меня, он резко остановился, видимо, разглядев мое лицо. Его глаз потух, как и мое желание продолжать разъяснять, что тут происходит. — Какого черта, Фриск?! Ты обещала, что останешься дома! Папайрус был близок к ярости, я же была близка к инфаркту. — П-прости, а давай я сейчас поднимусь наверх и в-выполню обещание? — по моему телу пробежала дрожь, и я сильнее вжалась в стенку, пытаясь слиться с ней воедино. Папайрус, развернувшись, зашагал к машине, оставив меня одну. Воспользовавшись его отсутствием, я решила осмотреться. Огромная просторная комната с голыми стенами, от которых веет необъяснимой отчужденностью. По углам куча рулонов бумаги. Множество чертежей лежат на столах. И на полу. В помещении творился полнейший хаос, что указывало либо на продолжительность работы, либо на крайнюю лень хозяина. Будь я в другом месте, в другое время, я бы моментально откинула вторую версию, но… Я оглянулась, проход все еще был залатан костями. Если подумать, я была готова подойти к Папайрусу, но все же нет. Тихонько подойдя к двери, я попробовала убрать кости, сломать их, все, что угодно, только бы уйти отсюда. Поблизости не было ничего, что могло бы мне помочь. Но, как бы это не было странно, Папайрус убрал их сам. Мгновенно проход был свободен, и я с легкостью могла уйти из этой чертовой комнаты. Я была готова это сделать. И еще бы один шорох, звук, и я сразу бы вышла из этой комнаты. Закрылась бы в комнате и думала. Размышляла над всем произошедшим, придумывала теории и мифы, пытаясь найти ответ. Я бы не спросила его ни о чем. Все шло бы, как и раньше. Это осталось бы загадкой. Но никакого звука не было. Стояла полная тишина, словно направляя на правильный выбор. Я медленно, озираясь по сторонам подошла к скелету, который возился около машины. Набрав в легкие побольше воздуха, я спросила: — Папс… Папайрус, что вообще происходит? Что это за машина? Чертежи? Ты это скрываешь от кого-то? Папайрус сделал вид будто бы не услышал вопроса. До жути странное поведение для него. Мой страх постепенно стал перерастать во всемогущее любопытство, которое порой из меня так и прет. И, не выдержав, я спросила чуть громче: — Что происходит? Алле?.. Папайрус молчал. — Не смей меня игнорировать! Он продолжал молчать. Страх исчез окончательно. Все-таки инстинкт самосохранения у меня немного бракованный. — ПАПАЙРУС, ЧТО ПРОИСХОДИТ?! Это сработало. Но ответ был слишком груб. — Да тише ты, истеричка. Я немного занят, если ты не заметила. Почему ты еще здесь? Выйди, дверь вон там. Я не люблю, когда МНЕ грубят. Я грублю в ответ. — Эй. Даже не думай меня оскорблять! Ответь на вопрос! После этого Папайрус посмотрел на меня. Внимательно и немного удивленно. — Что тебе надо? — Пончиков и сока, а вот касательно тебя я хочу знать все! Ты… Ты не похож сам на себя! Будто клон какой-то… В этот момент в его глазах мелькнула горькая ухмылка, и Папайрус присел прислонившись к машине. Я присела следом. После этого главные герои рассказывают что-то интересное. Но шестое чувство предупреждало меня о чем-то. — Что я могу тебе рассказать? Пфф, про то, что Санс идиот? Ты это можешь сама знать, если достаточна догадлива, — Папайрус повысил голос. — Или про то, что ты практически неубиваема? Я замерла. Он не может помнить и знать… Я понимаю, к чему он клонит.  — Или может про то, что ты нас всех перебила? Вполне возможно, что ты это знаешь. Или я не прав? Последние слова были словно гром среди ясного неба, обрушившийся на меня. Воспоминания поплыли перед глазами, безумная улыбка Ториэль, голова, слетающая с плеч, тающая Андайн, Санс и его смерть. Слезы… Я ведь никогда не плачу верно? И сейчас не стоит… Сглотнув комок в горле, я выдавила: — От-откуда ты знаешь?.. Кто тебе сказал? Санс и остальные, да? Они все помнят, да? Но… Я не испугалась взглянуть ему в глаза. И в них был лишь холод и пустота. Почти, как у Санса, но еще более бездушная. Это не он, точно не он… — Утри слезы, нытик. Об этом знают все, все. Я имею ввиду, наш тесный круг друзей. А вот я узнал это самостоятельно от, так называемого, Гастера. А мои «друзья» об этом молчат, боясь сломать мою «хрупкую» психику. Ну и идиоты, что скажешь. Папайрус самоуверенно взглянул на меня. Внутри зашевелилось чувство злости. Папайрус не стал бы оскорблять друзей. Никто не должен их оскорблять! Я закричала: — Ты не имеешь права называть их идиотами! Кем бы ты себя не возомнил, не смеешь! Они не только мои друзья, но и твои! Санс, черт возьми твой брат! И тебе вовсе не стыдно, что ты его оскорбляешь? Что с тобой стало?! Ты ли это? Тебе не противно самому? Ты на самом деле такой? Я тяжело дышала. Папайрус же не поменялся в лице вообще. Лишь появилась некая озабоченность. — Хорошо. Тогда идиот только Санс. Я вопросительно взглянула на него. Приступ необоснованной и неожиданной злости исчез. — Да почему же? Чем ты его так невзлюбил? Он же твой брат. — Ну, давай начнем и закончим тем, что он нахрен испортил все записи, и теперь разобрать практически ничего невозможно. И знаешь, чем он их испортил? Он, видимо, пил кетчуп, когда читал эти каракули. Ну разве не идиот? Как он мог додуматься есть и пить возле таких важных вещей? Папайрус посмотрел на меня ожидая ответа. — Ну, наверное, я ведь не понимаю почему они важны для тебя, и ты мне ничего не объясняешь. Папайрус наклонил голову. — Думаю, в прошлой жизни ты была пиявкой, ибо я не знаю почему ты такая приставучая. Я довольно улыбнулась и села поудобней. Вся моя злость сразу куда-то улетучилась, и я приготовилась к рассказу. — Санс всегда считался у нас самым-самым. Возможно, благодаря своим шуткам плоским, как паркет. Не знаю. Но, как факт, все были довольны этим. Скажи честно, он хоть раз рассказывал о своем прошлом? Я уверен, что нет. Он не рассказывал об этом даже мне. Брат называется. Да и вообще делать все в одино- — Да блин, к делу переходи. — Не перебивай ты. Если кратко, то в прошлом Санс был ассистентом одного ученого по имени Гастер, который, в свою очередь, провалился в их с Сансом изобретение, ЯДРО. Видимо, они накосячили конкретно с этим устройством, и вернуть что-либо упавшее туда обратно — невозможно. Санс стал жить как обычно, изредка наведываясь к машине. Может, он и хотел спасти Гастера, а возможно, он пытался продолжить изучать… Ну, не знаю, пусть это будет решимость. — Решимость? — Ну да, довольно забавная штука. И это вполне могло послужить поводом для исследований. — Ну, допустим, Санс занимался чем-то таким в прошлом, но как это связано с тобой? — Напрямую! На изогнутую прямую! — Это не пря- — Заткнись. Так вот, еще до твоего прихода я как-то раз пошел за инструментами в наш старый подвал. Тогда Санс в очередной раз что-то сломал и, по-моему, это был наш телевизор. Рыскал я там долго, пока не наткнулся на одну комнату. Естественно, она была открыта, потому что это Санс, который идиот, если ты помнишь. Не то, чтобы тогда я любил лезть в чужие дела и рыться в чужих вещах. Но она как-то странно меня манила, словно большой и сытный бургер с горчицей. Комната внутри не отличалась изысканностью и была сплошь усеяна бумагой. А посреди этой анархии стояла машина. — Не думаю, что эта комната меня бы привлекла. — Меня бы она тоже не привлекла, если бы не лицо на мониторе. Как оказалось, это устройство было напрямую связано с ЯДРОМ, так что неудивителен тот факт возникновения Гастера в машине. Мы с ним разговорились и он вначале показался мне довольно милой персоной. А потом он предложил освободить его, чтобы сделать этот мир лучше. Каким образом? Простым. Выкачать всю решимость из одного монстра и подарить ее более сильному. Естественно, я отказался. Мне было отвратна эта мысль сама по себе. После этого я решился запереть Гастера окончательно, дабы он не вышел и не стал терроризировать всех жителей. Да будет проклят тот день. Папайрус вздохнул и посмотрел на пачку чертежей. — Я не нашел ничего подходящего, что помогло бы мне запереть его навсегда. Теперь мне приходится ходить сюда каждый день. И сегодня это был один из них, — Папайрус указал на ватман в под столом. — Это была последняя подходящая схема. Папайрус снова посмотрел на пачку бумаги. Безысходность. Я была удивлена. Он был другим. — Так. Ты, получается, это для нас делаешь? — Смотря, как посмотреть, я же помирать тоже не особо хочу. — Странно, по тебе и не скажешь, что ты такой самоотверженный. — Я не всегда был таким, — Папайрус посмотрел на меня. — Когда я только с тобой встретился, я был милым и невинным, как все и думали. Кетчуп Санса и недосып во всем виноваты. Папайрус потянулся. — Сколько ты так? — Пять лет. Пять лет… Только подумать. Он пять лет каждый день ходил в подвал, чтобы защитить нас от сумасшедшего ученого. Даже я бы не согласилась на такое. В очередной раз в моей голове мелькнула безумная мысль. Пора бы мне думать о последствиях. — Ладно, вставай. Завтра вместе продолжим. Только сделаешь свои махинации сегодня один. Я быстренько вскочила на ноги и направилась к двери. Папайрус же быстренько подбежал ко мне и схватил за плечо. — В смысле «вместе»? Что значит «вместе»? Я не говорил тебе, что вообще рад тому, что ты меня раскрыла. Я убрала его руку с плеча. — Неа. Уже никак. Все. Теперь мы работаем командой! Я улыбнулась и вышла из комнаты.