Бличедрабблы

Рукия, Ичиго *** — Ничего, — сказал сын. — Я думаю, лет через семьдесят я помру и стану синигами. Они меня возьмут! Возьмут? — Предположим, — усмехнулся отец. — А сейчас что будешь делать? Ичиго открыл рот — и закрыл его вновь. Он не знал. — Говори, говори давай! — Ишин пихнул его локтем в бок. — Что ты будешь делать? Женишься? Заведешь детей? Будешь жить в ожидании смерти? — А что прикажешь? — огрызнулся Ичиго. — Самоубийством покончить?! — Гхм… — сказал Ишин. — А, ты сам меня убьешь, — буркнул Ичиго, отворачиваясь. Ишин поднял глаза к небу, видимо, размышляя над идеей. — Дождь сейчас пойдет, — сказал он. — Вечно в Японии дождь… Куросаки Ишин достал из кармана пачку сигарет, вытащил одну, прикурил… — Скажи мне, сын, почему ты считаешь, что не ты должен делать первый шаг? — Что? — переспросил ошарашенный Ичиго. — Когда я увидел твою мать впервые, — Ишин посмотрел на камень. «Куросаки Масаки» — гласила надпись, — я не думал, что когда-нибудь смогу сказать ей, как сильно она мне нравится. Она заговорила со мной первая. И вообще все и всегда делала первая. Она была смелая. А ты похож на нее и совсем не похож на меня, — он картинно вздохнул. — Ага, — фыркнул Ичиго. — Не похож. Совсем. — Мне казалось, мой сын смелый… — Ишин покосился на него. Ичиго сдвинул брови и отвернулся. — Не понимаю, о чем ты. — Масаки! — взвыл отец. — Нашему сыну уже восемнадцать, а у него по-прежнему нет мозгов! — Заткнись! — рявкнул Ичиго. — О, а это к тебе! — неожиданно сказал Ишин. Черная бабочка пролетела между ними, мазнув крыльями по щеке Ичиго, опустилась на землю, выросла… — Добрый вечер, Кучики-сан! — поприветствовал Ишин. — Добрый вечер, Куросаки-тайчо, — поклонилась девушка. — Где? — нервно обернулся Ишин. — А, вы мне… Кучики-сан, увeдите этого… — он пощелкал пальцами, — неумного юношу. Он мешает мне предаваться молитвам и разговорам с возлюбленной. — Придурок! — Ичиго развернулся и, махнув Рукии, пошел прочь. *** — Как у вас вообще? — грубовато спросил он, когда они отошли от могилы. — Нормально, — негромко ответила Рукия. Ичиго покосился на нее с подозрением — она была какая-то невыразительно тихая сегодня. — Ты когда снова… ну… будешь работать? Девушка сжала руки, потом подняла глаза на Ичиго. — Я… я вот что! — Она протянула Ичиго свиток. Недоуменно нахмурившись, тот развернул бумагу. — О, — сказал он, прочитав. — Клево. — Ага, — Рукия опустила голову. — Ну… — Ичиго подбирал слова. — Ты… заслужила, да. И… у Укитаке. Он нормальный вроде мужик. — Нормальный, — тихо согласилась Рукия. — Я думала… Ни-сама или Ренджи…, но в конце концов, я все время служила в тринадцатом… — Ага, — кивнул Ичиго. И нахмурился. — Стоп, так ты прощаться, что ли, пришла? Она кивнула. — Лейтенанты в мире живых не работают… — Ну… — Ичиго смолк. Так прошла минута или две — они стояли друг напротив друга, глядя на асфальт под ногами. Потом оба разом подняли головы: — Ичиго, я… — Рукия, слушай… — Говори! — Нет, ты первая… Их прервали. В свет фонаря выступила темная фигура, и Ичиго посетило дежа вю. — Рукия, — проговорил низкий голос. Она не повернула головы. — Ни-сама. — Бьякуя, — мрачно сказал Ичиго. — Куросаки, — глянул на него Бьякуя. — Рукия, идешь? Первая крупная капля упала на асфальт, за ней вторая, третья… и дождь зачастил. — Ты промокнешь, — сказала Рукия, глядя на Ичиго. — Возвращайся к отцу, у него, наверное, есть зонтик. Я еще приду… как-нибудь. …почему ты считаешь, что не ты должен делать первый шаг? Она протянула руку к Бьякуе — и тогда Ичиго заговорил: — Лет через двадцать? Как Питер Пэн? Или пятьдесят? — Как кто? — заморгала Рукия. — Останься! — сказал Ичиго. Он намеренно не смотрел на Бьякую, только на Рукию — но не различить краем глаза его легкое движение не мог. «Если он сейчас скажет хоть слово, я устрою банкай прямо здесь!» Но Бьякуя молчал, и Рукия тоже. — Пожалуйста, — тихо попросил Ичиго. — Я не живая, Ичиго, — проговорила она наконец. Он мотнул головой. — Я могу к тебе прикоснуться. И поговорить с тобой. И… и… скучать по тебе. Ты живая. Она коротко вздохнула. Обернулась на Бьякую, но тот смотрел в землю. Словно говорил — решай сама. — Я… не могу! — она развернулась и стремительно зашагала прочь. Бьякуя посмотрел на Ичиго — но даже если бы тот был самым лучшим физиогномистом в мире, все равно бы не смог прочитать, что написано на этом невыразительном лице. Потом Бьякуя сказал: — Прощай, Куросаки Ичиго. И ушел следом за Рукией. Дождь шел все сильнее. *** — Ни-сама… — Рукия? — Я… правильно поступаю, Ни-сама? — Не знаю, Рукия. — Я… — она остановилась, стиснула ладони. — Мне так хочется… остаться… — Рукия, — тяжело уронил Бьякуя. — Я за тебя уже решал. Я не считаю, что это было правильно. Поступай как хочешь… или как считаешь нужным… или как считаешь правильным. Я в любом случае твой брат. Она опустила голову. Дождь не оставлял следов на двух синигами, но Рукия не могла не думать об Ичиго, который ненавидел дождь. — Сколько вас можно ждать? — Из-под завесы дождя появился Ренджи. — Я не могу держать портал вечно! — Ни-сама… — подняла голову Рукия. — Ренджи… — Что такое? — удивился рыжий. — Я… так не могу, — проговорила она. — Я… не могу оставить его одного под дождем. Ренджи шумно вздохнул, но ничего не сказал. — Ты вольна решать, — произнес Бьякуя. Тогда Рукия достала из-за пазухи свиток и протянула его брату. — Простите… Ни-сама… И, развернувшись, помчалась назад. *** — Ну… — сказал Ренджи. — Пойдем домой, — тускло ответил Бьякуя. — Не люблю дождь…